Мероприятия российской биомедицины

 

Первые российские медики проникают в Степь в 1730-е годы: врачи  полковых лазаретов. В 1744 году в Оренбурге начинает функционировать госпиталь, вскоре ставший одним из главных медицинских центров северо-западной части степи. Впервые сюда и в военные лазареты, начинают эпизодически приезжать первые казахские пациенты. Разрешение - лечить в госпитале «азиатцев, приезжающих в Оренбург для торговли и других надобностей» было дано в 1809г., но оно, судя по всему, лишь легитимировало известную практику[20,135].

В 1836 году в Пограничной комиссии, управлявшей «оренбургскими казахами», начинает работать постоянный врач, в ведении которого находится санитарный и противо­эпидемический надзор в городе и судебно-медицинская экспертиза в казахских аулах. В 1859-м году Пограничная комиссия была преобразована в Областное управление, и её медицинский штат состоял из 3-х человек – врача и двух фельдшеров[20,136].

1832-й год – назначение врача во Букеевскую орду, в чьи функции входило медицинское обслуживание хана и его приближённых, а также объезд аулов. Кроме того, в ханской ставке работали фельдшера казачьих отрядов. Однако долгое время медицинский персонал Внутренней орды состоял из двух докторов[20,137].

В начале XIX-го века желание использовать средства и практик российской биомедицины выражала казахская аристократия – султаны и старшины различных частей Младшего жуза, а также ханы Букеевской орды. За медицинской помощью они приезжали в Пограничную комиссию и обращались с просьбами о снабжении лекарствами. Частые контакты стимулировали рост доверия с обеих сторон. Султаны запрашивали: «капель кровоочистительных, шпанских мух, нюхального спирту». Для снабжения лекарствами в бюджете Пограничной комиссии существовала специ­альная статья расходов. Столь же распространённой была и практика вызовов докторов к желающим султанам; иногда султаны указывали - какого именно доктора вызвать т.к. встречались с ними не впервые. В начале XIX-го века медики отправлялись в степь в сопровождении вооружённого казачьего сопровождения[20,136].

В 1832-м году, по инициативе хана Жангира – в Букеевскую орду определен «постоянный врач» - штаб-лекарь Сергачёв[20,136].

Понятно, что двух медиков, работавших в Пограничной комиссии и Букеевской орде, было недостаточно. Оренбургская администрация на протяжении нескольких десятилетий инициировала обучение медицин­ским навыкам людей из числа «коренного населения» колонизируемых территорий. Например, в 1831-м году был начат проект по подготовке медиков из числа башкир, владеющих русским языком. Обучение проходило на медицинском факультете Казанского университета. Содействие оказал оренбургский муфтият, издавший фетву, провозгласившую обучение молодых людей на медицинском факультете – богоугодным делом. Первые студенты из числа башкир начали обучаться в 1832-м году. Завершить образование удалось немногим. Другой пример – учреждение фельдшерской школы при Оренбургском военном госпитале в 1841-м году, ориентированным, главным образом, на оказание медицинской помощи – состоящим на военной службе.

Перемены приходят вместе с «Положением об управлении оренбургскими киргизами(казахами – Крупко И.В.)» в 1844-м году юридически зафиксировавшие проникновение фельдшеров в казахские аулы:

«Для прививания предохранительной оспы и для подачи кир­гизам простейших медицинских пособий находятся при султанах-правителях по одному фельдшеру из киргизов же»[52,137].

Подготовка фельдшеров для медицинского обслуживания и контроля казахов происходила в фель­дшерской школе при госпитале. Пограничная комиссия  финансировала обучение десяти таких обучающихся. Первоначально культурно-культовая инерция, недоверие к новому и непонимание всего этого механизма доминировали в отношении казахов к подобного рода мероприятиям. Заполнить десять мест в фельдшерской получилось не сразу: отсутствие механизма дисциплинарной власти в медицинских мероприятиях на территории Степи, чиновники Пограничной комиссия и Областного управления проводили «разъяснительную работу» среди казахов, объясняя им все преимущества фельдшерского образования. Процессы адаптации поступающих в школу детей проходили достаточно травматично, контактируя с инфекционными больными в госпиталях, будущие фельдшера заражались и умирали, что, разумеется, создавало вокруг фельдшерских школ мрачную и пугающую атмосферу. Другая трудность заключалась в продлении пятилетнего курса обучения (хирургия, фармация и анатомия) за счет обучения русскому языку(до поступления). С 1844-го по 1869-й год в школе обучались 10 мальчиков-казахов, из которых лишь 6 завершили полный курс обучения, один был исключён, трое умерли. Часто фельдшерские кадры пополнялись из числа башкир.

Другим мероприятием российской медицины стала подго­товка оспопрививателей. Несмотря на то, что в казахской этномедицине практиковалась вариоляция, зачастую она вызывала осложнения, о которых говорилось выше. Российская биомедицина предложила казахам модернизированный тип про­филактики оспы – вакцинацию по методу Дженнера (привитие вируса коровьей оспы). Первые прививки были сделаны в 1804-м году лекарем Уральского казачьего войска Хандожинским. Оренбургская администрация активно стимулировала распространение нового типа профилактики оспы, предписывая чиновникам «мерами убеждения и ласки склонить киргиз прививать детей их и им самим, кто по­желает, оспу»[20,139]. Другой важной направленностью внимания и усилий российской администрации было взаимодействие с казахской аристократией, могущую стимулировать модернизацию медицины «сверху» и способствовать популяризации оспопрививания среди казахов. Так, например, в Букеевской орде технологию вакцинации начал практиковать именно хан Жангир, прививший оспу своим детям. Позднее его примеру последовали некоторые султаны. Бии, согласившиеся на вакцинацию, награждались похвальными листами, их жёны получали подарки. В степи активизировалась медицинская пропаганда: издание брошюр, листовок, поясняющих смысл и полезность оспопрививания. В 1825-м году при Оренбургском военном госпитале был подготовлен первый казахский оспопрививатель, - С. Дженабеков [20,140]. Постепенно навык оспопрививания внедряется в систему образования, независимо от профессиональной ориентации учебного заведения (фельдшеры, среди которых уже успешно функционируют казахи, кроме самого оспопрививания, обучают этому учащихся русско-казахских школ):

«То, чему они научились в городе, т.е., теорию и приёмы оспо­прививания, они пропагандировали в степи, и своим ласковым обращением с детьми и простотой дела мало-помалу успели внушить к себе доверие степи.» [51,284]  

Тем не менее, вакцинация не сразу обрела большую популярность среди казахов: «За два года он не привил оспу ни разу, да туземцы и не давали ему детей. Принуждать же мы не решались, и кажется хорошо сделали; в ходжентском уезде принуждение вызвало в 1871 году открытое восстание, имевшее, правда, кроме того, еще одну причину — постоянное возрастание налогов. Пущены были, ханжами, конечно, фразы о наложении русского клейма, о привитии мусульманским детям крови кафиров и проч. В Сыр-Дарьинской области оспа привита была в 1869 году только 1 163 детям; из этого числа на долю Ташкента приходится 700 пациентов и затем на долю Перовска 376, остальных 87 пациентов приходится разделить на шесть уездов!
В Семиреченской области это дело шло гораздо успешнее: в 1868г. привито 2 158 лицам, а в 1869 году — 23 754 27. Цифра увеличилась в 11 раз. Из этого числа Верное берет 64,4% затем Токмакский уезд 25,4%. В Сыр-Дарьинской области, так сказать под глазами медицинской власти округа, дело это даже и в 1870 году двигалось весьма тихо: в Ташкенте привита оспа 849 детям (тут 49 русских), в Казалинском уезде 516, а в остальных по одному!» [40,62]
 Чокан Валиханов в 1863-м году писал: «На доктора киргизы смотрят как на чиновника и пользы от него не ждут. От оспопрививания убегают или откупаются.»[10].

И все же, технология оспопрививания в Казахской степи столкнулась здесь с обычной боязнью нового, не успевшей, впрочем, принять форму массовой истерии, а не с культурно-культовой инерцией этномедицины, какую британские медики встретили в колонизируемой Индии, где им противостояла Аюрведа и сакральные культы, возникшие вокруг оспы. Вполне естественный страх перед неизвестным способом вакцинации растворялся в ходе самой процедуры, которую врачи пытались сделать более приятной, раздавая детям пряники и конфеты, закрепляя таким образом в сознании людей положительную связь между пряниками и имперскими медицинскими инициативами99. Некоторые наблюдатели замечали, что казахи намного легче преодолевают недоверие к оспопрививанию, в отличие от русских старо­веры, клеймивших прививки как  «антихристову печать». [51,384] Во второй половине XIX века, по Степи пронеслось несколько волн эпидемий оспы, обошедших тех, кто прошел вакцинацию. Тургайский уездный врач П. Добровольский писал, что в 1894г. решение об увеличении числа оспопрививателей, он столкнулся с огромным количе­ством желающих поступить на эту должность казахов[20,141]. Как свидетельствовали врачи, «казахи приезжали к ним за десятки вёрст с просьбами о вакцинации и сами обращались к властям с ходатайствами о командировании оспопрививателей в аулы. Число привитых от оспы росло с каждым годом; всё это позволяло медикам к концу столетия делать оптимистичные заключения о том, что оспопрививание стоит в степи на твёрдой почве»[51,337].  

Другим мероприятием российской биомедицины стал эпидемический надзор: эпидемии угрожали не только населению Казахского края, но и внутренним районам империи.

Вспышка холеры в 1830-м году, инспирировала учреждение карантинов, обнажив противоречия медиков и имперской администрации. Медицинский совет (со­вещательный орган при МВД, занимавшийся научно-теоретической и методологической работой) – констатировал необходимость установления карантина для торговых караванов, следовавших из южных регионов, чтобы ограничить воз­можное распространение холеры. В то же время Министерство финансов потребовало от Оренбургского губернатора «отменить стеснительные меры во вред торговле». Капитал диктовал свои условия, и карантины были отменены. В качестве необходимого компромисса продолжал действовать на­ружный медицинский осмотр. В скором времени малоэффективность и формальность «наружного осмотра» стала слишком явной, и он был отменен. С 1834-го года устанавливается система эпидемического контроля среди жителей Букеевской орды (ежемесячные отчёты Пограничной комиссии оренбургскому губернатору и т. д.)[53,198]. Интересно в случае с холерными карантинами 1830г., требования медиков всецело понимались и поддерживались местной администрацией, однако встречали упорное противодействие в Петербурге, озабоченном соображениями экономии средств. Со временем недовольство врачей вылилось в открытую критику политики правительства в деле организации медицинской помощи в степи[20,143] .

Административные реформы 1868г. включали в себя установление единой системы оказания медицинской помощи в Казахской степи: в каждом уезде учреждались должности уездного врача, фельдшера и повивальной бабки. В функции уездного врачу входило безвозмездное оказание медицинской помощи местному населению и бесплатное снабжение больных медикаментами, на что из бюджета выделялись специальные суммы.108 Таким образом имперская администрация, кроме гуманистического наполнения этих актов, расширяла пространство медицинской власти. Число ме­дицинских работников возросло в три раза. В 1880-е годы, – один врач обслуживал в около 70–100 тысяч человек, на расстоянии в де­сятки тысяч квадратных километров.109 (В центральных районах империи подобное соотношение в 1862-м году колебалось от 1:7000 в городских до 1:33000 в сельских районах).

Описывая нелегкую работу докторов в Казахской степи, А.Афанасьева верно заметила, что: «высокое жалованье здешних врачей – приблизи­тельно 1200 рублей в год по сравнению со средним для врачей в Рос­сии 1000 рублей; военные врачи получали ещё больше – 1500–1600 рублей 111 – не могло полностью компенсировать суровые условия проживания и работы, культурную изоляцию и огромное количество обязанностей. Помимо работы в госпиталях в качестве терапевтов и хирургов, уездные врачи, как правило, исполняли функции санитарных и ветеринарных врачей, оспопрививателей, были обязаны произво­дить судебно-медицинскую экспертизу, требовавшую выезда на место происшествия (нередко за 300 и более километров в сорокаградусные степные морозы), а также регулярно объезжать вверенную им часть степи для надзора за состоянием здоровья её жителей. В свободное от разъездов и оказания медицинской помощи время врачи должны были вести обширную документацию о работе медицинской части в уезде, а также вносить вклад в создание уже упоминавшихся медико-топографических описаний местности.»[20,144-145]. В то же время, большая часть расходов на разъезды оплачивались врачами из собственного жалованья, поскольку выделенные на это по штатному расписанию суммы быстро заканчива­лись. Ходатайства врачей о финансировании хотя бы расходов на оплату переводчика во время визитов к казахам отклонялись Министерством финансов под тем предлогом, что «медицинская… помощь врачей и повивальных бабок обусловливается исключительно их познаниями и присутствие переводчиков едва ли может споспешествовать в деле помощи» [20,144] . Врачи, судя по всему, не стремились надолго задерживаться в Казахской степи и поэтому не видели смысла в изучении казахского языка. В такой ситуации, по свидетельству одного из уездных врачей, единственное, что оставалось делать – вступать в разговор с пациентом «на языке мимики» и «давать лекарства то наудалую, то индифферентно для успокоения больного»[20,144] . Более радикальное лечение могло оказаться опасным для самого врача: «даёшь больному сильнодействующее лекарство и повторяешь ему несколько раз, как употреблять его. Не успеешь отъехать и двух вёрст от аула, как… догоняют с известием о том, что у больного появилась рвота или другие признаки отравления. Тут снова воз­вращаешься к больному и уже со страхом, чтобы эти дикари не поломали рёбра, отнеся подобное явление со стороны больного не к излишнему употреблению данного лекарства, а к недобро­желательству врача.» Случались и трагикомичные случаи: «в 1868 году, до сведения администрации дошел только один случай насильственной смерти: во время затеянной киргизами игры кох-бури (серый волк, один из участвующих заскакал в Чирчик, да там и утонул.»[40,64].

«В 1870 году в уезде насильственных смертей, вследствие убийства, произошло 5. Самоубийств 1, случайных 16 (утонуло 4, задавлено при земляных работах 3). Всего 22 случая. В соседнем ходжентском уезде таких случаев было 130; из этого числа жертвами убийства были: 18 мужчин и 2 женщины. Такая значительная цифра происходит, конечно, вследствие соседства с независимым ханством Коканским, куда легко мог укрываться каждый разбойник. Всего в Сыр-Дарьинской области произошло 210 случайных смертей. Из этой цифры 48 случаев приходится на убийства.

Санитарный очерк уезда заключим данными по эпизоотии. До сих пор была только одна, в 1870 году, от голода, по случаю занесенных буранами тебеневок. Пало 225 000 овец, 16 200 лошадей, 6,400 верблюдов, 6 000 рогатого скота и 300 ослов. Всего 254 600 штук на 1 575 000 р. В других уездах случалась и чума рогатого скота. В 1868 г. в Токмакском уезде пал весь скот — до 70 000; затем чума перешла в Верненский уезд и т. д., а всего пало до 260 000 голов на 3 миллиона рублей. Весною 1869 года трупы были зарыты, а частию и сожжены — чума и прекратилась.»[40,65-66].

В медицинских нарративах тех лет интересно то, как меняется (если меняется) образ казахов-пациентов, описывается их реакция на фармакологические инновации и т.д.: «Подкожное вспрыскивание — новость для многих врачей и требует все-таки некоторой сноровки, а потому весьма редко употребляется. Туземцы еще не подвергались опытам и потому неизвестно, как они отнесутся в этому средству. Скорее, впрочем, можно ожидать недоверия. Я убедился на деле, что такому непосредственному человеку, как киргиз, кураминец и даже сарт, больше всего внушают доверия «чувствительные» средства: горькая хина, выжимающий слезы нашатырный спирт, обжигающий паршу раствор едкого кали, несмываемый ничем адский камень, моментально действующие рвотные, слабительные и проч. Когда действие лекарства скоро и заметно — дикому человеку лучше ничего и не надо. Он доволен будет даже и одним впечатлением вкуса, обоняния, осязания: горько, воняет, щиплет — вот это и лекарство! К хине сразу получили доверие уж на одно то, что она горька, «как желчь», хуже!»[40,51].

И хотя в большинстве таких текстов сквозит интонация иронии, «когда все было устроено, я пригласил собравшихся по какому-то случаю, членов всех хозяйственных управлений и показал им нашу русскую дару-хана (лекарственный дом). Туземцы обращали особенное внимание только на цветные вещества: серный цвет, плауновое семя, синий и зеленый купорос, шпанские мушки, разнохарактерный рад тянктур и проч. Я знакомил их со свойствами некоторых веществ, сыпал на пламя зажженой бумаги плауновое семя, давал нюхать дымящуюся крепкую водку (азотная кислота), соляную кислоту и нашатырный спирт. Превращал им холодную воду в горячую прибавлением серной кислоты, делал шипучую содовую воду и наконец роздал по нескольку щелчков электро-магнитным аппаратом Румкорфа.

Надобно было отрекомендовать наши врачебные средства с первого разу — и это мне удалось как нельзя более. Туземцы были сильно заинтересованы и не скрывали своего удовольствия. Те же, которые старались-было сохранить равнодушный вид, теряли всякое самообладание, когда им давали в руки цилиндры Румкорфа. Гости потешались над безплодными усилиями своего товарища разжать руку и выпустить «шайтана», а когда все переиспытали на себе эту невиданную штуку, то выскакивали на улицу и тащили всякого встречного, над которым и потешались. Впоследствии мне еще не раз приходилось показывать «шайтана в сундуке» — людям, приезжавшим нарочно Бог знает откуда.», со временем, ростом эффективности и доверия местного населения, медики, работавшие на территории Казахстана изменяют отношение к своим пациентам. С 1870-х гг. казахи, постепенно привыкая к российским докторам, более охотно принимали медицинскую помощь. Случаи успешного излечения становились известны в степи и некоторые медики, посещавшие аулы с инспекцией, часто оказывались в окружении «плотного кольца пациентов, являвшихся кто с ложкой, кто с черепком… для получения лекарства»[54] . В то же время, мы видим и обратную тенденцию, вдохновленную культурно-культовой инерцией ислама на примере больницы в городе Семипалатинск: «зажиточное мусульманское население население не давало средств, заявляя, что «устройство больницы в г.Семипалатинске не может приносить для них никакой пользы, так как лечение в оной по магометанскому закону воспрещается»[55,91]. «Неспособность нашего врача в дальним переездам верхом подала туземцам мысль нанять себе другого врача из русских. С просьбами в этом смысле они неоднократно обращались в уездному начальнику, но он мог добиться только того, что в помощь к доктору был прислан фельдшер. Впоследствии, когда старый штаб-лекарь выслужил срок к пенсии, на его место поступил молодой доктор медицины, который, конечно, поведет дело как следует»[40,62]. Медики из других частей империи, командированные в Казахскую степь для борьбы с эпидемиями, нередко выражали удивле­ние, наблюдая то, как казахи исполняли все указания врачей, и благодарность кочевников за оказываемую им помощь – в то самое время, когда крестьяне российских губерний избивали врачей, подозревая их в распространении холеры, и отказывались от любого медицинского вмешательства[20,146]: «этот вывод нужно поставить киргизам в большой плюс, ибо русский простой народ, имея за собой еще более горький и не­сравненно более продолжительный эпидемический опыт, никак не может прийти к такому же выводу.»[20,146].

Итогом проникновения, распространения и взаимодействия российской биомедицины в жизнь казахского общества стали масштабные кампании по борьбе с эпидемиями чумы в степях северо-западной части Казахского края в конце XIX – начале XX вв. Именно в этих мероприятиях видны властные стратегии «распределения тел и жестов в пространстве» (буквально). 

До этого, во время кампаний по оспопрививанию, доктора уже выработали планы тотализации медицинского контроля над местным населением: волости должны были делиться на небольшие участки, население каждого из которых подлежало поголовному осмотру, после чего всем жителям вводилась вакцина. Оспопрививание, таким образом, долж­но было охватить всех жителей каждой волости. В 1900–1901 годах в отдельных районах Букеевской орды вспыхнула эпидемия чумы. В степь для локализации и изоляции очага заражения и были направлены противочумные отряды, которые должны были отслеживать и изолировать больных, устанавливать карантинные оцепления, уничтожать инфицированное имущество, подвергать дезинфицировать и эвакуировать людей. Территория распространения инфекции была разделена на районы, в каждом из которых действовал свой са­нитарный отряд. Врачи производили поголовный осмотр населения, вводили лимфу или сыворотку жителям оцепленных территорий и от­слеживали телесные реакции: «сначала их мыли водой и мылом в одном помещении, затем вторично мыли и окатывали тёплой сулемой в другом помещении; отсюда, накинув чистую простыню, они переходили в кошарку, поставленную рядом в пределах нейтральной полосы между оча­гом и территорией карантина. Простыня сбрасывалась у входа, а сами они входили в кошарку, где карантинный фельдшер или санитарка еще раз обмывали их теплой сулемой и одевали в чистое платье. После осмотра их карантинным врачом и измерения у них температуры они водворялись, наконец, в чистые карантинные кибитки.»[20,147-148]

Такого рода процедуры, аналогичные  производимым европейскими медиками в Африке, неоднократно подвергались рефлексии со стороны европейских интеллектуалов, философов, социальных психологов. К примеру, М. Воган, следуя фукольдианской традиции, констатирует, что «массовые вак­цинации и поголовный осмотр, в ходе которых люди – колониальные субъекты – подвергаются обезличиванию и унификации, лишаются одежды и какого-либо личного выбора и сгоняются в помещения, являют собой пример наиболее репрессивных процедур колониальной медицины.»[56,52] Тем не менее, трудно представить себе альтернативу этим мероприятиях в условиях угрозы массовой эпидемии. Вместе с тем, масштаб и смысл мероприятий, реализуемых во время про­тивочумных кампаний, очень показательны: они демонстрируют значительную уверенность имперской администрации в своей медицинской власти на территории Казахской степи.

Заключение

В традиционном казахском обществе бытовая магия и утилитарная религиозность существовали одновременно, перетекая друг в друга и органично сливаясь в один ментальный поток, образуя культурный фон и богатый набор применявшихся в повседневности магических практик, многие из которых продолжают существовать и в XXI-м веке.   

Сравнительный анализ этномедицинских практик, сочетавших в себе элементы симпатической, контагиозной и др. типов магии, естественно-физиологической нозологии, фармакологии и общих мер здравоохранения (изоляции очагов эпидемии) позволяет нам сделать вывод об их кросскультурности. 

Многие болезни (патологии) – персонифицированы, как и всё, окружающее носителя магического мышления.

Эволюция российской биомедицины в Казахской степи содержит в себе весь спектр и симптоматику колониальной медицины от эпизодического, точечного обслуживания отдельных представителей казахской аристократии до масштабных мероприятий по предотвращению массовых эпидемий. Ту же эволюцию прошел и имперский дискурс – от образа «диких киргиз» через «волшебные миры» региональной безопасности к объективирующей, обезличивающей биомедицинской этике взаимоотношений доктора и пациента.

Список использованной литературы:

 

1.Михель Д. В. Социальная антропология здоровья и репродукции: медицинская антропология: учеб. пособ. для студентов. — Саратов: Новый проект, 2010. — 100 с.;

 

2.https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9C%D0%B5%D0%B4%D0%B8%D1%86%D0%B8%D0%BD%D1%81%D0%BA%D0%B0%D1%8F_%D0%B0%D0%BD%D1%82%D1%80%D0%BE%D0%BF%D0%BE%D0%BB%D0%BE%D0%B3%D0%B8%D1%8F#cite_note-1 (статья из электронной энциклопедии);

 

3. Караулов Ю. Н., Путров В. В. От грамматики текста к когнитивной теории дискурса / ван Дейк Т. А. Язык. Познание. Коммуникация: Пер. с англ./Сост. В. В. Петрова; Под ред. В. И. Герасимова. — М.: Прогресс, 1989.;

 

4.Тайлор Э.Б. «Первобытная культура» - М, 1989 – 573с.;  

5.Фрезер Дж.Дж. «Золотая ветвь: Исследование магии и религии»: В 2 т. Т. 1: Гл. I-XXX1X /— М.: ТЕРРА—Книжный клуб, 2001. — 528с.;

6.Леви-Брюль Л. «Сверхъестественное в первобытном мышлении». – М., Педагогика-Пресс, 1994, - 608с. – (Серия: «Психология: классические труды»).;

7.Фрейд З. «Тотем и табу». – Харьков: «Фолио», 2009. – 382с.;  

8.Леви-Стросс К. «Первобытное мышление» М.: Республика, 1994. – 384с.;  

9.Выготский Л.С., Лурия А.Р. «Этюды по истории поведения: Обезьяна. Примитив. Ребенок». – М.: Педагогика-Пресс, 1993. – 224с.;  

10.Валиханов Ч. Ч. Собрание сочинений в пяти томах. — Алма-Ата, 1985.;

 

11.Диваев А.А. Киргизские болезни и способы их лечения // ТВ. 1902. №80;

 

12.Диваев А.А. Баксы как лекарь и колдун // Казань. 1897. Т 15, - 30с.;

 

13.Потанин Г.

 

14.Кастанье И.А. Из области киргизских верований // ВОУО. Оренбург, 1912. №3, 6;

 

15.Материалы по этнографии киргиз Тургайской области. Сказки, былины, легенды / Оренбург: Типо-литография Ф.Б.Сачкова. 1900. с. 80-125.;  

 

16.Муканов К. «Анимизм – одна из религиозных форм до шаманизма» // Изв. АН КазССР. Сер. обществ. Наук. 1969. Вып. 1, с. 22-26;

 

17.Религиозная жизнь народов Центральной Евразии: Сб. статей / отв.ред. В.И.Харитонова. М.: ИЭА РАН. 2012. -336с.;

 

18.Амантурлин Ш. Пережитки анимизма, шаманства, ислама и атеистическая работа. Алма-Ата, 1977.;  

 

19.Толеубаев А. Т. «Реликты доисламских верований в семейной обрядности казахов» : (XIX - нач. XX в.) / Алма-Ата: Гылым, 1991. - 213с.;

 

20.Афанасьева «Освободить… от шайтанов и шарлатанов»: дискурсы и практики российской медицины в Казахской степи в XIX веке» / Ab Imperio, 4/2008, с.113-149;

 

21.Абашин С.Н. «Советский кишлак: Между колониализмом и модернизацией» /— М.: Новое литературное обозрение, 2015. — 848с.;

22.Левшин А.И. Описание орд и степей казахов / МОН РК. ПГУ им. Торайгырова. — Павлодар: НПФ «ЭКО», 2005. — 212 с.;

23.Марков Г.Е. Религиозные верования. Предполагаемый генезис и история // Этно-Журнал. – 2003. -№1. – с.67-83.;  

25.Токарев С.А. Сущность и происхождение магии. Типы магии. // Ранние формы религии. – М., Политиздат, 1959. – с.426-432.;  

 

26.Кэстль Джон «Дневник путешествия в году 1736-м из Оренбурга к Абулхаиру, хану Киргиз-Кайсацкой орды». Алматы, 1998. 124с.;

 

27. Андреев И.Г. «Описание Средней Орды киргиз-кайсаков» Алматы, 1998. //http://www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/M.Asien/XVIII/1780-1800/Andreev/text2.htm;

28.Торчинов Е.А. «Религия: опыт запредельного» Санкт-Петербург 1998// http://royallib.com/read/torchinov_evgeniy/religii_mira_opit_zapredelnogo.html#0;

29.Рычков П.И. «История Оренбургская по учреждении Оренбургской губернии». – Уфа, Уфимский НЦ РАН 2002, - 201с.;

 

30.Гавердовский

31. Шварц Ф. «Туркестан – ветка индогерманских народов» // История Казахстана в западных источников в 12 томах. Том 5. – с.175-238, – Алматы, 2006;  

32.Казахские чиновники на службе Российской империи: сборник документов и материалов/отв.ред. Г.С. Султангалиева, сост. Г.С. Султангалиева, Т.Т.Далаева, С.К.Удербаева. – Алматы: Қазақ университеті, 2014.- 418с.;

33.Радлов В.В. Из Сибири. Страницы дневника. Пер. с нем. Примеч. и послесл. С. И. Вайнштейна. М.: Наука, 1989. 749с.;

34.https://rus.azattyq.org/a/drought_zasukha_kazakhstan/2071463.html

 

35.http://www.voxpopuli.kz/main/664-zhertvoprinoshenie--tasattyk.html

 

36.https://tengrinews.kz/strange_news/jiteli-aktau-proveli-drevniy-obryad-vyizova-dojdya-tasattyik-254794/

 

37.История и культура казахского народа ХVІІІ – начала ХХ вв. в русской периодической печати – в 10-ти томах. Т.3;

 

38. Саган Карл «Мир, полный демонов: Наука — как свеча во тьме» / Пер. с англ. — М.: Альпина нон-фикшн, 2014. — 537 с.;

 

39. «Манас» Киргизский народный эпос, главы из «великого похода», - М. 1941, «Художественная литература» 156с.;  

 

40.Туркестан и туркестанцы // «История и культура казахского народа ХVІІІ – начала ХХ вв. в русской периодической печати» – в 10-ти томах. Том 3.;

41.Н.П.Шабалов. Детские болезни 1 том. / Куликов Станислав Михайлович. — 6-Е издание. — Санкт-Петербург.: Издательский дом "Питер", 2007 год. — 250 с. — ISBN 5-94807-019-0.;

42. https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A0%D0%B0%D1%85%D0%B8%D1%82

43. Валиханов Ч.Ч. «Замечания на третью часть описания Киргиз-казачьих орд [А.И.Левшина]» Т.3 / Валиханов Ч.Ч. Собрание сочинений в пяти томах. — Алма-Ата, 1985.;

44. Малая медицинская энциклопедия. — под ред. В. И. Покровского. — М.: Советская энциклопедия, 1991. — Т. 1. — 577 с. — ISBN 5-85270-040-1.

45. Валиханов Ч.Ч. «О мусульманстве в степи» Том 4. / Валиханов Ч.Ч. Собрание сочинений в пяти томах. — Алма-Ата, 1985.;

46.Фуко Мишель «История безумия в классическую эпоху» / СПб, 1997, 576с.;

 

47. Элиаде М. Шаманизм: архаические техники экстаза / Киев: «София», 2000. – 480с.;

48.Рассел Б. История западной философии / Новосибирск: Сибирское университетское издательство, 2001. /

 http://psylib.ukrweb.net/books/rassb01/txt01.htm ;

---

Дата добавления: 2019-02-13; просмотров: 189; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!