Последнее слово подсудимого Руффа



С позволения трибунала: что касается письменных и устных заявлений моего защитника, которые касались положений обвинительного заключения, и что касается моей деятельности как врача и учёного, мне нечего или вряд ли есть, что добавить. Я могу лишь повторить, то, что я сказал в конце своего допроса, когда я давал показания. После подробного спроса со своей совести, я сегодня также верю в то, что я никогда не согрешил против своего долга как человека и как доктора.

 

Последнее слово подсудимого Брака

Ваша честь, меня нельзя описать как одного из самых ранних последователей Гитлера. В 1929, я вступил в НСДАП, когда более чем шесть миллионов избирателей уже поддерживали Гитлера. Его последующие успехи во время лет мирного восстановления усилили моё убеждение в том, что он навсегда освободил Германию от нищеты в которую как казалось она провалилась. Все эти годы я не имел никакой причины иметь какие-либо сомнения в отношении личности Гитлера. Поэтому я также верил в законность распоряжения об эвтаназии так как оно исходило напрямую от главы государства. Государственные чиновники и доктора, компетентные для меня тогда, говорили мне, что эвтаназия всегда являлась стремлением человечества и была морально как и медицински оправдана. Поэтому, я никогда не сомневался в законном характере распоряжения об эвтаназии.

Однако, в этой связя, мне были поручены обязанности, степень и важность которых я не мог предвидеть. Ни моя подготовка, ни моя квалификация не были достаточными для этой задачи. Однако никто не может отрицать мою добрую веру в её оправданность. Я откровенно признал, то, что я делал в рамках мероприятий эвтаназии и попытался подтвердить, что моё сотрудничество имело просто подчинённый характер и исключительно руководствовалось гуманными аспектами. Меня нельзя делать ответственным за последующие действия проводимые другими ведомствами без моих сведений. Это были меры, о которых я глубоко сожалею, в которых включением иностранных граждан и евреев нарушался закон.

В своей деятельности в канцелярии фюрера, я рано познакомился с террором Гестапо. Показаниями моих свидетелей подтвердилось, то как я боролся против него и системы концентрационных лагерей. Я делал так, потому что я был обязан помогать тем, кто пострадал от произвола и подавления. Я бы не делал этого, потому что я уже тогда осознал симптомы руководства как знающие только произвол и подавление.

Но именно это является причиной почему я был настолько шокирован злоупотреблениями в некоторых учреждениях эвтаназии при акции «14 ф 13»; эта акция затрагивала именно тех лиц, чьё задержание я считал несправедливым и которому возражал. Однако, только в зале суда, я узнал об этой акции.

То, что я не ненавидел евреев подтвердилось множеством документов. Однако, без ненависти к евреям, участие в уничтожении евреев немыслимо. Меры подавления которым подвергались евреи вынуждали меня оказывать им такое же содействие в рамках моей компетенции которое я предоставлял преследуемым по политическим мотивам. Таким образом в течение хода лет своей деятельностью я помог сотням тысяч лиц. Таким образом могли существовать вопросы стерилизации. Они были не чем иным как попыткой предотвратить уничтожение бесчисленных евреев.

Несмотря на все усилия моего защитника, было невозможно получить свидетелей, которые могли дать показания в этом отношении. Они предпочли избежать своей ответственности на службе правде. Я остался один. Я должен оставить высокому трибуналу установление на основе представленных экспертных научных мнений того, что все мои предложения действительно формулировались так, чтобы показать свои убеждения как безобидные, и невозможные к реализации.

Я также должен оставить трибуналу судить о том пойдёт ли в армию человек, который намерен уничтожать евреев, когда цель, которой он предположтельно должен был следовать была достигнута и начались мероприятия по уничтожению. Не, кажется ли пародоксальным предполагать, что один и тот же человек даст своё одобрение уничтожению евреев, и фактически помогать такой программе и в то же время, спасать евреев, которых никогда не знал, таких как Георги, Пассов, Майер, Варбург и других, от этих мероприятий?

Я могу лишь подчеркнуть, что в особенности предложения о стерилизации Гиммлеру показались мне последней возможностью предпринять хоть, что-нибудь для спасения еврейства. Будь я равнодушен к судьбе евреев, меня бы не обвинили сегодня. Но я также пытался в этом отношении, что было моей привычкой, предоставлять содействие и я всё ещё убеждён, в том, что это хотя бы оттянуло, если не предотвратило эффект. Точным является то, что многие евреи таким образом спасились от уничтожения. Осознания того, что такие предложения никогда не делались мной в силу моих медицинских знаний, моих качеств или моего положения в то время, даже при моих лучших намерениях, были чем-то, чего я не смог добиться на процессе. Моё хорошее намерение, которое было основой этих предложений, и мою добрую волю для помощи им, нельзя отрицать никем и ни в коем случае как моё сознательное сотрудничество в уничтожении евреев.

 


Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 128; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!