Воскресенье, 22 июня 1353 года 3 страница
Ракель взяла флягу с вином из корзины, налила половину чашки, а затем добавила туда воды и темной жидкости из пузырька. Она поддержала голову доньи Исабель и поднесла чашку к ее губам.
– Вы должны выпить это, донья Исабель, – твердо сказал Исаак.
Она услышала его из глубины своего бреда и проглотила половину смеси. Исаак подождал, считая секунды и наклонившись к кровати, а затем Ракель направила его пальцы к краю опухоли. Он нащупал ее и кивнул.
* * *
Уверенные руки Ракель вскрыли нарыв и очистили пораженный участок. Она промыла рану вином, добавила кое‑какие листья и высушенные травы в припарку старой монахини и приложила ее к ране.
– Как вы себя чувствуете теперь, госпожа? – спросил Исаак.
Теперь, когда боль ушла, донья Исабель, измученная истощением, под воздействием вина и сильных опиатов, не ответила. Впервые за несколько дней она глубоко спала.
Исаак собрался и направился через комнату больной к двери. Но прежде чем – он дошел до незнакомой ему двери, сестра Агнета открыла ее перед ним и пожелала ему спокойной ночи. В коридоре его схватила большая сильная рука, и знакомый голос поприветствовал его.
– Мастер Исаак, старый друг. Я очень благодарен вам за внимание к моей племяннице. Как она?
– Она спит, господин Беренгуер. Ракель останется, чтобы присмотреть за ней. Не буду искушать небеса, уверяя, что она уже вне опасности, но, однако, я не чувствую, что Господь готов взять ее к себе. Утром я вернусь, чтобы понять, стало ли ей лучше. Ракель пошлет за мной, если я понадоблюсь раньше.
|
|
|
– Ну что ж, – произнес епископ Жироны. – Это хорошие новости. Давайте немного пройдемся вместе.
Когда они спускались по лестнице, похожее на колокольчик сопрано взлетело, разлетаясь эхом в коридорах. К нему присоединились еще два или три голоса, чьи богатые, более низкие тона подхватили печальное пение. Исаак остановился.
– Это сестры, – сказал Беренгуер. – Они уже оставили свои постели и поют хвалу Господу. Епитимья, налагаемая на некоторых из них за то, что их голоса лучше, чем у прочих, – добавил он со смешком.
– Небольшая цена за такую красоту. Донья Исабель – ваша племянница, ваше преосвященство? По‑моему, я не слышал, чтобы вы говорили о ней.
– Для этого есть причины, мой друг. Чтобы все было ясно, она действительно моя племянница, дитя моей сестры, а не ошибка моей юности, – сказал епископ, когда они ожидали сестру Марту, чтобы та открыла им ворота монастыря. – Рожденное в самый благоприятный час семнадцать лет назад. Скромная девочка, но смелая, с ясным умом и острым язычком. Я привык к ней. – Он помедлил, чтобы они могли идти рядом. – Я стал ее опекуном после смерти матери. Чтобы проследить за ее образованием, я поместил ее здесь.
|
|
|
Мимо них, рядом с Исааком, скользнула фигура, оставив после себя густой аромат мускуса и жасмина, смешанных с животным страхом. Поспешные, нервные женские шаги потерялись в шуме внутреннего двора, где епископа ожидала его свита и кони в нетерпении грызли удила. Аромат женских духов поглотил ночные запахи: запах коней, горящих факелов и потеющих мужчин. Исаак хотел было сделать шутливое замечание, но промолчал. Если монахиня решила отправиться посреди ночи на тайное свидание, то это совсем не его дело.
– Ночь темная? – спросил он епископа.
– Как в подмышке у черта, – ответил Беренгуер, хлопая своего друга по плечу в порыве хорошего настроения. – Луна спряталась, и звезды, похоже, исчезли вслед за ней. Вам придется вести меня по улицам. – Епископ помахал своей свите, чтобы они несколько отстали, и двое мужчин пошли пешком по дороге, шедшей вдоль притока Галлиганта и упиравшейся в северные городские ворота.
Монахиня со страхом пробежала мимо толпы, собравшейся возле главных монастырских ворот. Она накинула вуаль, чтобы скрыть бледное лицо и белое льняное монашеское покрывало, и сразу же потерялась на фоне стены. Она нащупывала путь, ведя дрожащими пальцами по стене и глядя в ночную тьму, пока не достигла открытого пространства между лугом и рекой. Путь от монастыря до моста, ведущего к баням, показался ей бесконечным; она чувствовала себя столь же заметной, как черный кот на снежной равнине. Наконец она наткнулась на дорожку, ведущую к двери, и попала прямо в руки Ромео. Он зажал ей рот рукой, чтобы задушить крик, и втянул ее в здание.
|
|
|
– Где она? – яростно прошептал он.
– У меня не получилось проникнуть туда. Она смертельно больна. Говорят, что нет никакой надежды. Возможно, я не смогу… – Она разразилась бурными рыданиями.
– Вы с вашим другом могли бы принести ее.
– Она лежит в лазарете, там лекарь и целая куча монахинь, не спускающих с нее глаз. Вы получили ребенка?
– Няня несет его. К восточным воротам.
– Как вы убедили ее сделать это? – с удивлением спросила она.
– Ей сказали, что это приказ его величества. Она нам нужна. Нам ведь не нужен плачущий ребенок на руках, не так ли?
– Пожалуйста. Давайте оставим этот план, – сказала она с настойчивостью в голосе. – Это слишком опасно. У нас не получится.
– Слишком поздно. На восходе няня будет у ворот. А кроме того, в этом деле участвуют и посторонние. Если сейчас попытаться отступить, это будет слишком опасно. Для всех. – Его рука изобразила в воздухе неопределенную волну. – Вы что, раньше не знали, что донья Исабель умирает? – жестко добавил он.
|
|
|
Ответом ему была тишина. Молчание затягивалось. Он встряхнул ее, и она заговорила снова.
– Я возьму ребенка и пойду к ее величеству. Я скажу ей, что услышала слух о заговоре, что я боялась за жизнь принца и поэтому взяла его из того места, где его должны были принести ей. Она простит меня. У нее вспыльчивый характер, но она отходчива.
– Вы не только плохо осведомлены, но еще и глупы, – сказал он. – А что вы скажете, когда вас спросят, кто же вам помог в этом деле?
– Я никогда не предам вас. Никогда.
– К счастью для меня, – холодно произнес он, – у вас и не будет такой возможности.
– Как вы смеете говорить со мной подобным образом? – сказала женщина, пытаясь собрать остатки достоинства.
– Смею, потому что должен, если мы оба хотим выжить. Будьте благоразумны, госпожа моя. Подождите меня здесь. Мне еще надо кое‑что сделать. Если я не вернусь на рассвете, то мы встретимся за городскими стенами, около восточных ворот. Я принес вашу одежду. Пока меня не будет, переоденьтесь.
– А что вы можете сказать о причине болезни моей племянницы? – спросил епископ Беренгуер чересчур небрежным тоном, когда они уже медленно двигались в темноте. Факелы, горящие у них за спиной, создавали достаточно света для того, чтобы Беренгуер мог видеть дорогу. Для Исаака же улица была слишком знакомой, чтобы ему потребовался поводырь.
– Есть много возможных причин, ваше преосвященство, – очень осторожно ответил Исаак. – Это мог быть укус насекомого, впоследствии нагноившийся и воспалившийся: если бы донья Исабель была солдатом или драчливым парнем, я бы сказал, что это последствия небольшой, но запущенной раны.
– А могла ли эта рана быть следствием чьего‑то злого умысла?
Исаак остановился.
– Я так не думаю. Это было бы трудно. – Он обдумал вероятность подобного события. – Когда донья Исабель придет в себя, Ракель узнает обстоятельства болезни. У вас есть причины опасаться преступного намерения?
– И нет, и да. Это единственное дитя моей сестры – сводной сестры, если быть точным. Доньи Констанцы д’Импури. Но, Исаак, друг мой, если бы вы могли видеть, вы бы знали то, что понимает каждый, кто смотрит на нее. У нее на лице написано, кто ее отёц. – Епископ остановился и посмотрел вокруг. Откуда‑то внезапно налетел холодный ветер, и он поплотнее завернулся в плащ.
– Ее отец хорошо известен?
– Следует признать, что Педро Арагонский достаточно известен, – сказал он с легкой иронией. – О моей умершей сестре напоминает только выражение глаз, все остальное она унаследовала от отца. Если бы дети его жены были похожи на своего отца хотя бы вдесятеро меньше, чем донья Исабель, их мать уже была бы очень довольна, – сказал Беренгуер. Он остановился и положил руку на рукав Исаака, чтобы остановить его. – Вы что‑нибудь слышите, друг мой? – прошептал он.
– Беспорядки, – сказал Исаак. – Где‑то в городе.
– Мужланы празднуют канун Святого Йохана с бурдюком вина на каждого. В старые времена они бы уже обосновались с какой‑нибудь женщиной на краю поля и не нарушали покой честного люда. – Беренгуер засмеялся и возвратился к собственным проблемам. – Подозреваю, что моя племянница – бельмо в глазу нашей молодой королевы. У нее и так уже достаточно неприятностей. Больше всего она боится, что инфант Йохан, новый герцог Жироны, умрет.
– Но у нее, конечно, будут еще сыновья.
– Говорят, она боится, что станет бесплодной, или, как ее предшественница, будет рожать только девочек. Достойный брак дочери доньи Констанцы может напомнить ей, какой непостоянной может быть фортуна.
– А это возможно, ваше преосвященство? – сказал Исаак. – Этот брак?
– Да. Дон Педро восхищен ее красотой и образованностью. Он планирует выдать ее замуж за очень влиятельного человека. – Он остановился и засмеялся. – Когда я произношу все это вслух, все опасения кажутся мне глупостью. К тому же ее величество – наименее кровожадная из дам, – добавил он. – Но кое‑кто из ее сторонников сделал бы что угодно, чтобы избавить ее от неприятностей.
– Например, чтобы принести ей известие, что донья Исабель погибла от… укуса насекомого? – сказал Исаак.
– Монахини преданны и осторожны. И я знаю, что вы будете заботиться о моей племяннице, как если бы она была вашим собственным ребенком. Если Исабель выживет, мы будем вам очень благодарны. – Епископ сделал паузу. – Теперь, когда нас никто не может услышать, скажите, как там Йохан – наш молодой принц? Вы подтверждаете опасения его матери?
– Не сегодня вечером, и вообще не в ближайшее время. Над ним не витает запах смерти. Когда я оставил его, небольшая лихорадка уже прошла, он хорошо поел и спал спокойно, как любой другой трехлетний ребенок. Конечно, – добавив Исаак, – в свое время смерть придет к каждому из нас.
Ветер усиливался, трепля подолы их одежд. Епископ плотнее сжал плащ.
– Слава Господу, ветер прохладный. Он необходим этим летом, чтобы мор обошел нас стороной. Но, возвращаясь к молодому принцу, для его величества и доньи Элеоноры будет достаточно, если смерть подождет, пока он не будет назван королем Арагона и не родит собственных сыновей.
– День или два отдыха, и он снова будет прежним, – сказал Исаак. – Полагаю, он становится все крепче, а в том месте, где он сейчас, воздух сладок и хорош. Ее величество может не беспокоиться.
Епископ остановился.
– Боюсь, что в своем эгоистичном наслаждении нашей беседой я увел вас довольно далеко. Мы почти во дворце. Здесь я покину вас, друг мой.
Когда они поднимались к собору и дворцу епископа, они услышали далекий шум человеческих голосов. Затем он внезапно перерос в шквал криков и проклятий. Позади себя, на другой стороне площади, Исаак услышал острый стук камня, ударившего по булыжнику или по стене, сопровождаемый глухим звуком ударом кулака или палки по мягкой человеческой плоти. Он вздрогнул.
– Это больше, чем просто пьяный кутеж, ваше преосвященство. Там повсюду бунтовщики.
– Точно, – сердито сказал епископ. – В ночь Святого Йохана пьяных дураков влечет на улицу. И некоторые из этих дураков, как мне кажется, живут слишком близко к дворцу. Если я не ошибаюсь, некоторые из этих голосов принадлежат моим школярам. Он посмотрел на свиту за спиной. – Эй, стражник, – позвал он.
Ближайший всадник из свиты епископа дал шпоры своей лошади.
– Да, ваше преосвященство…
Епископ положил руку на лошадиную холку.
– Немедленно поезжайте, друг мой, и разбудите капитана стражи. Передайте ему, пусть он проследит за тем, чтобы толпа держалась подальше от дворца. Затем пригласите каноника, в обязанности которого входит наблюдать за всем, что происходит в жилой части семинарии. – Он огляделся. – Ну ладно, мастер Исаак, мне все это не нравится. Но мы очень быстро уберем школяров с площади и отправим их по постелям. Если вы пройдете прямо через площадь и вниз, то избежите улиц, где, похоже, собирается городской сброд. Я пошлю с вами сопровождающих.
– Скоро рассветет? – спросил Исаак.
– Первые лучи рассвета только начинают освещать крыши.
– Холодный ветер и свет дня приведут гуляк в чувство, – сказал Исаак. – Я прошу вас не беспокоиться. Я хорошо знаю город и в темноте вижу так же, как и любой человек, которого вы пошлете вести меня.
– Вы, без сомнения, правы, мастер Исаак. Через час‑другой поднимется солнце и разгонит их по домам. Но мне было бы легче на душе, если бы я послал с вами одного‑двух своих людей.
– Ваше преосвященство, нам пора уже спать, а я боюсь, что до этого мне придется навестить еще одного пациента, – сказал Исаак. – Позвольте вашим многострадальным спутникам отправиться на покой. Господь и мои оставшиеся чувства будут направлять меня. А в узких переулках я буду в безопасности.
Исаак уверенно пошел через площадь в сторону лестницы, ведущей вниз, к Еврейскому кварталу, выставив перед собой посох, кончик которого точно показывал ему, где он находится. Когда он достиг центра площади, он остановился. Шум усилился. Его слух, более острый, чем у епископа, определил два источника звука – пьяные семинаристы в парке и городская чернь у реки – задолго до того, как его друг заметил непорядок. Теперь он услышал и шаги по каменной лестнице, ведущей к собору. До него донесся звук открывающихся дверей и ставней, топот большого числа людей, сердитые крики, призывающие к тишине, и ответные громкие проклятия. За несколько минут ситуация резко изменилась. Если бы он продолжал идти прежним путем, то попал бы прямо в толпу пьяных гуляк, намерения которых он не мог определить. Исаак изменил направление и пошел по диагонали площади в сторону самого спокойного ее угла. Когда он прошел около половины пути, брошенный кем‑то камень упал рядом с ним, отлетел от земли и болезненно ударил по руке. Он непроизвольно отклонился от намеченного пути. С другой стороны от него с резким звуком упал еще один камень.
– Это еврей, – прокричал пьяный голос, и новый камень просвистел у него мимо уха. – Убейте его! – Теперь в его сторону полетел целый град камней. Некоторые из них попали по спине, один ударил по руке. Быстро летевший камень зацепил висок и отлетел в сторону. Прижав руку к лицу, лекарь ощутил теплую и липкую кровь. Он опустил голову и пошел быстрее.
Внезапно Исаак оказался посреди бурлящей толпы из озлобленных мужчин, вооруженных палками. Он поднял посох, чья‑то рука ухватила его за плащ. Он развернулся, пытаясь освободиться. Кто‑то – возможно, напавший на него человек, – споткнулся. Рядом прозвучал громкий голос:
– Марк, пьяная свинья, убери от меня свои лапы!
Исаак услышал звук рвущейся ткани – это нож пробил его плащ, – и гневно махнул посохом. Посох с глухим звуком ударил по чему‑то мягкому. Послышался болезненный вскрик.
– Я достал его, – сказал чей‑то торжествующий голос.
– Да нет, не достал, дурак, – сказал другой. – Это я. Ты попал мне по руке.
Драка вспыхнула совсем рядом.
– Здесь, – завопил чей‑то голос.
Что‑то со стуком упало на мостовую. Чья‑то рука схватила Исаака за руку. Он снова развернулся, ударив кого‑то посохом. Внезапно в него со всех сторон вцепилось несколько рук. Используя то, что нападавшие были по большей части ниже него, Исаак с силой ударил посохом сверху вниз. Его удар достиг цели, но затем кто‑то вцепился в посох. Он вырвал его, снова со всей силой ударил им сверху вниз. Затем он высвободил его и снова со всех сил опустил его. Со всех концов площади доносился цокот копыт по булыжнику и крики. Толпа начала смещаться, увлекая его за собой через площадь. Исаак попытался поднять посох и расчистить себе путь, но давление тел обращенных в паническое бегство людей прижимало ему руки к бокам, как стальная лента.
Он споткнулся, сумел удержать равновесие и почувствовал, что рисунок камней под ногами изменился и теперь незнаком ему. Толпа вокруг него на мгновение поредела. Он потянулся и коснулся стены, которая уже не была стеной с другой стороны площади. Он неуверенно остановился. Толпа снова стала нажимать. В это время маленькая крепкая рука схватила его и потянула.
– Сюда, господин, – шепнул ему на ухо чей‑то голос. – Быстрее, пока они не растерзали вас.
Глава вторая
Маленькая рука настойчиво тянула Исаака. Он спотыкался, наталкивался на людей и предметы, сползал по лестнице вдоль совершенно незнакомых его пальцам стен. Он поворачивался и наклонялся в разные стороны, совершенно не понимая, где находится. Ему оставалось только молиться, чтобы намерения владельца тянущей его руки были добрыми.
– Стойте тут, господин, – сказал голос, и рука втащила его в дверной проем.
Он остановился и понял, что рядом никого нет, за исключением того, кто его вел.
– Кому я обязан спасением своей несчастной жизни? – спросил он.
– Меня зовут Юсуф, господин.
– Ты носишь благородное имя, Юсуф, но ты произносишь его, как мне кажется, на мавританский манер. Ты мавр?
– Из Валенсии, господин!
– И что делает мавританский парень по имени Юсуф в самом центре беспорядков в канун христианского церковного праздника, помогая еврею? Тебе опасно находиться здесь, впрочем, так же, как и мне.
– Я просто шел мимо, господин.
– Откуда и куда, Юсуф? Где твой хозяин?
– Я сам себе хозяин, господин.
– И поэтому ты бродишь ночью, не так ли? Тогда тебе будет безопаснее провести остаток ночи в моем доме.
– О, нет, господин. Я не могу сделать этого! – В голосе зазвучали нотки паники.
– Ерунда. Поскольку ты увел меня с пути, теперь это твоя обязанность – помочь мне найти дорогу. Это серьезный проступок – сбить с пути слепого человека.
– Я не знал, что вы слепы, господин, – сказал Юсуф с дрожью в голосе. – Клянусь, я верну вас на прежнюю дорогу.
– Не волнуйся. Отведи меня к дверям моего дома, и можешь снова отправиться, куда пожелаешь. – Он вытянул руку, и ее снова схватила маленькая рука.
– Вы действительно слепы, господин? – спросил Юсуф, как только они двинулись по тихому переулку. – Я думал, что вы также чужой в этом городе, и решил, что ужасно, если толпа жестоко расправится с вами. – Он остановился и отпустил руку Исаака. – Куда мы идем?
Исаак, все еще не доверяя ему, протянул руку и коснулся маленького голого плеча. Оно было болезненно тонким и подрагивало от страха.
– Ты сможешь найти ворота Еврейского квартала? Оттуда уже я могу повести тебя, и мы позавтракаем вместе хлебом, фруктами и мягким сыром, а потом немного отдохнем. А затем ты можешь продолжить свое путешествие.
– Да, господин. Я смогу провести вас по переулкам, где на нас никто не обратит внимания.
Юсуф сдержал слово и теперь стоял во внутреннем дворе дома Исаака, возле запертых ворот. У южной стены двора росло дерево, увитое виноградными лозами, под ним стоял стол, едва заметный в первых лучах рассвета. В центре двора тихо плескался фонтан, и у Юсуфа закружилась голова от жажды.
– Уже светло? – спросил Исаак.
– Еще ночь, господин, – сказал мальчик. – Но на востоке уже занимается рассвет. Солнце скоро встанет. А пока еще темно.
– Ты не побоишься подождать здесь в одиночестве?
– Нет, господин. Здесь безопасно.
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 137; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!