ОБЩИЕ ПОЛОЖЕНИЯ ОБ ОСВИДЕТЕЛЬСТВОВАНИИ И ДАЧЕ ЗАКЛЮЧЕНИЯ О ЛИЦАХ В СЛУЧАЕ СПОРНОЙ ВМЕНЯЕМОСТИ.

Инициатива освидетельствования психического состояния в уголов­ных делах принадлежит согласно статьям 63, 183, 202, 203, 250, 253, 254, 256, 271, 272, 273, 275 Уголовно-процессуального кодекса РСФСР органам расследования, прокурору и суду, а в отношении лиц, отбывающих нака-

432

зание, — суду или наблюдательной комиссии (ст. ст. 456 и 458 Уголовно-процессуального кодекса).

Основанием и необходимым условием правильной оценки психи­ческого сост* яния данного лица при совершении им определенною нака­зуемого действия является знание всей его психической лично­сти, приобретаемое лишь тщательным знакомством с сущностью дела, анамнезом и точным клиническим исследованием.

В отношении анамнеза следует раньше всего упомянуть о су-дебно-. сихиатрическом значении наследственности. Следует принять за принцип, что наследственное отягощение никогда не может служить доказательством существования психического расстройства у обвиняемого.

Психическое расстройство может быть доказано только путем иссле­дования самого обвиняемого, а не членов его семьи. Наследственное отя­гощение может лишь объяснить непосредственно установленное психиче­ское расстройство, но никогда не может доказать его. Этот принцип защит­ники особенно стараются обойти.

Исследование психического состояния обвиняемого производится в том случае, если в течение судебного процесса у органов расследования, прокурора или суда возникают сомнения в психическом здоровье обвиняе­мого. Таким образом решение вопроса о необходимости или излишности исследования психического состояния обвиняемого зависит от суждений и впечатлений неврачей. При таких обстоятельствах становится понятным, что возможно осуждение определенно психически больных, если они не подвергнутся исследованию судебного эксперта. Тем более оправданным кажется требование, предъявляемое с различных сторон, чтобы судья, производящий следствие, в некоторых случаях был обязан законом соста­вить судебно-медицинским порядком точный «статус», в котором были бы приняты во внимание все те моменты, которые могли иметь отношение к психическому развитию и состоянию обвиняемого. Составления такого статуса следовало бы непременно требовать например при всех особо тяжелых преступлениях, для рецидивистов, при преступлениях, совер­шаемых лицами моложе 18 лет, для алкоголиков, эпилептиков, истериков, после предшествовавших повреждений головы и тяжелых заболеваний (сифилитиков).

Вышесказанное не означает однако, что установлению моментов наследственности не должно уделяться самого тщательного внимания. Так как сущность наследственности состоит в том, ч*$о из однородного проистекает однородное, то доказательство наличия психических больных в семье может служить указанием на необходимость тщательного обследо­вания симптомов психического расстройства обвиняемого, которые могли бы остаться незамеченными при поверхностном наблюдении (это особенно важно при подозрении на эпилепсию и периодические психозы).

Следовательно доказательство наследственного отягощения должно быть поводом к исследованию психического состояния обвиняемого; но на этом роль его не заканчивается.

Кроме того во многих случаях важно получить сведения о началь­ном периоде развития данного лица: могут иметь зна­чение запоздания начала хождения, появления речи, прорезывания зубов, половой зрелости. Следует также по возможности собрать сведения, отно- . сящиеся kol времени школьного обучения, лучше всего из сведений, полу­чаемых от учителей.

«8 Руководство по судебной медицине.                                                                           433

В общем в отношении анамнестических данных следует держаться принципа, что не все показания обвиняемого и других заинтересованных лиц должны быть без критики признаны правильными, так как по опыту известно, что эти лица, желая обелить обвиняемого, часто дают неверные или преувеличенные показания. Нужно стараться получить документаль­ные доказательства или показания относительно различных моментов от незаинтересованных лиц, заслуживающих доверия.

Равным образом не следует упускать из виду невропатиче-ские явления а детстве и в периоде полового созревания и при этом обращать внимание не только на тяжелые расстройства, например эпилепсию, но и на детские судороги, хорею, различные формы эпилептических состояний и т. д.

Особое значение имеет выявление путем анамнеза таких процессов, которые, как известно по опыту, могут привести к психическим расстрой­ствам или же создать предрасположение к таковым. Сюда относятся в особенности повреждения головы и целый ряд болезней, либо поражающих непосредственно психические центральные органы, либо кос­венно действующих на них. В таких случаях следует главным образом обратить внимание, не замечена ли была именно после подобных влияний перемена в характере и поведении данного лица.

В равной мере следует обратить внимание на алкоголизм или состоя­ние опьянения в момент преступления, иногда на невыносливость к алко­голю; кроме того нужно исследовать половую жизнь обвиняемого.

Наконец следует подвергнуть подробному обследованию и оценке внешние обстоятельства и условия жизни дачного лица, так как они могут влиять на психическое развитие вообще, складываясь же неблагоприятно— и на возникновение психических расстройств; кроме того по поведению лица в рамках условий, указанных ему его социальным положением, можно-' лучше всего составить заключение об его интеллекте и эмоциональной сфере и вообще о характере в целом

Циркуляром Народного комиссариата юстиции за № 76 от 21/V 1924 г. (см. «Бюллетень H КЗ» № 13, 1924 г., циркуляр НКЗ за № 135 •от 8/VII 1924 г.) был объявлен перечень вопросов, по которым должны быть собираемы следственной властью сведения, необходимые врачам. Вопросы эти выясняют следующее: наследственность, правильность раз- , вития организма, возможные причины душевного расстройства и время его появления.

О ПРОИЗВОДСТВЕ ПСИХИАТРИЧЕСКОЙ ЭКСПЕРТИЗЫ. (Циркуляр НКЮ от 21 мая 1924 г., X» 76.)

В случаях, обозначенных в ст. 186 УПК, «следователь обязан собрать сведения, необходимые для суждения о психическом состоянии обвиняемого, путем освидетельство­вания обвиняемого врачом-экспертом, а также путем опроса обвиняемого, его близких и других лиц».

Это требование закона, не вызывающее по своей ясности никаких сомнений, вме- -
сте с тем не указывает, какие именно вопросы должны быть выяснены следственными
органами.                                                                                                                                      \\

Таким образом судебные работники, мало знакомые с психиатрией, имея надоб­ность (по обстоятельствам дела) выяснить целый ряд моментов, весьма важных для правильной постановки экспертизы, лишены в отдельных случаях возможности это вы- , полнить из-за отсутствия у них плана, по которому им надлежит собирать сведения. ^ А посему в целях облегчения работы экспертов и способствования правильности, успеш-ности и срочности психиатрической экспертизы, а следовательно и в целях более плано— мерного отправления правосудия Народный комиссариат юстиции предлагает всем су- ^ дебно-следствснным органам при производстве психиатрический экспертизы принять

434

_к руководству нижеследующий предложенный Наркомздравом перечень вопросов, разъяснение коих требуется при наличии в деле указаний на невменяемое состояние (душевное расстройство) обвиняемого:

1. Не арадали ли родители обвиняемого или ближайшие родственники его душев­
ными или нервными болезнями, сифилисом, алкоголизмом, глухонемотой или телесными
уродствами, не совершали ли преступлений и не было ли между ними случаев само­
убийств.

2. Не представляло ли обвиняемое лицо в детском и подростковом периоде рез­
ких уклонений от нормы как в отношении здоровья, так и в отношении воспитания.

3. В отношении обвиняемых женщин, не было ли болезненных, психических или
нервных явлений во время беременности, во время родов, в послеродовом периоде или
во время кормления грудью.

4. Какие тяжелые болезни (телесные и психические) обвиняемое лицо перенесло.
Не было ли тяжелых ушибов, контузий и ранений, в особенности сопровождавшихся
потерей сознания. Не было ли судорожных припадков. Не было ли психических потря­
сений. Не было ли покушений на самоубийство.

'о. Проходил ли обвиняемый военную службу, принимал ли участие в военных действиях; если был освобожден, то почему.

6. Не страдало ли обвиняемое лицо сифилисом, алкоголизмом или наркоманией
(опий, морфий, кокаин, эфир и пр.).

7. Какова была социальная среда обвиняемого (условия жизни и труда).

8. Когда и кем были замечены явления, подавшие повод заподозрить душевное
расстройство обвиняемого, и в чем Онл заключались (резкая перемена в характере и об­
разе жизни, привычках, наклонностях, расположении и нерасположении к окружающим).

9. Не находилось ли обвиняемое лицо на пользовании в психиатрическом лечеб­
ном заведении.

Циркуляром НКЮ от 2/IX 1925 г. за № 191 вышеприведенный перечень вопросов вновь подтвержден.

Исследование обвиняемого должно касаться не толь­ко психического, но и физического его состояния и производиться вообще по правилам клинического исследования.

В отношении физического исследования раньше всего скажем о так называемых дегенеративных признаках.

Понятие дегенеративных признаков принимается различными авто­
рами то_в более узком, то в более широком смысле. Целесообразно причис­
лять к ним не те аномалии, которые являются симптомами или послед­
ствиями болезни, а только морфологические образования, которые можно
рассматривать как недостатки данного строения организма или функцио­
нальные расстройства, основанные на недостаточном или извращенном
направлении функционального процесса, но не на болезненном измене­
нии его.                                                                             ^

В этом смысле не следует например пр« числять дегенеративным признакам некоторые аномалии черепа, например синостотические анома­лии и гидроцефальные формы черепа; то же относится и к определенным нервным явлениям раздражения и паралича,, как страфивм, тики, па­резы и контрактуры.

В ^ношении подлинных признаков вырождения несомненно дока­зано, что большая часть их встречается у психически больных и преступ­ников (вернее у преступных натур) гораздо чаще, чем в среднем у насе­ления. Но не существует какого-нибудь определенного дегенеративного признака, который был бы обнаружен только у психически больных или У преступников и не встречался бы также у здоровых людей. Следова­тельно дегенеративные признаки или большая частота их характерны для группы психически вольных и преступников, но не для отдельного лица; принадлежащего к этой группе.

²⁸*                                                                                                                                          435

Таким образом заключение о ненормальном психическом состоянии данного лица на основании признаков вырождения так же недопустимо как и противоположное заключение на основании их отсутствия.

Поэтому доказательству дегенеративных признаков следует при­писать такое же значение, как и доказательству наследственного отяго­щения. Оно может служить указанием на возможность психического рас­стройства и вместе с тем на необходимость психиатрического исследования обвиняемого, но не доказательством наличия психического расстройства. В этом смысле физические признаки вырождения имеют второстепенное значение.

Личное исследование психического состояния должно производиться по правилам клинической психиатрии. Применяемый в та­ких случаях способ состоит в собеседовании с испытуемым и в наблюдении за его поведением.

В отдельных, совершенно ясных случаях достаточно однократного исследования, чтобы иметь возможность высказать мнение о психиче­ском состоянии данного субъекта; но по большей части необходимы пов­торные исследования через различные промежутки времени или более длительное непрерывное наблюдение. Последнее возможно конечно толь­ко в лечебных заведениях для психически больных или в институтах су-дебно-психиатрической экспертизы.

ПОЛОЖЕНИЕ О ПСИХИАТРИЧЕСКОЙ ЭКСПЕРТИЗЕ. (Утверждено Народным комиссариатом здравоохранения 8 мая 1919 г.)

1. Освидетельствование душевнобольных и лиц, подозреваемых в расстройстве
душевных способностей, производится по делам судебным (уголовным и гражданским),
административным "и по ходатайствам частных лиц или самих больных.

2. Судебно-психиатрическая экспертиза производится по требованию судебных
властей с соблюдением следующих правил:

а) При производстве предварительного следствия психиатрическая экспертиза
выполняется по крайней мере одним врачом-психиатром, по требованию следственных
властей, лиц, выступающих со стороны обвиняемого, или на основании заявления су­
дебно-медицинского эксперта.

б) При судебном разбирательстве дел психиатрическая экспертиза совершается
по распоряжению суда тремя экспертами-врачами, из коих два должны быть специали­
стами-психиатрами, а третий — судебно-медицинским экспертом; она назначается как
по инициативе судебных властей, так и по ходатайству правозаступников, родственников
и других близких к обвиняемому лиц или самого обвиняемого; по желанию сторон число
экспертов может быть увеличено.

Примечание. В местах, отдаленных от более крупных центров, судебная экспертиза может производиться при участии одного врача-психиатра.

в) После произнесения судебного приговора психиатрическая экспертиза назна­
чается в случае обнаружения обстоятельств, не бывших на рассмотрении суда, теми вла­
стями, в распоряжении коих состоит осужденный, по инициативе этих властей или род­
ных и близких осужденного или по его собственному ходатайству, а также по заявлениям
административного или врачебного персонала мест заключения.

г) Врачи-психиатры, участвующие в производстве экспертизы, пользуются при
этом правами судебно-медицинских экспертов, определяемыми изданным НКЗ Поло­
жением.

Примечание 1. На основании заключения врачей-экспертов подозреваемые u
в расстройстве умственных способностей помещаются в случае надобности в специальные   *\
лечебные заведения для испытания на срок, определенный самим лечебным заведением,
но не более двух месяцев. Дальнейшее продление испытания возможно только по опреде­
лению суда.                •                                                                                                               i

Примечание 2. Производство экспертизы в больнице поручается одному  ч из врачей больницы. Он составляет подробную историю болезни и заключение и поль-  л зуется правами судебно-медицинского эксперта.

д) Освидетельствование глухонемых производится в комиссии, составленной   \
согласно пункту «б» § 2, при участии эксперта из педагогического переслала училища   ^

436

глухонемых, а при отсутствии таковых — при участии родных глухонемых или лиц, умеющих с ними объясняться.

е) О производстве судебно-психиатрической экспертизы и ее результатах соста­вляют акты на общих основаниях.

3. Психиатрические экспертизы по административным делам относятся:

а) к делам о назначении и снятии опеки;

б) к делам о гр?жданской правоспособности;

в) к делам об обеспечении душевнобольных пенсиями или пособиями;

г) к делам по жалобам на принудительное помещение душевнобольных в лечеб­
ные заведения;

д) к освидетельствованию душевнобольных в местах заключения.

4. По делам о наложении и снятии опеки психиатрические экспертизы произво­
дятся с соблюдением следующего порядка:

а) Заявления об освидетельствовании лиц, страдающих расстройством умственных
способностей, подаются в столичные и губернские здравотделы по лечебному подотделу
как родственниками, опекунами и попечителями больного и совместно с ним живущими
лицами, так учреждениями, союзами, партиями и другими организациями.

б) Освидетельствование больных производится особой комиссией под председа­
тельством губернского судебно-медицинского эксперта в составе не менее трех врачей,
из коих два должны быть специалистами-психиатрами.

Примечание 1. Если больной содержится в каком-либо лечебном заведении и не может быть доставлен в лечебный подотдел для освидетельствования, то последнее производится на месте, причем для участия в нем с правом совещательного голоса при­глашается также врач лечебного заведения. Освидетельствование может производиться на дому и в том случае, если больной не может быть доставлен в лечебный подотдел без вреда для себя или других.

Примечание 2. Участвовать в освидетельствовании с правом совеща* тельного голоса, могут также врачи, приглашаемые самими больными или лицами, воз­будившими ходатайство об освидетельствовании.

Примечание 3. Врачи, участвующие в экспертизе с правом совещательного голоса, при несогласии с прочими членами комиссии могут оставаться при особом мнении, заносимом в акт экспертизы.

в) В освидетельствовании участвуют в качестве членов комиссии: представитель
от местного совдепа и один из местных народных судей по назначению Совета народных
судей (или же уездный народный судья в уездах).

г) Комиссия, производящая освидетельствование, имеет право при невозможно­
сти вынести определенное заключение после однократного исследования назначить
вторичное освидетельствование через определенный срок.

Примечание. В исключительных случаях по постановлению комиссии срок испытания может быть продлен.

д) О результатах освидетельствования составляется на общих основаниях акт
за подписью членов комиссии.

е) Ходатайство о переосвидетельствовании душевнобольного н%предмет призна­
ния его здоровья может исходить кроме лиц, перечисленных в п. «а» настоящей статьи,
от лечебйого заведения, куда больной был помещен на излечение, а также от самого
больного.'

ж) Освидетельствование душевнобольного на предмет признания его выздоро­
вевшим производится в порядке, предусмотренном пп. «а»—«д» настоящего параграфа.

з) Постановления комиссии о назначении или снятии опеки, составленные на осно­
вании акта освидетельствования, могут быть обжалованы в месячный срок в местный
народный суд по месту жительства освидетельствованного. От суда зависит оставить
Жалобу без последствий или распорядиться о производстве переосвидетельствования
комиссией в ином составе, в присутствии местного народного суда.

5. При разрешении вопросов о гражданской правоспособности психиатрическая
экспертиза производится комиссиями врачей, составленными согласно п. «б» ст. 4 настоя­
щего Положения при участии представителя от местного совдепа и от Народного комис­
сариата юстиции или его отделов.

6. Освидетельствование по делам об обеспечении душевнобольных пенсиями или
пособиями назначаются местными отделами Народного комиссариата социального обеспе­
чения при участии психиатров и одного из судебно-медицинских экспертов или же в ко­
миссиях, созванных в составе, указанном в п. «б» ст. 4 настоящего Положения при уча­
стии представителя от пенсионного отдела Народного комиссариата социального сбес-
иечения.

П p тпл е ч а н и е. В местах, отдаленных от более крупных центров, означенные освидетельствования могут происходить при участии одного врача-психиатра.

437

7. Освидетельствование душевнобольных в случае жалоб на принудительное
помещение в лечебное заведение со стороны самого больного родных или близких или
даже посторонних лиц совершается комиссиями ь составе, указанном в п. «6», ст. 4
сего Положения.

Примечание. Проверка правильности помещения душевнобольных в част­ные лечебницы производится теми же комиссиями.

8. Психиатрическая экспертиза в местах заключения выполняется комиссиями,
составленными по п. «б» ст. 4 сего Положения при участии представителя от местного
карательного отдела НКЮ или от другого учреждения, за которым числится заклю­
ченный.

Примечание 1. В состав означенных комиссий входят также врачи и пред­ставитель администрации места заключения.

Примечание 2. Указанная комиссия может командировать своих врачей-
психиатров в места заключения для предварительного ознакомления с состоянием ду­
шевнобольных заключенных и для собирания о них сведений. Командированные врачи-
псяхиачры пользуются правами судебно-медицинских экспертов и имеют право исследо-
в'ать всю личную жизнь и прежнюю деятельность заключенных.                                  *

9. Комиссия, указанная в п. 8, имеет право сделать постановление:

а) о переводе душевнобольных в психиатрические лечебные заведения или оС
отдаче на поруки;

б) о ходатайстве перед судом о скорейшем рассмотрении дел подследственны},
заключенных;

в) о досрочном освобождении осужденных, представляющих явные признаки ду­
шевной болезни.

Следует принять за правило, чтобы эксперт до окончания наблюде­ния ознакомился с актом предварительного след­ствия и дал свое заключение лишь после окончания предварительного следствия.

И это необходимо-не только для того, чтобы эксперт знал сущность преступления, ибо он должен говорить о нем с исследуемым, чтобы выяс­нить отношение последнего к инкриминируемому ему деянию. Но из дела он получит сведения о поведении и выражениях исследуемого перед сле­дователем и свидетелями; он сможет почерпать важные анамнестические данные из показаний свидетелей и лиц, давших справки. Да и психологи-гическая сущность деяния, поскольку она выясняется на основании объ­ективной обстановки, может иногда оказать большое или даже решающее влияние на психиатрическую оценку.

Эксперт вправе также требовать дополнения данных, если таковые покажутся ему нужными, после изучения дела предварительного след­ствия для разъяснения психологической сущности деяния или для правиль­ной оценки психического состояния испытуемого.

Так как настоящей задачей эксперта является оценка психического состояния не во время исследования, а во время совершения деяния, то по окончании исследования он должен обсудить, в какой степени установленное теперь психическое состояние существовало во время преступления, или по крайней мере можно ли сделать по этому во­просу какие-нибудь заключения. При этом следует принять во внимание все влияния, действовавшие на исследуемого во время совершения поступ­ка, а также его поведение до преступления, во время и после него.

В отношении первого принимаются во внимание как физиологиче­ские, так и патологические состояния: период половой зрелости, менструа­ция, беременность, роды, послеродовой период, климактерический период; кроме того имеющиеся в данное время острые или хронические заболева­ния, а также состояние опьянения или токсические влияния другого рода. Не следует упускать из виду также влияния высокой температуры, переутомления и усталости, просонок и т. п., а также вызванных внешними причинами эмоциональных возбуждений.

43«

В отношении второго следует раньше всего заметить, что если и не существуют поступки, которые сами по себе доказывают болезненность психического состояния преступника (ибо самые чудовищные поступки могут произойти вследствие суеверия или фанатизма, а также грубости нрава), то все же характер деяния или выполнения его часто может служить указанием на болезненное психическое состоя­ние преступника, если он слишком отклоняется от поступков и образа действий, наблюдаемых обычно у здоровых людей.

Такое же подозрение возбуждают деяния, побудительные причины ::оторых совершенно непонятны, или по крайней мере непонятны, если лсходить из нормального хода мышления; при этом конечно надо иметь в виду) что отсутствие нормальной побудительной причины может быть только кажущимся вследствие незнания истинной психологической сущ-чости дела.

Несоответствие между поводом и поступком само по себе еще не доказывает, что поступок совершен в состоянии психи­ческого расстройства, так как при оценке этого обстоятельства не прини­мается во внимание аффективная установка преступника во время совер­шения преступления, не всегда тотчас же выясненная; а между тем под влиянием таких аффектов нередко и психически здоровые люди совершают поступки, кажущиеся непонятными при последующем состоянии психики. Во всяком случае не следует забывать именно в отношении аффектив­ных поступков, что у людей с болезненно повышенной раздражительно­стью незначительные причины могут несравненно легче, чем у здоровых, вызвать несоответственно тяжелые преступления и мало того, что такие чеобычиые реакции при некоторых психических заболеваниях принадле­жат к картине болезни.

Многие деяния кажутся странными даже неспециалистам вслед­ствие противоречия их с общим характером данно­го л и ц а и возбуждают подозрение относительно воздействия болезнен­ных психических влияний. Но придать этому одному обстоятельству ре­шающее значение было бы ошибкой ввиду того, что различные условия могут побудить к совершению неожиданных поступков даже безупречного до сего времени человека и что особенно страсти, как любовь, ненависть, месть, доводят людей до поступков, обычно совершенно несвМственных чх характеру.

Большое значение придается обычно обдуманности, вер­нее известной рассчитанности или даже плано­мерности данного деяния; особенно неспециалисты видят в этих моментах главный критерий вменяемости. Однако это никоим образом не имеет безусловного значения, психически больные могут действовать обдуманно и планомерно; особенно те, у которых болезнь вызывает не расстройство иятеллекта, а изменение в области чувства или отдельные бредовые идеи без потери способности логического мышления. В частности J страдающих бредом преследования известно, что они могуг долго скры­вать свои бредовые идеи и вытекающие из них побуждения и совершать действия с расчетом по определенному плану.

Истеричные, чтобы отвлечь от себя подозрение, нередко с большой хитростью также выполняют поступки, вытекающие из их болезненных чувств. Даже при подозрении на слабоумие и безумие нельзя делать да­леко идущие заключения из планомерности поступка, ибо и такие больные нередко действуют с расчетом и некоторой хитростью, подобно тому как "»то наблюдаете« у детей и даже у животных.

43 »

С другой стороны, многие действия лиц, вполне вменяемых, совер­шаются под влиянием минутного переживания (аффектов или влечений), причем не может быть и речи о длительном обдумывании или плано­мерности.

Доказательство планомерности деяния имеет большое значение при решении вопроса, совершено ли оно в состоянии преходящего расстрой­ства сознания. Доказательство, что поступок уже подготовлялся в то вре­мя, когда предполагаемое расстройство сознания еще не проявлялось, является решительным возражением против этого предположения. Именно в таких случаях имеет значение точная осведомленность о всей объектив­ной стороне дела.

Придают значение также поведению преступника по­сле совершения преступления; особенно склоняются к признанию вменяемости на основании наступившего непосредственно вслед за преступлением отрезвления, выражения раскаяния, оказания помощи, а главным образом на основании стремления скрыть преступление или избегнуть наказания другим способом, например бегством. Ясно однако, что подобное поведение доказывает лишь, что данное лицо осознало совер­шенное уже преступление, но не то, что сознание существовало равным образом до и во время самого преступления. Однако и у лиц, совершаю­щих преступление в состоянии сильного аффекта или тяжелого расстрой­ства сознания, по совершении и под влиянием его могут наступить отрез­вление и известное понимание случившегося с вытекающими отсюда по­следствиями — раскаянием, бегством и т. д.

Поэтому на основании описанного поведения мы не вправе вывести положительные заключения о нормальном психическом состоянии пре­ступника; напротив, тем больше оснований предполагать психическое расстройство тогда, когда поведение преступника после совершения пре­ступления в значительной мере не соответствует тому, что можно было бы ожидать при аналогичных условиях от нормального человека. Если например кто-либо, несмотря на совершившееся только что кровавое преступление, продолжает буйствовать и его нельзя успокоить, то это следует считать столь же очевидным симптомом, как и то, если в подобном случае преступник не обнаруживает ни возбуждения, ни какой-либо иной эмоциональной реакции. Последнее доказывает, что он либо не сознает совершенного поступка, либо обнаруживает высокую степень нравственной тупости, тем более болезненной, чем более она противоречит естествен­ным волнениям.

В некоторых случаях непринятие каких-либо мер • для сокрытия преступления или для избежания может служить указанием на психиче­ское расстройство; еще большим указанием являются однако спутанная речь и растерянность или совершенная нецелесообразность поведения.

Во многих случаях судебно-психиатрической экспертизы эксперт должен поставить себе вопрос, является ли имеющееся налицо психиче­ское расстройство истинным или симулированным. В особенности при тяжких преступлениях, за которые грозит длительное лишение свободы, вовсе не редко имеет место симуляция психического расстройства; следует заметить, что даже врачами частота ее скорее недооценивается, чем перео­ценивается. Подобных преступников по большей части пугает то, что в случае признания их душевнобольными и прекращении таким путем уго­ловного преследования они будут помещены в заведение для психически-больных; им хорошо известно, что тогда им останется только симулировать выздоровление, чтобы быть выпущенными на свободу.

440

r*

С другой стороны, точное установление симуляции психического расстройства часто является нелегкой задачей. Поскольку симулянт не обладает психиатрическими познаниями или опытом (например вследствие Предшествовавшего пребывания в заведении для психически-больных), картина симулируемого психического расстройства совсем или в значи­тельной степени не соответствует известным клиническим картинам болез­ни. Но не следует слишком полагаться только на это обстоятельство. Ибо картины болезни, например кататонических форм шизофрении, столь раз­нообразны, подвержены столь внезапным переменам и так часто произ­водят обманчивое впечатление искусственности, причудливости, что даже в случаях неуголовных часто трудно только на основании. симптомов с полной уверенностью исключить симуляцию, еели вообще приходится решать этот вопрос.

Симулянты часто выдают себя, с одной стороны, в ы х о ж д е н и е м из роли, с другой — преувеличением.

В первом отношении представляется затруднительным симулировать продолжительное время некоторые симптомы болезни, например неистов­ство или скачку идей, так как быстро наступающее у психически здорового человека утомление принуждает его делать передышки.

Поэтому опытные до известной степени симулянты вообще не прибе­гают к воспроизведению таких состояний.

Выхождением из роли является также то, что симулянт изображает психические расстройства только в то время, когда его наблюдают врачи или служебный персонал, но не в присутствии других лиц. Эту ошибку совершают многие симулянты с поразительной беспечностью.

Преувеличением видают себя симулянты, грубо подделывающиеся под слабоумных, представляясь например, что они не знают своего имени, сколько составляет 2+2 и сколько пальцев на одной руке, и обнаруживая в то же время в других отношениях достаточную память, ориентировку и толковое поведение; это является несовместимым со столь глубокой степенью слабоумия. Некоторые симулянты выдают себя также совершенно бессмысленными, упорно высказываемыми бредовыми идеями без всякой связи, которые не соответствуют картине истинной душевной болезни.

Время появления мнимого психического расстройства, например в момент ареста или в течение следствия, если последнее начинает принимать для подследственного неблагоприятный оборот, также представляет со­бою ценное основание.

Неоднократно указывалось, на то, что доказательством симуляции дело не разрешается, так как большинство симулянтов все же является психопатическими личностями, даже независимо от их симуляции. Но эксперт не должен облегчать себе задачи подобным соображением, так как раньше всего его долг заключается в том, чтобы доказать, являются ли симптомы психического расстройства истинными или нет.

Во всех более или менее затруднительных случаях подозрения на симуляцию не следует ограничиваться только повторными исследованиями, а нужно требовать длительного наблюдения в психиатрической больнице или в психиатрической клинике.

По окончании исследования эксперт должен высказать свое мнение. При этом он должен иметь в виду, что его заключение предназначается не для врачей, а для неспециалистов (судей, заседателей, прокуроров, защитников), поэтому оно должно быть написано язы­ком, п о_н я т н ы м для неспециалистов, т. е. по возможно­сти следует избегать специальных терминов, в особенности иностранных;

441

часто эксперту приходится дать общедоступное изложение научных осно-ааний его выводов для разъяснения последних. Одним словом, заклю­чение эксперта не должно быть оракулом, ставящим судью перед трудной задачей истолкования его, а напротив, оно должно дать судье в общепонятной форме основания, ко­торые могут облегчить выполнение возложенного на него судебного ре­шения.

Кроме того заключение эксперта должно быть ясным и содержать в себе все значительные факты, почерпнутые из предварительного след­ствия и врачебного исследования и послужившие основанием для выводов экспертизы.

II. СПОРНАЯ ДЕЕ- И ПРАВрСПОСОБНОСТЬ.

Дееспособным называют лицо, обладающее способностью самостоятельно устраивать свои дела, отстаивать свои права и интересы, распоряжаться своим имущестим, за­ключать имеющие законную силу сделки, вступать в брак и делать завещания.

Правоспособность и дееспособность требуют в общем нали­чия таких же обязательных условий, как и вменяемость, т. е., во-первых, известной степени психической зрелости, во-вторых, нормального состоя­ния умственных способностей.

В этом отношении советские законы различают: детей, несовершеннолетних — от 14 лет и людей совершеннолетних — от 18 лет.

С окончанием 18 лет, т. е. по достижении совершеннолетия, человек обладает полной гражданской дееспособностью, тогда как до 14 лет эти права совершенно не признаются за ним, а между 14 и 18 годами признаются лишь в ограниченней ме­ре в отношении определенных актов. Так, начиная с 14-летнего возраста, мсжно с согласия родителей или опекунов приобретать имущество и совершать другие сделки, а также самостоятельно распоряжаться получаемой зарплатой (ст. 9 Гражданского кодекса РСФСР).

Согласно ст. 8 Гражданского кодекса РСФСР «лица совершеннолетние могут быть подлежащими учреждениями объявлены недееспособными, если они вследствие ду­шевной болезни или слабоумия неспособны рассудительно вести свои дела».

Опека и попечительство ^J согласно ст. 68 Кодекса законов о браке, семье и опе­ке устанавливаются для защиты личности недееспособного, его законных праи и инте­ресов, а равно для охраны имущества в случаях, законом предусмотренных. Всеми вопросами опеки и попечительства ведают: в городах —президиумы областных и крае­вых исполкомов и райисполкомов, а в сельских местностях — сельские советы.

Положение об органах опеки и попечительства РСФСР утверждено ВЦИК ' и СНК 18/VI 1928 г. Согласно этому положению исполкомы в городах передают свои права по осуществлению опеки над слабоумными и душевнобольными—здравотде­лам, над несовершеннолетними — отделу народного образования, а над прочими—­отделу социального обеспечения.

Кроме психической незрелости болезненные расстройства у м*-ствениой деятельности также обусловливают непра­воспособность.

Вопрос о правоспособности возникает: 1) если над данным лицом учреждается опека или уже назначенная опека должна быть прекращена; 2) если утверждают, что лицо, не находящееся под опекой, во время пополнения какого-нибудь законного граж­данского акта, находилось в таком психическом состоянии, при наличии которого закон признает подобные акты недействительными.

¹ По законам РСФСР (ст. ст. 69 и 70 Кодекса о браке, семье и опеке) опека на­значается над несовершеннолетними до 14 лет и над слабоумными и душевнобольными, а попечительство—над несовершеннолетними от 14 до 18 лет и над лицами, не мсгущимя защищать свои права ьо физическому свстояиню (слеша и т. п.), т. е. по терминологии нашего законодательства опека устюмвяивается над лицами, полностью недееспееоб-нымн, р. попечительство — ная лишали с ограниченной деешос/йностью.

442

 

ИССЛЕДОВАНИЕ ДЕВ- И ПРАВОСПОСОБНОСТИ В СЛУЧАЕ ДУШЕВНОЙ БО-
"                                            ЛЕЗНИ И СЛАБОУМИЯ.

А. ФОРМАЛЬНЫЕ И ОБЩИЕ УКАЗАНИЯ.

О формальном порядке назначения опеки по поводу душевной болезни или слабо-_Умия следует заметить:

^J Назначение опеки производится в таких случаях органами опеки (см. выше) по собственной инициативе, а также по заявлениям учреждений и третьих лиц. При нали­чии достаточных данных о необходимости наложения опеки над душевнобольным или слабоумным назначают специальную комиссию в составе трех лиц—председателя— представителя здравотдела и двух врачей, из которых один должен быть обязательно психиатром (ст. 103 Кодекса РСФСР о браке, семье и опеке). О времени и месте за­седай .я комиссии извещаются лица и учреждения, от которых исходит ходатайство (ст. 104). В случае надобности комиссия может поместить освндетельствуемого для вы­явления его психического состояния в специальное лечебное заведение на срок до двух месяцев или подвергнуть его наблюдению на дому (ст. 105 Кодекса о браке, семье и опеке).

О результатах освидетельствования комиссия составляет подробный акт с ука­занием своего заключения, нуждается ли свидетельствуемый в опеке; решение об уста­новлении опеки и персональное назначение опекуна производится здравотделом. Это решение может быть обжаловано всеми заинтересованными лицами в соответствую­щий исполком (ст. 110).

Задачей врача-эксперта является: во-первых, установление наличия психиче­ской болезни или слабоумия, во-вторых, изложение, какое влияние может оказать или уже оказало доказанное расстройство на деяния больного.

Эксперт сообразно своей задаче должен действовать так же, как это предписано в отношении исследований психического состояния в уголовном процессе. Следова­тельно он должен сообщить о результате своих наблюдений, собрать все факты, имею­щие значение для оценки психического состояния исследуемого, рассмотреть значе­ние каждого из них как в отдельности, так и в совокупности, и, если признает нали­чие психического расстройства, то определить характер болезни и ее степень: кроме того он должен на основании материалов дела и собственных наблюдений высказаться о том влиянии, которое психическое расстройство могло сказать на представления, рлечения и поступки исследуемого и вероятно окажет еще в будущем.

Б. СПОРНАЯ ДЕЕ- И ПРАВОСПОСОБНОСТЬ ПРИ НЕКОТОРЫХ ФОРМАХ ПСИХИЧЕСКОГО РАССТРОЙСТВА.

Оценка тяжелых форм врожденного или приобретенного в раннем детстве безумия (идиотии) не представляет никакого затруднения.

То же самое касается и более высоких степеней слабоумия (имбециль-ности).

Не так легка оценка более легких степеней врожденного или приобщённого слабоумия, имбецильности и дебильности.

Раньше всего важно произвести разграничение от глупости или ограниченно­сти, не обусловленных болезнью. Если в законе не указано ясно, что умственная сла­бость должна быть болезненного происхождения, то все же этого требует смысл закона и сопоставление слов слабоумие и душевная болезнь.

Следовательно надо доказать, что умственная недостаточность — болезнен­ная. В этсм отношении следует раньше всего выяснить расстройства, проявлявшиеся в первом периоде развития данного лыда: позднее начало хождения и речи, продол­жительные дефекты речи и неловкость движений. Затем недостаточная успешность на-"апьного обучения>лри этом следует обратить внимание, не была ли известная закон-"енность начального обучения обусловлена только очень усердной помощью. Следует считаться с показаниями учителей. В общем педагсги имеют более тонкое чутье для Распознавания детского слабоумия, чем врачи.

При установлении слабоумия имеет значение так называемое исследова­ние интеллекта — способ, применяющийся с целью получения приблизитель­ного представления об объеме приобретенных знаний и умстгснной деятельности дан­ного лица. К результату такого исследования в случаях спорной правоспособности можно отнестись с большим доверием, чем в случаях спорной вменяемости, так как w-що, подлежащее назначению опеки, обычно хочет показаться в наилучшем свете и потому старается хорошо выдержать испытание.

Ппч этом надо помнить следующее: требования, которые ставятся при подоб­ном исс чедовании, должны быть приспособлены к индивидуальным особенностям иссле­дуемого в "зависимости от его образования и среды (городской, сельской) я от культур­на

ног о уровня, при котором он вырос и живет. Вообще при подобных испытаниях следует применять очень скромный масштаб, так как сравнительные массовые исследования здоровых людей показали, что в общем как норму можно предполагать лишь невысокую етепень умственных способностей.

Целесообразно придерживаться при исследовании например схемы, указанной
Цигеном. Память: распознавание или описание часто виденных предметов; перечисле­
ние привычных рядов (месяцев, времени года и т. д.), воспоминание в отношении привыч­
ных ассоциаций (таблица умножения, цена или ценность знакомых предметов и т. д.).
память о недавних происшествиях (способность запоминания).                            '

Отвлеченные занятия: перечисление однородных представлений (цветов, домашних животных и т. д.); подыскивание общего понятия для некоторого ряда представлений (перечисление нескольких рек, приборов и т. д.); указание отли­чия или сходства между близлежащими представлениями (рука или нога, ошибка и ложь и т. д.).

Комбинаторная деятельность: понимание новой обстановки, новых лиц, новых положений; понимание показываемых изображения или целого ряда изображений, особенно таких, которые представляют простое происшествие, пони­мание небольших рассказов; эббингаузовский метод дополнения (исследуемому пред­лагается простой, содержательный, связный текст, в котором во многих местах пропу­щены отдельные слоги и слова; он должен дополнить их сообразно смыслу и прини­мая во внимание требуемое число слогов, обозначенное черточками); задачи с уравне­нием; например по сумме двух слагаемых и одному из слагаемых узнать второе.

Но следует предостеречь от переоценки результатов исследования интеллекта. Ученый исследователь легко оказывается в опасности предположить у неученого слишком много оживленного мышления и недо­оценить конкретное (наглядное) мышление, которое у многих людей более развито, чем абстрактное. Нов общем для той цели, которую имеет исследование, т. е. для решения правоспособности, меньше значения имеет вызванный (обнаруженный при испытании) интеллект, чем самостоятельно выявленный интеллект, обнаруживаемый исследуемым в его поступках, профессии~и образе жизни.

Из форм приобретенного слабоумия особенного внимания заслуживают апо-плектическое, старческое и паралитическое.

Совершенное восстановление прежнего состояния умственных способностей после апоплектического удара принадлежит к редким явлениям. Но часто изъяны, которые получает данное лицо, являются относительными постольку, поскольку он оказывается психически менее деятельным, чем был до заболевания, так что дефект интеллекта обнаруживается лишь путем сравнения настоящего состояния с прежним. В таких случаях можно доказать, что данное лицо не может управлять своими дела­ми с такой энергией и разумением, как прежде; но все же не следует упускать из ви­ду, что поражение только интеллекта хотя и болезненно, но не лишает дееспособности, если сохранившийся интеллект оказывается достаточным для выполнения своих жизнен­ных задач, ибо многие здоровые также не проявляют высокого уровня интеллекта.

В других случаях замечается упадок умственных сил несомненно ниже нормы, что выражается особенно слабостью памяти (именно в отношении недавнего прошлого, расстройства способности запоминания), бедностью идей, легкой психической утомляе­мостью; но при этом данное лицо еще в состоянии верно понимать обычные отношения, особенно касающиеся его повседневной жизни, и может даже вести -свои дела, хотя и с^ некоторым напряжением. Оспаривать безоговорочно способность таких лиц выполне­ния их гражданских прав и обязанностей было бы и в этих случаях большой ошибкой. Напротив, врач вправе это сделать, если исследуемый забывает как самые обыкно­венные, так и самые важные вещи, не узнает известных ему лиц, делает грубые ошиб­ки и только с трудом понимает самые простые отношения.

При оценке всех форм апоплектического слабоумия не следует упускать из ви­ду того важного факта, что во многих из этих случаев с ослаблением интеллекта соче­таются и другие психические расстройства, которые иногда уже сами по себе, а еще больше в сочетании с первым, могут ограничивать правоспособность. В процессе стар­ческого слабоумия относительно часто встречаются меланхолия с чувством страха, а также бредовые (делирисзьые) состояния и развивающиеся отсюда бредовые идеи преследования; нередко бредовые идеи касаются близких лиц и родственников. Свое­образная недоверчивость и часто встречаемые ипохондрические жалобы у стариков служат до известной степени первыми симптомами упомянутых психозов. Обе формы г.Сыкновенно сочетаются с развившимся уже слабоумием или большей частью появ­ляются приступами.

Из форм слабоумия, и быть может из всех психозов вообще, но отношению к дее­способности наибольшее значение принадлежит прогрессивному параличу помешан-«ух или паралитическому слабоумию.

Часто наблюдающееся незаметное, медленное начало заболевания обусловлипа-,_т опасность слишком позднего обнаруживания заболевания, — иногда лишь тогда, когда больной вследствие слабости суждений причинит и себе и другим значительный вред своими бессмысленными поступками. Подобная же опасность происходит вследст-_вие часто проявляющегося в начальной стадии болезни маниакального в о з-бужденияс его наклонностями к эксцессам, покупкам и другим деловым предприя­тиям, проектам и т. п., с регулярно наступающим бредом величия, который неспеци­алисты часто не признают еще болезненным, пока он не переходит известных границ.

Для раннего распознавания болезни важны как симптомы этих начальных фаз болезни—расстройства внимания и памяти, рассеянность и забывчивость, приводящие _к все учащающимся промахам в повседневном поведении больного, а также и вспышки раздражительности, доходящие часто до грубости (брань, насилия) и столь же быстро забываемые. Эти явления особенно доказательны, если они представляют недавно насту­пившее изменение характерау лица, отличавшегося раньше рассудитель­ностью и правильным образом жизни.

Очень важны некоторые рано наступающие расстройства иннервации. Особое значение получил симптом рефлекторной неподвижности зрачков, который конечно наблюдается не только при параличе, но и при табесе и в редких случаях при скрытом люэсе; при последнем вероятно как остаток бывшего, часто скрыто протекающего лю­этического заболевания мозга. То же относится и к отсутствию коленных и ахиллогых рефлектов. Сюда же принадлежат часто рано наступающие апоплектиформные и эпи-лептиформные припадки, n особенности в форме преходящей афазии. Даже характер­ное для паралича расстройство речи — спотыкание на слогах—проявляется иногда в то время, когда нарушения психических функций еще незаметны.

Особое значение для раннего диагноза прогрессивного паралича принадлежит исследованию крови, в особенности спинномозговой жидкости на реакцию Ва­се p м а н а.

Конечно не следует отрицать дееспособности человека только на основании этих чисто физических симптомов, так как они могут быть обнаружены даже тогда, когда умственные функции еще на долгое время окажутся достаточными для жизни и профес­сиональной деятельности.

При ранних стадиях прогрессивного паралича для исследующего может пред­
ставиться затруднение вследствие того, что больной при сильном напряжении внимания
не обнаруживает при исследовании значительных недостатков памяти и суждения,
тогда как-в повседневной жизни совершает уже многочисленные ошибки благодаря не­
внимательности и ослаблению памяти и суждения.                                                 /,

В таких случаях приходится придавать больше значения сведениям, получаемым от заслуживающих доверия лиц, относительно образа жизни и профессиональной деятельности больного, чем результату испытания.

Оценка более поздних стадий прогрессивного паралича не представляет никаких затруднений. Но затруднения встречаются при ремиссиях, вообще нередко наступающих в течении болезни и часто проявляющихся с особенной полнотой и продолжительностью вследствие новых способов лечения (лечение малярией). Однако эти ремиссии бывают иногда временного характера и заканчиваются по прошествии недель или месяцев рецидивом. Если исследование паралитика происходит во время такой ремиссии и Результаты исследования при данном психическом состоянии не дают оснований для признания полной неправоспособности, то следует обратить внимание на опасность Рецидива в будущем и предварительно возбудить вопрос об ограниченной недееспо­собности или бназначении предварительной помощи. Как следует поступить в случае ремиссии болезни у лица, над которым назначена опека, будет указано далее (снятие опеки).

При обсуждении вопроса степени олигофрении следует иметь в виду, что бывают болезненные состояния, которые могут быть приняты за идиотию или высокую степень слабоумия, хотя и не являются таковыми. Кроме отсталости вследствие запущенности воспитания сюда относятся главным образом глухонемота и афазия.

В советском законодательстве специальных постановлений по поводу глухоне­мых не имеется.

Австрийский гражданский кодекс предписывает относительно глухонемых, что ни должны постоянно находиться под опекой только в том случае, если они кроме того

слабоумны.^                                                                                 ³

445

Германский гражданский кодекс не имеет особых постановлений относительно глухонемых. В единичных случаях прибегают по необходимости к исследованию интел­лекта и к экспертизе согласно общему законодательству.

Гоугое состояние, которое может быть принято за олигофрению, несмотря на

нормальное состояние умственных способностей, — это афазия, т. е. потеря речи,

которая может быть вызвана мозговым заболеванием, поражающим центр речи. Это со^

стояние, важное и в отношении уголовных дел, стало предметом обсуждения по поводу

правоспособности страдающих км лиц.

Названием афазии обозначаются различные формы расстройства речи; важней­шими видами их являются афазии моторная и сенсорная.

При моторной афазии совершенно или в большей части утрачивается способность выражать свои мысли речью, в то время как понимание речи при чистых формах этого расстройства сохраняется. По существу больного моторной афазией нель­зя считать недееспособным; и действительно наблюдались случаи, когда такие больные очень хорошо справлялись со своими делами.

Но условием дееспособности является не только то, что волей действующегг лица руководит нормальный интеллект, но и возможность выражения этой воли; а дл; большинства действий, при которых вопрос касается дееспособности, требуется выраже­ние воли посредством речи. Конечно можно заменить утерянную способность речи дру­гими способами: письменными сообщениями (иногда левой рукой, так как правая прр моторкой афазии нередко бывает парализована, иногда зеркальным письмом), мимико'" и жестами, знаками подтверждения или отрицания сказанного или написанного. Но надо принять во внимание, что нередко в случаях моторной афазии теряется также способ­ность читать и писать, иногда отсутствует даже способность правильно объясняться по­средством мимики и жестов (мимическая апраксия) вплоть до неспособности правюи-ного выражения утверждения или отрицания.

Следовательно в каждом случае афазии надо выяснить, в состоянии ли больно!' независимо от неповрежденнссти интеллекта понятным образом выражать свою волк» вышеупомянутыми вспомогательными средствами.

В тех случаях, когда способность речи не совсем утеряна, речь бывает затруд­нена иногда тем, что больные употребляют вместо слов, которые они хотят сказать. другие и часто совершепн6~искаженные слова. Поскольку больной замечает эти ошибки речи, по большей части оказывается возможным узнать его истинное намерение, на­пример произнести нужное слово, на что такие больные реагируют очевидными зна­ками одобрения и согласия.

При другой форме афазии — при сенсорной афазии—утрачивается понимание речи совершенно или в большей части. A priori было бы возможно признать при сенсор­ной афазии, предполагая неповрежденный интеллект, полную дееспособность, поскольку сохранена способность речи. Но такие случаи очень редки (субкортикальная сенсорная афгзия). В подавляющем большинстве случаев нарушены и произвольная речь в форме парафазии; больные имеют в своем распоряжении неограниченный запас слов, но за­меняют и искажают их, употребляя неподходящие, иногда до такой степени, что речь их становится совершенно нспонятрой. Так как при сенсорной афазии совершенно утра­чивается способность погашать прочитанное, а обычно и способность писать, то способ­ность выразить свою болю понятным способом отсутствует у этих больных в еще большей степени, чем у больных моторкой афазией.

Во всяком случае, если больной афазией хочет выполнить какой-либо важный, требующий санкции закона акт_; следует привлечь эксперта, лучше всего специалиста-невропатолога, и официально запротоколировать способность речи афатика.

Кроме того у афатиков существуют часто такие же психические расстройства, как уже описанные выше у апоплектиков.

Из психозов, на почве аффективных расстройств (меланхолии, мании, циркуляр­ного психического расстройства и маииакгльно-депрессивного психоза) лишь в редких случаях меланхолия дает повод к сомнению в дееспособности, так как большин­ство отих больных долгое время сохраняет вполне ясный интеллект и их неспособность принимать решения и без того предохраняет их от необдуманных и сомнительных реше­ний. Сомнение в дееспособности возможно в случае, если бредовые идеи проявляются в такой степени, что существенно нарушают понимание и оценку внешнего мира, иди же более высокая степень психомоторной задержки совершенно уничтожает способ^ иость принимать решения.

Напротив, мания часто дает повод сомневаться в правоспособности. Маниа­кальные больные обнаруживают, с одной стороны, необдуманный, с другой — торопли-ви# образ действий и неверные представления о действительных обстоятельствах вддед-огаше свойственного им оптимизм»; поэтему вни часто наносят вред себе и другим расто-

44«                                                                                                                                       „.^

чительностью, долгами, принятием сомнительных обязательств, составлением невыпол­нимых, убыточных проектов, планов женитьбы и т. д.

Более высокие стадии маниакального возбуждения, отличающиеся скачкой идей _и возбуждением, близким к буйству, не представляют затруднений в отношении наложе­ния опеки, так как в подобных случаях недееспособность и без того ясна даже неспециа­листу; кроме того от возможных вредных последствий недееспособности предохраняет являющееся по большей части необходимым содержание в специальном учреждении. Более же легкие степени маниакального возбуждения представляют часто значитель­ные затруднения при решении вопроса о дееспособности, именно в двух отношениях. С одной стороны, часто бывает трудно убедиться в болезненности состояния чело­века, который вполне ориентируется, чья память чрезвычайно богата, который остроумен и находчив и в состоянии найти благовидные предлоги для совершенных им поступков, проявляя большое красноречие и ловкость в подмене и извращении фактов; кроме того он способен проявить некоторое самообладание во время следствия и допроса, исчезаю­щее, как толы<о он освобождается от этого принуждения. В таких случаях важно дока­зать, что данное состояние индивидуума не является для него постоянным, а существует только в течение сравнительно короткого времени и составляет определенную противо­положность его обычному состоянию. Кроме того следует выяснить, не проявлялось ли подобное состояние уже и раньше, ибо как раз такие легкие маниакальные состояния являются по большей части фазами циркулярных или периодических психических рас­стройств.

С другой стороны, наблюдаются самые легкие степени маниакального возбужде­ния, проявляющиеся почти всегда как фазы циркулярных расстройств, сопровождаю­щиеся повышенной умственной деятельностью; благодаря этой последней такие лица проявляют значительную и плодотворную деятельность в различных профессиях, а также в области литературных, художественных и даже научных достижений. Для отличия таких форм циркулярного расстройства от тяжелых им дали название цикл отимий или циркулярных неврозов. Впрочем наряду с продуктивной деятель-костью маниакальное возбуждение может проявиться в виде различных эксцессов. Но в подобных случаях следует быть осторожным в оценке дееспособности и считаться при экспертизе с тем обстоятельством, что для решения вопроса о дееспособности'имеет зна­чение не только доказательство болезненного расстройства психической деятельности, но и степень его, или пределы того, насколько оно поражает дееспособность данного лица. Среди приобретенных психических расстройств требуют здесь упоминания пара­ноические состояния.

Нередко больные в начальной стадии хронической параной долгое время зани­маются какой-нибудь профессией и ведут самостоятельный образ жизни без значитель­ных затруднений, причем их бредовые идеи не оказывают влияния на их деятельность пли же вообще диссимулируются больными.

Нередко даже психиатр узнает о таких случаях только потому, что по какому-либо поводу больные теряют самообладание и проясляют в какой-нибудь форме свои бредовые идеи, но после наступающего успокоения вновь возвращаются к упорядочен­ному и без каких-либо странностей образу жизни, И в этих случаях имеет силу принцип, что для решения вопроса о дееспособности имеет значение не только клинический диаг­ноз психического расстройства, но и влияние последнего на поступки больного.

В большинстве случаев хронической параной, в особенности более поздних стадий ее, конечно даны предпосылки для признания неправоспособности, притом полной.

Трудную задачу часто представляют для эксперта случаи так называемого с у-тяжного помешательства. Никто из других типов душевнобольных не бо­рется с таким ожесточением против угрожающего назначения опеки; никакой другой тип душевнобольного не умеет так, как сутяжно-помешанный, привлечь на свою сторону неспециалистов и убедить их в справедливости своих жалоб и обвинений посредством кривой, но хитрой логики, благодаря красноречию и ловкости, с которой эти больные подменивают и извращают факты.

Для сутяндамества характерна недоступность бреда какой-либо коррекции, тот отличительный признак бреда, благодаря которому его нельзя поколебать самыми убе­дительными фактами; появляются систематизация бреДа, в силу чего больной считает себя жертвой заговора, и настойчивость, с которой он защищает свои мнимые права, Даже во вред своим насущным интересам; только тогда, когда все это налицо, можно с полным правом ставить диагноз сутяжного помешательства. Нередко удается установим» предрасполагающий момент к развитию сутяжничества, например травма черепа, начи­нающийся артериосклероз, иногда свежий апоплектический припадок, кШтое-нж^яь физическое болезненное состояние.

Ввиду того, что страдающий сутяжным бредом часто не лишается способности ал-ниматься какой-нибудь профессией, то в таких случаях, поскольку нет необхсдасйос«

445

помещения его в психиатрическую лечебницу вследствие опасности для окружающих или беспокойного поведения, уместно наложите опеки с теми ограничениями, которые не помешают больному заниматься любой профессией, но сделают невозможными для него какие-либо шаги в судебных или других учреждениях без согласия его опекуна.

В. ПРИЗНАНИЕ НЕДЕЕСПОСОБНОСТИ ВСЛЕДСТВИЕ ПЬЯНСТВА ИЛИ ЗЛО-УПОТРЕБЛЕНИЯ НЕРВНЫМИ ЯДАМИ.

Советское законодательство по этому поводу специальных постановлений не имеет, и вопрос об этом должен разрешаться в общем порядке рассмотрения вопроса о назначе­нии опеки вследствие признания слабоумия или душевнобольным.

Австрийское законодательство регламентирует этот вопрос следующим образом:

§ 2. <<Совершеннолетнне могут быть кроме того признаны ограниченно недее­способными:

...2) если они вследствие привычного злоупотребления алкоголем (пьянство) или нервными ядами подвергают опасности бедственного положения себя или свою семью или угрожают безопасности других лиц, или нуждаются в помощи для надлежащего ве­дения своих дел».

§ 4. Признанный ограниченно дееспособным приравнивается к дееспособному не­совершеннолетнему, и ему назначается опекун...

Германский гражданский кодекс гласит следующее:

§ 6. «Недееспособным мсжет быть признан:

... 3. Кто вследствие пьянства не в состоянии заботиться о своих делах, или под­вергает себя или свою семью опасности бедстве- ного положения, или угрожает безопас­ности других».

§ 114. «Признанный недееспособным вследствие пьянства приравнивается в от­ношении дееспособности к несовершеннолетнему, которому исполнилось 7 лет».

§ 68. «Если предполагается признание недееспособности вследствие пьянства, то суд может приостановить постановление о признании недееспособности, если есть на­дежда, что данное лицо исправится».

Австрийский закон предусматривает те же мероприятия против злоупотребления нервными ядами (морфием, кокаином, эфиром, некоторыми снотворными средствами и т. д.). В Германии нет соответствующих постановлений.

Если наложение опеки должно произойти вследствие злоупотребления нервными ядами, то привлечение одного или двух экспертов предписано так же, как и при признании недееспособности вследствие расстройства психики.

В подобных случаях судья требует от эксперта не только заключения по поводу связи между злоупотреблением нервным ядом и вышеприведенными недостатками, но и доказательства этог'о злоупотребления в тех случаях, когда это злоупотребление не без­условно подтверждено уже свидетельскими показаниями и отрицается виновником.

На практике до недавних лет приходилось иметь дело главным образом с морфи­низм ом. Так как морфинисты почти всегда вводят морфий под кожу, то легко обна­ружить места со следами частых подкожных инъекций, т. е. инфильтраты, абсцессы и рубцы.

Морфиниста выдает также узость зрачков и по большей части поразительная блед-ность лица. В сомнительных случаях уместно установить наблюдение в соответствующем учреждении в продолжение недолгого времени. Если морфинист попадает в условия, при которых он не имеет возможности достать морфий (вследствие хитрости большей части этих больных следует применять большие предосторожности), то не позже 24 часов его выдают наступившие явления воздержания, или абстиненции, расширение зрачков₍ рвота, поносы, чихание, икота, холодный пот, беспокойство и т. д.).

Наконец в сомнительных случаях для диагноза морфинизма можно применить также кожную реакцию Гехта. Она основана на том, что у людей, не привыкших к морфию, впрыскивание (интракутаннсе) слабого раствора морфия (даже 1 :1 000 000) вызывает отчетливую реакцию в виде распространенного довольно долго сохраняющегося покрас­нения кожи, тогда как у хронических морфинистов эта реакция происходит только при более крепком растворе (1 : 10 000 и гыше).

В последние годы увеличилось злоупотребление кокаином. Преж­де кокаин главным образом вводился под кожу, а теперь чрезвычайно распространена привычка «нюхать» кокаин.

Продолжительное нюхание кокаина приводит к очень характерному состоянию \ носовой перегородки: перфорации ее вследствие язвенных процессов, являющихся по- ' следствием воздействия кокаина на слизистую оболочку носа. Конечно такое состояние доказьшает лишь, что данное лицо имело обыкновение нюхать кокаин, но не то, что зло- , употребление кокаином производится в настоящее время или производилось в недавнем прошлом.

448                                                                                                                                                ,N

Для доказательства кокаинизма нельзя использовать явлений воздержания (аб­стиненции), как это возможно при морфинизме; внезапное лишение кокаина по большей части не вызывает никаких характерных явлений.

При исследованиях относительно злоупотребления нервными ядами наибольшее значение имеют показания окружающих как в смысле доказательства самого злоупотреб­ления, так и в смысле влияния, оказываемого на поступки больного.

Г. СНЯТИЕ ОПЕКИ.

Согласно ст. 107 Кодекса РСФСР о браке, семье и опеке ходатайство о признании душевнобольного выздоровевшим может возбуждаться домоуправлением, сельсоветом, милицией, судебными органами, всеми гражданами, связанными с опекаемым родством или общностью хозяйства, лечебным заведением, куда больной помещен на излечение а также самим подопечным.

Главная задача врача в процессе отмены опеки заключается в том, чтобы устано­вить, стало ли болезненное состояние психики данного лица вновь нормальным или по крайней мере улучшилось ли настолько, что исследуемый вновь способен самостоя­тельно вести свои дела.

Экспертиза эта не из легких. В особенности часто случается, что однократного исследования данного лица недостаточно для выяснения состояния выздоровления, чаще приходится производить освидетельствования повторные и предпри­нимаемые при различных условиях, а также детальное изучение всего поведения испытуемого, особенно в тех случаях, когда больной не находился под постоянным врачебным контролем, осуществляемым в психиатрических лечебницах.

Следует особенно иметь в виду, Что некоторые психические расстройства, например прогрессивный паралич или некоторые формы шизофрении, могут давать в своем течении ремиссии; далее, что другие психические расстройства имеют склонность к рецидивам, так что едва ли следует отменять опеку в течение светлых промежутков, если можно опасаться в скором времени рецидива. Это относится например ко многим случаям периодических или циркулярных психических расстройств. Наконец следует принять во внимание, что некоторые психические больные умеют скрывать свои болезнен­ные явления, в особенности бредовые представления и идеи, и вследствие этого ошибочно могут быть признаны здоровыми. Но часто эта диссимуляция держится лишь, пока больной находится под гнетом опеки; его бредовые идеи проявляются, если уже не в словах, то хотя бы в поступках, как только он освобождается от этого гнета.

Наложение опеки является мероприятием, имеющим в виду будущее. Поэтому эксперт вряд ли выйдет за пределы своей компетенции, если в своей экспертизе обратит внимание органа, ведающего опекой, на вышеупомянутые обстоятельства и изложит сомнительные последствия преждевременной отмены опеки. Во многих случаях надо по меньшей мере требовать, чтобы действительное или кажу­щееся выздоровление насчитывало не слишком короткий срок, а было бы проявлено уже в течение довольно долгого времени.

С другой стороны, не следует из-за обычно неблагоприятного течения психического расстройства, диагносцированного при признании недееспособности (например прогрес­сивного паралича, параной), отказываться признать наступившее выздоровление, если таковое проявляется неизменно при повторных исследованиях, производимых через Длительные промежутки времени, 'а данное лицо ведет себя, как подобает здоровому человеку, даже вне условий исследования. Здесь еще раз следует заметить, что последо­вательно и длительно проводимая диссимуляция практически равняется выздоровлению.

В общем надо считать показателем действительного выздоровления от психиче­ского расстр.ойства полное и открытое признание перенесенной болезни и понимание болезненности ее отдельных проявлений (поскольку о них сохранилось воспо­минание), а "т.а к же восстановление личности такой, какой она была до бо л_е_з н и.

Нелишне заметить, что эксперт не должен полагаться целиком на заявление близких о будто бы полном выздоровлении больного, так как отчасти эгоизм (например Материальные соображения), отчасти сожаление к находящемуся под опекой часто по­буждают родственников видеть состояние больного в слишком благоприятном свете либо даже преднамеренно представлять его лучшим, чем оно есть в действительности. Здесь уместен совет никогда не предпринимать экспертизы по вопросу об отмене опеки, Не ознакомившись предварительно с актом наложения опеки и в особенности с экспертизой, на основании кото-Рой предпринято это мероприятие. Ведь трудно установить, что болезненные явления прекратились, если неизвестно, к какому роду они относились.

Наконец при отмене опеки, так же как и при наложении ее, следует принимать во внимание не только психическое состояние данного лица, но и объем, трудности и ответ-

-9 Руководство по судебной медицине.                                                                          449

ииенносгь жизненных задач, которые будут поставлены перед данным лицом, как только ему вновь придется приступить к самостоятельной деятельности (например в отношении врачей, фармацевтов и т. д.).

В сомнительных случаях рекомендуется не высказывать тотчас же окончательного мнения, а требовать назначения срока испытания, в течение которого недееспособный мог бы доказать (даже при переводе его в другие условия, предоставляющие больше сго боды и возможности действий), что он действительно вернул утраченную дееспособность.

'I. СУДЕБНО-МЕДИЦИНСКАЯ ОЦЕНКА ГРАЖДАНСКИХ АКТОВ, СОВЕРШЕН­НЫХ ЛИЦАМИ, НЕ СОСТОЯЩИМИ ПОД ОПЕКОЙ.

Само собой разумеется, что законность разнообразных актов, имеющих значение
• гражданско-правовом отношении, например покупок и продаж, договоров и т. п.,
.зжет быть оспариваема впоследствии из-за предположения, что во время заключения
13КОВЫХ данное лицо находилось в ненормальном психическом состоянии; кроме того
дело может касаться в этом отношении также регистрации браков и заве­
щаний¹.                                                                  _t

Могут быть случаи, при которых психическое расстройство было установлено либо до момента заключения спорного гражданского акта либо после него, так что приходится решать, существовало ли это расстройство в степени, лишающей правоспособности, во время совершения гражданского акта.

Или налицо случай, когда только впоследаыш возникает подозрение, что в ре­шающий момент существовало психическое расстройство.

Далее, может иметь место случай, когда лицо, о котором идет речь, еще живо по время решения вопроса его прежней правоспособности, так что посредством клини­ческого исследования и наблюдения можно приобрести основания для оценки прежнего психического состояния. Отсутствие в живых лица, подлежащего такой оценке, конечно окажется обстоятельством, затрудняющим решение.

Как ни разнообразно может быть положение дела в этих случаях, все же оказы-гается возможным установить некоторые общие правила для сценки их.

Раньше всего надо указать при этом на то, что психическое здоровье и вытекающая отсюда дееспособность являются при большинстве правовых актов чем-то •заранее предположенным, само собой разумеющимся и не требую­щим доказательств: напротив того, отсутствие этой спо­собности и болезнь должны быть доказаны.

Как мы отметили уже раньше, понятие дееспособности совершенно так же, как ; вменяемости, должно быть взято не чисто качественно, но количественно; не каждое сихическое расстройство лишает этой способности сразу и вполне. Поэтому, предполо-лв наличие болезненного психического состояния, доказанного в подобном случае во ;>емя совершения правового акта (tempore acti), не следует рассматривать все действия энного лица с одинаковой точки зрения, а нужно расследовать, в какой мере сохранившаяся психическая деятельность еще позво­ляла ему законно совершить этот акт.

Поэтому нередко могут представиться случаи, когда подэкспертный вследствие •
характера и степени его психического расстройства не должен рассматриваться как
совершенно недееспособное лицо в отношении всех совершенных им деловых распоряже­
ний, ибо в отношении определенных действий за ним следует признать требуемое пони­
мание и правильность суждения. Задачей эксперта является предоставление судье осно­
ваний для такого решения.                                                                                                         '

Следовательно врач должен так же, как и в случае спорной вменяемости, оценить ' психическое состояние не только вообще, но и в отношении к данному граждан-л<ому акту.

Такая точка зрения уместна здесь тем более, что дело касается меро­приятия, имеющего в виду не будущее, как это происходит при наложении опеки, а прошлого, так что соображение о необходи­мости предохранить данное лицо от непредвиденных бед отпадает. Данный гражданско-(фавовой поступок ко времени исследования уже вполне закончен и как правило обозрим во всех его последствиях целиком.

Характер гражданского акта является особенно показательным для решения, если он соответствует тем поступкам, которые обычно совершаются при предполагаемом

¹ В СССР в связи с особенностями нашего экономического уклада и в связи с огра­ничением права завещания в отношении узкого круга лип (ст. 418 ГК) этот повод в > практике возникает довольно редко. Ред.

450                                                                                                                                                >.

в данном случае психическом расстройстве вследствие связанных с ним, как известно _по опыту, расстройств мышления и чувствования; например если лицо, впоследствии ставшее явным паралитиком, приняло на себя обязательства, лишенные-всякого разум­ного расчета и предусмотрительности; либо если лицо, признанное впоследствии маниа-каль51ым паралитиком, заключает необдуманные и поспешные сделки, основанные на преувеличенном оптимизме; или если оказавшийся потом параноиком сделал распоря­жения во вред тому лицу, которое затем играло роль в его бреде преследования. Подоб­ные бредовые моменты часто обнаруживаются и при старческом слабоумии.

Решение оказывается более затруднительным в тех случаях, когда психическое расстройство не было достоверно установлено ни до оспариваемого акта, ни после него, и нужно впоследствии доказать существование психического расстройства.

В таких'случаях эксперт часто должен рассчитывать главным образом на сообще­ния лиц, приходисших в соприкосновение с испытуемым во время совершения правового акта (tempore acti) или незадолго до него или после него. Но к этим сведениям надо отно­ситься с некоторой осторожностью, так как они приобретают часто субъективную окраску вследствие твердого убеждения свидетелей в наличии или отсутствии психического рас­стройства; кроме того свидетелями часто бывают лица, заинтересованные в исходе дела. Очень важно также получить письменные сообщения и заметки данного лица, сделанные им в сомнительный период, как-то: письма и другие документы.

Оценка гражданских актов, осуществленных во время смертельной болезни, глав­ным образом имеет постольку некоторые отличительные особенности, поскольку должш быть принято во внимание влияние, которое данная болезнь, с одной стороны, и агония, с другой — оказали на состояние психики испытуемого или на его правоспособность

Прежде всего существуют острые заболевания, при которых сознание прекращаете)! или более или менее затемняется, в особенности в моменты высшего развития болезни. Сюда относятся мозговые заболевания, а именно менингит, апоплексия и эмболия, опу­холи; затем многие из острых инфекционных болезней, которые обычно на высоте лихора­дочного состояния сопровождаются бредом. Наличие последнего, разумеется, исключай возможность свободных и сознательных действий, даже если такие больные дают инсгд; единичные правильные, но во всяком случае краткие ответы на оклики или очень гром кие вопросы. Но так как бред не всегда продолжается длительно, а обнаруживает, так ж<. как и лихорадочная температура, ремиссии и интермиссии, то можно допустить, что в течение последних может быть ясное или по меньшей мере не вполне затемненное созна­ние. Имело ли это место именно у исследуемого лица, можно узнать только из точно! о ознакомления со всеми обстоятельствами и оценки их; ясно, что нужна величайшая осто­рожность по отношению к показаниям окружающих, сделанным в этом отношении.

Нельзя недооценивать влияния этих тяжелых заболеваний на настроение; и еслг< это влияние заметно даже при обыкновенных условиях, то тем более следует этого ожг-дать, если благодаря характеру заболевания в большей или меньшей степени страдает также интеллект. С одной стороны, индиферентность и вытекающая из нее большая вну­шаемость, с другой—повышенная раздражительность и чувствительность могут в своем развитии так повлиять на больного, что он делает распоряжения, которых никогда не сделал бы при других обстоятельствах.-

Еще важнее тот факт, что в течение острых и исходных стадий хронических заболе' ваний или как следствие их могут наступить явные расстройства психики, принимаю­щие характер бреда с обманами чувств, беспокойством, спутанностью, состояниями страха, бредом преследования. Такой бред можно наблюдать почти при всяких заболе­ваниях; не только при острых лихорадочных заболеваниях, но и при хронических с лихо­радкой или без нее (особенно часто при туберкулезе, болезнях сердца с расстройствами компенсации, болезнях почек, кахексиях всех видов). Такие психические расстройства развиваются главным образом у предрасположенных к психозам лиц, так же как и у алкоголиков острые заболевания могут дать повод к вспышке белой горячки. Объясне­ние, каким образом подобные психические расстройства нарушают правоспособность, является излишним. —

Если вопрос касается оценки акта, совершенного in extremis, т. е. непосредственно перед смертью, то кроме вышеприведенных влияний следует принять во внимание влия­ние, оказываемое агонией, или так называемым предсмертным состоянием, на способ­ность самоопределения и разумения.

Агония представляется далеко не всегда одинаковой по отношению к продолжи­тельности и к психическим симптомам; существенное значение при этом имеет повидимому свойство самой болезни. При смерти от маразма, так же как и при хронических болез­нях, не осложненных заболеванием мозга, агония представляет картину постепенного, а иногда более или менее непосредственно наступающего коллапса, переходящего вне-апно или после более или менее продолжительного сопорознсхо периода в смерть. В пер-

вом случае умирающий сохраняет сознание, а потому и дееспособность, до последней минуты, во втором —до наступления сопорозного периода.

В других случаях агонии предшествует сонливое состояние, которое или непосред. ственно оканчивается смертью или предварительно переходит в сопорозное. Картина агонии при этом имеет некоторое сходство с наркозом, и старые авторы рассматривали ее как наркоз от углекислоты. В течение сонливого состояния уже существует известное оглушение и более или менее выраженное безразличное отношение к окружающему так что умирающий не может самостоятельно предпринять совершение гражданского акта. Если даже и возможно пробудить громким криком или растолкать больного и еы-вести его из сонливого состояния на несколько мгновений, то все-таки нельзя допустить *с его стороны понимания актов, к соверше-ниго которых он побуждается другими; особенно это относится к случаям, когда обнаруживаются признаки бреда. При острых лихора­дочных болезнях агония обыкновенно начинается коллапсом и оканчивается сопорозным состоянием. Если ранее существовал бред, то он продолжается и при агонии, принимая характер тихого бреда; в других случаях он появляется только во время агонии. Сохра­нение сознания до последнего момента жизни при. острых заболеваниях наблюдается несравненно реже, чем при хронических; скорее всего при отсутствии или незначительной лихорадке.

Дееспособность самоубийц заслуживает особого рассмотрения, потому что может возникнуть сомнение в том, было ли данное лицо психически здорово, когда незадолго до совершения самоубийства делало определенные распоряжения.

Самоубийство само по себе не доказывает еще болез­ненного психического состояния данного лица; скорее сле­дует допустить на основании теоретических соображений и поданным несомненного опыта, что самоубийство может быть совершено при полном сознании и здоровом состоянии умственных способностей. Поэтому, если возникает вопрос о психическом соспянии самоубийцы, нужно рассматривать каждый случай конкретно; основанием для разреше­ния вопроса могут служить характер самого деяния, исследование письменных докумен­тов и, если возможно, вскрытие трупа

Анамнез должен не только касаться поведения данного лица перед самоубийством, но и простираться на всю предшествующую его жизнь. По отношению к самому само­убийству следует прежде всего искать его мотивы; впрочем доказа-тельств'о внешних причин еще не исключает возможности болезненного душевного состоя­ния; следует принимать во внимание, имеется ли связь между мотивом и поступком, а также необходимо иметь в виду, что все внешние причины, по­буждающие к самоубийству здорового человека, несравненно легче могут побудить к тому же душевйобольного. То же можно сказать о физических заболеваниях, осо­бенно о хронических, причиняющих боль или устрашающих последствиями (например сифилис), которые, как известно, нередко побуждают больных к самоубийству; заметим еще, что эти болезни и сами по себе, влияя психически или физически, могут вызвать психическое расстройство, особенно у лиц, к тому предрасположенных. Способ само­убийства только в исключительных случаях дает основание предполагать душевное расстройство, например нанесение себе ударов по голове или ударов головой о стену, в то время когда возможны другие, более удобные способы, самоизувечение или много­численные раны, свидетельствующие о слепой ярости, распарывание живота с вырыва­нием внутренностей, самосожжение на костре или в постели и т. п.

Оставленные самоубийцей записки, особенно составленные перед смертью,
являются конечно весьма важными документами; часто в них содержатся указания
мотива самоубийства; кроме того содержание и форма этих записок могут дать материал
j               для заключения о психическом состоянии самоубийцы, подобно тому 1<ак это было указано

I               нами относительно других письменных документов.

Относительно последних переживаний самоубийц, поскольку это видно из оста­вленных записок, сообщает Биер де Буамон. Из числа 4 595 самоубийц 1 328 оставили письма, заметки и другие письменные документы; из них 55 свидетельствовали о различ­ных степенях душевного расстройства, 34 носили отпечаток несомненного помешательства; в 85 случаях самоубийцы оставили завещания.

Вскрытие может дать ценные точки опоры для оценки психического состояния самоубийцы, хотя само по себе оно только в редких случаях дает возможность решить вопрос в том или другом направлении. Как известно, именно при острых душевны^ расстройствах вскрытие дает по большей части отрицательный результат; поэтому никто i не в праве заключать о нормальном психическом состоянии самоубийцы, если при вскры- ' тии его тела не найдено существенных изменений в мозгу или оболочках; с другой сто­роны, мы знаем, что иногда имеются грубые патологические изменения в названных ₍ органах у людей, которые до самой смерти не обнаруживали душевного расстройства. К числу таких изменений относятся в особенности помутнения и серозная инфильтрация

452                                                                                                                                                  N

мягкой мозговой оболочки, столь часто считаемая признаком невменяемости у само*2 убийц, тогда как низшие и средние степени этих изменений принадлежат к обыкновенным находкам при вскрытии заведомо психически здоровых людей. Понятно в пользу су« дествования душевной болезни больше всего говорят патологические процессы, пора­жающие головной мозг; кроме прирожденных аномалий здесь прежде всего следует" упомянуть поражения мозговой коры, как разлитые, так и ограниченные, далее — столь «астые гнездные заболевания в области чечевичного ядра, разлитые или местные склерозы, эмболические и сифилитические заболевания мозга, серое перерождение, трав­матические процессы и т. п.

В сомнительных случаях объяснение может дать произведенное специалистами микроскопическое исследование мозга, так как особенно прогрессивный паралич, а также некоторые старческие процессы дают характерные находки, позволяющие при достаточ­ной распространенности и развитии сделать осторожные заключения о психическом со­стоянии при жизни.

Наконец нельзя забывать о прирожденных или приобретенных неправильностях; образования черепа и о так называемых признаках вырождения, особенно имеющих характер остановки развития.

III. ПРАВОСПОСОБНОСТЬ ДАВАТЬ СВИДЕТЕЛЬСКИЕ , ПОКАЗАНИЯ.

В судебном процессе — уголовном и гражданском — показания сви­детелей играют большую роль, нередко оказывая значительное влияние на судебное решение.

Достоверность свидетельских показаний су­щественно зависит от психического состояния свидетеля, и при наличии¹ какого-нибудь болезненного расстройства психики свидетеля эта достовер­ность нарушается или отпадает. Но и свидетельские показания психически здоровых свидетелей никоим образом не могут считаться всегда досто­верными. Ввиду того, что эксперту при производстве экспертизы часто при­ходится принимать во внимание свидетельские показания при своих зак­лючительных выводах, ему следует выяснить, от каких обстоятельств за­висит достоверность этих показаний.

Предположение, что психически здоровый че­ловек должен быть в состоянии совершенно пра­вильно и правдиво рассказать о виденном им происшест­вии, потерпело на основании опытов существенные ограничения. Уже само восприятие находится под влиянием внимания и аффектов, так что в зави­симости от психической установки один свидетель наблюдает такие под­робности данного происшествия, которые ускользают от другого. Но еще более этими моментами определяется понимание воспринятого происшествия, а именно в зависимости от симпатии или антипатии к об­виняемому или к участникам процесса; часто у различных свидетелей воспринятое понимается в противоположном смысле.

Так как "^кроме того свидетельские показания почти никогда не Даются непосредственно после воспринятого происшествия, а часто лишь спустя долгое время, то на передачу его оказывают влияние и другие мо­менты. Особенности человеческой памяти делают то, что с течением времени образы воспоминания становятся ме­нее отчетливыми и полными, так что подробности исчеза­ют или могут быть воспроизведены неточно. На побледнение образов вос­поминаний влияет также аффективная установка отдельных свидетелей по отношению к подлежащей описанию сущности дела.

С другой стороны, дело касается по большей части событий, которые самыми разнообразными способами обсуждались уже заинтересованными и; не заинтересованными лицами, а часто также текущей прессой.

Вследствие этого случается, что свидетель нередко считает восприня­тым то, о чем он впоследствии думал или узнал от других; его предполо­жения и заключения кажутся ему таким образом действительностью.

В последн!е время произведены ценные экспериментальные иссле­дования на тему: психологии показаний. Особенно убеди­тельно действует следующий неоднократно произведенный опыт: перед не­сколькими неподготовленными лицами разыгрывалась заранее условленная преисполненная сильных аффективных переживаний сцена; затем зрителям предлагалось тотчас же изложить письменно, что они видели. Оказывалось, что и образованные, интеллигентные люди не давали совпадающих описаний происшествия; напротив, изложения отличались друг от друга во многих, даже важных пунктах, а в некоторых описывались подробности, совер­шенно не соответствовавшие действительности.

Вследствие этого даже в отношении психически здоровых людей надо иметь в виду, что из свидетельских показаний человека можно узнать лишь то, что он воспринял и запомнил из происшествия и что мог воспро­извести в момент дачи показаний (смущение, воздействие судьи и защит­ников), но не то, как действительно разыгралось происшествие. Следова­тельно при противоречиях между свидетельскими показаниями и другими судебными доказательствами не следует безусловно предполагать за сви­детелями злого умысла.

Достоверность показаний зависит однако не только от степени наблю­дательности, понятливости и памяти свидетелей, но и от их правдивости, т. е. от склонности и привычки говорить правду. Но правдивость отдель­ных лиц не является неизменной величиной; больше всего она подвергает­ся жестокому испытанию при столкновении интересов.

Кроме того надо вомнить, что есть психопаты с болезненной склон­
ностью к бесцельной лжи (pseudologia phantastica). Часто они лгут, не со-
зпавая этого, причем уже сами не в состоянии различить, что в их рассказе
о происшествии соответствует восприятию и что создано фантазией.          '

Понятно, что достоверность свидетельских показаний особенно часто ^арушается, если свидетель психически расстроен. Но это не относится в равной мере ко всем формам и степеням психических расстройств. Не под­лежит никакому сомнению, что при известных обстоятельствах за психи­чески больными следует признать способность давать свидетельские пока­зания, так как психические больные разного рода могли быть случайно ' свидетелями некоторых происшествий, ведущих к уголовному или граждан­скому преследованию, или же лица, бывшие психически здоровыми во время происшествия, могут стать психически больными ко времени дачи пока-саний *.

¹ Сюда относятся также случаи, при которых лица, получившие повреждение гсловы, сопровождавшиеся непосредственной или наступившей позже потерей сознанш и особенно сотрясением мозга, по выздоровлении должны свидетельствовать о проис­шествии. После значительных сотрясеьий мозга, даже при полком выздоровлении, гбыкновенно остается только общее воспоминание о псследьих событиях; часто даже на­блюдается ретроактивная амнезия,т.е.когда отсутствуют не только воспоминания о собы­тиях, повлекших за собой повреждение, но и "о непосредственно предшествовавших переживаниях; в других случаях потерпевший помнит все до наступления потери сознг*-ния. В одном из наших случаев мужчина, признанный впоследствии паралитиком, убил киркой своего ребенка и тем же орудием проломил левый висок своей сожительнице. Эта \ женщина находилась несколько недель в бессознательном состоянии, но впоследствии выздоровела, и у нее остался паралич правой половины тела. На судебном следствии она сообщала весьма точные сведения о своей прежней жизни, но о событиях, непосредственно , предшествовавших преступлению, сохранила только туманное воспоминание. Она не помнила ощущения боли и совершенно не знала, что получила удар. Во всех таких слу-

464                                                           .                                                                              X

Согласно а. 61 УПК РСФСР не могут быть вызываемы и запрашиваемы в качестве

ъидетелей лица, которые ввиду своих физических и психических недостатков неспособны

правильно воспринимать имеющие значение по делу явления и давать p них правильные

показания. Для разрешения вопроса о способности лица быть свидетелем могут быть

приглашаемы эксперты.

В сомнительных случаях эксперт не должен ограничиться только установлением наличия психического расстройства, но и установить, в какой степени пострадали от него способности восприятия и воспоминания. Кроме того он должен принять во внимание качества того лица, о котором надлежит высказаться, ибо некоторые психические больные в состоя­нии дать довольно достоверные показания по поводу каких-нибудь простых фактов, в то время как в отношении сложных обстоятельств дела это может оказаться им не по силам.

Особенная осторожность необходима по отношению к спонтан­ным показаниям душевнобольных, которые могут о б-винять как самих себя, так и посторонних лиц в совершенных преступлениях, так как эти обвинения могут происходить также от бредовых идей, от дефектов способности вспоминать и т. п.

Самообвинения встречаются, как было уже упомянуто, особенно часто при меланхолии и истеоии, реже при вторичном слабоумии или безумии.

Бредовые идеи, лежащие в основе самооивинения, могут возникать или произвольно, так сказать беспредметно, или под влиянием действительно совершившихся событий, относящихся к прежней жизни больного или только что случившихся. Случаи последнего рода имеют тем большее значение, что заявления приобретают кажущуюся достоверность ввиду общей фактической несомненности, тогда как в случаях первого рода бес­предметность самообвинения решает вопрос. Относительно часто предме­том самообвинения является убийство детей и притом своих собственных; в этом отношении имеется много поучительных примеров.

Крафт-Эбиш приводит два случая, в которых душевнобольные женщины обвиняли себя в детоубийстве, тогда как исследование показало, что они никогда не рожали, а одна из них была даже девственна *. В нашей собственной практике встречались два слу­чая, в-которых у рожениц развились бредовые идеи, заключавшиеся в том, будто бы они убили своих детей. Морель и Крафт-Эбинг рассказывают об одной женщине, которая после смерти своего единственного горячо любимого семилетнего ребенка впала в психи­ческое расстройство; однажды она явилась в суд и со многими правдоподобными подроб­ностями рассказывала, что она жестгкчя улть и что ребенок умер от бесчеловечного обращения.

Бредовые идеи, возникающие на почве пережитою, особенно из вре-иен ранней юности, мы встречаем не только при настоящих психических

чаях (один из низшем. Friedreichsbl.1874, стр. 1) нужно исследовать, не осталось ли после повреждения психических недостатков, которые могут препятствовать правильной оценке случившегося или сделать ее совершенно невозможной. Случаи отсутствия воспоминаний после сотрясения мозга описаны у Гуссенбауера (Wien. Klin. Woch., 1884). Ретроактивная амнезия наблюдается у выздоровевших после асфиксии, особенно после удавления и отравления СО.

¹ В моей практике был случай самообвинения молодой дебильной крестьянки в детоубийстве. На основании ее «признания» и заключения врача (который осмотрел только ее живот), что она родила, крестьянка была осуждена по ст. 136 УК к 5 годам лишения свободы. Пребыв полгсда в заключении, она по уговору соседок по домзаку подала заявление прокурору о том, что никогда не рожала. Последнее обстоятельство было подтверждено компетентной экспертизой, после чего осужденная была освобо-чечена. Ред.

заболеваниях, но и при острых заболеваниях во время бреда; они имеют судебно-медицинское значение в том отношении, что иногда на почве их воз­никают заявления в форме самообвинений.

Особенно часто случалось, что обвиняемый, хотя и невиновный в ка­ком-либо преступлении, заболевая впоследствии тифом, выражал в бреду мысли, согласные с обвинением (Крафт-Эбинг). То же иногда происходит даже во время обыкновенного сна, и поэтому было бы неправильным при­нимать за доказательство виновности произносимые во. время сна слова.

Нельзя также пользоваться показаниями загипнотизированных, по­тому что даже душевнобольной преступник может в состоянии гипноза остаться таким же лжецом и обманщиком, как и вне гипноза.

Еще чаще, чем самообвинения, случаются обвинения других лиц со стороны душевнобольных. Это встречается при различных психозах, в особенности при бреде преследования, сутяжном бреде и истерическом по­мешательстве. При бреде преследования возможность обвинения других лиц объясняется характером бредовых идей; последние обыкновенно на­столько резки и больной выражает их таким характерным способом, что не остается сомнений в патологическом характере обвинений. Затруднитель­нее разрешение вопроса в тех случаях, когда эти идеи повидимому подтверж­даются внешними обстоятельствами и благодаря нормальному в других от­ношениях состоянию умственных способностей излагаются с известной прав­доподобностью и убедительностью (Folie raisonnante). Лица, не имеющие специального медицинского образования, могут быть введены этим в за­блуждение, и, как показывает неоднократный опыт, в таких случаях могут возникнуть процессы, в основе которых лежит не что иное, как систематизи­рованный бред.

Выше уже отмечалисБ склонность истеричных к обвинению других лиц и особенная частота таких обвинений сексуального содержания; при этом существенную роль играет, с одной стороны, повышенная половая возбудимость или другие ненормальности полового чувства, а с другой — склонность истеричных бессознательно извращать известные события. В других случаях х<алобы их объяснены болезненным желание-л обратить на себя внимание или извращенными чувствами, в особенности же извест­ной душевной тупостью, достигающей иногда степени полной нравственной нечувствительности. Обвинения дюгут относит -;;i или к совершенно вы­мышленным лицам или к действительно существующим, и неудивительно, если в последнем случае обвиняемым является лицо, действительно состоя­щее в некоторой вражде с больным. При этом истеричные обыкновенно действуют с большой хитростью и даже утонченностью; они умеют не только , выдумывать деяния, лежащие в основе их жалоб, и представить такое дея­ние действительно совершившимся, приписывая их известным лицам, но и обвиняют последних в совершенных ими самими деяниях; больные не страшатся даже причинять себе повреждения с иелью обвинения друго­го лица.

К обвинениям патологического характера принадлежат также жалобы, заявляе­
мые при пробуждении от наркоза, произведенного с лечебной целью, особенно от хлора*.____

формного, о чем мы уже упоминали.

Во всех подобных случаях задача судебного врача—прежде всего установить, что данное лицо находится или находилось в психопатическом состоянии, а также выяс­нить, каким образом болезнь могла быть причиной ложных идей. Далее, врачу приходится доказать неправдоподобность предъявляемых заявлений, причем, если не исключительно, то по преимуществу, должны быть выяснены особенности, требующие врачебных знаний, например свойства повреждений, нанесенных будто бы посторонней рукой, состояние половкл" органов при обвинениях в безнравственном покушении и т. д.

466

IV. О ДОПУСТИМОСТИ СОДЕРЖАНИЯ В ПСИХИАТРИЧЕСКОЙ

БОЛЬНИЦЕ.

Лечение душевнобольных в психиатрических лечебных заведениях (или вне тако­вых) связано с ограничением их свободы. Больничный врач имеет в этом отношении ши­рокие полномочия и должен их иметь, чтобы лечебное заведение в состоянии было выпол­нять свои задачи. Он может в любой мере ограничить больного в свободе передвижения и сношения с внешним миром, а также применить и другие принудительные меры.

Закон об установлении опеки над душевнобольными не устанавливает правил по­мещения их в психиатрические лечебницы. Юридическое регламентирование этого во­проса слишком усложнило бы и замедлило бы прием, тогда как часто интересы душевно­больного и его окружающих настоятельно требуют скорого и не усложненного формаль­ностями приема в лечебное заведение.

Но законом предусмотрено судебное производство для последующего расследования основательности помещения в психиатри­ческую больницу.

Согласно ст. 148 УК РСФСР помещение в психиатрическую больницу заведомо здорового человека из корыстных или иных личных целей рассматривается как уго­ловно наказуемое деяние с мерой социальной защиты до трех лет лишения свободы.

Приведенная статья УК должна служить порукой для граждан в том, что не может быть неоправданных Интернирований в психиатрических лечебницах.

Решение о допустимости интернирования, точно так же как и о невменяемости и неправоспособности, предоставлено суду; но при решении этой задачи суд нуждается в помощи экспертов еще более, чем в других-упомянутых случаях.

Эксперт должен установить, обнаруживает ли интернированный психическое рас­стройство, причем освидетельствование должно производиться по правилам клинической психиатрии. Но этим задача не исчерпывается. Как невменяемость и недееспособность не обусловливаются любой формой и степенью психического расстройства, так и не вся^ кий вид и степень психического расстройства требуют содержания в психиатрической больнице. Поэтому в своей экспертизе врач должен высказаться также и о степени необ­ходимей интернирования данного лица, т. е. о том, оправдывается ли содержание в психиатрической лечебнице опасностью, которую больной представляет для себя и для других, и обеспечением ухода и лечения, требуемых вследствие его болезненного состоя­ния. Центр тяжести экспертизы должен быть перенесен на установление психического расстройства. При наличии психического расстройства вопрос о допустимости интерниро­вания должен быть обсужден главным образом с такой точки зрения: допустимо ли вообще интернирование при данном характере и степени установленного психического расстрой­ства. К выводу относительно недопустимости следует подойти с большей осторожностью.

V. ПРАВОСПОСОБНОСТЬ ВСТУПАТЬ В ЗАРЕГИСТРИРОВАННЫЙ БРАК ПРИ РАССТРОЙСТВЕ ПСИХИКИ.

По вопросам законов о браке эксперт-психиатр может быть привлечен для произ­водства экспертизы, когда вследствие психического расстройства одного из желающих вступить в брак решается вопрос, должна ли быть допущена регистрация брака или не подлежит ли оспариванию на том же основании законность зарегистрированного уже брака.

В этом отношении действующий в РСФСР «Кодекс законов о браке, семье и опеке» предусматривает, что не подлежат регистрации браки между лицами, из которых хотя бы одно признана в установленном порядке слабоумным или душевнобольным. Задачей психиатрического^аксперта в соответствующих случаях является установление состоя­ния психики лица, желающего вступить в брак, или супруга в период заключения брака и тем дать отделу записи актов гражданского состояния или суду основание для решения вопроса о признании допустимым регистрацию брака или о признании законности уже произведенной регистрации брака (см. главу «Сомнительная правоспособность»).

Трудность представляют случаи, когда время предполагаемого или совершенного брака совпадает с интермиссией или ремиссией психического расстройства, называемыми старыми авторами, светлыми промежутками.

Среди юристов существуют разногласия по вопросу о том, может ли психически больной, независимо от признания недееспособности, заключить брак в период светлого промежутка. Но эксперту-психиатру не приходится решать юридических вопросов; поэтому он может произвести экспертизу, на основании которой суд должен решить о Дееспособности желающего вступить в брак или супруга, находящегося до предполагае­мого или во время заключенного брака в светлом промежутке.

457

эксперт должен при этом руководствоваться принципами, указанными в отделе об отмене признания недееспособности. При этом он должен принять во внимание не только характер данного психического расстройства, но главным образом полноту и про­должительность ремиссии или интермиссии. Такие ремиссии и интержиссии встречаются особенно часто в течение маниакально-депрессивных расстройств психики, при различ­ных формах dementia praecox, прогрессивном параличе, и реже — при параноических формах психического расстройства. В то время как при маниакально-депрессивных формах полнота ремиссии обычно очень значительна, продолжительность ее незначи гельна, в особенности при настоящих периодических или циркулярных формах. Поэтом\ при выяснении светлого промежутка следует обратить внимание, с одной стороны, ш отсутствие признаков истинно периодического или циркулярного процесса, с другой — на продолжительность ремиссии.

При различных формах шизофрении ремиссия опять-таки не бывает полной поэтому даже в случае продолжительности таковой рекомендуется осторожность прь установлении прогноза, если нельзя доказать полного восстановления личных качеств обусловленных психозом.

При прогрессивном параличе ремиссии часто очень непродолжительны, даже при значительной полноте, и поэтому следует обращать особое внимание наравне с восстано-< лением прежних личных свойств и на продолжительность ремиссии. Но так как вслед­ствие новых методов лечения при прогрессивном параличе нередко наступают ремиссии очень полные и продолжающиеся годами или даже неограниченное время, то в подобных ^члучаях нельзя запрещать регистрации брака, несмотря нфбыть может состоявшееся ч активной стадии болезни признание недееспособности данного лица.

ПРИЛОЖЕНИЕ

---

Дата добавления: 2019-02-13; просмотров: 207; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!