Фрагменты из заключительной речи в защиту подсудимого Шрёдера
………………………………………..
Ваши чести, следует делать чёткое разграничение между периодами, когда профессор Шрёдер ещё не являлся начальником медицинской службы Люфтваффе и временем пребывания в должности. Здесь мы касаемся периода с начала 1940 до конца 1943. В течение данного периода профессор, доктор Шрёдер являлся ведущим медицинским офицером воздушного флота 2, и как таковой продолжал службу вне Германии. Лишь 1 января 1944 и до конца он занимал должность начальника медицинской службы Люфтваффе.
Это ясно показывает, что профессор, доктор Шрёдер не может нести ответственность за все эксперименты в концентрационных лагерях, которые проводились до 1 января 1944. Его сфера обязанностей ограничивалась медицинским обеспечением воздушных подразделений подчинённых ему и у него не имелось никаких официальных точек соприкосновения с медицинской инспекцией при том, что последнее было его компетенцией как доктора воздушного флота.
Для того, что привести картину обязанностей профессора Шрёдера того времени, обращаю внимание на тот факт, что численность личного состава воздушного флота 2 насчитывала от 200000 до 300000 человек.
При рассмотрении ответственности профессора Шрёдера в экспериментах с большой высотой в Дахау, обвинение упустило тот факт, что в то время, профессор Шрёдер являлся доктором воздушного флота и утверждало, что во время войны он являлся, после профессора, доктора Гиппке, медицинского начальника, вторым высшим офицером Люфтваффе. При таких обстоятельствах, обвинение провело параллель о том, что профессор Шрёдер, в качестве второго высшего медицинского офицера, очевидно являлся заместителем Гиппке, и следовательно, должны был знать о наиболее важных событиях касавшихся медицинской инспекции.
|
|
|
Подсудимый, профессор Шрёдер, без сомнения в свою защиту подтвердил, что он не являлся самым старшим медицинским офицером после Гиппке, следовательно не являясь заместителем Гиппке. В качестве генераларцта и генералштабсарцта он просто имел звание следующее по старшинству после медицинского начальника, как и остальные пять докторов воздушных флотов. Выше него были двое генералштабсарцтов, а именно, доктор Ноймюллер и доктор Блауль[247]. Последний имел своё ведомство в Берлине и фактически при необходимости являлся заместителем Гиппке.
Профессор, доктор Шрёдер также отрицал дальнейшее предположение обвинения о том, что его отношения с профессором, доктором Гиппке были особенно близкими, по причине чего Гиппке информировал его об экспериментах с большой высотой. В частности свидетель доктор Августинич, личный адъютант Шрёдера во время своей службы в качестве доктора воздушного флота, подтвердил, что отношения между Гиппке и Шрёдером были крайне напряженными и неприятными и что они ограничивались обсуждением только необходимых вещей в связи с их весьма нечастыми встречами.
|
|
|
………………………………………..
Ваши части, если посмотреть на службу профессора Шрёдера в течение всего периода с 1940 до конца войны, никто не найдёт ни одной улики, показывающей, что профессор Шрёдер, когда-либо или каким-либо образом нарушал обязанности, которые требовались от врача или медицинскую этику предписанную для него. Ни в одном примере, он не действовал так, чтобы это не выдержало проверку судом. Можно заявить о том, что он никогда не отвергал клятвы Гиппократа «primum nil nocere[248]», но руководствовался им как руководящим в своих действиях, как доктор и офицер медицинских служб германских Люфтваффе.
Обвинение не смогло доказать, что Шрёдер когда-либо приказывал о таком эксперименте в течение периода охваченного обвинением, или то, что он участвовал или имел сведения о каком-либо таком эксперименте. Даже не было доказано, что для него было возможно или необходимо получать сведения о таких экспериментах. Профессор Шрёдер чётко объяснил, почему он не имел таких сведений. На весь период времени с 1942 до конца 1943 ответственность должна оставаться на профессор Гиппке, а не на профессоре Шрёдере.
|
|
|
………………………………………..
Фрагменты из заключительной речи в защиту подсудимого Ростока
………………………………………..
Во вступительной речи, генерал Тейлор сказал, о том, что рейхскомиссар по системе медицины и здравоохранения должен считаться высшей властью Рейха. Подчёркивание данного слова является путаницей и противоречит аутентичному документу НО-082, экземпляру обвинения 7, который говорит: «В данном качестве его ведомство являлось верховным ведомством Рейха». Затем в данном распоряжении, пропущен артикль. Но это весьма важно. Так как распоряжение существенно тем, что он являлся одной из многих «верховных властей Рейха», в то время как способ выражения выбранный генералом Тейлором должен привести к выводу о том, что единственная «верховная власть Рейха» находилась в управлении здравоохранением. Но, как показывают доказательства, это неправда. В своей вступительной речи от 9 декабря 1945, генерал Тейлор сказал: «Должность Ростока охватывала деятельность медицинских обществ, медицинских университетов, и совета исследований Рейха»
|
|
|
Во время процесса не атаковалось ни одно из множества германских медицинских обществ, за исключением «Аненербе». Я хочу здесь отметить, что прежде всего, «Аненербе» нельзя рассматривать медицинским обществом, что без сомнения подтверждается организационным планом организации представленном трибуналу (Зиверс, 2, экз. Зиверс 4; Зиверс 3, экз. Зиверс 6) И позвольте мне отметить, что Росток свидетельствовал о том, что во время войны не знал об этом обществе и даже о его названии, и согласно тому о чём заявил свидетель Зиверс 11 апреля 1947, медицинские институты «Аненербе» по научным исследованиям военного значения не подчинялись генеральному комиссару системы медицины и здравоохранения, что означает, что они не подчинялись ведомству под руководством Ростока.
Предметом его надзора также не являлись медицинские университеты. Они подчинялись министерству образования Рейха.
Я позднее разберусь с советом исследований Рейха. Сначала я хочу разобраться с ведомством по науке и исследованиям. Что касается включения в германский государственный механизм ведомства генерального комиссара или рейхскомиссара по службам медицины и здравоохранения, я сошлюсь на заявления доктора Серватиуса.
Росток подробно разбирал данный вопрос во время допроса защитой. Трибунал конечно вспомнит его заявление. Росток действительно не имел надзорных полномочий над исследовательской работой родов войск Вермахта и СС.
Поручения Брандта, и таким образом также и Ростока вообще не включали медицинских вопросов, а лишь особые задачи о которых совершенно ясно показал свидетель Ламмерс 7 февраля 1947. И задача данная Ростоку не включала надзора за практическими исследованиями. 23 апреля 1947 профессор Розе совершенно верно описал ситуацию в Германии, когда сказал о том, что центральное планирование медицинских исследований в Германии призрачно рождалось спустя 1 ½ года после войны. Правда, предпринимались попытки исправить невозможную ситуацию, созданную нехваткой централизованного руководства наукой в Германии. Предпринимались попытки, но ведущие политики Германии осознали важность науки слишком поздно.
Германия не имела учреждения с компетенцией и финансовыми средствами американского «офиса научных исследований и разработок» под руководством доктора Вэнивара Буша[249], который под руководством того же самого человека, был передан в мирную организацию Соединённых Штатов под названием «бюро исследований и разработок». Следует коротко обсудить отношение ведомства Ростока к СС, так как все эксперименты, которые играют роль в данных слушаниях в конце концов, проводились в концентрационных лагерях находившихся в юрисдикции СС. Сам Росток, никогда не являлся членом СС. Кроме этого, он не имел никаких отношений с СС. Когда было создано ведомство генерального комиссара по системе медицины и здравоохранения, Гитлер, в присутствии Гиммлера, дал ясно понять Карлу Брандту, что в его качестве (Карла Брандта) генерального комиссара, СС не являлись его делом. Практическое исполнение данной директивы прямо подтверждается Генцкеном. Более того, распоряжение от 25 августа 1944 (НО-082, экз. обв. 7), которое приводит ведомства которым рейхскомиссар по системе здравоохранения и медицины мог отдавать директивы, не упоминает СС. Генцкен также свидетельствовал о том, что не существовало прямых связей между ведомствами Генцкена и Брандта. Согласно множеству письменных показаний представленных Генцкеном.(Генцкен 1, экз. Генцкен 3; Генцкен 9, экз. Генцкен 9; Генцкен 6, экз. Генцкен 10; Генцкен 8, экз. Генцкен 11; Генцкен 3, экз. Генцкен 12; Генцкен 5, экз. Генцкен 13; Генцкен 16, экз. Генцкен 14; Генцкен 17, экз. Генцкен 15; Генцкен 15, экз. Генцкен 16) только Гравиц являлся компетентным за научные исследования в рамках СС. Генцкен также свидетельствовал о том, что Росток никогда не давал инструкции по исследовательским вопросам СС.
4 марта Гебхардт свидетельствовал о том, что Гравиц никогда не подчинялся Карлу Брандту и о том, что Брандт никогда не имел права принимать директивы для Гравица. Далее он свидетельствовал о том, что Гиммлер хотел создать «научную исключительность для СС» и о том, что университетская публика сопротивлялась этому. Однако, Ростока следует определенно считать представителем университетских учёных. Доказательства верности намерения Гиммлера о «научной исключительности для СС» содержатся в письме, датированном 22 сентября 1942, группенфюрера СС Бергера рейхсфюреру СС. (Карл Брандт 120, экз. Карл Брандт 35)
Когда в инструкции от 15 мая 1944 (НО-919, экз. обв. 460) Гиммлером вводились формальности по осуществлению экспериментов на заключенных, было естественно, что имена Ростока или Карла Брандта в ней не упоминалась. Данная инструкция не направлялась Карлу Брандту даже для сведения, как видно из самого документа. Это должно быть достаточным доказательством того, что Росток не имел влияния на исследовательскую деятельность в рамках СС или концентрационных лагерях. Во время обсуждения отдельных экспериментов уже отмечалось, что он не знал о них.
В отношении исследовательских поручений направляемых медицинским начальникам Люфтваффе, Шрёдер заявил (НО-449, экз. обв. 130) – и во время перекрёстного допроса он вновь обращался к данному документу – о том, что все исследовательские поручения должны были проходить через ведомство Ростока. В своих письменных показаниях Шрёдер свидетельствовал о том, что это было ошибочное описание. (Росток 11, экз. Росток 10) В ещё одном допросе от 27 февраля 1942 доктором Крауссом, Шрёдер прямо подтвердил верность данных письменных показаний. Так, было установлено, что копия исследовательского поручения направлялась Ростоку. Его одобрения поручений не требовалось. Свидетель Вюрфлер, также подтвердил это во время своего перекрёстного допроса, доктором Крауссом от 19 февраля 1947. И в своих письменных показаниях Бекер-Фрейзинг свидетельствовал о том, что Люфтваффе не имело поручений Ростока о проведении исследований путём экспериментов на людях. (Росток 10, экз. Росток 9)
В ходе заслушивания доказательств от 2 июня 1947 по делу Бекер-Фрейзинга, подробно обсуждалось как возникали исследовательские поручения, как готовились отчёты о них и о том, что средства достижения результатов не являлись предписанными; и о том, что реальный контроль агентства дававшего поручения не осуществлялся и был невозможен. Я сошлюсь на расшифровку содержащую значимые показания в этой связи.
А сейчас, я хочу перейти к проблеме связанной с советом исследований Рейха. Здесь обвинение вменяет Ростоку ответственность, потому что с начала 1944 он являлся заместителем Брандта в качестве члена председательского комитета данного органа. Не сам факт, а ответственность, в особенности в смысле уголовного закона или морали, следует отрицать. Я отрицаю утверждение обвинения, возникшее из заявления господина Макхэни 10 декабря 1946, о том, что Росток осуществлял «надзорный контроль» за советом исследований Рейха или – по поводу представления письма от Рашера об экспериментах с охлаждением (НО-432, экз. обв. 119) – то, что «совет исследований Рейха в целом действовал преступным образом».
Вопрос совета исследований Рейха был достаточно разъяснён во время допросов Карла Брандта, Ростока, Бломе, Зиверса, также как и письменными показаниями начальника управляющего комитета совета исследований Рейха Менцеля. (Росток 13, экз. Росток 12; Зиверс 42, экз. Зиверс 43) В качестве пика возникшего в данной связи является факт, что ответственными за поручения этих исследований являлись, исключительно, управляющие специальных отделов и их уполномоченные агенты и уполномоченные, которые подчинялись Герману Герингу. Росток не находился среди них. Члены председательствующего комитета не имели надзорных обязанностей и не имели права принимать директив для управляющих по специальным вопросам.
Члены председательствующего комитета информировались об исследованиях путём напечатанных отчётов, так называемых «красных буклетов» Можно предполагать, что обвинение владеет этими книгами. Все материалы совета исследований Рейха были переданы американским властям профессором Озенбергом и некоторые документы из этих дел были представлены во время данного процесса.
………………………………………..
Если бы «красные буклеты» содержали единый абзац, который можно использовать для подтверждения заявлений обвинения, можно предполагать, с уверенностью, что эти буклеты были бы здесь представлены. Но этого не было сделано. Из этого можно с точностью сделать вывод, что члены председательствующего комитета совета исследований Рейха не получали никакой информации о преступных экспериментах. И, как цитировалось ранее в связи с этим, господин Макхэни сам признал во время перекрёстного допроса Ростока, что он не верит в то, что, например, Хааген информировал совет исследований Рейха о своих экспериментах в концентрационных лагерях.
Хааген сделал подробные заявления о возникновению исследовательских поручений в целом, и также в частности, о получении собой поручений, и праве и обязанности возложенном на ведомство давшее поручение.
………………………………………..
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 145; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!