Воскресенье, 22 июня 1353 года 13 страница
– Кобыла пряталась?
Что‑то, похожее на смешливое фырканье, заставило его остановиться и осмотреться.
– Конечно, нет, – сказал Томас. – Кобыла захромала, и я искал для нее тень и воду, чтобы отдохнуть. Мы мало спали в прошлую ночь…
– Короче говоря, дон Томас, вы отправились туда, чтобы переждать жару, вместо того чтобы выполнять ваше поручение.
Осознание, каким было его поручение, заставило его замолчать. Он кивнул, потрясенный тем, что почти что сделал.
– И эта ужасная бессонная ночь прошла в той гостинице, куда вы нас сейчас везете? – спросила Ракель. – Это не очень любезно с вашей стороны.
– О нет, госпожа. Гостиница вполне удобная. Вчера вечером Блавета и я, мы ночевали в хлеву у одного учтивого и доброжелательного фермера. Он очень стремился помочь утомленному животному, решив забрать себе ее груз, мой кошелек и убив меня. – Внезапно он подумал о произошедшем с неожиданным ощущением симпатии.
Если бы не было несчастной кобылы и грязного головореза, то не было бы и этого приключения. Он засмеялся. Ему вторил отчетливый смех из‑за слегка отодвинутых занавесок паланкина.
Гостиница бы такой, какую и следовало ожидать путешественникам, следующим по привычному маршруту: терпкое вино, наливаемое щедрой рукой, неизменная, но добротная и обильная пища, неудобные кровати и грязь по непомерным ценам. Но это было роскошью по сравнению с конюшнями и сеновалами.
|
|
|
Пригревало золотистое летнее солнце. Сейчас гостиница была пуста – путешественники, прибывшие прошлой ночью, уже покинули ее, а сегодняшние еще не прибыли. Мало кто задерживался здесь больше, чем на одну ночь. Томас вошел внутрь, чтобы посмотреть, что и как. Хозяин гостиницы храпел в своей каморке позади общей прихожей; гостиничный сторожевой пес приоткрыл один глаз и снова закрыл его. Томас переступил через его лежащее тело и ударил кулаком по столу.
– Эй! Хозяин, – позвал он. Храп прекратился. Он многозначительно вытащил кошелек, полный мелких монет. Пара башмаков ударила по полу, и в комнате появился взъерошенный человек с заспанными глазами.
– Какого… – Он помигал и осмотрел Томаса от башмаков до шляпы. В его голосе появились заискивающие нотки. – Мои извинения, ваша светлость. Прошлая ночь была очень хлопотной, и я…
– Да‑да, – сказал Томас. – Неважно. Вы можете поселить до завтрашнего утра двух дам в комфорте и безопасности? Одна из них больна и не может ехать дальше сегодня.
– Конечно, мой господин, – сказал хозяин, кося глазом на тяжелый кошелек. – У меня есть красивая комната, изящная, она как раз подходит для самых благородных дам, с еще одной комнатой рядом, где они могут обедать и удобно отдыхать.
|
|
|
– Давай‑ка я посмотрю на нее, – подозрительно произнес Томас.
Вот так Ракель и Исабель были устроены на ночлег в паре комнат вдали от общих чердаков и комнат для ночлега, где останавливались более скромные путешественники, а там их уже ждала наивная девочка‑служанка, признавшаяся, что ей всего одиннадцать лет.
Исаак сидел, прислонившись к стволу дерева, и ждал. Он заставил себя расчленить все звуки и запахи – аромат луговых цветов, жужжание и гудение насекомых, запахи различных трав, напоенных утренним дождем, и – такой всепроникающий, что он отторгался сознанием, – мерзкий запах летней речной грязи и еще более отвратительная вонь людских тел.
Он скорее почувствовал, чем услышал приближение человека. Казалось, земля вздрагивает у него под ногами. Затем он вычленил свистящий звук движущейся ткани, а также скрип и запах кожи – не плохо сшитых башмаков, а жесткого ремня. Перевязь меча. И, наконец, до него донесся запах пота, лошадей и страха.
Исаак ждал.
Голос этого человека был резким, но речь была вполне культурной.
– Ты слепой Исаак, лекарь из Жироны, – сказал он.
– Да, – сказал Исаак.
– Ты еврей.
– Да.
– Ты знаешь, кто я?
|
|
|
– Не знаю, – сказал Исаак. – Но полагаю, что вы тот, кто называет себя Мечом Архангела Михаила. Я прав?
– Да, – сказал Меч. – Почему ты сидишь здесь, на земле, одинокий и беззащитный, если знаешь, что тебя преследует Меч Архангела?
– Я хотел поговорить с вами, – небрежно произнес Исаак. – И я полагал, что вы тоже хотели поговорить со мной. Я и решил сесть в одиночестве в тихом месте и посмотреть, подойдете ли вы ко мне.
– Нет ничего, что я хотел бы сказать тебе, лекарь, – сказал Меч. – Но я слушаю тебя. Что ты можешь сказать мне?
– Только это, – сказал Исаак. – Почему вы преследуете меня и моих близких?
– Только тебя, – сказал Меч. – Те, кто окружают тебя, мне неинтересны. Менее важные объекты я оставляю другим. Моя цель – ты.
– И почему же?
– Ты умный человек, лекарь. Ты знаешь ответ.
– Я не знаю, чем вы руководствуетесь.
– Ты злой человек, – спокойно сказал Меч. – Колдун. Тот, кто управляет другими. Люди вроде тебя должны быть уничтожены.
– Почему вы ждали семь дней?
– Ты приставил ко мне шпионов, – сказал Меч. Его голос стал резким.
– Мне это не было нужно. В течение семи дней некий человек – один и тот же – следовал за мной всякий раз, когда я покидал квартал. У него очень своеобразная походка, почти хромота, – это старая военная рана?
|
|
|
– После кампании в Валенсии, – сказал Меч.
– И он безумен. Это он стоит передо мной сейчас, тот самый человек.
Кожаная перевязь снова скрипнула.
– Ради всех святых, еврей Исаак, ты заставляешь меня обнажить меч. Здесь, на открытом месте, на глазах случайных прохожих. Я не безумен!
– Вы безумны, – печально сказал Исаак. – Я слышу это по вашему голосу; я чувствую запах безумия в вашем поте, он пропитывает все ваше тело.
– Так это твой диагноз?
– Да.
– Плевал я на твой диагноз и на всю твою ученость. Ты пахнешь бесполезностью и ничего не стоящим раскаянием, слепец. Как ты смеешь так говорить с Мечом?
– Я смею, потому что говорю правду. Только ложь трудно произнести.
– Это верно, – сказал Меч. – То, что ты сказал, – все – правда. – Его голос взлетел в изумлении и ликовании. – Я чувствую в себе безумие. Но это – божественное безумие, оно дано Богом, и его цель состоит в том, чтобы заставить меня делать то, что правильно, безупречно и истинно.
– В чьих глазах? – спросил Исаак.
– В глазах Господа, – сказал Меч. – Ничьи другие глаза неважны.
– Очень интересно, – сказал Исаак так спокойно, как будто обсуждал вопрос логики. – Только один человек из моего окружения знает, что считает истиной, справедливостью, безупречным и достойным сам Господь. Как удачно, что мне удалось встретить двух человек, которые обладают такой божественной уверенностью.
– И кто этот второй? Ваш друг епископ?
– Его преосвященство? Конечно, нет. Епископ – скромный человек, ученый, готовый признать, что другие могут понимать волю Господа более точно, чем он. Этот другой – моя жена. Честная женщина, целомудренная, верная и преданная, но неграмотная и, наверно, очень упрямая.
– Ты пытаешься выставить меня дураком, Исаак. Ты странный враг, – добавил незнакомец и развернулся на пятках, готовясь уйти. – Как я могу сражаться со слепым человеком, который не может сопротивляться? Тем не менее я это сделаю, и его горло должно быть перерезано, как и у прочих.
– Но не здесь?
– Не здесь и не теперь. Еще не время.
Когда Меч быстро шагал через луг, Юсуф внимательно рассмотрел его из своего укрытия за кустом и задрожал от страха.
Аббатиса Эликсенда подавила зевок. Сейчас не время было думать о сне, и неважно, сколько времени прошло с тех пор, когда она в последний раз ложилась в постель. Она медленно шагала взад‑вперед по маленькой приемной под внимательным взглядом сестры Марты, стараясь как можно четче сосредоточиться на разговоре с епископом.
– Все время, начиная со вчерашней вечерни, я провела в молитве и разговорах со всеми находящимися в этом доме, по очереди. Я сделала множество интересных открытий о моем монастыре. Некоторые из них не имеют никакого отношения к исчезновению доньи Исабель. Другие имеют. – Она сделала паузу, чтобы набрать воздуха в грудь.
– И что? – нетерпеливо спросил епископ. Аббатиса могла долго плести подобные рассуждения на манер многоречивого проповедника, особенно когда волновалась. Это сильно раздражало Беренгуера.
– Причиной раны доньи Исабель были девчачьи ссоры, предосудительные, но невинные. По‑видимому, детей оставили без присмотра: несколько рамок с вышивками были опрокинуты, рабочие корзинки перевернуты, – первое вышло случайно, а второе… давайте назовем это шутливым возмездием. Рабочая корзина доньи Аны была сбита на пол, и, когда она пошла отомстить за себя, то споткнулась и упала на донью Исабель со старой толстой иглой в руке. Этим утром донья Ана рассказала мне о причине болезни доньи Исабель. Она провела целый день в слезах испуга и раскаяния.
– То есть в ее действиях не было намерения?
– Никакого. Донье Ане двенадцать лет, она очень шустрая, даже вредная порой, но столь же невинна в политических интригах, как старый монастырский пес. Ее рассказ звучит вполне правдоподобно.
– Это интересно, но ничуть не продвигает нас в нашем расследовании.
– Хорошо. Донья Ана рассказала мне еще кое‑что, ваше преосвященство. Похоже, что вчера рано утром она заполнила корзину инжиром с дерева в саду и сама съела большую часть собранного. Она растет, как стебель пшеницы по весне, и всегда хочет есть. Во время вечерни у нее началась колика. Она выскользнула из часовни, как она говорит, по страшной потребности, и когда она бежала к укромному месту, она была вынуждена спрятаться, так как мимо нее очень быстро прошли две очень высоких монахини – самые высокие монахини, которых она когда‑либо видела в жизни.
– Какого она роста?
– Она мне по плечо. Она сказала, что они были намного выше меня, но она не смогла описать их подробнее.
– Мужчины, – сказал Беренгуер.
– Я тоже так подумала, – ответила Эликсенда. – Я очень высокая для женщины, и вряд ли удастся найти одновременно двух монахинь, идущих бок о бок, которые были бы выше меня. В одну монахиню я еще могла бы поверить. Но не в двух.
– Это не позволяет нам догадаться, кто это был, – произнес Беренгуер.
– Без сомнения, их одежды были взяты из этого монастыря. Донья Ана заметила бы, если бы они были странно одеты. Но она ничего не сказала.
– Вы спросили ее?
– Да. И сегодня после полудня я приказала принести мне всю одежду монастыря для осмотра, чтобы ее можно было почистить, починить и переложить лавандой против моли. Мы скоро обнаружим недостающие.
– Это могло бы подсказать, кто имел возможность украсть их, а от нее мы могли бы узнать, кто эти самозванцы. Вот это действительно приблизит нас к разгадке. – Она села, внезапно ощутив сильную усталость. – Вы говорили о том, чтобы поместить к нам инфанта Йохана для обеспечения ухода и безопасности.
– Это беспокоит меня, – сказал Беренгуер. – Пока мы не знаем больше, привезя его сюда, мы можем сунуть его в логово льва.
– Львицы, – рассеянно поправила Элисенда. – Я согласна. Мне жаль, что это так, но вы правы. Там, где он сейчас, он в безопасности?
– Надеюсь. Очевидно, они не знают, кого защищают, и их незнание защищает его.
Томас стоял на пыльном внутреннем дворе гостиницы под жарким солнцем и задавался вопросом, что теперь делать. Он уже зашел на кухню и изводил жену хозяина гостиницы, которая как раз стояла над горшками, в которых варилась еда, до тех пор, пока она не пообещала создать блюдо такой невероятной питательности и нежности, что донья Исабель сможет съесть его и немедленно пойти на поправку. Он трижды посылал юную горничную в комнаты с вином, фруктами и крошечными пирожками. Теперь он решил оседлать Кастанью и отправиться поискать особый родник, о лечебных свойствах которого он слышал, и привезти немного бесценной воды для больной. Трудность состояла в том, что дочь лекаря передала ему желание доньи Исабель, чтобы он подождал, пока она не сможет поговорить с ним. Тогда он смог бы поехать в Жирону и передать сообщение, что все хорошо. Что, если она спросит про него в то время, когда он отправится искать родник? Он должен остаться. Пот капал у него со лба. Возможно, будет мудрее подождать в тени.
И зачем он приехал сюда? – спросил он себя. Лошади. Он хотел проверить, что конюх проявит надлежащую заботу о лошадях. И он целеустремленно направился к конюшням.
К Томасу еще не полностью вернулось самообладание после того, как они все поняли, что донью Исабель придется нести в ее комнату на руках. Ракель посмотрела на свою пациентку, изо всех сил пытающуюся сесть в паланкине, а затем на него.
– Она слишком слаба и у нее сильно кружится голова, – сказала она. – Надо, чтобы кто‑то отнес ее.
В полном ошеломлении Томас поднял донью Исабель на руки, понес ее наверх по лестнице и внес в комнату. Он положил ее на расстеленную кровать с невероятной осторожностью, как будто она была бесценным яйцом какой‑то неземной птицы. И когда он поклонился и оставил ее, его руки навсегда унесли на себе отпечаток ее стройного тела.
В тот момент он был готов поехать ради нее в Жирону или в Иерусалим, если бы это потребовалось. Однако то, что она попросила его сделать, было намного труднее. Ракель сплыла вниз по лестнице, нежно улыбаясь, и сказала ему, что донья Исабель отдыхает. Не мог бы он подождать, пока она не сможет с ним поговорить, прежде чем он поедет в Жирону? Он подождет? Да если нужно, он будет ждать до тех пор, когда стены Барселоны не рассеются в пыль.
Немного позже, в спальне, значительно отдохнувшая донья Исабель вела вежливый, но решительный спор.
– Но, моя донья, – говорила Ракель, – час назад вы были слишком слабы, чтобы сидеть в паланкине, а теперь хотите встать и принять дона Томаса?
– Да, – сказала Исабель. – До того, как я заснула, у меня болела голова, и я чувствовала себя больной от гой ужасной настойки, которой они нас напоили. Отдых, немного вина и вода вылечили меня. Вчера мне было лучше, ты помнишь, а сегодня мне еще лучше. Пожалуйста, Ракель, помоги мне собраться. Иначе мне придется зависеть от нашей трогательной малышки. –
Она хихикнула. – Как ты думаешь, я смогла бы научить ее укладывать мои волосы на французский манер?
Ракель не позволила увести разговор в сторону.
– Вы настаиваете на разговоре с ним, даже если в результате вы умрете.
– Ничего подобного, – живо отозвалась Исабель. – Мне нужно дать ему некоторые инструкции, ведь Томас должен ехать от моего имени. От нашего имени, – тактично поправилась она.
– Вы могли бы сделать это, лежа в постели, – заметила Ракель.
– Если бы я была настолько слаба, то да, – ответила Исабель. – Но, говорю тебе, я больше не беспомощна, и я предпочитаю не принимать посторонних людей в спальне. Даже в гостинице и при таких странных обстоятельствах.
– И с неуложенными волосами, – заметила Ракель.
– Ссора с тобой, Ракель, больше утомляет, чем десяток посещений дона Томаса. Ты напоминаешь мне монахинь.
Ракель сдалась.
– Я думаю, что это глупо, но так как я не могу остановить вас, – сказала она, – я должна помочь. Но я не ваша горничная, предупреждаю вас. Я и со своими‑то волосами плохо справляюсь без посторонней помощи.
Исабель сладко улыбнулась, выиграв сражение.
– Мы поможем друг другу, – сказала она, – как сестры.
– Так или иначе, я восхищаюсь вашим превосходным вкусом, – сказала Ракель. – Он очень красивый мужчина. Не тот тип, о котором я мечтаю, но очень красивый. И нежный.
– Это ничего не значит для меня, – легко произнесла Исабель. – Уй! – взвизгнула она, когда Ракель неловко дернула ее гребенкой за волосы.
К тому времени, когда Ракель послала маленькую горничную найти дона Томаса, девушки были столь опрятными и изящно одетыми, насколько это было возможно при подобных обстоятельствах. Исабель опиралась на резную деревянную скамью, заваленную подушками, ее больная нога, на которой еще недавно лежали припарки, была удобно устроена и замаскирована волной тщательно разложенного шелкового платья.
Когда Томас вошел в комнату, он увидел только бледные, прекрасные черты доньи Исабель. Вытянувшись на кустарно сделанной кушетке, она выглядела бледной, как призрак или мраморная статуя на собственной могиле.
– Я не ожидал увидеть вашу светлость на ногах, – сказал он. – Боюсь, что ваших сил недостаточно для подобных усилий. Вы должны быть осторожны.
– Я не слабак и не инвалид, дон Томас, – резко сказала Исабель, заставляя себя сесть вертикально на кушетке. На щеках разлился слабый румянец, ее глаза засверкали. – У меня была гнойная рана, но с квалифицированной помощью моего лекаря и его дочери Ракель я выздоравливаю.
– Донья Исабель чувствует себя с утра намного лучше, – сказала Ракель. – Вчера вечером кто‑то, должно быть, влил в наш ужин усыпляющую микстуру, – добавила она. – Нам потребовалось много времени, чтобы избавиться от последствий.
– Вы знаете, кто это сделал? – отрывисто спросил Томас.
– Нет, – сказала Ракель. – Мы заснули во время еды, а проснулись на чердаке. Внизу, в конюшне, находились трое грубых мужланов. Но я не могу поверить, что это они вошли в женский монастырь, всыпали нам наркотики и унесли нас.
– Вы их видели?
Впервые Ракель покраснела.
– Я вынула доску из пола и посмотрела в дыру.
Томас уставился на нее в изумлении.
– Она вырвала ее, – с восхищением произнесла Исабель, – голыми руками. А потом стала угрожать им, обещая ударить, если они не принесут нам воду и пищу.
– Ими командовал ваш слуга, Ромео, – сказала Ракель. – Но я не могу сказать, был ли он тем, кто похитил нас. Мы спали.
– Я видел только двух мужчин, – сказал Томас.
– Третий был сзади. Это была его конюшня, – сказала Ракель.
– Подозреваю, что все это организовал дон Перико де Монтбуй, – сказала донья Исабель. – Он уже имеет большое состояние, заключенное в судах и торговле, но говорят, что он просто помешался на моих землях. Его первая жена принесла ему в приданое земли и луга рядом с моими, и еще до того, как бедняжка была предана земле, он уже крутился возле меня.
– Я не сомневаюсь в ваших словах, донья Исабель, но почему Ромео похитил вас для Монтбуя? Наверняка у того есть собственные слуги, которым он может доверять.
– Я не знаю, – нахмурившись, озадаченно сказала Исабель. – Когда они находились рядом с нами, они почти не разговаривали.
– Как долго Ромео работал у вас? – спросила Ракель.
– Меньше года. Его порекомендовал мне мой дядя. Он сказал, что мне нужен кто‑то, кто поможет мне при дворе… – На его щеках вспыхнули алые пятна. – Я солдат, – сказал он. – Не придворный.
– Ну, это совершенно ясно, – мягко сказала донья Исабель. – Только опытный солдат может быть достаточно храбрым, чтобы напасть на трех мужчин и разбить их. Мы очень обязаны вам, дон Томас. – Она опустилась на подушки.
– Мы должны попросить дона Томаса поехать в Жирону, госпожа, – сказала Ракель. – День клонится к закату.
– Какие сообщения я могу отправить для вас в Жирону, госпожа? Мне не стоит больше задерживаться здесь. Ваши друзья, должно быть, ужасно беспокоятся.
– Это верно, – сказала Ракель. – Мой бедный отец – ему нужно срочно сообщить, что мы в безопасности.
– А не вашей матери? – спросила донья Исабель.
– У моей матери время занято близнецами, домом и работниками. У отца же есть только я. Он нуждается в моей помощи почти во всем, что он делает.
– Прошу прощения за то, что задерживаю вас здесь, дон Томас, – сказала донья Исабель. – Я забыла, что вы единственный, кто знает, что мы в безопасности. Если бы вы отправились к моему дяде, епископу, и поведали ему все, что мы рассказали вам…
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 96; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!