Последнее слово подсудимого Хандлозера



Во время своего первого допроса, здесь в Нюрнберге в августе 1946 дознаватель заявил мне:

Первое, вы являлись начальником медицинской службы армии. Не имеет значения, знали вы или нет про недопустимые эксперименты. Как начальник вы были ответственным за всё.

Второе, не оправдывайтесь тем, что у других наций происходили такие вещи. Мы с этим здесь не занимаемся. Обвиняют немцев, а не других.

Третье, не ссылайтесь на своих свидетелей. Они, конечно, дадут показания в вашу пользу. У нас есть свои свидетели, и мы полагаемся на них.

Это были руководящие принципы обвинения до последнего дня этих слушаний. Они остались непостижимыми для меня, потому что я всегда верил в то, что преступником будет человек, который сделал плохое, и потому что у меня мнение о том, что даже обвинение стремится быть объективным, хотя бы после завершения представления доказательств. Однако заключительная речь обвинения, показала мне, что я совершил ошибку. Речь обвинения не приняла в расчёт материал представленный в качестве доказательств, но она была итоговым повторением односторонних заявлений обвинения не принимая в расчёт, то, что было предоставлено в качестве доказательств в моём деле.

Я совершенно убеждён в том, что высокий трибунал получил подлинное впечатление о моей деятельности и моём отношении. Также как я пытался всю свою жизнь выполнять задачи возложенные на меня судьбой согласно своим лучшим качествам и при полных сведениях о своей ответственности, таким образом, я также пытался выдержать эту серьезнейшую задачу в этом суде с помощью сильнейшего оружия которым я владею – правды.

Если есть, что-то, что может утешить меня в моих душевных страданиях последних месяцев, это осознание того, что перед судом, перед немецким народом и перед людьми всего мира, стало ясно, что серьёзные общие обвинения против медицинского корпуса германских вооруженных сил оказались не имеющими никакой основы.

Можно видеть насколько несправедливы эти обвинения из того факта, что никаких обвинений не заявлялось и никаих процессов не инициировалось против единого ведущего доктора германских вооруженных сил в бою или дома. Как последний медицинский инспектор армии, и как начальник медицинской службы вооруженных сил Германии, я думаю с гордостью обо всех медицинских офицерах чье безустанное служение бесчисленным раненым и больным пациентам этой кошмарной войны спасли их жизни и излечили их. Никогда и нигде потери в медицинском корпусе армии не были выше чем среди медицинских офицеров германских вооруженных сил при исполнении своих обязанностей.

Более чем 150 лет назад, девизом и руководящим принципом созданным для германских военных докторов и их преемников был «Scientiae, Humanitati, Patriae[306]». Как и медицинские офицеры в своей полноте я также оставался верным этому руководящему принципу в мыслях и делах. Осознавая итог событий недавнего времени, пусть объединённые усилия всех наций будут успешными в том, чтобы избежать в будущем неизмеримых несчастий войны, кошмарную сторону которой никто не знает лучше чем военный доктор.

 

Последнее слово подсудимого Ростока

Мне нечего добавить к соответствующим заявлениям моего защитника доктора Прибиллы об отдельных положениях обвинительного заключения на данном процессе; но в отношении общего положения германской медицинской науки во время этой войны, есть несколько слов, которые я хочу сказать со скамьи подсудимых.

Во время моего допроса защитой я уже заявлял почему я, как начальник так называемого управления «науки и исследований» проводил работу для медицинской науки ещё в 1943 и 1944. Тогда проблемой было избежать или хотя бы минимизировать огромную и острую опасность преподаванию и исследованиям, при том, что германские университеты, были полностью уничтожены. Когда это было в последний момент предотвращено, возникла задача и обязанность улучшения средств и возможностей основых исследований, которые всё более и более ограничивались в ходе войны, и из-за сокращения исследовательских ресурсов в Германии остановились. Из-за хаотического развития последнего года войны, успех был сравнительно небольшим. Однако, были некоторые результаты и были некоторые вещи, которые были сохранены после конца войны.

Сегодня из доказательств представленных на данном процессе, я знаю о причинах которые тогда парализовали работу. Это было стремление к власти отдельных организаций, которые использовали эффективную поддержку отдельных исполнительных ведомств Третьего Рейха, которые имели неограниченную власть. Эти организации особо следовали принципу тоталитаризма, в отношении того, что они называли «университетской наукой». Однако, она основывалась на традиции германской науки признанной миром. Вопреки этому, их целями, как показали отдельные показания на процессе и некоторые из представленных документов, было создание «политически руководимой науки» как их собственная. Это было причиной почему мои личные усилия и усилия служб здравоохранения и медицины, на которые я ссылался на данном процессе, теперь это ясно мне. Тогда, в 1944 году, мы не знали о этой мастерской маскировке и поэтому, возник самый опасный противник этой отрасли науки на которой я вырос.

Вся свою жизнь я никогда не работал для той или иной формы государства, или какой-либо политической партии в Германии, но просто и исключительно для своих пациентов и для медицинской науки.

 


Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 118; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!