Воскресенье, 22 июня 1353 года 5 страница
Беренгуер де Крюилль сел у окна; Франциско Монтеррано закрыл дверь на ключ, вынул его и передал епископу. Он жестом приказал Большому Йохану сесть, а сам поместился на оставшийся стул. Большой Йохан в волнении сжимал руки; епископ зевнул; каноник ободряюще наклонился вперед.
– Расскажи его преосвященству, что случилось. То, что ты рассказал мне.
Йохан начал рассказ с отчаянной поспешностью:
– Этим утром я запаздывал с открытием бань. В первый раз за двадцать лет ваше преосвященство, – добавил он, предварительно взглянув на своих следователей.
– Это так, – сказал Беренгуер.
– Я прибежал туда поздно, намного позже заутрени, и отпер дверь, как обычно, – продолжил он, и, от усилия солгать этим двум серьезным мужчинам, его лоб покрылся испариной, и струйки пота потекли по спине. – Я начал уборку, и, когда я дошел до центральной ванны, я заметил, что в ней вроде что‑то черное. Я подошел поближе и увидел эту бедняжку. Я достал ее и положил на пол, так аккуратно, как только мог. Затем я прибежал сюда, чтобы сообщить вам. Это была монахиня.
– Вместо того, чтобы пойти в монастырь? – спросил каноник.
Хранитель бань посмотрел на него с тревогой.
– К донье Эликсенде? – спросил он. – О, нет. Я не потревожил бы донью Эликсенду.
– Трус, – весело сказал епископ. – Ты узнал эту монахиню?
– Я никогда не видел ее прежде, – быстро сказал Йохан.
– Тогда надо посмотреть, кто она – то есть, кем она была, – поправился епископ. – Пойдем с нами, покажешь нам свою мертвую даму…
|
|
|
– Вы ее знаете? – спросил Беренгуер после осмотра.
Каноник отрицательно помотал головой.
– Я тоже нет, – сказал епископ. – Странно. Сейчас их всего двенадцать. Полагаю, что мы с вами в разное время видели всех сестер. Возьмите мужчин. Нам придется забрать тело и отнести его в монастырь.
Утренний холод таял. Высоко в безоблачном небе жарко светило июньское солнце. В полях пели птицы, воздух был напоен ароматом цветущей лаванды. Томас де Бельмонте, все еще остававшийся под стенами Жироны, сидел под деревом и пытался ни о чем не думать. Лошади – его собственный конь и лошадь Ромео – щипали траву, переходя с места на место. Где‑то вдалеке колокола прозвонили девятичасовую утреннюю молитву.
Положение у него – хуже не придумаешь. Он был не трусливее других, но какая монументальная глупость потянула его в Жирону, рисковать жизнью и честью? Очевидным ответом была донья Санксия де Балтье. Ее густые рыжие локоны и ангельское выражение лица поймали его в силки, как кролика. Она доверила Томасу план ее величества перевезти принца в более безопасное место и попросила его дать ей в помощь Ромео. Затем она попросила его оставить свой пост, никого при этом не уведомляя, и приехать в Жирону. Должно быть, он сошел с ума. И вот он бестолково сидел здесь на лугу под деревом, присматривая за лошадьми и не осмеливаясь пойти в город, опасаясь, как бы кто‑нибудь не узнал его.
|
|
|
И где Ромео? Томас беспокойно завозился на жарком солнце и без особого успеха попытался отогнать привязчивых кусачих мух, привлеченных конским потом. Насколько хорошо он знает своего слугу? Когда Бельмонте только поступил на службу к королеве, его дядя порекомендовал ему этого человека, сказав, что он умен, быстр, заслуживает доверия и поможет ему в случае неприятностей и придворных интриг. Но что, если кто‑то предложит Ромео больше денег и лучшую должность, чтобы тот предал своего нового хозяина и безумное предприятие, в котором он участвует? Томасу показалось, что над ним сгущаются тучи.
Затем он заметил человека в голубых шоссах и черноголубом камзоле, ладно сидящем на фигуре и низко подпоясанном вокруг бедер, который энергично двигался по дороге от южных ворот.
– Тебя чертовски долго не было, Ромео, – сказал он. – Наверно, ты собрал жизнеописания всех добрых граждан Жироны.
– Не так легко было разнюхать новости, сеньор, – напряженно заметил Ромео. – Во время беспорядков люди стараются держать язык за зубами. Но кое‑что на улицах все же поговаривают.
|
|
|
– Да? И что же?
– Все убеждены, что наш молодой принц, герцог Жироны, находится здесь, в городе, но очень плох, почти при смерти.
– Это не новости, – сказал Бельмонте нетерпеливо. – Все знают, что его перевезли в Жирону именно для поправки здоровья. То, что он при смерти, – злонамеренный слух, распространяемый братом дона Педро, принцем Фернандо. Но это вряд ли поможет Фернандо приблизиться к трону, если принц умрет. Донья Элеонора родит еще много сыновей.
Ромео слушал эту восторженную декларацию с выражением скуки на лице.
– Хотите услышать другие новости? Их получить было труднее.
– Конечно.
– В арабских банях было обнаружено тело бенедиктинской монахини. На рынке считают, что это самоубийство.
– Святая Матерь Божья, – сказал Томас, и сердце у него сжалось. – Это донья Санксия?
Ромео пожал плечами.
– Человек, рассказавший мне это, не знал, кто она.
– Это донья Санксия, – сказал Томас. – Ничто иное не могло бы ей помешать.
– Может, мне вернуться в Жирону, сеньор, и порасспрашивать, может, что‑то стало известно?
|
|
|
– Нет, глупец. Нам следует быстрее вернуться в Барселону и все рассказать ее величеству, – сказал Бельмонте. – Постой, у меня есть мысль получше. Я сам поеду в Барселону. Ты остаешься в Жироне и постараешься все разузнать. Я возвращусь послезавтра. Жди меня под этим деревом, скажем, на закате.
– Лучше пораньше, сеньор, – сказал Ромео. – После заката наши попытки въехать и выехать из города будут более заметны.
– Это будет тяжелая поездка, – сказал Томас, лаская своего мускулистого жеребца.
– Не для Арконта, сеньор, – сказал Ромео. – Это самый быстрый конь во всей Каталонии. Если вы выедете из Барселоны на восходе, то он доставит вас сюда уже перед вечерней. Я буду ждать вас до заката.
– В противном случае возвращайтесь во дворец как можно быстрее.
– Да, сеньор, – пообещал Ромео.
– Что ты имеешь в виду, говоря, что ребенка здесь нет? Где же он? – Жена смотрителя замка с тревогой смотрела на женщину, стоявшую перед нею. – Пора посылать повозку за лекарем.
– Я не знаю, госпожа. Мы думали, что он гуляет с няней и грумом. Хайме проводит с мальчиком много времени. – Служанка в панике мяла руками передник.
– Где?
– Я не знаю. Я пошла на конюшню, но не увидела там ни Хайме, ни Марии. И к реке они не спускались.
– Он с монахом?
– О нет, госпожа. Монах все еще спит. Я полагаю, что он вернулся вчера очень поздно, чествовал святого. С другими священниками, конечно, – злобно добавила она.
– Давай, вытаскивай его из постели, дура! – Она остановилась, чтобы подумать. – Он должен быть с Марией. Когда она вышла?
– Я не знаю, – снова ответила девушка. Слезы лились у нее но щекам. – Я пошла в их комнаты, госпожа, чтобы привести в порядок постели и убраться, а их нет.
Хозяйка маленького замка схватила ее за руку и дернула. – Как давно тебе было известно, что их нет?
Ответом ей был вопль:
– С завтрака, госпожа.
– Завтрак!
– Но он любит завтракать вне дома. Они сидят у реки – он и Мария – и кормят птиц и рыб…
– Сходи за хозяином и приведи грума. И монаха. Да живей же ты, тупое создание!
Шум повседневной жизни во внутреннем дворе ворвался в сны Исаака и вытянул его из бархатной полудремы, наполненной красочными воспоминаниями, к ежедневной тьме обычной жизни. Судя по жаре в его кабинете, солнце уже поднялось довольно высоко. Он с трудом поднялся, мучительно ощущая затекшие спину и руки, и начал простые приготовления к утренней молитве. Звуки собственного голоса, произносящего древние слова, привнесли покой в окружающую его тьму и мгновенно упорядочили наступающий со всех сторон хаос. Затем, когда он потянулся к полотенцу, его рука задела чашку, стоявшую не на своем месте. Он даже успел нащупать ручку. В попытке схватить ее он только ускорил ее гибель. Иллюзия развеялась. С его губ сорвалось торопливо подавленное проклятие.
Шум вызвал испуганный крик из маленькой комнатки, расположенной рядом с ним.
– Юсуф? – позвал Исаак.
В ответ раздался заглушенный звук.
– Здесь ты можешь найти воду для мытья, – сказал он со своим обычным спокойствием. – Я буду во внутреннем дворе. – И он вышел.
Из окружающей его темноты раздался голос Юдифи:
– Почему у тебя голова перевязана, муж мой?
– Небольшой порез. Ничего страшного.
– Я слышала, ты говорил с кем‑то, – сказала она и сделала паузу для ответа. – Да, это так.
– Утро, похоже, хорошее, любовь моя, – сказал Исаак, и направился к скамье под деревом. – Не могла бы ты принести мне чашку воды? – Он сделал достаточно длинную паузу, чтобы немного отвлечь ее. – Что ты имеешь в виду? – спросил он невинным голосом.
Ее мягкие кожаные башмаки прошлепали по булыжнику. Юбки с сердитым свистом рассекали воздух, когда она сходила набрать воду из фонтана и принесла ее ему.
– То, что ты привел домой нищего, мавританского нищего, который украдет все, что у нас есть, и убьет нас прямо в постелях. И это ты дал ему очень хороший плащ и пищу, и положил его на постель старого Ибрагима. И я не знаю, сможем ли мы теперь позволить себе это, потому что налоги снова поднимаются, как говорят…
– Ибрагим имел обыкновение каждую ночь ходить взад‑вперед между своей комнатой и моим кабинетом, чтобы удостовериться, что я жив, здоров и нахожусь дома. Еще немного, и я бы прикончил его, открыв тем самым ворота дьяволу, – мягко сказал Исаак. – Юсуф же довольно тихий парнишка.
– Действительно, тихий. Хитрый и вороватый. Ждет, пока мы не перестанем присматривать за ним, а затем…
– Мы должны были ему пищу и ночлег за то, что он спас мне жизнь. На пути домой, на соборной площади, я наткнулся на толпу.
– Боже, спаси нас всех, – сказала Юдифь, задыхаясь. – Бунт? В Жироне? Они убьют нас и сожгут наши дома, как в Барселоне. О, муж мой, мы должны собрать близнецов и все, что сможем унести! Но что случилось?
– Успокойся. Это просто пьяная толпа. В ней было несколько любителей побросать камни. Мальчик, Юсуф, подошел, взял меня за руку и вывел в безопасное место. Он доказал, что ты права, жена моя. Ты же всегда хотела, чтобы я брал с собой поводыря, которому я доверяю, когда выхожу за пределы квартала.
– Почему ты не разбудил меня? Тебя ранили? Камень разбил бровь?
– Тебя не было дома, ты была с женой раввина. Да, в меня попало несколько камней, но метателями они были никудышными, и к тому же сильно пьяными. – Он улыбнулся и нежно коснулся щеки Юдифи. – Юсуф совершенно не хотел сопровождать меня сюда, но он протащил меня через множество переулков и я совершенно запутался. Это я вынудил его, при помощи высокоморальных аргументов, отвести меня в квартал. Я чувствовал, что он очень голоден, измучен, сильно замерз, и что он совсем маленький, и привел его сюда, хотя он и упирался.
– Значит, он беглый раб. Нас потащат к Альбедину, и мы потеряем все, что у нас есть, ради…
– Тише, любовь моя. Я думаю, что, скорее всего, он сирота, потерявший родителей во время мора. В Валенсии мор тоже погубил множество людей. Как и у нас. По‑видимому, он как‑то сумел выжить и дожить до сегодняшнего дня. Мне кажется, что он голоногий, одет в тряпьё, и, хотя я не спрашивал, полагаю, что и голозадый. Та одежда, которая на нем, годится скорее малышу. Хозяин, безусловно, дал бы ему одежду, которая прикрывала бы наготу.
– Он мавр, – упрямо повторила Юдифь.
– Да, – сказал Исаак. – Но, возможно, не вор и не убийца.
Открылась дверь, и появился Юсуф. Перед Юдифью стоял мальчик лет десяти – двенадцати, болезненно тощий, со спутанными длинными волосами и недавно отмытым лицом. Его огромные глаза были полны страха, но он высоко держал голову и стоял очень прямо. Несмотря на неопрятные волосы, грязные руки и ноги и слишком большой для него плащ, он был очень красив.
– Ты кто? – спросила Юдифь. – И откуда?
– Я Юсуф, – сказал мальчик. – И я шел из Валенсии.
– Так издалека? Один? Не верю.
– Да. Один.
– Кто твой хозяин?
– Я сам себе хозяин.
– Как ты сумел остаться свободным, если ты действительно свободен? – спросила Юдифь своим прокурорским голосом.
– Я свободен, – сказал Юсуф. – Меня трижды хватали воры и торговцы рабами, и каждый раз я сбегал. Первый раз это было легко – тот человек был сильно пьян, но потом это стало труднее. И к моему стыду, в конце концов я попался слепцу, только потому, что у него доброе лицо.
– Тише, дитя, – быстро произнесла Юдифь. – Ты волен уйти, когда захочешь. Не следует только оставаться здесь, выискивая, что бы украсть.
Глаза Юсуфа метнулись к остаткам хлеба и нескольким финикам, лежавшим на столе под деревом.
– Я ничего не крал, – оскорбленно произнес он. – Кроме остатков еды, чтобы утолить голод. Больше ничего.
– Маловероятно, – сказала Юдифь. – Запомни, в этом доме не предоставляют кров ворам.
Оба противника яростно, без единого слова, прожигали друг друга взглядами – Юсуф с высоко задранным подбородком, Юдифь, наклонившись к нему.
Исаак прервал эту немую сцену.
– Если ты желаешь прервать свое путешествие на день или больше и заработать себе на хлеб и одежду, что на тебе, – сказал он, – то мне нужен быстрый и внимательный посыльный, который может провести меня по городу и помочь мне избежать неприятностей. – Он повернулся к жене. – Разве не так?
– В общем‑то, да, – сказала Юдифь. – Но…
– До тех пор, пока ты не будешь готов продолжить свой путь, – сказал Исаак. – Мальчик, в этом доме ты будешь прилично одет и обут, а также получишь содержание. В конце года я дам тебе еще одну смену одежды и немного серебра.
– Исаак!
– Но, поскольку ты не желаешь оставаться здесь до конца года, тебе придется обойтись пищей и одеждой.
Юдифь продолжала впиваться взглядом в Юсуфа, но при этом разговаривала с мужем.
– Если ему придется остаться в доме еще на одну ночь, Ибрагим должен отвести его в бани. Не слишком он подходит для того, чтобы его видели рядом с моим мужем.
– Но сначала, – сказал Исаак, – чистым или грязным, сегодня утром он должен пойти со мной в монастырь. Мы зайдем в бани на обратном пути.
За Исааком и мальчиком захлопнулась дверь.
– Я знаю самый быстрый путь к монастырю, господин, – сказал Юсуф, беря лекаря за руку.
– Терпение, Юсуф. Мы идем не только в монастырь. Этим утром у нас есть и другие дела, – сказал Исаак. – Сначала рынок, а затем мне нужно посетить писца.
– Я знаю писца в алькацерии, господин. Отвести вас к нему?
– Это особый писец, Юсуф, он занимается делами во дворце епископа и в судах. Чтобы зайти к нему, нам придется пойти в Сан‑Фелиу. Если ты будешь моим доверенным поводырем, – добавил он, – тебе придется, в случае необходимости, хранить некоторые мои тайны. Ты готов быть моим поводырем? – спросил он. – Ты готов отложить свое путешествие на некоторое время?
Юсуф сделал паузу.
– Как надолго? Я должен сдержать одну клятву, господин.
– Достаточно долго, чтобы отдохнуть, окрепнуть и немного подрасти. Скажем, до третьей луны начиная с полнолуния, которое наступит через четыре дня?
– И затем вы освободите меня?
– Я и сейчас не держу тебя, Юсуф. Но тогда я помогу тебе быстрее завершить твое путешествие, если ты именно этого хочешь. Обещаю. Итак, ты будешь моим доверенным поводырем и хранителем моих тайн?
Юсуф посмотрел на немного ироническую улыбку слепца и кивнул.
– Я не знаю, господин, – сказал он обеспокоено. – Люди обычно не доверяют мне свои тайны. С тех пор… – Его голос увял. Вас приговорят в суде как вора или раба, если я скажу, куда вы идете и что делаете?
– Нет, – сказал Исаак со смехом. – Только на суде самого ужасного из судей – моей жены.
– Я, конечно, не выдам ей вашу тайну, господин, – сказал Юсуф. – Легко хранить секреты от ваших врагов.
– Сейчас она твоя хозяйка, Юсуф, а не враг. Вскоре она будет ценить тебя. Она не слишком быстро начинает верить людям. – Они вышли из южной части Еврейского квартала и попали в рабочее сердце города, с его толчеей, шумными толпами покупателей и продавцов, евреев и христиан, смехом, торговлей и шумными спорами о достоинствах необычных привозных и отлично выполненных местных товаров. Мимо Исаака проплывали крепкие ароматы окрашенной шерстяной ткани и прекрасно обработанной кожи. Он мог по ним, как по карте, точно определить, какую именно лавку они прошли. Его рука легко опиралась на плечо Юсуфа, пока они пробирались в толпе мимо лавок рыночных торговцев. Наконец они дошли до лавки торговца специями. Исаак остановился, чтобы купить имбирь и корицу для усиления аппетита доньи Исабель, и начал поторапливать Юсуфа, двигаясь в сторону северных ворот. – Теперь, по дороге к монастырю, мы зайдем в дом писца, Николо. Сверни возле лавки сапожника. Там живет моя дочь Ребекка.
Некоторое время они двигались молча.
– Это – моя тайна, мальчик, – наконец произнес Исаак. – Моя дочь вышла замуж за христианина и стала conversa – она предала нашу веру. Ты понимаешь, что это такое?
– Да, господин. У нас тоже есть такие.
– Ее маленький сын тоже христианин. Моя жена никогда не видела его. Твоя хозяйка – очень религиозная и добродетельная женщина, Юсуф. Во много раз более религиозная и добродетельная, чем я. Она может говорить резкие и недобрые слова, но она не будет плохо обращаться с тобой, потому что ты ребенок и, – по крайней мере временно, – находишься на ее попечении, поскольку обращаться с тобой с добротой – ее обязанность. Но если она считает, что поступает правильно, она становится твердой как камень. Я сам, – добавил он глубокомысленно, – много учился и – когда я мог еще видеть, – читал великих философов, а также изучат тайны великих мистиков, но так никогда и не мог уверенно определять, что есть правда и справедливость. Мы свернем здесь.
Исаак прошел немного и остановился. Из дома, рядом с которым они стояли, доносились звуки ссоры.
– Ну и катись, пьяный дурак, – вопил женский голос.
Потом закричал ребенок. Бледный, растрепанный молодой человек вылетел из двери и выпал на улицу. Даже не оглядевшись, он развернулся и направился в сторону северных ворот и собора.
– Думаю, тебе лучше подождать снаружи, – сказал Исаак и приблизился к двери. Она открылась.
– Отец! Это ты, – симпатичная женщина, стоявшая в дверях, разрыдалась. И дверь закрылась.
Юсуф устроился поудобнее и приготовился ждать.
Аббатиса Эликсенда тревожно кивнула.
– Это действительно одеяние нашего ордена. Посмотрите на платье. Но я ее прежде никогда не видела.
– Возможно, она приехала из Таррагоны? Вам приходили оттуда известия?
– Приехала в одиночку? Позвольте напомнить, что наши сестры не бродят по долам и весям, как нищенствующие монахи, ваше преосвященство. – Она стояла в стороне, чтобы свет падал ей на лицо. – Она кажется мне знакомой, но я не могу узнать ее. Я знаю многих наших сестер в Таррагоне, она не из их числа.
– Я скорее склонен полагать, что это не монахиня, – сказал Беренгуер де Круилль, – чем решить, что вы не узнаете одну из ваших сестер.
Аббатиса внимательно посмотрела на него.
– Монахиня или нет, – сказала она спокойно, – но как она проникла внутрь бань? Ведь они запираются на ночь, не так ли?
– Я боюсь, что их честный сторож хорошо отпраздновал день своего тезки, доброго святого Йохана, и вчера вечером вино подвело его. Равно как и многих других, – сказал епископ. – Но как же все‑таки она попала в бани? – внезапно спросил он. – Сколько всего ключей? – Он повернулся к Йохану, который с несчастным видом топтался в дверях.
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 203; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!