ОПАСНОСТЬ НАДВИГАЕТСЯ ВСЕ БЛИЖЕ
Было бы малодушием и близорукостью умалять размеры опасности: над ВКП(б), правящей партией первого рабочего государства, нависает катастрофа. Предотвратить ее может только самоотверженное усилие передовых рабочих.
Положение настолько опасно, что ограничиваться полусловами и намеками значило бы попустительствовать подрывной работе правящей фракции против Октябрьской революции. При сталинском режиме классовый враг лучше осведомлен обо всем, что происходит и подготовляется, чем рабочий класс. Возможные попытки со стороны контрреволюции использовать нашу открытую критику не представляют и сотой доли той опасности, какую несут в себе злостная дезинформация со стороны бюрократии и вынужденное молчание пролетарского авангарда.
В широком историческом смысле положение Советского Союза не может быть безвыходным, так как подлинно безвыходным является положение мирового капитализма. Эта общая историческая перспектива не только полностью оправдывает Октябрьскую революцию, поскольку она нуждается в оправдании, но и заранее осуждает, как насквозь реакционную, всякую программу мелкобуржуазной демократии (меньшевики, эсеры и пр.), неизбежно сводящуюся к реставрации "демократического" капитализма. Даже в случае победы контрреволюции у советской гидры, вместо каждой отрубленной головы, будет вырастать новая. Но это вовсе не значит, что можно с легким сердцем позволить сталинской бюрократии довести нынешний, живой советский режим до крушения. Исторический счет есть, в данном случае, счет десятилетий. Падение советской власти, в конце концов, оказалось бы только историческим эпизодом. Но это был бы один из самых страшных эпизодов мировой истории. Вся задача в том, чтоб предотвратить его. Между тем опасность надвигается все ближе. Мы подаем сигнал тревоги!
|
|
|
БЮРОКРАТИЧЕСКИЙ САБОТАЖ СОЦИАЛИСТИЧЕСКОГО СТРОИТЕЛЬСТВА, ПОД ВИДОМ НЕПОГРЕШИМОГО РУКОВОДСТВА
Неимоверным напряжением сил трудящихся, ценою бесчисленных лишений и жертв созданы грандиозные технические ценности, достигнуты исключительные производственные завоевания. Языком железа, цемента и электроэнергии Октябрьская революция показала человечеству, какие возможности несет с собою социализм. Но в то же время бюрократическое руководство, самоуверенное и бесконтрольное, неспособное предвидеть и не терпящее критики, ослепленное миражем социализма в отдельной стране, довело хозяйство до подлинного хаоса. Производственные завоевания и технические достижения экономически пожираются диспропорциями и прорывами. В самых основных вопросах жизни народа: сколько потребить и сколько отложить на будущее? никто не спрашивает мнения рабочих и крестьян. Бюрократия действует на глаз, отвергая объективные критерии достижимого, не признавая других законов, кроме законов своей воли, заменяя план приказом и учет нажимом. Сложнейшая, никогда еще не только не разрешавшаяся, но и не ставившаяся задача: достигнуть, в порядке планового предвидения и регулирования, взаимного соответствия частей растущего хозяйства огромной страны; задача, которая по самому своему существу неразрешима без повседневного опыта миллионов, без их критической проверки собственного коллективного опыта, без их открыто выражаемых требований и претензий, - эта гигантская, всеобъемлющая, общенародная историческая задача разрешается в канцелярских тайниках, в Секретариате ЦК, по наитию или по подсказке того или другого спеца. Не чудовищно ли?
|
|
|
Если б Политбюро состояло из семи универсальных гениев, из семи Марксов, из семи Лениных, оно было бы неспособно из себя самого, из своей творческой фантазии командовать хозяйством 170 миллионов душ. Но в том-то и дело, что Политбюро из Марксов и Лениных никогда и не поставило бы себе такой задачи. Нынешнее же Политбюро состоит из средних бюрократов, опьяненных вырванной ими у партии властью, утративших почву под ногами и больше всего озабоченных сохранением собственного дутого престижа.
|
|
|
Давно ли эти люди повторяли плохо продуманную ими формулу о союзе рабочих и крестьян, как основе основ? Давно ли молились середняку? Давно ли игнорировали самое существование кулака? Давно ли отрицали программу плановой индустриализации во имя, якобы, сохранения смычки? Испуганные последствиями собственных упущений, они бросились в крайность сплошной коллективизации. 25 миллионов изолированных крестьянских эгоизмов, которые вчера еще являлись двигателями сельского хозяйства - жалкими, слабосильными, как мужицкая кляча, но все же двигателями, - бюрократия попыталась одним взмахом заменить административной волей двухсот тысяч колхозных правлений, лишенных необходимых средств, необходимых знаний и необходимой опоры в самом крестьянстве.
Чрезмерная передвижка в распределении легкой промышленности к тяжелой; грозные диспропорции внутри промышленности, как народного дохода - от деревни к городу, от легкой, так и тяжелой, чрезвычайно понизили полезное действие трудовых усилий и капитальных затрат. Экономическая смычка между государственной промышленностью и крестьянством оказалась подорванной, прежде чем была достигнута. Червонец в мужицком кармане попал в такое же отношение к товару, в каком лотерейный билет стоит к выигрышу. Новая форма смычки, столь важная в перспективе социалистического преобразования деревни, именно производственная смычка, осуществляемая тракторами и земледельческими машинами, сразу потеряла в глазах крестьянина притягательную силу, поскольку реальные плоды ее остаются для него неощутимыми. 15 миллионов крестьянских дворов коллективизированы, а 10 миллионов единоличных хозяйств сознательно поставлены в такие условия, чтоб не дать обнаружиться преимуществам варварского мелкого хозяйства над чисто бюрократической коллективизацией. Так, путем комбинированных средств бюрократии удалось ослабить, если не убить в крестьянстве стимул к труду. Урожайность, и ранее крайне низкая, стала угрожающе падать. Снабжение промышленности сырьем и продовольствием городов катастрофически ухудшается из квартала в квартал. Тяжкие условия существования рабочих порождают на предприятиях текучесть рабочей силы, прогулы, небрежную работу, поломки машин, высокий процент брака, низкое качество продукции. Все плановое хозяйство попадает под удар.
|
|
|
ДЕНЕЖНАЯ ИНФЛЯЦИЯ
Бюрократия освободила себя не только от политического контроля со стороны масс, но и от автоматического контроля со стороны червонца. Все предписания насчет хозяйственного расчета, качества продукции, себестоимости и производительности труда полетели прахом, когда инфляция окончательно ликвидировала устойчивое мерило ценности. Бюрократическое усмотрение попыталось и здесь стать на место экономической реальности: функцию устойчивой денежной системы должна была отныне выполнять проповедь "шести условий Сталина". Это то же самое, что правильное питание заменить чтением поваренной книги.
Денежная инфляция означает возрастающий налог на жизненный уровень масс. Убивая интерес рабочего к сдельной заработной плате, питая возмущение крестьянина против твердых цен на сельскохозяйственные продукты, инфляция открывает бешеный спрос на спекуляцию и спекулянта.
Лгут те, кто утверждает, будто при социалистическом строительстве инфляция не страшна. Наоборот, при первых шагах планового хозяйства, - а это означает ряд пятилеток, - инфляция становится особенно опасной, чтобы не сказать гибельной. План тем именно и проверяет себя, что обязуется сводить концы с концами без инфляции. Провозглашать, будто при наличии плана не опасна инфляция, примерно то же самое, что утверждать, будто при наличии компаса не опасна пробоина в судне. Денежная инфляция становится источником кредитной инфляции. Прорехи плана заполняются печатной бумагой. Реальные критерии вытесняются фиктивными. Плановое хозяйство разъедается изнутри. Работникам плановой комиссии надлежало бы во всех помещениях, где противоречивые постановления Политбюро переводятся на язык цифр, вывесить плакаты: "Инфляция есть сифилис планового хозяйства".
КТО КОГО?
Убыточность преждевременных, неподготовленных, бюрократических колхозов при расстройстве связей между сельским хозяйством и промышленностью ведет к параличу хозяйственной воли крестьянства. Чтоб частично вернуть мужику утерянный им экономический стимул, сталинское руководство легализовало в известных пределах свободу торговли, прикрыв ее лживым именем колхозной торговли. Недопущение торговцев - посредников при легализации частной торговли означает чудовищную чересполосицу цен и раздробленную, но тем более неистовую спекуляцию. Цены на базарах сразу превысили твердые государственные цены в 10, 15 и 20 раз.
Совершенно естественно, если колхозник направил хлеб и другие продукты в обход государства. Это "отрицательные стороны колхозной торговли", констатирует Сталин, не делая, однако, никаких дальнейших выводов. "Отрицательные стороны!" Но ведь тот факт, что коллективизированный мужик предпочитает каналы частной торговли и спекуляции плановой торговле с государством, означает не что иное, как то, что экономическая смычка между государством и крестьянством еще совершенно не достигнута.
Свободная торговля, подняв на чрезвычайную высоту ртутный столбик цен, обнаружила болезненное состояние экономического организма. Борьба с болезнью требовала радикального пересмотра хозяйственных планов и не менее радикального изменения методов руководства. Испуганная показаниями ртутного столбика бюрократия решила, однако, воздействовать непосредственно на термометр. Молотов возвестил о предстоящем "регулировании" базарных цен. На этот путь экономические центры уже, по-видимому, встали. Как будто можно снизить температуру больного организма, подняв знак нуля на скале термометра! Надо лечить хозяйство. Надо начать с открытого признания того, что вопрос кто кого?, вопреки официальному хвастовству, не только не разрешен еще, хотя бы вчерне, но что самые условия его разрешения чрезвычайно ухудшились, вследствие непрерывных и несогласованных бюрократических насилий над живой материей хозяйства.
Нагромождение твердых цен, конвенционных и цен вольного рынка; переход от плановых заготовок, т. е. подобия торговли между государством и крестьянством, к хлебному, мясному и молочному налогам; борьба не на жизнь, а на смерть с массовыми хищениями колхозного имущества и с массовым укрывательством таких хищений; чисто-военная мобилизация партии для борьбы с кулацким саботажем после "ликвидации" кулачества, как класса; одновременно с этим: недоедание городов, возвращение к карточной системе и пайку, наконец, восстановление паспортной системы, - что же означают все эти меры, независимо от того, правильны ли они или нет, как не самую жестокую борьбу капиталистических и социалистических тенденций, борьбу, которая в 1933 году возрождает ряд черт 1918-1919 годов?
Вместо того, чтоб раздвинуть экономические рамки личной заинтересованности крестьян, в соответствии с реальным состоянием сельского хозяйства, бюрократия еще сильнее нажимает на административный рычаг. Во главе колхозов, которые по идее представляют добровольные производственные корпорации, решено "поставить" коммунистов, послушных велениям правящего центра. Одновременно с этим ЦК свидетельствует, что деревенские коммунисты пропитываются духом крестьянского сопротивления и подлежат массовой чистке. Между тем для занятия командных колхозных постов членами партии нужно не менее полутора миллионов колхозных коммунистов. Где их взять?
Навязывать крестьянским коллективам хозяйственное руководство по признаку партийности, значит подрывать не только колхозы, но и авторитет партии; значит задачу экономического соревнования подменять новой порцией административного принуждения; значит не идти вперед от Нэпа, а возвращаться от него назад, к "военному коммунизму", хотя и на более высокой экономической ступени.
ИТОГИ ПЕРВОЙ ПЯТИЛЕТКИ
Момент окончания первой пятилетки совпал с чрезвычайным, невиданным со времени гражданской войны обострением хозяйственных трудностей. Но бюрократия ведет две жизни: показную и действительную. Она переносит эту двойственность всюду, в том числе и в область экономической статистики.
С секундомером в руках Сталин утверждает: если план выполнен на 93,7%, а не на 100%, то только потому, что угроза японской интервенции, которой нельзя было предвидеть при составлении плана, поглотила 6,3%. Другими словами: выполнение гигантского плана, составляющего первый опыт человечества в этой области, охватывающего со всех сторон жизнь страны с населением в 170 миллионов душ, притом на целых 5 лет вперед, подтвердило точка в точку предначертания ЦК! Уже одна поразительная точность совпадения замысла и реализации должна вызвать у всякого, знакомого с азбукой вопроса, самое острое недоверие ко всему отчету. И это недоверие вполне законно. Достаточно сказать, что, согласно мимолетному признанию Молотова, продукция промышленности в 1932 году выросла всего на 8,5% против 36%, назначенных по годовому плану! Куда же девался этот грандиозный прорыв, как и прорывы предыдущих лет? Сталин дает ложные цифры, сознательно вводя в заблуждение рабочих и крестьян. Подсчет произведен по необходимости в рублях. В этом гибком инструменте подсчета - ключ к тайне поразительного совпадения сметных и итоговых цифр. Так, огромные перерасходы на строительство записаны, как перевыполнение плана, тогда как на самом деле материальные результаты строительства, несмотря на миллиардные перерасходы, отстают от плана на десятки процентов. Весь итог опирается на такого рода бухгалтерские фокусы, имеющие целью скрыть то, что есть, и спасти престиж руководства*1.
/*1 Вопрос об итогах первой пятилетки мы подробно рассматриваем в подготовляемой к печати книге о советском хозяйстве.
Мы меньше всего склонны смотреть на выполнение хозяйственного плана, как на спортивную задачу, и считали бы грандиозным успехом выполнение пятилетки в шесть, семь и восемь лет, при условии одновременного смягчения диспропорций и повышения жизненного уровня масс. Но как раз по этим важнейшим критериям мы имеем крайне неблагоприятные показания.
Составители плана провозглашали в свое время задачу: "поднять страну на новый, невиданно высокий уровень материального и культурного развития". Уже в первые два года должно было быть достигнуто смягчение товарного голода, в последние два года имело наступить изобилие товаров. В 5-м году потребление промышленных изделий должно было повыситься, по разным категориям, в полтора, два и два с половиной раза. Повышение мясного питания намечалось на 25%, молочного - на 50% и пр. На самом деле товарный голод невыносимо обострился, продовольствие хлебом резко снизилось, мясные и молочные продукты стали редкостью. Зато создана теория о том, что социализм не есть потребительский строй. Утешение слишком похоже на издевательство! Среди вновь воздвигнутых заводов, фабрик, шахт, электрических станций, колхозов и совхозов рабочие и крестьяне все больше и больше начинают чувствовать себя, как среди гигантских призраков, безразличных к судьбе живых людей. Острое чувство разочарования овладевает массами. Население, как потребитель, перестает понимать, для чего оно напрягает свои силы, как производитель.
Если б Сталин открыто признался: полученные результаты не отвечают нашим ожиданиям, так как мы многого не предусмотрели, во многом просчитались, многого не выполнили, трудящиеся массы, конечно, не пришли бы в восторг от руководства, но приняли бы признание к сведению и дали бы, вероятно, вождям новую отсрочку. Но Сталин сказал: план прекрасен, руководство на высоте, замысел выполнен в точности. Как же быть, в таком случае, с плачевными результатами? Сталин навязывает массам ту мысль, что не он, Сталин, плох, а плохо плановое начало. Свою слепоту бюрократия отождествляет с социализмом и, спасая репутацию своей непогрешимости, опорочивает социализм в глазах рабочих и особенно крестьян. Она как бы сознательно стремится заставить массы искать выхода вне социализма.
ВТОРАЯ ПЯТИЛЕТКА
17 партконференция, в феврале 1932 года, одобрила директивы второй пятилетки с годовым коэффициентом роста промышленности в 25%, причем Сталин пояснил, что при разработке и выполнении этот коэффициент будет еще повышен. Левые оппозиционеры предупреждали против призовых скачек индустриализации. Их обвиняли в контрреволюции и сажали в изоляторы.
Одиннадцать месяцев спустя, в январе 1933 года, Сталин неожиданно возвестил, что во второй пятилетке коэффициент роста будет, вероятно, около 13%. Никто не посмел ни возразить ни напомнить о прошлогоднем решении. Так, реальные результаты первой пятилетки похоронили фантастический проект второй пятилетки прежде, чем его успели заменить новым. Никакого второго пятилетнего плана сейчас нет. Его и не может быть ввиду хаотического состояния хозяйства на исходе первой пятилетки. Январский пленум наметил лишь смутные директивы. На составление второго пятилетнего плана уйдет немало времени, и меняться он будет еще не раз.
1933 год оказался фактически выделен из второго пятилетия. Его контрольные цифры намечены вне общей перспективы. Составители плана на 1933 год стремились, очевидно, лишь смягчить диспропорции и заделать зияющие бреши в наследстве первой пятилетки.
Молотов и Орджоникидзе пытались в своих докладах издеваться над нашим предложением выделить 1933 год, как год "капитального ремонта советского хозяйства". Докладчики ссылались на то, что в течении 1933 года будут воздвигаться также и новые предприятия. Как будто мы исключали это, как будто мы говорили о заливке старых галош, а не о "ремонте" хозяйства в целом. Борьба за нарушенное равновесие предполагает, по необходимости, и новые строительства, но под знаком исправления ошибок прошлого, а не нагромождения новых ошибок.
Так под ударами кризиса, которого оно не предвидело, и которого оно не признает открыто и сейчас, после того, как он разразился, руководство оказалось вынуждено отступить в области индустриализации, как оно уже ранее начало отступать в области коллективизации. Однако, свой маневр отступления оно совершает крадучись, по частям, без плана, скрывая смысл собственных действий от других, как и от себя, и полностью сохраняя, даже усугубляя методы голого бюрократического командования. Новый зигзаг сталинской политики является безошибочным доказательством глубокого расстройства советского хозяйства, но совершенно не способен открыть выход из великой разрухи.
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 158; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!