Воскресенье, 22 июня 1353 года 1 страница
Кэролайн Роу
Лекарство от измены
Лекарь Исаак из Жироны – 1
Кэролайн Роу
Лекарство от измены
Памяти профессора Ульриха Лео
Пролог
Смерть добралась до Жироны летом 1348 года. Рассказывали, – при этом не слишком преувеличивая, – что в те жаркие летние месяцы человек, поднявшийся на рассвете полным сил и энергии, на закате легко мог оказаться в могиле. До прихода чумы в город, в Алхаме, – процветающем еврейском квартале города Жироны, – жило сто пятьдесят семей, то есть около семисот пятидесяти душ. Когда наконец эпидемия отступила, в живых оставалось чуть больше ста тридцати человек.
Мор – Черная смерть – свирепствовал повсюду: он возникал везде, где причаливали суда и моряки сходили на сушу, его переносили торговцы, путешественники и бродяги. Он стремительно распространялся по Средиземноморью, расползаясь вплоть до самых отдаленных уголков Италии и Франции. Затем он атаковал восточное побережье Пиренейского полуострова. Хотя повсюду читали молитвы и заклинания, жгли целебные травы и ладан, проводили искупительные обряды, он прорвался в Королевство Арагон, опустошил Каталонию и взялся за Барселону, а затем набросился на Жирону, подобно льву, разрывающему газель. Город пропах смертью; в воздухе не смолкали вопли плакальщиц. Смерть не признавала сословных различий. Перед ней все были равны: крестьянин, рухнувший в поле, нищий, умирающий на улице, и богач, испускающий последний вздох на шелковых простынях.
|
|
|
Педро, король Арагона, оплакивал молодую жену, умершую от чумы прежде, чем она смогла родить своему господину столь желанного наследника престола.
Через неделю после того, как у графа Хьюго де Кастельбо умерли жена, два сына и дочь, он, босой, в простой власянице, прошел семь верст до цистерцианского аббатства, неся сундук, полный серебряных монет. Ему предстояло ехать в Валенсию на службу к королю, а без искупления грехов никто не мог сказать, какая еще ужасная кара могла постичь его в дальнейшем.
Двенадцатилетняя донья Исабель д'Импури положила луговой цветок на свежую могилу матери и отправилась в женский монастырь Святого Даниила, чтобы присоединиться к другим осиротевшим девочкам, – отныне все они будут находиться под присмотром сестер‑бенедиктинок.
В доме лекаря Исаака корчился в страшных муках молодой человек, умоляя о помощи Исаака, Бога и, наконец, по иронии судьбы, мертвую мать, у постели которой он и подхватил страшную болезнь.
– И ты ничего не можешь сделать для него, отец? – Девушка, стоявшая в дверном проеме, попыталась пройти внутрь.
Мать крепко обхватила ее за талию и втянула на внутренний двор.
|
|
|
– Не входи в ту комнату, Ребекка, – сказала она.
– Но, мама, ведь Вениамин так страдает, – ее голос сорвался на крик, и она захлебнулась рыданиями. – Дай
я сделаю ему примочки, чтобы снять жар, – бормотала она. – Мне все равно, я не боюсь умереть вместе с ним.
– Ребекка, это глупо, – произнес Исаак. Сквозь его обычную спокойную сдержанность прорвалось раздражение. – Единственное, что мы можем сделать сейчас – это не заразиться сами. Клянусь тебе, я бы спас его, если бы мог.
Ребекка снова зарыдала.
– Юдифь, дорогая моя, не знаю, как я теперь обойдусь без него.
– Ты найдешь другого ученика, муж мой, – успокаивающе сказала лекарю жена, вложив в свои слова максимум убедительности и при этом крепко удерживая дочь на месте.
– Где?
Вопрос повис в воздухе.
– Неужели так много людей умерло?
– Да. И я не знаю, почему она обошла нашу семью, за исключением твоего безрассудного племянника. – С этими словами он убрал руку с груди молодого человека, несколько мгновений прислушивался, а затем приложил ухо к тому месту, где только что лежала его рука. Затем он снова поднял голову. – Пошли за Наоми, Юдифь. Он мертв.
Его пятнадцатилетняя дочь внезапно перестала рыдать и повернулась к матери.
|
|
|
– Ты не позволила мне подойти к нему и помочь. Теперь он мертв. Мой Вениамин умер. – Она вырвалась у нее из рук и побежала через внутренний двор к лестнице, которая вела внутрь дома.
– Твой Вениамин, Ребекка? – поразилась Юдифь и повернулась к лестнице. – Ракель? – позвала она младшую дочь.
– Юдифь? – окликнул Исаак через дверь. – Ты где?
– Я здесь, Исаак, – сказала его жена, быстро пересекая дворик. – Я послала Ракель, чтобы она привела Наоми, а затем успокоила свою глупую сестру. Но неужели Вениамин… – ее голос сорвался.
– Да, он умер, – устало произнес Исаак. – Как и все другие. – Невидящим взглядом он уставился на столб света, заливающего внутренний двор. – Необходимо сразу же раздеть его и обмыть тело, – сказал он, привычно наклоняясь, чтобы не задеть верхний косяк двери по пути к фонтану. – Затем бросьте его одежду и постельное белье в огонь. Скажи Наоми, чтобы она сожгла несколько пучков очищающих трав, закрыла комнату на ключ и не открывала ее до тех пор, пока зараза не уйдет. И, пожалуйста, Юдифь, принеси мне широкое бумазейное платье, я вымоюсь и переоденусь здесь.
– Это правда необходимо? – спросила Юдифь, бледная от страха.
|
|
|
– Дорогая моя, до сих пор мор не затронул наш дом. Я надеюсь, что мы и дальше сумеем избегать заражения. – Исаак снял одежду и бросил ее в бадью с водой, стоявшую рядом с фонтаном. Затем он набрал полный ковш холодной воды и вылил ее на себя.
– Но ты приказал нам держаться подальше от комнаты, где он лежал. Значит ли это…
– Говорят, что заражение может возникнуть из‑за пустяка, вроде кольца или кусочка одежды, от любой вещи, которая лежала возле больного. Если это верно, моя одежда может стать переносчиком болезни от меня к вам, и из нашего дома в чей‑то другой. Именно поэтому я приношу микстуры для больных, но никогда не вхожу в их дома.
– Но ведь ты говорил, что зараза может быть смыта, как грязь? – Ее голос прозвучал скептически. – Я в это не верю.
– Никто этого не знает. Очень надеюсь, что это правда.
– Но тогда почему заболел Вениамин? Он всегда был чистоплотным мальчиком.
– Он пошел к Ханне, а она в то время уже была смертельно больна. Он сам признался мне в этом, когда у него начался жар.
– Моя несчастная сестра, – жалобно произнесла Юдифь. – Как ужасно, что сын может быть так страшно наказан лишь за то, что он чтил свою мать.
– Точно, – мрачно сказал Исаак и вылил на спину ледяную воду, чтобы смыть мыло. – Но у Черной смерти свои законы. Его сыновнее благочестие убило его самого и принесло болезнь в наш дом. Мы должны сделать все возможное, чтобы избежать худшего.
– Я принесу тебе чистую одежду.
Тело ученика вынесли из комнаты на плетеных носилках. Впоследствии его обмоют и обернут в чистое полотно. В огонь положили очистительные травы, и комната, в которой он умер, наполнилась густым дымом. Наоми закрыла дверь и протянула ключ хозяину.
– Исаак, – сказала жена из‑за его спины. – Вот твоя одежда. Оденься. Наоми может смущаться твоей наготы. Я возьму ключ.
– Наоми уже видела меня голым, – ответил Исаак.
– Но это было давно, когда ты был еще ребенком, а не взрослым, сильным мужчиной, – сказала его жена с невольным смешком. – Подобные мысли, когда Вениамин лежит мертвый всего в нескольких шагах отсюда… – добавила она, краснея. – Вот… Оденься. Я закрою дверь.
Исаак стоял у фонтана, застегивая множество пуговиц на просторной блузе, приличествующей его статусу лекаря самых богатых и влиятельных семей в Жироне. Затем он снова начал неуверенно оглядываться по сторонам.
– Юдифь? – позвал он. – Ты где?
– Я здесь, Исаак. У лестницы. Что‑то случилось? – она быстро подошла к нему с выражением тревоги на лице.
– Побудь со мной немного. Моя любимая, моя прекрасная Юдифь, постой здесь, где свет падает на твое лицо. Я хочу посмотреть на тебя.
– Мое зрение слабеет, – сказал Исаак, когда они сели на скамейку под деревом. – Ты знаешь это. Каждое утро приносит дальнейшее ухудшение. Много дней я жил в мире теней, но боюсь, что скоро я не смогу даже различать свет и тьму. Пока Вениамин не заболел, он мог описывать мне то, что я не мог разглядеть, и при необходимости его рука надежно направляла мой хирургический нож, но теперь он мертв. – Исаак взял жену за руку и удержал на мгновение. – Если он принес заразу в наш дом, это уже не имеет значения. Мы запремся, будем молиться и поддерживать друг друга до самого конца.
Юдифь тихо сидела под деревом рядом с мужем.
– Когда это станет ясно?
– Скоро. Сегодня среда. До вечера субботы мы уже всё будем точно знать. Три дня нам придется жить раздельно. Но что мне делать, если каким‑то чудом мы избежим опасности?
Юдифь помолчала, чтобы справиться с голосом.
– Ты найдешь себе другого ученика.
– И как я его найду посреди смерти и опустошения? Он должен быть умным, у него должны быть чуткие руки и он должен уметь быстро учиться. Я не могу себе позволить потратить два или даже три года, обучая пустоголового мальчишку открывать дверь пациенту или нести корзину с травами, не опуская ее на землю. Перебери все семьи в квартале. Ни одного такого нет. Каждый, кто не умер, работает за двоих или даже за троих.
– Тогда я буду твоим учеником. Я пойду с тобой в лес и буду собирать травы. Ведь когда‑то я это делала. Ты скажешь мне, что тебе нужно, и я найду это. Ты по‑прежнему можешь различать вкус и запах, так что сможешь проверить мою работу.
– Ах, Юдифь, любовь моя. Сильная, как львица, и такая же храбрая. Но ведь ты не можешь ходить со мной к пациентам, – сказал Исаак. – Это неприлично.
– Тогда я пошлю с тобой Ребекку. Она быстра и умна. Тебе придется обойтись дочерьми, пока Натан не будет достаточно взрослым, чтобы выучиться и стать правой рукой отца.
Золотоглазый полосатый котенок вспрыгнул на колени Юдифи. Она нетерпеливо стряхнула его.
– У нас и так достаточно неприятностей, что заставило тебя притащить в дом это животное, Исаак?
– Наоми жаловалась, что мыши сильно расплодились, а недавно ей показалось, что она видела в кладовой крысу. Ты не можешь не признать, что котята прогнали крыс и мышей. И, кроме того, – сказал он прежним, поддразнивающим тоном, – старый Мордехай утверждает, что золотоглазые коты приносят удачу. Дома, в которых живут эти животные, меньше пострадали от мора, чем остальные. Но никому этого не говори, а то у нас украдут всех наших котов.
Юдифь поднялась и посмотрела на мужа одновременно с привязанностью и раздражением.
– Не надо так шутить, муж мой, когда Вениамин лежит мертвым всего в нескольких шагах отсюда и смерть нависла над нашими головами.
Исаак поймал ее за руку.
– Я не шучу, любовь моя. Это может быть правдой, такой же правдой, как и всё, что люди знают об этой ужасной напасти.
– Я пришлю тебе Ребекку. Если она должна стать твоим учеником, пусть начинает теперь же. Ей нужно заняться чем‑то полезным, – резко сказала она.
Тем летом чума бушевала от Гранады до Жироны до тех пор, пока с севера не подули прохладные ветры и не вымели заразу из города. После ухода чумы население города сократилось на треть. Практически в каждом ремесле, от сапожника или торговца до писца или лекаря, не хватало мастеров.
Но она больше не тронула семью лекаря Исаака.
Глава первая
Жирона
Воскресенье, 22 июня 1353 года
В соборе было сумрачно и прохладно, хотя яркое летнее солнце и пыталось проникнуть внутрь через разноцветные витражи в высоких стрельчатых окнах. Колокола звонили, призывая прихожан к мессе, и они, смеясь и болтая, заходили внутрь. Молодые дамы нарядились в свои лучшие шелковые платья с яркой разноцветной вышивкой, некоторые женщины надели скромные платья из простой темной ткани. Падающие на плечи локоны блестели на солнце. Женщины сдвигали вуали, чтобы продемонстрировать причудливо заплетенные косы. Воздух был напоен любовью. Завтра был канун Дня святого Йохана, дня, когда молодые женщины пытались увидеть лицо суженого на поверхности воды, в очертаниях дальних лугов или просто в пятнах света. В этот момент многие из их поклонников также собрались в соборе, но вид соблазнительных тел отвлекал их от молитвы. Все перебрасывались кокетливыми взглядами, раздавалось хихиканье, но после осуждающего шиканья паства начала наконец успокаиваться и рассаживаться по местам.
Однако двое незнакомцев, стоявших в самом дальнем от алтаря углу, – мужчина и женщина, – не прекратили беседу. Красивое лицо мужчины выглядело довольно надменным. Он был одет в яркие, отлично сшитые шоссы[1] и гармонирующий с ними по цвету камзол, из разрезов на рукавах которого выбивались полоски цветной ткани.
– Всё готово? – спросил он, наклонившись к ней требовательно и настойчиво, как привык делать всегда, и она тревожно отстранилась. Ее вуаль соскользнула, обнажив толстые косы из густых рыжих волос, сложным образом уложенные по бокам головы по моде, принятой при французском королевском дворе.
– Ничего не изменилось, – сказала она, отводя взгляд от лица своего спутника. – Я еще не убедила ее, но думаю, что ей скучно в женском монастыре и приключение манит ее. Говорят, что она бесстрашна.
– Значит, она не станет для него удобной женой, – заключил ее спутник. – Но это не наше дело. Волей или неволей, но ее надо привести между заутреней и обедней. – Он сделал паузу, явно поглощенный своим замыслом. – В случае необходимости дайте ей это, – сказал он, вручая женщине маленький пакетик. – Пару капель в вино, не больше, и она будет спать как мертвая. Надежный человек будет ждать с наружной стороны городской стены, около ворот, чтобы помочь вам. Но привести ее туда должны именно вы.
– А если меня заметят?
– Этого не случится. В городе будут такие беспорядки, что будет не до вас.
– Беспорядки? Откуда вы знаете? – Она пораженно посмотрела на него и замолчала. – Значит, я, как мы и договаривались, должна привести ее в арабские бани?
– Да. Это самое укромное место. Оттуда мы уедем. И это не игра, моя милая, – добавил он. – Если вы не приведете ее, все провалится.
Понедельник, 23 июня
В канун праздника святого Йохана, неофициального патрона летних пирушек, колокола женского монастыря Святого Даниила прозвонили вечерню, и монахини потянулись в недавно построенную часовню на последнюю службу уходящего дня. Несмотря на то что день уже заканчивался, тьма еще не торопилась пасть на землю. Последние лучи жаркого солнца соперничали с растущей луной за право освещать монастырь и город. И в то время как голоса сестер крепли, сплетаясь в чудесном печальном песнопении, вверяя душу и тело Господу до наступления нового дня, музыка города, пробуждающегося для праздника, вплела в это пение свой собственный, неустанный ритм.
Толпа в таверне Родриго, расположенной вниз по течению Онъяра, была беспокойной и капризной, как будто сумерки усилили ее ожидание удовольствия, не удовлетворив его. В зале таверны было очень жарко, в густом тумане еле виднелись мерцающие огоньки ламп. Слышались отрывочные реплики, посетители выглядели раздраженными и угрюмыми. Затем на лестнице прозвучали быстрые шаги, и в дверях, внеся с собой сырой речной воздух, появился незнакомец, который был в соборе на мессе. Таверна затихла.
Наружность незнакомца со вчерашнего дня претерпела заметные изменения. Теперь его плащ был уже не таким модным, а шоссы не сидели на нем как влитые. Он улыбался более открыто, и взгляд его уже не излучал прежнего высокомерия. Двое мужчин узнали его; они осторожно кивнули и замерли. Тот обратился к собравшейся толпе с радостной и беспечной улыбкой.
– Хосеп, – кивнул он в полной тишине состоятельному по виду человеку с мощным, практически квадратным, торсом. – Пере, Санч, – он кивнул и им. Тем не менее никто не произнес ни слова. – Хозяин, – заговорил он вновь, – кувшин вина моим друзьям, почтим святого. Нет, этого будет недостаточно. Три кувшина, для начала. Блаженный Йохан принес мне удачу, и я должен отблагодарить его.
– Спасибо, господин, – сказал человек, удобно устроившийся на подоконнике. – И кому я должен вознести свою благодарность? Помимо самого святого?
– Ромео, – ответил тот. – Ромео, сын Феррана, родом из Вика, солдат, путешественник, странник. Я только на прошлой неделе вернулся на родину.
Кувшины были наполнены и выставлены на длинные столы. Ромео налил вино в высокие кружки и стаканы, потребовал еще один кувшин, налил вина себе и поднял стакан.
– За прекраснейший город в мире, – произнес он, – да процветает он вечно! – Он выпил, и все остальные последовали его примеру. Он еще раз наполнил их стаканы и кружки; все снова выпили, на сей раз за удачу. Ромео пустил ближайший к нему кувшин по столу, и, когда его движение остановилось, прерванная беседа возобновилась. Ромео подошел к другому столу и толкнул кувшин в направлении огромного мужчины, который с трепетом, если не с пониманием, слушал худого гибкого человека с мрачным лицом и задумчивым взглядом.
– Позвольте мне наполнить ваши стаканы, – обратился Ромео к этим двоим, наливая вино в кружку крупного мужчины и протягивая руку к стакану худого.
– Я не пью, – сказал худой, убирая стакан. – У меня нет денег, чтобы оплатить вашу любезность.
– Он как раз рассказывал мне о своих неприятностях, – сказал здоровяк и снова замолк.
– Большой Иохан всегда терпеливо выслушает чужое горе, – заметил его друг.
– Терпеливый слушатель – большая редкость, – заметил Ромео, рассеянно наполняя стакан тощего. – У меня тоже бывали трудные времена. – Он понизил голос до заговорщического тона. – Ухищрения людей, чьи имена потрясли бы вас, привели к тому, что я потерял свою должность, доброе имя и мое скромное состояние. Три года я провел в изгнании, в нищете. Но, как вы можете видеть, колесо фортуны повернулось. Те, кто плел против меня интриги, потерпели фиаско. Я вернул себе положение и доброе имя. – Он снова наполнил стакан тощего.
– Я – переплетчик, – сказал тот. – Меня зовут Мартин.
– Отличное занятие, – сказал Ромео. – Неужели в Жироне нет больше книг, если вы не можете поднять бокал за святого?
– Да книг‑то полно. Совсем недавно я выполнял все переплетные работы в соборе, в духовных судах, а также всю случайную работу для господ в городе. Это был отличный заработок. Я не старше вас, господин, и на меня работали подмастерье и двое учеников. А затем какой‑то злобный каноник, и я даже знаю, кто именно, – сказал Мартин, на сей раз сам наполняя свой стакан, – пожаловался на плохо сделанную работу. Но это была работа ученика. Сейчас невозможно найти учеников, ведь очень многие умерли во время мора. Теперь каждый небрежный, ленивый бездельник думает, что стоит целого кошелька золота и что он может целый день спать на скамье в мастерской. – Он тряхнул головой. – Все верно, я был занят, а викарий – очень суровый человек – передал часть его работы другому, еврею, а затем мне сказали, что он сделал ее лучше, и за меньшие деньги.
– И они забрали твою работу…
– Совершенно верно, господин. Они передали ему всю мою работу. Еврею. Работу на епископа. – Он понизил голос. – Говорят, что этот еврей держит рабов. Он запирает их в переплетной мастерской, кормит объедками, и это позволяет ему брать за работу меньшие деньги. Это несправедливо. Работу для епископа должны делать христиане, а не евреи с их рабами‑маврами.
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 115; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!