На высоком речном берегу километрах в трех-четырех по ходу нашего движения на фоне гаснущего неба отчётливо прорисовывается силуэт покосившейся колокольни.
-- Видим! – кричат из шлюпок.
-- Эт-т, братки… сельцо Булганино… родина моя.
-- Министр вооруженных сил товарищ Булганин… тож отселе? – ехидно вопрошает Шпагин.
-- Министров в нашем роду не было… а вот родители мои тут жили… старинное волжское село.
-- А колокольня чего пьяная? – кричит через Леркину голову Олег Дедков, командующий второй шлюпкой.
-- Динамитом рвали, да недорвали… от того и пьяная, -- отвечает «морская душа», -- но не в колокольне дело. Сам-то я тут давно не живу, а вот сестрёнка моя Матрена Павловна – осталась. С мужем, сыновьями, домом, коровой и прочим хозяйством. Ждёт, между прочим, сестрёнка… нас с вами ждёт… Так что никаких палаток и костров сегодня не будет… а будут деревенские щи, парное молоко, баня и три ночи на сеновале.
-- У-ррра-а-а!!!
-- Тихо, братки, тихо!.. До сеновала еще доплыть надо. Вёсла на воду!.. За-апевай!
Снова взявшись за весла, мы запеваем:
Из-за острова на стрежень, на простор речной волны
Выплывают расписные Пала Палыча челны.
Глава двадцать восьмая
Дожить до любви
-- П-пал П-палыч!
-- Что П-пал П-палыч?
-- Сп-пину жжёт!
-- На то и баня, чтоб жечь…
-- Не так же!
-- Как раз так… чтоб про простуду забыл.
Два берёзовых веника припечатываются к спине Андрея Золотарёва. От хлёсткого удара его тело растекается по полку, он вопит что-то нечленораздельное, вскакивает и, ударившись затылком о закопченный бревенчатый потолок, пулей вылетает в предбанник.
|
|
|
-- Следующий! – хохочет «морская душа».
Следующий я.
-- Знаешь, браток, как вдова любит?
-- Нет.
-- И в самом деле… откуда тебе? Вас ещё и девки-то не любили… Девичья любовь что хворост… вспыхнула и прогорела… А вдова… сначала ласкает… -- веник ходит надо мной от головы до пят, не касаясь кожи и лишь окутывая тело волнами душистого тепла, -- потом про-оверяет… согни-ка ноги!.. – я сгибаю ноги в коленях, и Пал Палыч с оттягом хлещет веником по моим ступням, -- про-оверяет… про-оверяет… -- теперь уже два веника охаживают мои ноги, поясницу, спину, подбираются к плечам, но всякий раз отступают и дают передохнуть, -- а уж потом… и только по-отом…в сердце принимает!
-- П-пал П-палыч!
-- Что П-пал П-палыч?
-- Д-дышать нечем!
-- Д-дышать, браток, на морском дне нечем… а не в бане.
-- Ж-жёт!
-- На то и баня, чтоб жечь.
-- Не так же!
-- Именно так… чтоб Булганино запомнил!..
И я вылетаю в предбанник, где меня встречает дружный хохот участников похода.
В ночь нашего появления в доме Матрёны Павловны Плещеевой, сестры Пал Палыча, мы повалились с ног, едва добравшись до сеновала. Даже петух, заоравший на рассвете, казалось, под самым моим ухом, разбудил меня лишь на миг. А проснулся я от ощущения, что меня разглядывают. Над лестницей, ведущей на сеновал, торчала голова мальчика лет семи, а рядом с ней головка совсем карапузья. Две пары детских глаз изучали пришельцев, разметавшихся во сне на сене. Приподнявшись в своей постели, я спугнул наблюдателей. Дети скатились с лестницы и выбежали во двор.
|
|
|
-- Спят ещё! – звонко крикнул старший.
-- Тихо у меня! – ответила Матрёна Павловна. -- Пусть спят… а там и баня поспеет.
Я спустился с сеновала.
Усадьба раскинулась на самом краю высокого берега. Дом, сарай и коровник с сеновалом стояли на ровном месте, а огород и сад спускались к бане. За ней усадьба, вроде бы, и кончалась. Но никакой ограды там не было. Далее начинался овраг, уходивший под склон – куда именно, сверху не понять. А вот Волга виделась во всю ширь -- с песчаными полосками берегов, мелями и островами. И с соснами на противоположном берегу, под которыми угадывались избы.
Когда я вернулся к сеновалу, мальчики играли с чёрно-белой остроухой дворняжкой. Я присел на брёвна, сложенные под стеной сеновала. Участники похода один за другим спускались во двор и присоединялись ко мне. Из хозяйского дома появились Лерка и Зойка.
|
|
|
-- Все бока, небось, отлежали… -- засмеялась Матрёна Павловна, – обедать давно пора… Но сначала баня.
Опробовала баню сама хозяйка. Вместе с Леркой, Зойкой и своими малолетними сыновьями. Все пятеро они вышли из бани распаренные до красноты, с головами, обмотанными полотенцами. За дородной Матрёной Павловной, нёсшей на руках младшего сына, как за клушкой цыплята, наши девочки и старшенький хозяйский сын проследовали по тропинке к дому. Повиливая хвостом, за ними семенила собака, добрых полчаса просидевшая в ожидании под банной дверью. После чего баней завладел Пал Палыч. Отдраив пятнадцать спин, допаривался он с хозяином дома, мужем своей сестры и трактористом булганинского колхоза.
Поднявшись из-за стола, накрытого во дворе, Олег Дедков произнёс:
-- Как донесла разведка, сегодня в колхозном клубе «Свинарка и пастух».
Сообщение было встречено с ликованием, и через некоторое время, приодевшись, участники похода отправились в клуб, что стоял, как донесла та же «разведка», напротив полуразрушенной церкви. А я не пошёл, поскольку накануне порвал единственную рубашку. И с рубашкой и иголкой в руке устроился наверху, у открытой отдушины, через которую проветривалось сено.
|
|
|
-- Первачу махнем по стаканчику? – услышал я голос хозяина дома.
-- Когда с детьми, не пью… -- ответил Пал Палыч.
-- Да дети твои, неделя как из города, а уже по кино соскучились, -- засмеялась Матрёна Павловна. – Нет же никого… И когда ещё увидитесь?
-- Ну… давай!
-- А ты, Моть, будешь?
-- Вот ещё! Бунька моя это зелье на дух не выносит… -- Звякнули стаканы, и Матрёна Павловна продолжила: -- Чудные девки городские… та-ащие!.. «Чкаловка»-то еще, может, и нагуляет… а «лисичка» – кожа да кости… как с таким телом жить?..
-- Ты её, сестренка, не суди… блокадная она. Отец на фронте погиб, мать в Питере умерла… сама чудом выжила… в Нижнем у бабки живёт… Да у них… у половины… отцов нет и каждый день впроголодь… осколки Великой Отечественной… туземцы нижегородские… под фабричными трубами росли на огурцах и картошке с селедкой… В раздельных школах учатся… разговаривать друг с другом не умеют… света белого не видели… Но как к жизни тянутся!..
-- Мы с тобой зато… много видели… -- заметила Матрена Павловна.
-- А ты, шурин, гляжу… учителем заделался?
-- Какой я учитель?.. Спасибо директору, в школу взял… тоже из наших, из воевавших… Теперь велит в педагогический поступать… Не знаю, сдюжу ли.
-- А с флотом что?… совсем?
-- Краснознамённый Балтийский флот… не для кулацких детей.
-- В войну был для всяких… а теперь нет?
-- Выходит так.
-- И какая зараза донесла?
-- Здесь, между прочим, зараза-то проживает… в Булганине.
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 141; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!