I. .Заметки об экономическом состоянии Ирана

<…> После долгих совещаний решено было совершенно приостановить чеканку серебра на монетном дворе (хотя тайно и продолжали чеканить).

Откупщики заявили, что так как шах не отказывается от откупной суммы, возрос шей от 150 до 200 тысяч туманов в год, не считая одновременного взноса за получение откупа от 60 до 100 тысяч туманов, то они просят разрешить им чеканить, по крайней мере, хоть медь, что и было им разрешено в неограниченном количестве, Понятно, что с той же минуты началось быстрое падение курса меди, дошедшее 14 марта 1896 г. до 25 шаев за 1 серебряный, белый кран <…>

Серебро в Персии называют белыми деньгами, а медь – черными. Подати народ должен вносить черными деньгами, но по расчету белых денег, т.е. если маляат семейства был равен в Тегеране, например, двум туманам, то эти 2 тумана должны быть выплачены не белыми, а черными деньгами, но по тому курсу, который существует (вернее, по курсу, объявленному шахом). Номинальная цена 1 серебряного крана равна 20 медным шаям[211].

Шах <…> на базаре устраивает падение денег объявляя, что 1 серебряный кран стоит уже не 20 медных шаев, как это было при первоначальной чеканке, а уже 40 шаев, и, следовательно, уплату податей народ, обязанный вносить подати медными деньгами, принужден вносить за 1 серебряный кран уже 2 медных, т. е. вместо 10 миллионов вносить 20 миллионов <…>

<…> До 1870 года, пока на персидском монетном дворе не было машин, монета медная, серебряная и золотая чеканилась во всех главных породах «муайерами», т. е. пробирными чиновниками, подчиненными главному пробирному чиновнику «Муайер-уль-мамалек», проживающему в Тегеране при дворе шаха <…>

За несколько лет до начала чеканки машинами на монетном дворе и прибытия сюда прусского монетного мастера чеканщика Пехана (в 70-х годах) те же штуки стали проделывать и с серебром в Хамадане: стали прибавлять к серебру настольно лигатуры, что 1 кран по весу серебра – в действительности стоил не 20, а -16 медных шаев.

За эти злоупотребления главный «муайер» Дуст-Али-хан был смещен, и министерство чекана было передано принцу Али-Кули-хан Мирза Ихтизад-ус-салтанэ, министру народного просвещения и телеграфа с тем, чтобы он отобрал все хамаданские краны и перечеканил их вновь в Тегеране. Но принц этот нашел пример Хамадана весьма поучительным для себя: хамаданские краны он не отобрал, но еще в свою очередь стал чеканить в Тегеране краны нового образца, так называемые «шир-у-хуршид», т.е. со «Львом и Солнцем», действительная цена которых в течение одного года дошла до 14 шаев, т.е. на 2 шая или на 10% ниже фальшивых (низкопробных) хамаданских.

<…> Но Пехан объявил категорически, что он или уедет или будет чеканить монету как медную, так и серебряную, так и золотую, не иначе, как по десятичной системе <…> Но персидское правительство не согласилось <…> Пехан уехал, а персы, воспользовавшись установленными Пеханом машинами, впервые отдали монетный двор на откуп Амин-султану (отцу теперешнего Садр-Азама), по имени которого и деньги эти получили название Амин-и-султани <…> Амия-султан был честным человеком и никаких злоупотреблений себе не позволял. Но после его смерти, несколько лет спустя, разные предприниматели, постоянно надбавляя откупную сумму, вынуждены были наверстывать ее теми или другими путями, т.е., во-первых, прибавкой излишней лигатуры в серебро и, во-вторых, выпуском меди.

Особенно возросла эта чеканка после кризиса с серебром. Когда цена на серебро в 1894-1895 г. сразу упала на американских рынках, этот кризис отразился на персидском рынке несравненно ощутительнее, чем на европейском, так как персидские деньги почти исключительно только – серебряные и франки 100 франков, равные 130-140 кранам, сразу в течение нескольких дней дошли до 227 кранов.

За чеканку медной монеты «муайары» частным образом, негласно, преподносили шаху известный процент за право чеканки именно медной монеты. Так как чеканка медной монеты была для муайеров выгодна, они старались чеканить ее возможно больше и, во всяком случае, несравненно больше, чем имели серебряной разменной монеты. Естественно, что при подобных условиях курс медной монеты (вес которой по стоимости был в действительности втрое меньше такого же количества листовой красной меди) быстро падал; когда дело доходило уже до безобразия, с разрешения шаха (т.е. вернее за известный подкуп шаха) выхлопатывали разрешение на «шекестян-и-пуль-и-сиях», т.е. на перемену курса медных денег, вместо 20 номинальных шаев – на 30 и даже 40 шаев за 1 серебряный кран.

18 марта 1896 г. вдруг в Тегеране на базаре отказались принимать деньги английского банка <…> требуя уплаты за товары серебром. Уверяют, будто 19 марта цена медных денег на базаре снова поднялась до прежней цены <…>

Апреля 1896 года

Переполох по поводу падения цен на медь во всей Персии страшный. В Исфагане 80 шаев равны 1 серебряному крану, а несколько дней так даже продавали медные деньги на вес – 2 батмана (14 фунтов) за 16 серебряных кран, т.е. около 90 шаев за 1 кран <…>

<…> В Тегеране, чтобы успокоить народ, шах вошел в сделку с английским банком, который обязался народу, предъявлявшему медь, менять ее на серебро по расчету 25 шаев за 1 серебряный кран, на сумму 80000 туманов, и уже несколько дней, как английский банк открыл у себя в здании банка и в каравансарае эмира несколько меняльных столов.

Народ хлынул к ним тысячами. До 8 апреля меняли без разбора. 8 же апреля объявили, что каждому одиночному предъявителю более 20 туманов не менять. Все эти маневры клонят к тому, по общему суждению, чтобы занять умы народа в течение этих 20-30 дней на время празднования шахского 50-летнего юбилея, а потом опять, по всей вероятности, не будут стесняться: сразу объявят, что 1 серебряный кран равен 40 черным шаям, а вслед затем отчеканят новую медную монету по вышеописанному способу.

Декабря 1896 года

Бывшего начальника монетного двора, первого богача в Персии, купца Хадж и-Мухаммад-Хасанаобвинили в том, что он на несколько куруров лишних против контракта с правительством выпустил малоценной, т.е. низкопробной или фальшивой, медной монеты. Поэтому у него потребовали возмещения правительству всего того количества, на которое он выпустил лишних медных денег, насчитав на него целых 12 куруров туманов, г. е. около 12 000 000 русских рублей.

<…> курс медных денег упал на базаре (т. е. в обращении) и за один серебряный кран, равный 20 серебряным копейкам, стали давать 25 медных копеек. 23 декабря 1896 г. в Тегеране на базаре 1 серебряный край, имеющий 20 копеек серебряных, стоил 25 копеек медных <…> Взяв всю сумму (1/5 = 20%), которую при чеканке медной монеты положил себе в карман Хаджи-Мухаммад-Хасан <…> барыш – 12 куруров (20%).<…>

Записка о хлебе в Тегеране

<…> До всеобщего почти во всей Персии голода в 1871-1872 г. как шах, так и все землевладельцы, за весьма малыми исключениями, взимали с крестьян подати: за хлеб, посеянный крестьянами на казенной земле, 1/5 валового сбора; частные помещики за хлеб, посеянный на их земле, взыскивали деньгами по справочной цене 3/5 валового сбора того времени. Даже жалованье и довольствие войскам и служащим правительство платило натурой. Крестьяне, чтобы платить эти деньги, платили малиат, а служащие продавали пшеницу и ячмень, чтобы выручить деньги на другие свои нужды. Хлеб был дешевый: батман (7 фунтов) стоил 6 шаев. После голода умнейшие люди Персии посоветовали шаху завести казенные хлебные магазины (хотя и раньше магазины эти были, но в них держали весьма ничтожное количество пшеницы на всякий случай) и держать в этих магазинах припасы для жителей города Тегерана, по крайней мере, на 6 месяцев. Для заведения же этих магазинов решено было взимать малиат с крестьян деревень халесе[212] и с помещиков пшеницей и ячменем, т. е. натурой, и всю эту пшеницу сложить в магазины до нового урожая. С новым же урожаем старый хлеб обязательно продавать хлебникам, а хлеб новый опять сложить в магазины. По-видимому, все это должно было быть прекрасно, но на деле вышло иначе. В первый год решено было продавать старый хлеб хлебникам по 5 туманов за харвар, т.е. на каждую пекарню отпускали из шахских магазинов не 2-3 харвара с тем, чтобы хлебники остальное покупали на базаре и продавали бы хлеб по 8 шаев за батман. Так как содержатели магазинов применяли всякого рода мошенничества и злоупотребления, т. е. вмешивали в чистую пшеницу землю и всякую гадость, а с другой стороны, губернаторы обирали хлебников разными поборами, то хлебники в свою очередь стали продавать хлеб <…> дурного качества и с недовесом. Народ волновался, а правительство, чтобы поправить беду, делало еще хуже и, в конце концов, разрешило хлебникам поднимать цену на хлеб от 8 шаев до 10, 12, 14 шаев.

В следующем году кто-то намекнул шаху, что из шахских магазинов ежедневно отпускают хлебникам до 300 харваров пшеницы; если к 5 туманам за харвар прибавить по 1 туману, то шах может каждый день получать на 300 туманов больше. Самое большее – можно разрешить хлебникам продавать хлеб на 2 шая дороже за батман. Шах прельстился этим и разрешил. Примеру шаха последовали и другие губернаторы в провинциях как в заведении будто бы казенных магазинов, так и в продаже пшеницы по произвольной цене.

Спустя 2 года шах накинул на магазинный хлеб еще по 1 туману за каждый харвар и опять разрешил прибавить к цене каждого батмана хлеба еще по 2 шая. Словом, цену на казенный хлеб надбавили до 8 туманов, а хлеб было разрешено продавать по 16 шаев за батман. Народ жаловался. Шах приказал сбавить с каждого батмана по 2 шая, но не хотел сбавить с 8 туманов, взыскиваемых им за каждый харвар казенного хлеба. Хлебники пошли в бест[213]. Тогда правительство разрешило им официально недовес в размере 5 сиров[214] с батмана, лишь бы такса хлеба была 14 шаев за батман.

Ноября 1896 года

В Персии нет и не было крепостного права в том виде, как оно существовало в России. В Персии слуги и крестьяне считаются свободными. Господин не имеет права их продавать, они могут свободно переходить от одних господ к другим, избирать себе род занятий, совсем ни у кого не служить <…>

<…> слуга и крестьяне в Персии, при полном отсутствии установленных законом отношений господ к слугам и заимодавцев к должникам, закабалены хуже крепостной зависимости. Дает коварный хозяин обстроиться, вовлечет в расходы, в долги, а потом куда же слуга или крестьянин пойдет? Земля принадлежит хозяину, а хозяин постройки покупать не хочет, деньги же требует. А на деньги %% в Персии растут с непостижимою для европейца быстротой: здесь, где ростовщичество не только не преследуется, но поощряется, 18% считается самым обыкновенным процентом <…>, т. е. долг удваивается через каких-нибудь 4-5 лет.

Октября 1897 года

Походы, командировки

<…> Начальникам областей и губернаторам должны быть высылаемы маршруты, пути следования шаха или вновь назначенных губернаторов, или высокопоставленных лиц, или частей войск, или некоторых знаменитых иностранных путешественников. При этом маршрутов в европейском смысле слова в Персии не существует, ибо точного распределения времени по дням персы не признают. Достаточно, если только местным властям будет сообщено лишь общее направление пути, а они в свою очередь лишь в общих чертах подготовят полосу предстоящего нашествия властей или войск.

Когда, наконец, становятся более или менее точно известными пункты остановок, губернаторы стараются содрать и собрать с местного окрестного населения все необходимое не только для грозно надвигающейся своей саранчи, но, и еще в большем количестве, для приема и затем сопровождения по своему краю саранчи чужой. С окрестных жителей безжалостно собираются, сгоняются и свозятся к пунктам остановок: бараны, куры, яйца, хлеб, мука, крупа, дрова, овощи, осветительные материалы <…>

<…> маршрут следования должен был бы назначаться по точному расписанию дней маршрута, остановок и дневок. Но время, а нередко и самое направление марша зачастую изменяется совершенно неожиданно, часто в силу одного только каприза путешествующего вельможи или шаха <…> Поэтому зачастую местные власти в предварительно указанных им местах бывают принуждены ждать по несколько дней, а иногда и недель. Но это отнюдь не смущает ни их самих, ни, тем более, их свиту, ибо все это время они живут всецело за счет того уголка их губернаторства, который имел несчастье подвергнуться их неумолимой оккупации.

Поэтому, при путешествиях шахов или даже губернаторов, они редко возвращаются по одному и тому направлению. Во-первых, жители обыкновенно откупаются от вторичной подобной напасти, а во-вторых, и сами они избегают обратного пути по опустошенной, а иногда и озлобленной против них стране <…>

<…> Номинально, на бумаге, местным жителям за сюрсат уплачивается: им выдают зачетные квитанции. При этом надо сделать следующую основную всегда и во всех случаях оговорку: когда один губернатор сменяется, то не только такие сравнительные пустяки, как зачетные квитанции, но и документы поважнее, выданные прежним губернатором, при новом уже не признаются. А так как в настоящее время, во-первых, губернаторы меняются как перчатки, а во-вторых, все они свои места покупают за деньги и поэтому, понятно, спешат наверстать то, что уплатили за получение ими губернаторского места, то и понятно, выгодно ли им принимать старые зачетные квитанции, т. е., иными словами, выгодно ли признавать долги своего предместника, хотя бы они и были свято законны?

Правительство разрешает, чтобы представляемые квитанции шли за счет податей. Губернаторы, действительно, стараются нередко в подобных случаях за бесценок скупить подобные квитанции для того, чтобы затем правительству представить их в зачет представляемых губернаторами податей, уже в полной цене.

Но и само правительство далеко не во всех случаях признает выдачу зачетных квитанций.

1. В большинстве случаев, если шаху или вообще правительству кажется, что расходы не особенно велики, а это зависит от взгляда, или, если любезно предлагает сам губернатор, – все расходы производятся безусловно на пишкеш (подарок), т. е. на даровщину.

2. Если само правительство видит, что расходы непосильны для страны, оно приказывает выдавать зачетные квитанции.

3. Сам шах и его андерун (гарем) путешествуют обыкновенно на пишкеш, т. е. на даровщину.

4. Со свиты, если даже ей приказано выдавать зачетные квитанции, никто не решается брать <…>

5. Части войск, как при конвоировании шаха или других высокопоставленных лиц, так равно и при отдельном следовании частей войск при командировках, смене гарнизонов, возвращении домой на льготу и проч., – не имеют права выдавать зачетные квитанции и должны платить наличными деньгами. Но это на деле не соблюдается, и все подобные передвижения войск в действительности обращаются в мародерство и открытый грабеж <…>

Мы поможем в написании ваших работ!