ХУДОЖЕСТВЕННЫЕ ТЕКСТЫ ДЛЯ ЧТЕНИЯ И АНАЛИЗА



Былина

Илья Муромец и Калин-царь

Как Владимир-князь да сто́льнё-киевской
Порозгне́вался на старого каза́ка Илью Муромца,

Засадил его во погреб во глубо́кии,
Во глубокий погреб во холо́дныи
Да на три-то году поры времени.

А у славнаго у князя у Владимира
Была дочь да одинакая,
Она видит: это дело есть немалое,
А что посадил Владымир-князь да сто́льнё-киевской
Старого каза́ка Илью Муромца
В тот во погреб во холодныи;
А он мог бы постоять один за веру за отечество,
Мог бы постоять один за Киев-град,
Мог бы постоять один за церкви за соборныи,
Мог бы поберечь он князя да Владымира,
Мог бы поберечь Опра́ксу королевичну.
Приказала сделать да ключи поддельные,
Положила-то людей да потае́нныих,
Приказала-то на погреб на холодныи
Да снести перины да подушечки пухо́выи,
Одеяла приказала снести тёплыи,
Ена́ ествушку поставить да хорошую,
И оде́жу сменять с но́ва на́ ново
Тому старому каза́ку Илье Муромцу.
А Владымир-князь про то не ве́даёт.

И воспылал-то тут собака Калин-царь на Киев-град,
И хоти́т ён ро́зорить да сто́льний Киев-град,
Че́рнедь-мужичков он всех повырубить,
Божьи це́рквы все на дым спустить,
Князю-то Владымиру да голова́ срубить
Да со той Опраксой королевичной.

Посылает-то собака Калин-царь посла́нника,
А посланника во стольний Киев-град,
И даёт ему ён грамоту посыльную
И посланнику-то он наказывал:
— Как поедешь ты во стольний Киев-град,
Будешь ты, посланник, в сто́льнеём во Киеве
Да у славнаго у князя у Владымира,
Будешь на его на широко́м дворе
И сойдёшь как тут ты со добра́ коня,
Да й спущай коня ты на посыльной двор,
Сам поди-тко во полату <палату> белокаменну,
Да пройдёшь полатой белокаменной,
Да й войдёшь в его столовую во горенку,

На пяту́ ты дверь да порозма́хивай,

Не снимай-ко кивера́ с голо́вушки,

Подходи-ко ты ко столику к дубовому,

Становись-ко супротив князя Владымира,

Полагай-ко грамоту на зо́лот стол,

Говори-тко князю ты Владимиру:

"Ты Владымир-князь да сто́льне-киевской,

Ты бери-тко грамоту посыльную,

Да смотри, что в грамоте написано,

Да гляди, что в грамоте да напечатано;

Очищай-ко ты все улички стрелецкии,

Все великие дворы да княженецкии

По всему-то городу по Киеву.

А по всем по улицам широкиим,

Да по всем-то переулкам княженецкиим

Наставь сладких хмельных напи́точек,

Чтоб стояли бо́чка-о́-бочку бли́зко-по́-близку,

Чтобы было у́ чего стоять собаке царю Калину

Со своими-то войскамы со великима

Во твоём во городе во Киеве".

То Владымир-князь да сто́льне-киевской
Брал-то книгу он посыльную,
Да и грамоту ту роспеча́тывал,
И смотрел, что в грамоте написано,
И смотрел, что в грамоте да напечатано,
И что велено очистить улицы стрелецкии
И большие дворы княженецкии,
Да наставить сладкиих хмельных напиточек
А по всем по улицам широкиим,
Да по всем-то переулкам княженецкиим.
Тут Владымир-князь да сто́льне-киевской
Видит: есть это дело немалое,
А немало дело-то, великое.

А садился-то Владымир-князь да на черлёный стул,
Да писал-то ведь он грамоту повинную:
"Ай же ты собака да и Калин-царь!
Дай-ка мне ты поры-времечки на три́ году,
На три го́ду дай и на три месяца,
На три месяца да ещё на три дня,
Мне очистить улицы стрелецкии,
Все великие дворы да княженецкии,
Накурить мне сла́дкиих хмельны́х напи́точек

Да й наставить по всему-то городу по Киеву

Да й по всем по улицам широкиим,

По всим славным переулкам княженецкиим".

Отсылает эту грамоту повинную,

Отсылает ко собаке царю Калину;

А й собака тот да Калин-царь

Дал ему он поры-времечки на три́ году,

На три го́ду дал и на три месяца,

На три месяца да ещё на три дня.

Ещё день за день ведь как и дождь дождит,
А неделя за неделей как река бежит,
Прошло поры-времечки да на три́ году́,
А три го́ду да три месяца,
А три месяца и ещё три-то дня;
Тут подъехал ведь собака Калин-царь,
Он подъехал ведь под Киев-град
Со своими со войскамы со вели́кима.

Тут Владымир-князь да сто́льнё-киевской
Он по горенки да стал похаживать,
С ясных о́чушок он ро́нит слёзы ведь горю́чии,
Шелковы́м платком князь утирается,
Говорит Владымир-князь да таковы́ слова:

— Нет жива́-то старого каза́ка Ильи Муромца,
Некому стоять теперь за веру за отечество,
Некому стоять за церкви ведь за Божии,
Некому стоять-то ведь за Киев-град,

Да ведь некому сберечь князя Владымира
Да и той Опраксы королевичной!

Говорит ему люби́ма дочь таковы́ слова:

— Ай ты батюшко, Владымир-князь наш сто́льне-киевской,
Ве́дь есть жив-то старыя казак да Илья Муромец,

Ведь он жив на погребе на холодноем.

Тут Владымир-князь-от сто́льне-киевской
Он скорешенько берёт да золоты́ ключи
Да идёт на погреб на холо́дныи,
Отмыкает он скоре́нько погреб да холодныи
Да подходит ко решёткам ко железныим,
Растворил-то он решётки да железныи,
Да там старыя казак да Илья Муромец
Он во погребе сидит-то, сам не ста́рится;
Там перинушки, подушечки пуховыи,
Одеяла снесены там тёплыи,

Е́ствушка поставлена хорошая,
А оде́жица на нём да живёт сменная.
Ён берёт его за ручушки за белыи,
За его за перстни за злачёныи,
Выводил его со погреба холоднаго,
Приводил его в полату белокаменну,

Становил-то он Илью да супроти́в себя,
Целовал в уста его саха́рнии,
Заводил его за столики дубовыи,
Да садил Илью-то ён подли́ себя,
И кормил его да ествушкой саха́рнею,
Да поил-то пи́тьицем да медвя́ныим,
И говорил-то он Илье да таковы́ слова:

— Ай же старыя казак да Илья Муромец!
Наш-то Киев-град нынь в полону́ стоит,
Обошёл собака Калин-царь наш Киев-град
Со своима со войска́мы со вели́кима.

А постой-ко ты за веру за отечество,
И постой-ко ты за славный Киев-град,
Да постой за матушки Божьи́ церкви́,
Да постой-ко ты за князя за Владымира,
Да постой-ко за Опраксу королевичну!

Так тут старыя казак да Илья Муромец
Выходил он со полаты белокаменной,
Шёл по городу он да по Киеву,
Заходил в свою полату белокаменну,
Да спросил-то как он па́робка любимаго.
Шёл со паробком да со любимыим
А на свой на славный на широкий двор,
Заходил он во конюшенку в стоя́лую,
Посмотрел добра́ коня он богатырскаго.
Говорил Илья да таковы́ слова:

— Ай же ты, мой паробок любимыи,
Верной ты слуга мой безызме́нныи,
Хорошо держал моего коня ты богатырскаго!
Целовал его он во уста саха́рнии,
Выводил добра́ коня с конюшенки стоя́лыи
А й на тот на славный на широкий двор.

А й тут старыя казак да Илья Муромец
Стал добра́ коня он засе́длывать;
На коня накладывает по́тничек,
А на потничек накладывает во́йлочек,

Потничек он клал да ведь шелко́венькой,
А на потничек подкладывал подпо́тничек,
На подпотничек седе́лко клал черка́сское
А черкасское седёлышко неде́ржано,
И подтягивал двенадцать подпругов шелко́выих,
И шпилёчики он втягивал була́тнии,
А стремяночки покладывал булатнии,
Пряжечки покладывал он кра́сна зо́лота,
Да не для красы-угожества,
Ради крепости всё богаты́рскоей:
Ещё по́дпруги шелко́вы тянутся, да оны не́ рвутся,
Да булат железо гнётся, не ломается,
Пряжечки-ты кра́сна зо́лота
Они мокнут, да не ржа́веют.
И садился тут Илья да на добра́ коня,
Брал с собой доспехи крепки богаты́рскии,
Во-первы́х брал палицу була́тнюю,
Во-вторых брал копьё боржаме́цкое,
А ещё брал свою саблю вострую,
А йще брал шалы́гу подоро́жную,
И поехал он из города из Киева.
Вы́ехал Илья да во чисто́ поле́
И подъехал он ко войскам ко тата́рскиим
Посмотреть на войска на татарскии:
Нагнано-то силы много-множество,
Как от по́крику от челове́чьяго,
Как от ржанья лошадинаго
Унывает сердце человеческо.
Тут старыя казак да Илья Муромец
Он поехал по роздо́льицу чисту́ полю́,
Не мог конца-краю силушке нае́хати.
Он повыскочил на гору на высокую,
Посмотрел на все на три-четыре сто́роны,
Посмотрел на силушку татарскую,
Конца-краю силы насмотреть не мог.
И повыскочил он на́ гору на дру́гую,
Посмотрел на все на три-четыре сто́роны,
Конца краю силы насмотреть не мог.

Он спустился с той со го́ры со высо́кии,
Да он ехал по раздольицу чисту́ полю́
И повыскочил на третью гору на высокую,
Посмотрел-то под восточную ведь сто́рону,

Насмотрел он под восточной стороно́й,
Насмотрел он там шатры белы́
И у бе́лыих шатров-то кони богатырскии.
Он спустился с той горы высокии
И поехал по роздольицу чисту́ полю́,
Приезжал Илья ко шатрам ко белыим.

Как сходил Илья да со добра́ коня
Да у тых шатров у белыих,
А там сто́ят кони богатырскии,
У того ли по́лотна стоя́т у белаго,
Они зо́блют-то пшену́ да белоя́рову.
Говорит Илья да таковы́ слова:

— Поотведать мне-ка счастия великаго.
Он накинул по́воды шелко́выи

На добра́ коня да й богатырскаго

Да спустил коня ко полотну ко белому:

— А й допустят ли-то кони богатырскии
Моего коня да богатырскаго

Ко тому ли полотну ко белому

Позоба́ть пшену да белоярову?

Его добрый конь идёт-то грудью к полотну,

А идёт зобать пшену да белоярову;

Старыя казак да Илья Муромец

А идёт ён да во бел шатёр.

Приходит Илья Муромец во бел шатёр;
В том бело́м шатри двенадцать-то бога́тырей,
И бога́тыри всё святорусьскии,
Они сели хлеба-соли кушати,
А и сели-то они да пообедати.

Говорит Илья да таковы́ слова:

— Хлеб да соль, бога́тыри да святорусьскии,
А и крестный ты мой батюшка,

А й Самсон да ты Самойлович!

Говорит ему да крестный батюшка:

— А й поди ты, крестничек любимыи,
Старыя казак да Илья Муромец,

А садись-ко с нами пообедати.

И он вы́стал <встал> ли да на резвы́ ноги́,

С Ильей Муромцем да поздоровкались,

Поздоровкались они да целовалися,

Посадили Илью Муромца да за еди́ный стол

Хлеба-соли да покушати.

Их двенадцать-то бога́тырей,
Илья Муромец да он тринадцатый.
Оны поели, попили, пообедали,
Выходили з-за стола из-за дубоваго,
Они Господу Богу помолилися.

Говорил им старыя казак да Илья Муромец:

— Крестный ты мой батюшка, Самсон Самойлович,
И вы русские могучие бога́тыри,
Вы седлайте-тко добрых́ коне́й
А й садитесь вы да на добры́х коне́й,
Поезжайте-тко да во раздольицо чисто́ поле́,
А й под тот под славный стольний Киев-град.
Как под нашим-то под городом под Киевом
А стоит собака Калин-царь,
А стоит со войскамы великима,
Разорить хоти́т ён стольний Киев-град,
Чернедь мужиков он всех повырубить,
Божьи церкви все на дым спустить,
Князю-то Владымиру да со Опраксой королевичной
Он срубить-то хочет буйны го́ловы.
Вы постойте-тко за веру за отечество,
Вы постойте-тко за славный стольний Киев-град,
Вы постойте-тко за церквы-ты за Божии,
Вы поберегите-тко князя Владымира
И со той Опраксой королевичной!

Говорит ему Самсон Самойлович:

— Ай же крестничек ты мой любимыий,
Старыя казак да Илья Муромец!

А й не будем мы да и коней седлать,

И не будем мы садиться на добры́х коне́й,

Не поедем мы во славно во чисто́ поле́,

Да не будем мы стоять за веру за отечество,

Да не будем мы стоять за стольний Киев-град,

Да не будем мы стоять за матушки Божьи́ церкви,

Да не будем мы беречь князя Владымира

Да ещё с Опраксой королевичной.

У него ведь есте много да князей-бояр,

Кормит их и по́ит да и жалует,

Ничего нам нет от князя от Владымира.

Говорит-то старыя казак да Илья Муромец:

— Ай же ты, мой крестный батюшка,
А й Самсон да ты Самойлович!

Это дело у нас будет нехорошее,
Как собака Калин-царь он розорит да Киев-град,
Да он чернедь мужиков-то всех повырубит,
Да он Божьи церквы все на дым спусти́т,
Да князю Владымиру с Опраксой королевичной
А он срубит им да буйныя голо́вушки.
Вы седлайте-тко добры́х коне́й,
И садитесь-тко вы на добры́х коне́й,
Поезжайте-тко в чисто́ поле́ под Киев-град,
И постойте вы за веру за отечество,
И постойте вы за славный стольний Киев-град,
И постойте вы за церквы-ты за Божии,
Вы поберегите-тко князя Владымира
И со той с Опраксой королевичной.
Говорит Самсон Самойлович да таковы́ слова:
— Ай же крестничек ты мой любимыий,
Старыя казак да Илья Муромец!
А й не будем мы да и коней седлать,
И не будем мы садиться на добры́х коне́й,
Не поедем мы во славно во чисто́ поле́,
Да не будем мы стоять за веру за отечество,
Да не будем мы стоять за стольний Киев-град,
Да не будем мы стоять за матушки Божьи́ церкви,
Да не будем мы беречь князя Владымира
Да ещё с Опраксой королевичной.
У него ведь есте много да князей-бояр,
Кормит их и по́ит да и жалует,
Ничего нам нет от князя от Владымира.

Говорит-то старыя казак да Илья Муромец:
— Ай же ты мой крестный батюшка,
Ай Самсон да ты Самойлович!
Это дело у нас будет нехорошее.
Вы седлайте-тко добры́х коне́й
И садитесь-ко вы на добры́х коне́й,
Поезжайте-тко в чисто́ поле́ под Киев-град,
И постойте вы за веру за отечество,
И постойте вы за славный стольний Киев-град,
И постойте вы за церквы-ты за Божии,
Вы поберегите-тко князя Владымира
И со той с Опраксой королевичной.
Говорит ему Самсон Самойлович:
— Ай же крестничек ты мой любимыий,

Старыя казак да Илья Муромец!

А й не будем мы да и коне́й седлать,

И не будем мы садиться на добрых́ коне́й,

Не поедем мы во славно во чисто́ поле́,

Да не будем мы стоять за веру за отечество,

Да не будем мы стоять за стольний Киев-град,

Да не будем мы стоять за матушки Божьи́ церкви,

Да не будем мы беречь князя Владымира

Да ещё с Опраксой королевичной.

У него ведь есте много да князей-бояр,

Кормит их и по́ит да и жалует,

Ничего нам нет от князя от Владымира.

А й тут старыя казак да Илья Муромец
Он как видит, что дело́ ему не по́ люби,
А й выходит-то Илья да со бела́ шатра,
Приходил к добру́ коню да богатырскому,
Брал его за поводы шелко́выи,
Отводил от по́лотна от белого,
А от той пшены́ от белояровой,
Да садился Илья на добра́ коня́,
То он ехал по раздольицу чисту́ полю́
И подъехал он ко войскам ко татарскиим.

Не ясён сокол да напущает на гусей на лебедей
Да [на] малых перелётных на серых утушек,
Напущает-то бога́тырь святорусския
А на тую ли на силу на татарскую.
Он спустил коня да богатырскаго,
Да поехал ли по той по силушке татарскоей.
Стал он силушку конём топтать,
Стал конём топтать, копьём колоть,
Стал он бить ту силушку великую,
А он силу бье́т, будто траву́ коси́т.

Его добрый конь да богатырскии
Испрове́щился язы́ком человеческим:
— Ай же славныи бога́тырь святорусьскии,
Хоть ты наступил на силу на великую,
Не побить тоби той силушки великии:
Нагнано́ у собаки царя́ Калина,
Нагнано́ той силы много множество,
И у него есте сильные бога́тыри,
Поля́ницы есте да уда́лыи;
У него собаки царя Калина

Сделаны-то трои ведь подкопы да глубокии
Да во славноем раздольице чисто́м поли́.
Когда будешь ездить по тому раздольицу чисту́ полю́,
Будешь бить-то силу ту великую,
Как просядем мы в подкопы во глубокии,
Так из первыих подкопов я повыскочу
Да тобя́ оттуль-то я повы́здыну;
Как просядем мы в подкопы-то во дру́гии,
И оттуль-то я повыскочу
И тобя́ оттуль-то я повы́здыну;
Еще в третьии подкопы во глубокии,
А ведь тут-то я повыскочу,
Да оттуль тебя-то не повыздыну,
Ты останешься в подкопах во глубокиих.
Ай ще старыя казак да Илья Муромец
Ему дело-то ведь не слюбилоси,
И берёт он плётку ше́лкову в белы́ руки́,
А он бьёт коня да по круты́м ребра́м,
Говорил ён коню таковы́ слова́:
— Ай же ты, собачище изменное,
Я тобя кормлю, пою да и ула́живаю,
А ты хочешь меня оставить во чисто́м поли́,
Да во тых подкопах во глубокиих!

И поехал Илья по раздольицу чисту́ полю́
Во тую во силушку великую,
Стал конём топтать да и копьём колоть
И он бьёт-то силу, как траву́ коси́т;
У Ильи-то сила не уме́ньшится.
Й он просел в подкопы во глубокии;
Его добрый конь оттуль повыскочил,
Он повыскочил, Илью оттуль повыздынул.
Й он спустил коня да богатырскаго
По тому раздольицу чисту́ полю́
Во тую во силушку великую,
Стал конём топтать да и копьём колоть,
И он бьёт-то силу, как траву́ коси́т;
У Ильи-то сила меньше ведь не ставится,
На добро́м коне сидит Илья, не старится.
Й он просел с конём да богатырскиим,
Й он попал в подкопы-то во дру́гии;
Его добрый конь оттуль повыскочил
Да Илью оттуль повыздынул,

Й он спустил коня да богатырскаго

По тому раздольицу чисту́ полю́

Во тую во силушку великую,

Стал конём топтать да и копьём колоть,

Й он бьёт-то силу, как траву́ коси́т;

У Ильи-то сила меньше ведь не ставится,

На добро́м коне сидит Илья, не старится.

И он попал в подкопы-то во третьии,

Он просел с конём в подкопы-то глубокии;

Его добрый конь да богатырскии
Ещё с третьиих подкопов он повыскочил,
Да оттуль Ильи он не повыздынул,
Сголзану́л Илья да со добра́ коня,
И остался он в подкопе во глубокоем.

Да пришли татара-то поганыи,
Да хотели захватить они добра́ коня;
Его конь-то богатырскии
Не сдался им во белы́ руки́,
Убежал-то до́брой конь да во чисто́ поле́.
Тут пришли татары-ты поганыи,
А напа́дали на стараго каза́ка Илью Муромца,
А й сковали ему ножки резвыи
И связали ему ручки белыи.
Говорили-то татара таковы́ слова:

— Отрубить ему да буйную головушку.
Говорят ины татара таковы́ слова:

— А й не надо рубить ему буйной головы,
Мы сведём Илью к собаке царю Калину,
Что он хочет, то над ним да сделает.

Повели Илью да по чисту́ полю́
А ко тым полаткам полотняныим,
Приводили ко полатке полотняноей,
Привели его к собаке царю Калину,
Становили супротив собаки царя Калина.
Говорили татара таковы́ слова:

— Ай же ты, собака да наш Калин-царь!
Захватили мы да стараго каза́ка Илью Муромца
Да во тых-то во подкопах во глубокиих

И привели к тобе к собаке царю Калину;

Что ты знаешь, то над ним и делаешь.

Тут собака Калин-царь говорил Илье да таковы́ слова:

— Ай ты старыя казак да Илья Муромец,

Молодой щенок да напустил на силу на великую,
Тобе где-то одному побить моя сила великая!
Вы раскуйте-тко Илье да ножки резвыи,
Развяжите-тко Илье да ручки белыи.
И расковали ему ножки резвыи,
Развязали ему ручки белыи.

Говорил собака Калин-царь да таковы́ слова:
— Ай же старыя казак да Илья Муромец!
Да садись-ко ты со мной а за един́ый стол,
Ешь-ко е́ствушку мою саха́рнюю,
Да и пей-ко мои пи́тьица медвя́ныи,
И одежь-ко ты мою одежу драгоценную,
И держи-тко мою золоту́ казну,
Золоту́ казну держи по на́добью,
Не служи-тко ты князю Владымиру,
Да служи-тко ты собаке ца́рю Калину.
Говорил Илья да таковы́ слова:

— А й не сяду я с тобой да за единый стол,

Не буду есть твоих е́ствушек саха́рниих,
Не буду пить твоих пи́тьицев медвя́ныих,
Не буду носить твоей одежи драгоценныи,
Не буду держать твоей бессчётной золотой казны,
Не буду служить тебе собаке царю Калину,
Ещё буду служить я за веру за отечество,
А й буду стоять за стольний Киев-град,
А буду стоять за церкви за Господнии,
А буду стоять за князя за Владымира

И со той Опраксой королевичной.

Тут старой казак да Илья Муромец

Он выходит со полатки полотняноей

Да ушёл в раздольицо в чисто́ поле́.

Да теснить стали его татары-ты поганыи,

Хотят обневолить они стараго каза́ка Илью Муромца.

А у стараго каза́ка Ильи Муромца

При соби да не случилось-то доспехов крепкиих,

Нечем-то ему с татарамы да попроти́виться.

Старыя казак да Илья Муромец

Видит ён — дело немалое,

Да схватил татарина ён за́ ноги,

Тако стал татарином помахивать,

Стал ён бить татар татарином,

И от него татара стали бегати,

И прошёл ён скрозь всю силушку татарскую,
Вышел он в раздольицо чисто́ поле́,
Да он бросил-то татарина да в сторону,
То идёт он по раздольицу чисту́ полю́,
При соби-то нет коня да богатырскаго,
При соби-то нет доспехов крепкиих.

Засвистал в свисток Илья он богатырскии,
Услыхал его добрый конь да во чисто́м поле́,
Прибежал он к старому каза́ку Илье Муромцу.
Ещё старыя казак да Илья Муромец
Как садился он да на добра́ коня
И поехал по раздольицу чисту́ полю́,
Выскочил он да на гору на высокую,
Посмотрел-то под восточную он сто́рону.
А й под той ли под восточной под сторо́нушкой
А й у тых ли у шатров у белыих
Стоят добры кони богатырскии.

А тут старый-от казак да Илья Муромец
Опустился ён да со добра́ коня,
Брал свой ту́гой лук разрывчатой в белы́ ручки,
Натянул тетивочку шелко́веньку,
Наложил он стрелочку калёную,
Й он спущал ту стрелочку во бел шатёр,

Говорил Илья да таковы́ слова:
— А лети-тко, стрелочка калёная,
А лети-тко, стрелочка, во бел шатёр,
Да сыми-тко крышу со бела́ шатра,
Да пади-тко стрелка на белы́ груди
К моему ко батюшке ко крестному,
И проголзни-тко по груди ты по белыи,
Сделай-ко ты сца́пину да ма́леньку,
Маленькую сцапинку да невеликую.
Он и спит там, прохлаждается,
А мне здесь-то одному да мало можется.
Й он спустил как эту тети́вочку шелко́вую,
Да спустил он эту стрелочку калёную,
Да просви́стнула как эта стрелочка калёная
Да во тот во славныи во бел шатёр,
Она сняла крышу со бела́ шатра,
Пала она стрелка на белы́ груди
Ко тому ли-то Самсону ко Самойловичу,
По бело́й груди ведь стрелочка прого́лзнула,

Сделала она да сца́пинку-то ма́леньку.

А й тут славныя бога́тырь святорусьскии,
А й Самсон-то ведь Самойлович,
Пробудился-то Самсон от крепка сна,
Пораскинул свои очи ясныи:
Да как снята крыша со бела́ шатра,
Пролетела стрелка по бело́й груди,
Она сца́пиночку сделала да на бело́й груди.
Й он скоре́шенько стал на резвы́ ноги,
Говорил Самсон да таковы́ слова:
— Ай же славныи мои бога́тыри вы святорусьскии,
Вы скоре́шенько седлайте-тко добры́х коне́й!
Да садитесь-тко вы на добры́х коней!
Мне от крестничка да от любимого
Прилетели-то подарочки да нелюбимыи,
Долетела стрелочка калёная
Через мой-то славный бел шатёр,
Она крышу сняла ведь да со бела́ шатра,
Да прого́лзнула-то стрелка по бело́й груди,
Она сца́пинку-то дала по бело́й груди,
Только малу сцапинку-то дала невеликую:
Погодился мне Самсону крест на во́роти,
Крест на вороти шести пудов;
Есть бы не́ был крест да на моёй груди,
Оторва́ла бы мне буйну голову.

Тут бога́тыри все святорусьскии
Скоро ведь седлали да добры́х коне́й,
И садились мо́лодцы да на добры́х коне́й,
И поехали раздольицем чисты́м поле́м
Ко тому ко городу ко Киеву,
Ко тым они силам ко татарскиим.
А со той горы да со высокии
Усмотрел ли старыя казак да Илья Муромец:
А то едут ведь бога́тыри чисты́м поле́м,
А то едут ведь да на добры́х коня́х.
И спустился ён с горы высокии
И подъехал ён к бога́тырям ко святорусьскиим,
Их двенадцать-то бога́тырей, Илья тринадцатый.
И приехали они ко силушке татарскоей,
Припустили коней богатырскиих,
Стали бить-то силушку татарскую,
Притоптали тут всю силушку великую,

И приехали к полатке полотня́ноей;
А сидит собака Калин-царь в полатке полотняноей.
Говорят-то как бога́тыри да святорусьскии:

— А срубить-то буйную головушку
А тому собаке царю Калину.

Говорил старой казак да Илья Муромец:

— А почто рубить ему да буйная головушка?
Мы свезёмте-тко его во стольний Киев-град

Да й ко славному ко князю ко Владымиру.

Привезли его собаку, царя Калина,
А во тот во славный Киев-град
Да ко славному ко князю ко Владымиру,
Привели его в полату белокаменну
Да ко славному ко князю ко Владымиру.
То Владымир-князь да сто́льнё-киевской
Он берёт собаку за белы́ руки
И садил его за столики дубовыи,
Кормил его е́ствушкой саха́рнею
Да поил-то пи́тьицем медвя́ныим,
Говорил ему собака Калин-царь да таковы́ слова́:

— Ай же ты Владымир-князь да сто́льнё-киевской,
Не сруби-тко мне да буйной головы́!

Мы напишем промеж собой записи великии,
Буду тобе платить дани век и по́ веку,
А тобе-то князю я Владымиру!

А тут той ста́ринке и славу́ поют,
А по тыих мест старинка и покончилась[43].

 

Тема семинарского занятия:


Дата добавления: 2019-02-22; просмотров: 223; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!