Корф. Ф. Воспоминания о Персии
СПб., 1838. C. 85-196.
Берар В. Персия и персидская смута
Виктор Берар (Bérard)(1864-1931 гг.) – французский экономист, публицист и филолог, автор работв «Персия и персидская смута», вышедшая в 1912 г. В том же году перведенная на русский язык А. Павловичем и выпущеннвя издательством Брокгауза-Ефрона 1912 г.
В. Берар отмечал факты, относящиеся к истории, этнографии, быту, культуре и языку иранцев, но и фразы, в которых говорилось о русском вмешательстве в дела Ирана и приводились данные, освещающие причины неприязни определенных кругов иранской общественности к России. В шестой главе книги приведены факты грубого и жестокого обращения казаков бригады полковника Ляхова с населением городов северного Ирана и, в частности, с жителями Решта.
Книга Берара, так же как и изданная в том же году в Нью-Йорке и Лондоне монография американского финансиста Моргана Шустера, чья пресловутая миссия «помощи» в Иране в 1911 г. потерпела полное дипломатическое фиаско. Эти книги давали представление о той крупной политической игре, которую вели в этой стране империалистические государства – царская Россия, Англия, Франция, США и др.
ГЛАВА II. Иран
<…> Отличительной особенностью этой страны является необозримая пустыня ее центрального плоскогорья, окруженного амфитеатром пастбищ и альпийских вершин. А основная особенность населения создана постоянной перекочевкой людей и стад по горам. В результате получается постоянная смена мира и междоусобных столкновений, договоров и разбойнических нападений, почти непрекращающаяся война между оседлыми и кочевыми племенами и отдельные бунты тех и других против своего главы, который считает себя повелителем империи и титулуется шах-ин-шахом.
|
|
|
Самое название «персы» не совсем подходит к этой расплывчатой смеси. Существует несколько названий персидского народа: «персы» (как мы научились говорить вместе с греками), или «парсы» как называют их в Индии, или «фарсы» (как произносят арабы и их мусульманские ученики). Эти персы являются подлинными потомками подданных великого царя. Несмотря на многократные приспособления, они сохранили религию и язык своих предков. Но ни главная масса, ни отборный цвет этого племени уже не живет в Персии. Разогнанные от своих очагов арабским и монгольским завоеваниями, парсы уже одиннадцать или двенадцать столетий хранят неприкосновенными в Индии, в окрестностях Бомбея, свои алтари со священным огнем, свои безмолвные сторожевые башни с манускриптами «Зенд-Авесты», язык Дария и религию Зороастра.
Сто тысяч парсов играют в настоящее время первую роль в коммерческой жизни Индии. Их пожертвованиями поддерживаются в Персии последние общины их племени, оставшиеся верными национальному культу. С большим трудом, путем пропаганды и постоянного участия, Бомбей сохранил в Иране последних свидетелей прошлого – пятьдесят тысяч «гавров» или «гебров», – этим именем арабы клеймят «неверных» (арабское «гаур» соответствует турецкому «гяур»), которые приютились на базарах двух или трех больших городов, находящихся на границе пустыни. После тех жестоких преследований, каким эти персидские гебры подвергались в течение двенадцати столетий (VII-XIX века нашей эры), они совершенно исчезли бы, если бы не английское покровительство, которое доставили им в последние пятьдесят лет их индийские братья.
|
|
|
Существует даже целый персидский округ, названный по имени парсов – Фарс, или страна фарсов, Фарсистан. Расположенный у Персидского залива, на его восточном берегу, против Аравии, этот Фарсистан поднимает на две или три тысячи метров свою тройную или четверную цепь сложенных из юрских пород гор с утесистыми хребтами, ложбинами, ущельями, зелеными долинами и озерами, замыкая этот ландшафт последнею горною цепью, с ее остроконечными вершинами <…>
|
|
|
<…> Курдистан, Луристан, Фарсистан и Кирман, горы этого западного Ирана, несмотря па все, остались арийскими. Арабские географы всегда отличали этот Ирак-Аджеми, этот «Ирак варваров», от Ирака-Араби и Арабистана, которые примыкают к его склонам. Чужеземные влияния только создали те особенности, – может быть, глубоко вкоренившиеся, – какими отличаются два или три больших племени: курды, луры-фейлии и луры-бахтиары.
Курды, кочующие в более близком соседстве с Адзербейджаном, азерийским Туркестаном, поддались проникновению в них желтой крови. Их пастбища делятся надвое турецко-персидской границей, им приходится жить то под управлением султанских чиновников, то под надзором шахских ростовщиков. Вследствие этого их языки и их нравы носят на себе отпечаток турецкого владычества.
Луры-фейлии и луры-бахтиары, более близкие к арабизированным равнинам, куда они каждый год принуждены перекочевывать со своими стадами, принимают к себе беглецов, берут жен и усваивают слова и понятия от своих семитических соседей. Так, должно быть, происходит с незапамятных времен. Некогда соседство Халдеи имело на них такое же влияние, как соседство Арабистана в настоящее время. Но между фейлиями и бахтиарами существует заметная разница. Фейлии более сдержанны в своих сезонных перекочевках и потому лучше уберегли себя от арабской инфильтрации. А бахтиары, будучи более близкими соседями турок-кашгаев, часто вступали с ними в торговые и политические договоры, и потому их семьи и их говоры подверглись еще туранскому влиянию. Но, несмотря на все, результаты получились поверхностные и ограниченные: после афганцев, эти фейлии и эти бахтиары наилучше сберегли наследственное достояние языка и расовый характер. Вероятно, между бахтиарами, недавно взявшими Тегеран во имя революции, Кир и Ксеркс отыскали бы много своих; с небольшим запасом терпения писцам Камбиза и Дария удалось бы здесь заметить кое-что из записанного в их собственных походных рассказах <…>
|
|
|
Все иранские горцы-кочевники; но их кочевое состояние не является ни постоянным, ни безусловным. У них, у всех, кроме летних палаток и кочующих стад, есть еще деревни для зимнего сезона, есть хижины из земли, дерева или камня, расположенные вокруг дворца, в котором живет глава племени – «ильхан». И все они имеют поля, и каждый год возвращаются к ним дважды – для посева и для снятия урожая.
<…> Понятно, что такое скопление животных в несколько дней уничтожает всю растительность данной местности. Поэтому вся эта масса вскоре приходит в движение – отправляется опустошать другие пространства. В каком исправлении идти – это решает сам вали. Он собирает сведения о качестве трав, рассылает всадников по окрестностям и принимает окончательное решение только после длинных формальностей <…>
<…> Таким образом, кочевники сопровождают свои стада во все время летней погоды, сначала поднимаясь из зеленеющих долин в покрытые цветами горы, чтобы уйти от обжигающего зноя, а потом, при первых же снежных вихрях, спускаются с гор, открытых действию ветров в защищенные долины. По пути они останавливаются под навесами горных вершин, под растущими по склонам деревьями или среди тростников где-нибудь на берегу озера, либо на краю болота, каких много образуется в долинных впадинах от вешних потоков и осенних дождей <…>
<…> За исключением тех кочевников, которые бегут от зимы на равнины Персидского залива или рек, для того, чтобы продолжать там бродячую жизнь, все остальные имеют где-нибудь постоянное жилище. Одни устраивают себе жилье на самом склоне снеговых гор, в снегу; другие роют землянки, – так проводят зиму орды курдов со своими стадами; большая же часть зимует около низменных долин и по окраинам центральной пустыни.
Эти деревни никогда, даже летом, не бывают совершенно пусты. Кроме полевых и огородных сторожей, в них остаются на жительство старые и больные, a также святые да лавочники. Затем много людей зрелого возраста, добравшись до приятной остановки, бросают пастушество для оседлого труда – для земледелия, для торговли или промысла. И, таким образом, возникает городок – возле какого-нибудь источника или под вербами и тополями какой-нибудь постоянной реки. Долгий период мира содействует процветанию таких сел и местечек на орошаемой земле, которая принадлежит первому, кто ее займет, и которой огромные пространства все еще остаются без пахаря и без хозяина. Но достаточно раздора между соседями, угрозы вражеского нашествия или придирок сборщика налогов, – и эти поселения исчезают <…>
ГЛАВА III. Царь царей
<…> Кочевники, – даже в гораздо большей степени, чем оседлые племена, – нуждаются в отправлении правосудия внутри данной группы, в защите пастбищ от вражеских вторжений, в охране стад от воров и хищных зверей. Только тесная солидарность может дать известную обеспеченность жизни и имущества. Каждый из этих свободных людей остается все же членом какого-нибудь клана, и каждый клан является членом объединенного племени. Оседлый иранец говорит: «илиат» (племена), когда хочет назвать, одним словом всех иранских кочевников без различия языка и места жительства; а кочевник словом «тат» или «таджик», «раят», называет, подобно оседлым, все то остальное население, которое прикреплено к распаханной земле. В этих кланах, равно как и в этих племенах, необходимость иметь вожака и общепризнанного судью при отыскании и распределении пастбищ, руководителя при трудных переходах и боевого вождя на случай неизбежных столкновений и междоусобиц поддерживает традиционный авторитет привилегированных родов. Из этих последних, по всенародному избранию или в силу наследственного закона, выбираются ханы-начальники кланов, и ильханы-вождн племен.
Обыкновенно клан не бывает многочисленным, и власть хана не имеет большого значения; а племя ужо представляется, действительно, общественной единицей и только его ильхан является носителем политической власти <…>
<…> «Таким же образом проводят жизнь следующие за ним цари до Аббаса Великого, который в первом же году своего царствования перенес свой двор в Испагань. Эту перемену объясняют разными причинами. Одни приписывают ее казвинскому воздуху, которой его величество – говорят они – не находил здоровым. Другие утверждают, будто он был напуган предсказанием астрологов, нагадавших ему по звездам, что с ним случится много несчастий, если он и станется жить в Казвине. Третьи держатся того мнения, что он это сделал для того, чтобы лучше выполнить свой проект постройки нового города – в твердом убеждении, что для увековечения его памяти это будет вернейшим средством, более действительным, чем все великие дела, какие он может совершить. Но более вероятно то, что я слышал во время разговора с одним сановником, которого очень любил этот великий царь; а именно, что он, после того, как возник у него план великих завоеваний, осуществленный им с такою славой на западе и на юге, бросил Казвин для Испагани с целью быть ближе к стране, которую хотел покорить»[190] <…>
<…> Из трех классов населения, которое поясом окружает пустыню, – горожан, земледельцев и кочевников, – одни только оседлые деревни могут вносить кое-что в царскую казну. Бродяги пустыни и кочевники гор сейчас же разбегутся перед сборщиками податей. Базарные ж купцы и городские буржуа кричат о притеснении и устраивают бунты и стачки, как только царь захочет получить свою долю из их изрядных капиталов или только обложить налогами их торговлю и недвижимость, которой они придают вид разрушения, чтобы не обнаружить своей состоятельности. Кочевник это солдат и слуга; горожанин – поставщик и банкир царя. Первый требует от него жалованья, а второй авансирует его деньгами, но в конце года получает больше, чем дал. Только на одном деревенском жителе лежит оброк и барщина, и он, обмолотив свой урожай, чувствует себя в своей норе счастливым, когда фиск соблаговолит оставить ему столько, чтобы хватило посеять и прожить до новой жатвы <…>
ГЛАВА IV. Империя Каджаров
Династия турок – Каджаров, против которой персидскими городами была поднята окончившаяся теперь революция, царствует в Иране с 1796 года. В ней насчитывается всего семь следующих царей:
| Годы царствования | |
| Ага-Мохамед (турецко-каджарский ильхан) | 1796-1797 |
| Фат-Алий[191] (племянник Аги-Мохамеда) | 1797-1835 |
| Мухамед (внук Фата-Алия) | 1835-1848 |
| Наср-эд-Дин (сын Мохамеда) | 1848-1896 |
| Мозаффер-эд-Дин[192] (сын Наср-ад-Дииа) | 1896-1907 |
| Мохамед-Алий (сын Мозаффер-эд-Дина) | 1907-1909 |
| Амхед (сын Мохамед-Алия, одиннадцати лет от роду) | август 1909 |
Кидар царя царей одни только Сассаниды сумели носить в продолжение четырех столетий (250-640 г. нашей эры). Из других его обладателей, самые сильные – Ахомениды (550-330 г. до Р. Хр.) и Сефевы (1500-1720 г. после Р. Хр). – могли удержать его толко по двести лет. Чаще же всего он доставался в добычу вторгавшимся варварам. Что касается династии Каджаров, то к концу столетия ее царствования персидские города находят, что она всегда недостойно носила этот кидар. Они хотят, если не отнять его у нее, то, по крайней мере, ограничить ее в пользовании им. Особенно они хотят помешать ей отдачу его в залог — из опасения, что варвары, кредиторы династии, могут снова его отобрать <…>
<…> Эти Сефевы были уроженцами севера: их предок считался ардебильским святым (Ардебиль – городок посреди гор, у юго-западного угла Каспийского моря). Сделавшись обладателями кидара, они устроили себе резиденцию сперва в центре своих гор, в Тавризе, а потом в Казвине, служащем выходом из этих гор на плоскогорие. Скоро они должны были перенести свою столицу на одну из террас западных горных кряжей, в Испагань, на перекресток двух своих дорог – военной и торговой.
Беспрерывная война привела их к борьбе с Османами, которых они с трудом выгнали из Адзербейджана. Сефевы должны были защищать от них свои западные границы и отвоевывать у них нижнюю равнину рек Тигра и Евфрата <…> Англичане проникли в Персию через Россию и Каспийское море. Но скоро они должны были отказаться от этого опасного пути, на котором нетерпимость Москвы и грабительства казаков задерживали их передвижение. Тогда им удалось, при помощи Софов, – уничтожить в Персидском заливе торговлю португальцев и знаменитый рынок на острове Ормусе (Ормузе), который со времени Альбукерка знал целое столетие процветания (1508-1622 гг.).Как только англичане утвердились вместо португальцев, к югу направились главные караваны Сефевов. Персидский залив начал поставлять им продукты из Англии и из остальной Европы. Против Ормуса, который никогда уже не мог подняться, Аббас Великий соорудил свой англо-персидский порт (Бендер). И этот Бендер-Аббас до наших дней остался одной из английских лестниц, ведущих в тропическую Азию.
Испагань, лежащая на перекрестке двух дорог: военной, идущей к оттоманским равнинам, и торговой, идущей к Персидскому заливу, – превратилась, таким образом, в столицу. И известно, каким мировым чудом сделал ее Аббас Великий (1580-1628 гг.) <…> А менее чем через столетие, в 1722 году династия Сефевов пала под напором афганских полчищ, которые опустошили Испагань и перебили миллион городских и сельских жителей, а затем рассеялись перед несколькими тысячами солдат одного из хорасанских ильханов, турка, по имени Надира.
Надир <…> родился среди турецко-афшарского племени, жившего на хорасанской границе. В ранней юности его похитили пираты туркменской пустыни, и он провел у них восемь лет, пройдя суровую школу. Бежав из рабства, он сделался слугою у одного из мелких ханов, у которого похитил дочь, убив его самого. Затем стал чиновником царя царей и получил от него хорасанскую сатрапию, но за разбои был лишен этой доходной должности и попал на нелегальное положение. Был принят своим дядей, ильханом турок-афшаров, и сманил у него лучшие дружины. Оставаясь по-прежнему разбойником, он снова сделался хорасанским сатрапом, но на этот раз – за свой страх и по праву захвата, и оставался им до того времени, когда афганское нашествие и анархия уничтожили империю и отдали в руки турок – османов западные провинции (1722-1726 гг.). В сорок лет Надир сделался обладателем кидара, хотя он и объявил себя рабом, «кули», последнего из Сефевов, Тамаспа, и соблаговолил украсить себя титулом «Тамасп-кули-хан», т. е. «хан-раб Тамаспа».
<…> После этого он в продолжение десяти лет остается последним все иранским царем царей. Он завоевывает Кандагар, Бактры и Кабул; побеждает Узбеков и Великого Могола; проходит, как триумфатор, Индию до Ганга и Туран до Аральского моря; убивает пятьдесят тысяч индусов; грабит Дели, в которых находит баснословные сокровища, – говорят, 750 миллионов, – что позволяет ему на три года освободить свои: народ от налогов; делается бухарским сюзереном и восстановляет Мешхед, из которого предполагает сделать себе столицу посреди своих хорасанских гор, в той неприступной ограде утесов и вершин, которую кочевники до сих пор называют: «келат-и-Надир» – «крепость Надира».
Но едва воротившись домой после этого триумфального шествия <…> Надир умер как Александр – в состояние полного кровожадного безумия (1747 г.). Его потомки сумели сохранить только хорасанскую сатрапию; остальные сатрапии объявили себя независимыми. Бахтиарский ильхан, Али-Мурдан-хан, и Зендский ильхан, Керим-хан, пытались увезти кидар в свои города, восстановив номинальную власть Сефевов. Кериму-хану удалось даже объединить Западную Персию, от берегов Каспийского моря до берегов Персидского залива, и он устроил свою резиденцию в Ширазе, который на некоторое время (1760-1780 гг.) воскресил красоты Испагани. Но остальной Иран представлял свалку племен и ильханов, из которой, наконец, удача выдвинула Каджаров.
В продолжение последних семисот лет боевые превратности гоняли этих турок по всей Передней Азии, от Турана до Средиземного моря и от Ливана до. Кавказа. Монголы встретили на своем пути это кочевое племя и, уведя его в Сирию, поселили в Алепской области для защиты этой пограничной провинции своей империи от таврских Сельджукидов. Тамерлан перевел его на Аракс – против грузин и других непокоренных горцев. Сефевы включили его в свое искусственное племя янычар «кизилбашей» (красных голов), а потом рассеяли его по военным колониям на своей северной границе; несколько кланов отправили в Кандагар, на крайном востоке, несколько других в Эривань, на крайнем западе, а большинство поселили в центре, вокруг Астрабада, в Закаспийской степи, на отрогах Хорасанских гор.
Пастухи и караванщики, солдаты шахские и привратники пустыни, турки-Каджары жили там в продолжение ХVI-го и ХVII-го столетий. Они делились на два главных клана: куйунлу (овчарники) и давалу (верблюдники); постоянно воевали с туркменами, своими соседями, почти всегда бунтовали против царя, когда не получали от него жалованья или трепки, а о начала ХVII-го столетия были в сущности почти независимы.
Хан Фат-Али – первый великий родоначальник Каджарской династии. К 1720 году он соединяет под своим ильханским посохом все астрабадские кланы. В 1728 году Надир, бывший тогда хорасанским сатрапом, приказывает убить его. Сын Фата-Али, Мохамед-Гусейн, пользуясь афганской анархией, начинает грабить лесистую и болотистую местность длиною в пятьсот километров и шириною от десяти до пятнадцати миль, которая тянется между берегом Каспийского моря и уступами Эльбурса. Но Надир, сделавшись царем, завоевывает эти провинции и уводит в качестве заложника Агу-Мохамеда, внука, которого делают евнухом в Мешхеде.
<…> Эта империя, созданная трудами Аги-Мохамеда, составилась из четырех областей, лежащих вокруг пустыни: из Прикаспийских провинций на севере, провинций Ирака, Фарсистана и Кирмана – на юге, Адзербейджана и Курдистана – на северо-западе и Хорасана – на северо-востоке. На западе преемники Аги-Мохамеда не только не могли снова овладеть тою речною долиной, на которой древние цари царей построили свои зимние столицы, – Месопотамией и Ирак-Араби, наводненными теперь турецко-арабским нашествием, но еще потеряли на обоих кавказских склонах долины Аракса и Куры и Дербентскую область – те горные «ворота», через которые некогда власть Сефевов распространилась на предкавказскую равнину, до Терека. А к иранскому востоку они, хотя и пытались расширить свои владения, но смогли присоединить к ним только два жалких куска – Сеистан и Мекран: Афганистан и Белуджистан не покорились им <…>
Дата добавления: 2019-02-22; просмотров: 275; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!