Воскресенье, 22 июня 1353 года 8 страница
Во время долгой езды до Барселоны Томасу пришло на ум, что в последнее время донья Санксия довольно быстро вышла из милости, и уже не так активно участвовала в исполнении замыслов ее величества, как раньше. Он должен был понять еще несколько недель назад, что ее выбор был слишком странным для такой особой и щекотливой миссии. И обращаясь к сочувствующе слушающему его Арконту, он высказал предположение, что совсем не ее величество отдала донье Санксии приказ похитить инфанта Йохана.
Если донья Элеонора хотела переправить инфанта Йохана в более безопасное место, почему она не попросила его об этом сама? И почему якобы ее величество сказала донье Санксии, что он не должен ничего говорить ей об этом предприятии? «Для сохранения тайны», как сказала донья Санксия. В тот момент любой юнец заподозрил бы, что приказ поступил не от ее величества. Только не тот, кто влюблен. Только не глупец Томас де Бельмонте. И теперь, когда у него было время все обдумать, в его душе шевельнулся червь подозрения, подтачивая его веру в огненные волосы и изумрудные глаза. Он был зелен, глуп и легковерен, как новорожденный младенец. Его обманули. От этой мысли он покрылся холодным потом. Арконт кивнул, явно соглашаясь с ним, и храбро захромал дальше.
Стоя в прохладном, широком дворцовом коридоре, Томас начал подыскивать слова, чтобы попросить прощения, – не за участие в прерванном похищении, для этого было не время, – но за его отсутствие без уведомления или разрешения. Если он не был нужен донье Элеоноре, она бы этого и не заметила. Если он был нужен, то все ее добродушие исчезло бы во вполне заслуженном взрыве ее сицилийского горячего нрава. Он задрал подбородок и повернул за угол.
|
|
|
– Дон Томас! – В голосе из‑за открытой двери слышались раздражительность и требовательность. Команда, произнесенная этим тихим голосом, была рассчитана только на его уши, но была произнесена так, что ее невозможно было проигнорировать. Дон Перико де Монтбуй вышел в коридор.
– Дон Перико, – сказал Томас, кланяясь. – Я к вашим услугам.
– Войдите.
– Но я должен прислуживать ее величеству, мой господин, – произнес Томас с большим уважением, чем ощущал. – Она ожидает меня. – Его раздражало то, что этот напыщенный, важничающий человечек был настолько богат, что его дядя, брат его матери, дон Хьюго де Кастельбо, был вынужден относиться к нему со всей серьезностью и ожидал, что его племянник сделает то же самое.
– Мне приказано было сказать вам, что ее величество ночью покинула дворец. На рассвете она уезжает в Риполь. День ото дня жара усиливается, и она не хочет терять ни дня.
– О, – встревоженно протянул Томас. – Тогда я должен подготовиться к поездке. Я могу ей понадобиться.
|
|
|
– Нет. – Он приблизил лицо к Томасу. Волны аромата кислого вина и грязного дыхания окутали молодого человека, и он отстранился, уперевшись спиной в стену. – Вы понадобитесь ей в другом месте, – хрипло прошептал Монтбуй. – Теперь слушайте. На рассвете вы должны уехать в Жирону. Там вы должны будете встретиться с неким человеком, который будет назван в документах, которые я вам дам. Он передаст вам – скажем, заложника, или заключенного, который должен быть отправлен в усадьбу доньи Санксии. Обращаться с ним следует с предельным вниманием и учтивостью. Там вы будете ждать дальнейших указаний. Знаете, где это?
– Да, мой господин.
– Граф, ваш дядя, просил меня передать вам инструкции. Я передам их вам в вашей комнате. Вы поедете еще до рассвета, так что вам необходимо отдохнуть.
– Вам не следует беспокоиться, дон Перико, – сухо произнес Томас. – Я подожду дядю сегодня вечером, чтобы взять отпуск. Он сам может проинструктировать меня.
Монтбуй посмотрел на него сердито. Его губы порозовели от возмущения.
– Граф Хьюго де Кастельбо нездоров, – чопорно сказал он. – Он не желает, чтобы его тревожили.
|
|
|
Томас открыл было рот, чтобы запротестовать, но затем резко развернулся на пятках и вернулся в свою комнату.
– Где же Томас? – донья Элеонора, королева Арагона и графиня Барселонская, раздраженно нахмурилась.
– Я не знаю, госпожа, – ответила ее горничная. – Уже два дня прошло с тех пор, как я последний раз видела его.
– Нужно так много обдумать, прежде чем мы отправимся. Он мне нужен. И где донья Санксия, а, Саурина?
Саурина, расчесывавшая волосы своей госпожи, глянула поверх прически.
– Она не вернулась из Фигуерес. Может быть, ее муж все еще очень болен.
– Из‑за этого она не задержалась бы так надолго, – сказала королева с легким сарказмом. – Разве только помолиться за ускорение его кончины. – Она взяла миндаль с блюда, стоявшего перед ней, и разгрызла его. – Больше у нее нет причин отсутствовать. Это возмутительно. Мне надо избавиться от нее. – Королева задумалась. – Почему дон Педро назначил ее придворной дамой? Ты должна знать, Саурина. Ты же все слышишь. Она была его любовницей?
– О нет, – быстро сказала Саурина. – Никогда. Я слышала, что это было вследствие богатства ее мужа, а также потому, что он оказал королю некоторые услуги в Валенсии во время восстания. После доньи Констанцы у него не было любовниц. Ни одной, о которой я бы знала.
|
|
|
– Не говори со мной о донье Констанце, Саурина, – раздраженно сказала ее величество. – Донья Санксия за два года все уши мне о ней прожужжала. Какой красивой да какой опытной она была.
– Не беспокойтесь о донье Констанце, госпожа. Она мертва уже пять лет, – сказала Саурина, которая была практичной молодой женщиной.
– Я устала, Саурина, – сказала королева, внезапно зевнув. – Иди. Помоги мне переодеться и принеси мне горячего вина с пряностями. Я думаю, его величество может освободить для меня час‑другой от его разговоров о войне. – И, молниеносно сменив настроение, она разразилась совершенно некоролевским взрывом хохота.
Томас де Бельмонте поставил свечу на стол и вынул лист бумаги. Он отчаянно хотел поговорить с дядей, настолько отчаянно, что решил пережить его возможный гнев, и появился в его апартаментах, но неудачно. Секретарь его дяди, высохший, проницательный, неподвижный и неподкупный человек, отрицательно качнул головой и сказал, что его хозяина нельзя тревожить.
Томас подтянул к себе лист бумаги, окунул перо в чернильницу и мучительно начал составлять письмо, в котором описал неудавшуюся миссию в Жирону, свои сомнения и опасения относительно доньи Санксии. «Мой дорогой дядя, – закончил он, – нет никого в этой стране, в чью мудрость и проницательность я верю больше. Умоляю вас рассмотреть мою ситуацию и быть достаточно щедрым, предложив ваш мудрый совет. Боюсь, что меня втянули в предательство. Что мне делать? Ваш преданный племянник, Томас де Бельмонте».
Он долго смотрел на письмо, изменяя отдельные слова то там то здесь, затем посыпал страницу песком, чтобы высушить чернила, стряхнул его, а потом, аккуратно свернув лист, разогрел палочку воска и запечатал свиток своим кольцом.
Глава шестая
Когда Томас де Бельмонте отправился в путь, небо на востоке только начинало светлеть: невозможно было разглядеть дорогу под ногами. Он чувствовал себя совершенно несчастным. Когда год назад он прибыл ко двору, все его богатство состояло из трех щедрых дядиных подарков: изящного костюма и двух превосходных лошадей – великолепного Арконта и Кастаньи, крепкой каштановой кобылы Ромео. Остальная часть его имущества – не слишком тяжелый груз – была перевезена на Блавете, на которой он сейчас сидел. Как обычно, она неуклюже перебирала ногами, а ее уши дрожали от горького негодования из‑за непривычного груза на спине. Поездка в Жирону обещала быть долгой, болезненной и очень медленной.
Письмо с инструкциями от дяди, написанное Монтбуем, было доставлено еще вечером, когда он готовился лечь в постель. Он внимательно прочитал его, расписался на чистом углу о своем согласии и, как его и просили, возвратил письмо ожидающему посыльному. Его содержание никоим образом не ослабило его подозрений. И – дурной знак – в нем не было никаких ссылок, даже в торопливо написанном постскриптуме, на письмо, посланное Томасом. Но, возможно, дядя хотел скрыть от Монтбуя все намеки на прерванное похищение и ответит ему позже. Ну конечно. Томас зашагал по комнате, ожидая сообщения от дяди, а затем бросился в постель, все еще ожидая известий. Он спал урывками и проснулся еще до рассвета. Когда сонный слуга пришел его будить с запиской от дядиного секретаря, он уже позавтракал и был готов ехать. Записка была краткой, сухой и бесполезной. «Граф желает вам приятного путешествия и успеха в выполнении возложенной на вас миссии».
Томас де Бельмонте сердито схватил свое небогатое снаряжение и отправился в путь, утомленный, запутавшийся и более чем когда‑либо неуверенный в том, что ему надлежит делать.
Когда начало светать, город уже расстилался далеко позади; вовсю пели птицы, то здесь то там разносилась веселая птичья трель; где‑то мычала корова и лаяла собака. Как будто из ниоткуда появился одинокий всадник, взъерошенный и бледный от усталости. Он, подгоняя своего вспотевшего, покрытого пеной коня, проскакал мимо Томаса, отчаянно торопясь как можно скорее добраться до Барселоны. Затем он скрылся из вида, и дорога снова стала темной и безлюдной. Томас толкнул лошадь шпорами, она прижала к голове уши, тряхнула головой и перешла на свою привычную тряскую рысь. Да, эта поездка действительно обещала быть долгой и трудной.
За двадцать четыре часа до этого грум, Хайме, внезапно пробудился от глубокого сна с ощущением, что услышал что‑то странное. Он выскользнул из постели, оделся и побежал проверить, как там Мария и инфант. Он нашел только две пустые кровати и бросился в конюшню. Марии не было и там, но кто‑то явно планировал быстрый отъезд. На конюшенном дворе стоял серый пони, взнузданный и оседланный. Хайме расседлал его и, хлопнув по крупу, направил на пастбище. Пони был стремительным и очень увертливым – его повторный отлов замедлил бы бегство.
Быстрый обыск в замке никого не выявил, лишь одна служанка на кухне разжигала огонь. Еще до восхода солнца Хайме уже был в седле, прочесывая крошечную деревеньку и близлежащие поля.
Он не нашел никаких следов ребенка или няни. Добравшись до дороги, которая в одну сторону шла к холмам, а в другую – в город, он остановился. Там, на сухой, пыльной поверхности дороги Хайме нашел стертые следы нескольких телег, ослов и по крайней мере одной лошади, скакавшей галопом. То тут, то там на участке дороги, ведущем к городу, он нашел следы, которые, возможно, принадлежали Марии и мальчику. Следов было мало, но явно стоило двигаться именно в эту сторону.
Он поехал медленнее, ища следы мальчика и няни, задерживаясь на каждом, даже небольшом, возвышении, чтобы услышать их голоса. Чтобы проехать приблизительно пять миль в сторону Жироны, ему потребовалось два часа. Но когда вдали уже виднелся город, шумный вороний галдеж привел его к участку грязной длинной травы, где лежала Мария. Грум заметил ее яркий платок, которым был обмотан сверток; тот лежал рядом с ее вытянутой рукой. Он посмотрел на нее, пробормотал краткую молитву по ее душе, перекрестился и, повернув коня, начал высматривать мальчика. Хайме нашел деревянную лошадку и пришел к собственным заключениям. Оставив брошенную лошадку и тело несчастной няни там, где они лежали, удрученный телохранитель инфанта Йохана галопом помчался в Барселону, чтобы сообщить о своем промахе его величеству.
На следующий день, вскоре после рассвета, проехав мимо Томаса, двигавшегося тряской рысью в сторону Жироны, Хайме, бледный, выпачканный дорожной пылью, с левой рукой, плотно примотанной к груди, встал на колени перед своим королем и как мог кратко сообщил ему ужасные новости.
Лицо дона Педро стало белым и каменно неподвижным.
– Вы уверены в этом?
– Нет, сир, я не уверен. Я знаю только, что я не помешал забрать инфанта ночью из поместья, знаю, что его няня мертва и что я не смог найти его. Кастелян, как вы правильно оценили, ваше величество, умен и неподкупен. Я не сомневаюсь, что он продолжает поиск, используя все имеющиеся в его распоряжении возможности. Я же немедленно отправился с сообщением к вашему величеству. Я должен был быть здесь еще вчера, но подо мной пала лошадь, и мне не сразу удалось найти другую. – Его лицо стало пепельным, и он сильно зашатался.
– Вы ранены.
– Это неважно, сир, за исключением того, что это замедлило мое движение. – С этими словами Хайме рухнул перед своим государем.
Дон Педро позвонил в колокольчик, лежавший у его левой руки.
– Осмотрите раны этого человека, – сказал он. – Быстро. И вызовите дона Элеазара.
Исаак сидел на дворе под утренним солнцем и, казалось, дремал.
– Рыночные цены растут одновременно с восходящим солнцем, верно, Юсуф? – внезапно сказал он. – Самое лучшее время. Сначала мы посетим женский монастырь. Слухи относительно времени смерти доньи Санксии должны успеть подрасти.
– Конечно, господин. – Юсуф перестал играть с котом и виновато подобрался к его ногам. – Я готов, когда бы вы ни нуждались во мне.
– Отлично. Тогда неси мою корзину. Расстели на дне чистую ткань и положи две связки трав со средней полки, с того края, который ближе к двери. Те, что в основном пахнут шалфеем.
– А для чего они?
– Чтобы сделать настойку из шалфея, ивы и бурачника для старухи с негнущимся коленом и головной болью. Это также даст нам повод задержаться и посплетничать. То, чего Катерина не знает о случившемся в этом городе, можно запрятать в наперсток моей жены.
– Она посылала за вами, господин?
– Нет. Но ее жалобы будут сегодня особенно цветистыми. Сегодня воздух давит, как никогда.
– Мастер Исаак! – сказала старая Катерина с выражением крайнего удивления на лице. – Да я только минуту назад говорила, что надо послать за вами, вот любого спросите, и он вам скажет, и вот вы уже здесь. Колено у меня распухло и не гнется совсем. Сегодня вечером меня точно отнесут в постель и оставят там, пока я не отдам Богу душу, если вы мне не поможете. – Она сделала паузу, чтобы перевести дыхание. – Но как вы узнали?
– Все дело в том, Катерина, что, когда у меня болит локоть, вы не можете сгибать колено. Никакого волшебства. – Пока он говорил это, его пальцы мягко касались ноги старой женщины. – Странное что‑то делается в банях, – пробормотал он. – Кстати, Катерина, надо продолжать двигать ногой, даже когда она болит.
– Да, да, – сказала она нетерпеливо. – Действительно, что‑то странное. Говорят, что бедняжка была монахиней. Говорят, перерезала себе горло. Но удивительно, как это она после такого поднялась на ноги и забралась в воду. Это нелегко сделать. И, мастер Исаак, я слышала, что не только у нее было перерезано горло в канун дня святого Йохана.
– Да?
– За стенами города, по дороге к холмам, была найдена еще одна женщина. Так люди говорят. Прямо мясник какой‑то. Женщинам опасно теперь ходить.
– А кто это рассказывал?
– Да я уж не помню. Кто‑то из крестьян.
Юсуф нетерпеливо приплясывал с ноги на ногу, пытаясь чистой силой желания отвлечь мастера Исаака от торговки конфетами. В прошлом Катерина не раз тыкала его своими твердыми и острыми пальцами или длинной палкой, когда ей казалось, что он слишком близко подобрался к ее заманчивому лотку. Ее вид мучительно напомнил ему о голоде и страданиях.
– Мы все это уже знаем, – взглянул он с легким превосходством, когда они наконец пошли дальше, к лавке продавщицы цветов.
– Возможно, – ответил Исаак. – Но я полагаю, что мы узнали и кое‑что новое. Выбери мне свежую лаванду, парень.
Юсуф перебрал связки лаванды и вытащил одну.
– А что мы узнали, господин?
Исаак вручил Юсуфу свой кошелек. Мальчик проницательно посмотрел на женщину и вытащил из него мелкую монету.
– Он доверяет тебе слишком много золота, я бы так не стала делать, – сказала торговка цветами.
– Да, но он не глуп, матушка.
Исаак проигнорировал этот обмен репликами.
– Мы обнаружили, что даже Катерина не знает столько, сколько мы. Что это означает?
Юсуф сделал паузу.
– Это означает… Я не знаю, господин. То, что убийца не хвастался об этом деле?
– Точно, – сухо сказал Исаак.
– Но почему он должен был хвастаться? – неуверенно спросил Юсуф. – Он, должно быть, позаботился о том, чтобы не оставить следов. Там должно было быть много крови.
– Больше, чем ты можешь себе представить, парень.
Юсуф застыл. Перед его мысленным взором всплыло зрелище залитой кровью женщины, не плавающей в воде в банях, но лежащей на полу, цветная мозаика которого была покрыта еще яркой кровью. Затем он увидел руку, алую от крови, сжимающую окровавленный кинжал. Он задрожал и приказал себе вернуться к рассуждениям лекаря.
– Он, по‑видимому, очень хорошо подготовился, – продолжил Исаак, – и должен был иметь возможность переодеться и спрятать испачканную кровью одежду.
Юсуф заставил себя вернуться назад, на рынок, к обсуждаемой проблеме.
– По крайней мере, у него должно быть две смены одежды и комната, в которой их можно держать, – сказал он. – Это означает, что он не бедный человек, или у него есть друзья, которые ему помогают, – сказал Юсуф.
– Именно так. – Исаак отвернулся от своего помощника и погрузился в шутливую ссору с торговкой цветами по поводу цен на лекарственные растения.
Юсуф скорее почувствовал, чем услышал шелест возле ног. Он посмотрел вниз и увидел чрезвычайно неряшливого, даже для рынка, хилого ребенка двух‑трех лет, который как раз выполз из‑под лавки цветочницы. Ребенок выпрямился и сел на землю, добавив новый слой пыли и грязи на одежду и руки. Он протер глаза, размазывая грязь на заплаканной мордашке, а затем замер, осматриваясь. Прямо напротив него стояли большие корзины, заполненные булочками и хлебами самой разной формы. Ребенок поднялся на ноги и с решительностью лошади, наконец‑то добравшейся до воды, подошел к ближайшей корзине и взял булочку.
Начался жуткий бедлам.
Пронзительный голос прорезал общий гомон толпы:
– А ну, брысь отсюда! Грязный воришка. – Торговка хлебом отчаянно замахала руками в воздухе. – Вы посмотрите на него! – закричала она. – С меня довольно этих детей, ворующих мой товар. Подойдешь к моему прилавку еще раз, и я надеру тебе уши, – Она набросилась на несчастного малыша, выхватила у него его добычу и ударила его по уху.
Он ответил на потерю и удар пораженным взглядом и громким воплем, сопровождаемым горестным рыданием. Затем он со всех ног бросился бежать от неожиданной враждебности, налетев прямо на корзину с грецкими орехами, которые опрокинулись и рассыпались по мостовой. Рев продавца орехов, визг жены пекаря и смех прохожих объединился, перерастая в скандал. Ребенок отступил назад и начал отчаянно озираться вокруг. Затем он увидел знакомое лицо и закричал:
– Дядь Иса! Дядь Иса!
Исаак удивленно остановился.
– Где этот ребенок, Юсуф? Ты его видишь? Быстро приведи его сюда. Шевелись.
– Он идет к нам, господин. Вы его знаете?
– Только один ребенок называет меня так, – тихо сказал Исаак. – Немедленно приведи его ко мне, Юсуф.
Затем Исаак услышал шум драки и отдельные восклицания. Пара маленьких рук ухватила его за тунику. Он наклонился, поднял убитого горем наследного принца Арагона и ласково похлопал его по плечу.
– Вы знаете этого ребенка? – спросила преследующая его женщина. – Он украл у меня две булочки – одну съел, а другую так извозил своими грязными руками, что ни один приличный человек ее больше не купит.
– Маленький Самуил? – сказал Исаак, кивая ребенку, отчаянно обнимавшему его за шею. – Это сынок моей племянницы. Она будет благодарна вам за великодушие. Юсуф, заплати ей за две булочки и купи Самуилу еще одну. Побольше.
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 150; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!