Хрестоматия по новой истории. В 3-х т.
Т. 2.– М., 1960. С.574-575.
Англо-Индийская армия (племенной и бытовой очерк)
<…> Страшный бунт сипаев 1857 г. (в нем приняла участие вся Бенгальская армия, часть Мадрасской и население Аудского округа), на усмирение которого англичанам пришлось затратить два года неимоверных усилий, ясно показал, на какой зыбкой почве покоится британское владычество в Индии, и правительство тотчас же после усмирения бунта и примерного наказания виновных приступило к реформам. Реформы эти были следующие:
1) Владения Ост-Индской компании присоединены к Британской короне;
2) Вооруженные силы компании получили совершенно новое устройство:
а) Все европейские полки переименованы в Королевские; общее число Королевских войск положено содержать в 80.000 [не выполнено до сего времени: в 1899 г. было 70.572]; для связи войск, находящихся в Индии, с войсками метрополии часть полков ежегодно должна быть сменяема.
б) Отношение между численностью европейских (Королевских) войск и туземных установлено – в Бенгале 1:2, в Бомбейском и Мадрасском президентствах 1:3.
в) Главная реформа – коренным образом изменена система комплектования туземных частей. Приняты все меры к тому, чтобы воспрепятствовать возможности сплочения частей, создать армию наемников, связанных лишь одними деньгами, и совершенно чуждых и даже враждебных друг другу в отношении интересов политических, религиозных, национальных и бытовых.
|
|
|
Для этого – 1) установлены районы постоянного квартирования; 2) каждой (из 4-х) армии даны свои области комплектования и указанные племена и касты, которые могут быть принимаемы на службу; 3) в выборе самого материала отдано предпочтение более многочисленным низшим классам населения, не пользующимся симпатиями и уважением прочих классов и менее всех других заинтересованных в восстановлении старых порядков. 4) Чтобы исключить на будущее время всякую возможность нового восстания, решено даже внутри самих частей произвести перемешивание народностей и каст, – мера, при которой, действительно, становилось невозможным никакое сколько-нибудь организованное движение. «Едва две секты, говорит де Поноэн, вступят в один заговор, то всегда, можно наверное сказать, одна изменит другой раньше, чем заговор успеет вспыхнуть».
Это – система общего смешения. Но невозможность применения ее в частях, где индусы встречались с магометанами (непримиримая религиозная вражда), с самого же начала заставила допустить так называемую «ротную систему», при которой роты, входившие в состав батальонов (8-ми ротного состава), различны по составу, но каждая из представителей одной народности (касты, секты). Позже, по мере того так события 1857 и 58 годов постепенно изглаживались в памяти, а недостаточная боевая годность частей, составленных по обеим вышеприведенным системам, на случай столкновения с европейским противником, всё более и более начинала беспокоить англичан, – допущена была, «полковая классная система», по которой весь полк (батальон) составляется из представителей одной народности (касты, секты). Система эта сперва примененная только к сейкам и гуркасам, на верность и благонадежность которых англичане могли спокойно положиться, дала очень хорошие результаты и позднее стала допускаться и в отношении других контингентов, правда, с очень большою осторожностью (цифровые данные помещены ниже.).
|
|
|
<…> По подсчетам Statement of moral and Material Progress of India за 1882-1892 г.г. все эти «армии», подчиненные 150 различным князьям, достигают в общей сложности 255.000 человек при 3.780 орудиях. Из них при самых выгодных обстоятельствах на службу может быть призвана едва 1/3, артиллерия же вовсе негодна, по непригодности орудий <…>
А. Н - в. Англо-индийская армия //
Варшавский военный журнал. 1902. № 10.
ТЕМА: ИНДИЯ ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ XIX ВЕКА
Новый документ И.П. Минаева об Индии второй половины XIX века
|
|
|
В Центральном государственном военно-историческом архиве России находится рукопись статьи проф. И.П. Минаева о его поездке в Индию в 1880 г. Этот представляет большой интерес для характеристики английской колониальной политики в Индии и начального периода борьбы индийского народа за национальную независимость.
В своей статье И.П. Минаев рассказывает о недовольстве и возмущения в самых различных слоях индийского общества колониальной политикой Англии. Он дал подробную характеристику внешнеполитических затруднений английских колонизаторов в Индии, вызванных неудачами второй англо-афганской войны 1878-1880 гг. и обострением англо-русских противоречий на Среднем Востоке. Значительное место отведено национально-освободительному движению в Индии, экономике Индии, аграрным отношениям, сложившимся к этому времени, торговле, пагубному влиянию Англии на развитие индийской промышленности и народного хозяйства страны в целом.
Документ публикуется с сохранением авторской транскрипции личных имен и географических названий.
20 июля 1880 г.
В настоящем году (1880), в продолжение пяти месяцев мне довелось объехать часть Западной Индии. Высадившись в Бомбее, я отправился затем в страну Махратов, посетил независимые владения Низама, Индора, Ратлама, Гвалиора, был в Ражпутане, С[еверо]-З[ападных] провинциях, Пенджабе и закончил свое путешествие Гузаратом[166]; и Бародой.
|
|
|
В настоящую поездку мне приходилось сталкиваться и беседовать с людьми различного общественного положения, различных каст и не одинакового образования <…> Все индийцы, с которыми мне приходилось говорить, прошедшие через английские школы и не воспитавшиеся в них, осуждали действия ныне павшего министерства.
Бесцельность афганской войны[167] и весь вред этого предприятия для Индии доказывали мне туземцы в Бомбее; в Бароде тоже самое утверждал сэр Мадхава-Рао[168]; не иначе смотрели на войну в Хайдерабаде приближенные низама и его диван сэр Салар Жанг[169], а в Ратламе даже британский резидент Мир Шахамат-Али, весьма просвещенный мусульманин, знающий близко Афганистан, так как он бывал там несколько раз с различными поручениями от своего правительства.
Большинство англичан в Индии было безусловно на стороне консервативного министерства, его падение было встречено в Индии, в образованной среде туземцев восторженными ликованиями, в английском обществе тот же факт поразил всех неожиданностью и далеко не считался событием радостным.
Воззрения туземцев на павшее министерство отличались удивительным единодушием. Империализм Биконсфильда, по толкованию индийцев, для них отождествлялся с 1) тяжелыми налогами, 2) ретроградным законодательством; то и другое понимается ими как следствие тревожной иностранной политики. <…>
Туземное население Индии еще в очень недавние годы, действительно, слепо верило в могущество англичан, хотя и имело весьма оригинальный и в высшей степени знаменательный взгляд на историю британцев в Индии. Господство британцев говорят туземцы, было достигнуто не открытою силою, не завоеванием, но хитростью и ловкостью. Невежество и разобщение туземного населения способствовали укреплению британского владычества.
<…> индийцы ясно сознавали, что британский лев владеет Индией; они жаловались на то, что следы его когтей видны всюду и должны были признать, что когти сильны. Тайный и глухой ропот всегда был слышен в Индии; еще распространеннее, однако ж, была безропотная покорность своей исторической доле. <…>
<…> «Пошлина, – говорит индиец, – для нас нисколько не тягостная и даже обогащавшая туземных производителей, уничтожается на пользу и процветание Ланка-шейра; взамен является новый налог, всею своею тяжестью падающий на бедняка: его платят деревенский брадобрей и даже то жалкое существо, которое у европейцев известно под именем баядерки».
Уже в 1873 г., в то время, когда лорд Нортсбрук[170] отклонил требования Шир-Али[171], напуганного самими же англичанами, и о чем тогда же толковалось на всех базарах Индии, туземцы заподозрили англичан как в трусости, так и в слабости. В Индии знали, что отвечал вице-король афганскому посланцу, и очень хорошо помнили, что писалось в различных английских журналах об Афганистане и России. Туземцам (образованным вполне, другим по извлечениям) были хорошо известны мнения и Раулинсона и многих других высокопоставленных писателей о среднеазиатском вопросе, а также писания венгерского <…> Вамбери и даже политические убеждения лорда Пальмерстона; многочисленные британские чиновники в частных сношениях с туземцами постоянно враждебно отзывались о России, и в то же время вице-король отсылает ни с чем афганского посланца, уверяя его, что между Россией и Англией дружба и согласие.
Такое противоречие между словом и делом давало повод туземцам делать заключение, совершенно неожиданное и не совсем выгодное для англичан. Они думали, что все дело вполне объясняется трусостью англичан, с одной стороны, и превосходною силой России,с другой.
Затем в 1877 г. загорелась восточная война. Нельзя отрицать, что в мусульманском населении Индии существовало сочувствие к туркам, но в то же время рядом с этим заметно было сильнейшее раздражение против англичан. Вся пресса того времени наполнена враждебными выходками против англичан. Их положение весьма часто сравнивается с положением лисицы перед виноградом. О них говорится, что роскошь изнежила их и сделала совершенно неспособными к войне; при этом высказывается уверенность в неминуемости русского нашествия на Индию, и русским предрекается успех.
Когда генерал Столетов появился в Кабуле и был там блестящим образом принят, у всех индийцев было еще свежо в памяти, как года за три перед тем эмир не дозволил сэру Д. Форсайту переступить через афганскую границу.
С этого времени начинаются для англичан афганские затруднения. Туземцы, как мусульмане, так и индусы, убеждены, что англичане навсегда проиграли афганское дело; у многих из них появилось убеждение, что в ближайшем будущем наступит очередь разрешению великого индийского вопроса.
Англичане уже давно и много толкуют о русских происках в Индии, о грядущем русском походе на Индию; в былое время они в таких ужасных красках рисовали мощь русского колосса, и индийцы поверили им. В пришествие русских верует индииц; об этом толкует махрат в Декане и куки[172] в Пенжабе; хотя в Пенжаб? население спокойно более нежели где-либо в Индии.
Перемена в воззрениях туземцев на силу англичан в последнее время стала проявляться в целом ряде мелких восстаний. В Махратской стране появился некто Бхалвант Пхадки[173], задумавший низвергнуть британскую империю; в Мадрасском президентстве, в Румпе, на севере в горах Нола до сих пор не вполне прекращены местные беспорядки. Не следует, конечно, преувеличивать политического значения этих местных возмущений, и англичанам, без сомнения, не составит никакого труда, даже при современных афганских замешательствах, переловить разбойничьи шайки, тем не менее важно иметь в виду то сочувствие, которое возбуждают к себе разбойники как в сельском населении, так и в других классах. В Румпе сельское население, несмотря на строгие распоряжения правительства, или само укрывает разбойников от преследования полиции, или помогает им безнаказанно избегать заслуженной кары. Эти действия сельского населения легко объясняются: действительно, отчасти оно боится разбойничьих шаек, но еще более рая симпатизирует им. Чандрия[174] восстал против налогов сиркара, а налоги на соль, на производство тодди (крепкий напиток из кокосов) ненавистны в равной степени как атаману разбойничьей шайки, так и мирному сельскому населению.
Гораздо серьезнее были махратские беспорядки[175]; благодаря энергическим мерам и расторопности английской полиции, а также неумелости и непрактичности главного вождя они кончились ничем. Значительную часть шайки переловили, Пхадки осужден и сослан в Аден.
Бхалвант Пхадки был революционер и патриот: он мечтал о низвержении британского владычества, и факт общего сочувствия, с которым к нему относилось сельское население, констатирован самими англичанами. Хотя полиция после некоторыхусилий переловила большинство разбойников и захватила самого вождя, но сделалось все это без всякого содействия местного населения, и даже помимо его воли. Сельское население около Пуны, так же, как в Румпе, или пассивно смотрело на поиски полиции, или же тайно укрывало разбойников от ее преследования.
Из владений Низама, где столько всякого рода беспокойных элементов, и где Arms act [18]78 г.[176] не мог быть введен, к бунтовщикам постоянно прибывали новые подкрепления. Восстание могло разростись до весьма значительных размеров; во-время начатое преследование и удачная поимка самого Пхадки положили конец беспорядкам. Его судили в Пуне. Массы туземцев стекались в суд посмотреть на патриота. По объявлении обвинительного вердикта ему сделана была овация. На базарах появились в продаже его портреты и автобиография. Даже в среде интеллигентных махратов, между университетскою молодежью в принципе его дело не осуждалось. Его называли и безумцем и неумелым, затею осуждали как преждевременную, но в то же время не отрицали, что существует много причин к возмущению против иноземных правителей, и мотивы Пхадки почитались всеми высоко благородными. Это сочувствие безумцу как у рай, так и у образованного индийца не трудно понять.
Рая, кроме разных местных и имперских налогов, уплачивает правительству с своего малого ежегодного дохода от 3 до 3,5% в виде одного соляного налога. Он забит и труслив, но сильно недоволен. Обещания махратского революционера были так соблазнительны: удаление иноземного сиркара с его многими налогами, и рая или шел за Бхалвант Пхадки, или втайне сильно сочувствовал ему. Но тому же Пхадки сочувствовали люди иного образования и другого общественного положения. В автобиографии Пхадки бессвязно и в наивной форме высказаны те же самые жалобы, которые часто приходится слышать от образованных туземцев, даже допускающих необходимость в настоящее время иноземного владычества в Индии.
Эти люди не революционеры и очень умеренных воззрений, но и они признают, однако ж, что британское владычество имело нехорошее влияние как на материальное, так и на умственное состояние Индии. Другими словами, не так резко и более разумно они говорят те же горькие истины, что и Пхадки в своей автобиографии. Индия, утверждают они, оскудевает и материально, и духовно. Ее богатства истощаются ежегодным переводом местных денег в Англию. Ее сыны извращаются недостаточным и ложным воспитанием.
С каждым годом все более и более растет сумма жалований и пенсий, выплачиваемых британским чиновникам, и все эти деньги, равно как и проценты на английские капиталы, затраченные на постройку железных дорог и другие предприятия, уходят в Англию.
«Наша отчизна, – говорят индийцы, – есть единственная страна в мире, платящая так дорого за свою иноземную администрацию; все набранное здесь иноземцами переводится в Англию. Безумно расточительны были наши туземные правители, но во дни их владычества наши деньги не уходили из нашей страны. При настоящих же порядках Индия с каждым годом беднеет». Цифры ввоза и вывоза не обольщают туземцев; они хорошо знают, что торговля может процветать даже в годы, наиболее тяжелые для туземного населения, нимало не обогащая его.
Англия, по мнению тех же туземцев, нанесла еще один тяжелый удар их материальному благосостоянию. «Для нас, туземцев, – жалуются они, – в нашей родной стране не существует карьеры ни на военном поприще, ни в гражданской службе».
Английское воспитание, – скорбит современный индииц, – убило оригинальность и творчество индийского народного гения; начиная с литературы и искусств и кончая ремеслами, на всех поприщах современный индииц является слабее и далеко ниже своих предков. Странно было бы ожидать от правителей иноземных, что они станут давать туземцам такое воспитание, в котором те нуждаются. Англия – страна по преимуществуторговая, не в ее интересах распространять между индийцами те знания, наполовину от которых зависит материальное преуспеяние страны. Ради собственной пользы пришельцы, не любимые в стране, не желают давать туземцам военного образования. Англичане преследовали одну главную цель; они добивались от школ одного результата, и получили его: туземцы, прошедшие через английские школы, стали лучшими рабами, вечными покорными слугами и плохими подражателями своих господ. Для туземца существует в настоящее время одна только самостоятельная деятельность: правители не помешают ему сделаться основателем новой секты, не воспретят стать во главе какого-либо нового религиозного движения. Другие поприща для него закрыты.
Англичане между образованными туземцами ищут себе всякого рода подручных чинов, писцов, кондукторов и т.д. Они говорят: «Туземец вечное дитя; как его ни воспитывай, чему ни учи, должности, требующей личной инициативы, он не может занять. Еще недавно сэр Ричард Темпл[177] публично в Бароде, перед сонмом первейших государственных мужей из туземцев утверждал, что лучший из них не может сравниться с посредственным британским администратором».
Эта часть индийского общества, так мрачно смотрящая на свое современное положение, добивается его улучшения путем легальным. Победа либералов возбудила в нем великие надежды, из которых многие, конечно, окажутся несбыточными. Уже во время моего пребывания в Индии там составилось несколько петиций к парламенту, ходатайствующих о назначении особой парламентской комиссии для рассмотрения индийских нужд. Факт подачи петиций в парламент беспримерен в истории Индии. Подавались петиции в парламент и прежде, но в былые годы все они касались исключительно личных дел. Теперь мы видим в Пуне, Бомбее, Калькутте составляются петиции по поводу общественных дел, общеиндийских интересов. В прежние годы бенгалец не симпатизировал ни бомбейцу, ни мадрасцу. Они взаимно не понимали друг друга. Отношения народностей, по крайней мере, в одной части общества, начинают изменяться: у индийской интеллигенции явились общие интересы, и как следствие этого взаимное понимание.
Но в Индии есть недовольные, непримиримые; это те, кто с пришествием англичан утратили общественное положение и значение, лишились богатства. Для Махратских брахманов, ныне рассеянных по всей Индии при дворах различных индусских ражей, и мусульманской аристократии компромиссов не существует. Их недовольство особенного характера и есть следствие причин не устранимых до тех пор, пока англичане владеют Индией.
Все, что было сказано о настроении туземного населения в Британской Индии, может быть приложено также к населению независимых владений. Здесь к причинам, производящим раздражение против англичан, присоединяются еще новые специально местные. Таковые причины существуют в Гвалиоре, в Чамбе, Кашмире, Низаме. Низам требует назад Берар[178], Гвалиор свою крепость, Кашмир не хочет продавать своей страны и т.д. Все местное население тяготится вмешательством в дела британского резидента. Даже во владениях Низама ничто не делается без ведома и санкции резидента. В Хайдерабаде мне говорил один местный аристократ: «У нас резидент всесилен. Если он пожелает, то завтра же его ratru (ведро в купальне) будет заведывать целой провинцией»! Правители и подданные в одинаковой степени опасаются за свою грядущую судьбу; их страшит возможность утраты независимости, враждебно и критически как те, так и другие относятся к новейшей воспитательной системе, придуманной англичанами для юного поколения владетельных князей Индии.
В Индии в настоящее время существуют два учебных заведения, специально назначенные для воспитания молодых владетельных князей и юношей высшей аристократии. Одно такое заведение находится в Рашкот, в Гузарате, другое в Индоре. Последнее я видел.
Как в том, так и в другом, по-видимому, учебное дело не процветает; в Индоре откровенно сознавался мне в этом сам Principal[179], сваливая, конечно, всю вину на среду, в которой находились его питомцы до поступления в Раж-кумар-колледж (т.е. коллегия принцев). В его словах, без сомнения, есть доля правды. У каждого ражи и юного аристократа есть зенана, и, конечно, старые и юные обитательницы зе-яан, матери и жены, не могут внушить юноше любви к наукам или разбудить в нем стремление к самообразованию. Такая задача выпадает на долю английских тюторов[180]и резидентов, состоящих при каждом раже. И если ража не хочет учиться, в этом виноват резидент, по крайней мере столько же, сколько и дамы зенаны <…>
<…> Постоянные иронизирования резидента насчет индийских постов, молитв, празднеств, обычаев и поверий страны вконец разрушают религиозные убеждения юноши; от суеверия он перескакивает к безобразному неверию, к какому-то глупому желанию открыто высказывать неуважение к верованиям своей страны. В Альваре брахманы с ужасом шопотом сообщают: «Наш ража пьет Brandy and soda[181]». А ража, зная какое впечатление эта привычка производит на его подданных, устраивает в своем дворце бадминтон, созывает англичан, поит их коньяком и винами, и хотя плохо говорит по-английски, но громко и твердо угощает: «Come, major, one more peg»[182]. И все это в присутствии брахманов. Те стыдливо опускают глаза. На них царские угощения коньяком производят подавляющее впечатление. Они смущаются так же точно, как бы смутился наш верующий постник от соблазнительной пьески.
Английская политика в деле царственного воспитания преследует очень выгодную для британского могущества цель. Не в британских интересах воспитывать в Индии молодых людей поколения правителей сильных духом, разумных и образованных; а англичанам нужны преданные и покорные слуги; политика присоединения и захватов не удалась; всеми признано, что она опасна; но к той же цели может привести и иной путь; воспитывая бесхарактерных и ничтожных правителей можно исподволь уничтожить всякую тень самостоятельности в независимых владениях. Для таковой задачи не нужны сведующие тюторы и резиденты – необходимо люди ловкие и преданные. А таких именно у англичан достаточно.
Плохо и малому учат принцев и дома, и в колледже. Главное внимание обращено на manly sport; и, конечно, весьма нетрудно развить во всяком юноше страсть к разного вида спортам. Выиграют ли от того подданные ражи? – об этом англичане думают иначе, нежели сами подданные. Но ража, которому привиты страсть к охоте, поло, бадминтону и т.д., плохо учившийся и ничему не выучившийся, постоянно издевающийся над обычаями и поверьями своей страны, охотно пьющий Brandy and soda,не станет много заниматься делом своего княжества; во всем станет слушать резидента, оттолкнет от себя староверов брахманов, среди которых повсюду в Индии гнездится крамола. Все это безусловно очень выгодно англичанам. Ража, большую часть своего времени посвящающий manly sport, и представляющий резиденту ведать дела своей страны, конечно, безопаснее нежели гвалиорский ража, окруженный толпой мятежных правоверных брахманов, до сих пор мечтающий о том как бы вернуть назад свои крепость, в которой так крепко засели англичане и откуда им так легко и удобно в какие-нибудь два-три часа разрушить его роскошные дворцы. Воспитанный ража, – рассчитывают англичане, – занят поло, охотой, он пьянствует и развратен, но смирен, не честолюбив и делом не занят. Он не станет упрямиться подобно кашмирскому радже, и если ему предложить несколько <…> рупи продаст, конечно, всю страну. Его менее всего можно подозревать в интригах; но он, по словам одного англичанина, в Лагоре, как какая-нибудь жена кокетка may some times enjoy the mistery of a flirtation[183]; а владетели не образованные и в Ражпутане, и в Кашмире, и в Гвалиоре подозреваются именно в таких отношениях к северному великану.
<…> Жалобы и ропот слышны всюду. Туземцы и в разговорах, и в газетах заявляют, что «народы, подвластные России, гораздо счастливее нежели индийское население под управлением Британии», что «русский неспособен быть высокомерным тираном, каковым англичанин является в Индии» и т.п.
Для правильной оценки современных обстоятельств необходимо, однако ж, иметь в виду множество местных условий, среди которых поставлен индийский патриот, самый решительный, энергичный и либеральный в религиозных вопросах.
Не следует забывать
1) Существующего в Индии разобщения какэтнографического, так и общественно-религиозного, между различными кастами и сектами, как индусскими, так и мусульманскими.
2) Запрещения туземцам всей Британской Индии иметь оружие.
3) Различные степени недовольства:
a) наибольшее недовольство вследствие тяжести налогов и частых голодовок следует признать в сельском населении, особенно же южных местностей бомбейского президентства. Но сельское население, у которого отобрано оружие, в силу законодательного акта 1878 г.[184], не имея руководителей, не поднимутся сами собой;
b) класс интеллигентных индусов находится в положении выжидательном, легко пойдетна сделки и совершенно успокоится после некоторых уступок правительства;
c) затем остаются непримиримые, т.е. махратские и всякие другие, но не бенгальские, брахманы и мусульмане. Махратские брахманы как теперь, так и прежде считались англичанами за отъявленных мятежников. Нигде я не видел такого сильного раздражения против британского владычества, как в их среде: у них свято хранятся предания времен пейшвы[185] блестящей эпохи брахманского владычества. Многие из них помнят Нана Саиба[186]. В разваливающих[ся] чертогах различных обедневших сановников Махратского двора поныне поются восторженные былины о блеске и величии пейшвы. Но махратские брахманы, как учит их история, всегда являлись лишь тайными руководителями восстания, и притом они непримиримые враги мусульман и ражпутов.
4) Во владениях независимых, как напр[имер], в Низаме или в Гвалиоре, где сильно раздражение как правителя, так и населения, англичане имеют значительные военные силы. Пока англичане владеют гвалиорскою крепостью восстание там немыслимо.
Вот те важнейшие причины, которые могут замедлить наступление кризиса в Индии. Он неминуем, если при дурном обороте афганских дел, образ действий министерства Биконсфильда будет продолжаться и при новом министерстве, и может быть замедлен и даже отсрочен на неопределенное время, если англичане признают возможным сделать хотя бы некоторые уступки той части индийского общества, которая, не любя их, признает британское владычество пока необходимым для Индии.
Дата добавления: 2019-02-22; просмотров: 566; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!