Воскресенье, 22 июня 1353 года 12 страница
Она подождала ответа. Ни одного звука, кроме шума потревоженных животных.
– Убийцы, – продолжила она, уже громче. – Порочные сыновья бесчестных матерей! Трусы, боящиеся беспомощных женщин! Ответьте же мне!
Она прошлась по полу, исследуя его теперь уже в ярком свете дня. И снова наступила на доску, которая и до этого так угрожающе скрипела; она наклонилась, чтобы осмотреть ее. Доска была старой, сухой, растрескавшейся и, похоже, удерживалась на месте при помощи самого ненадежного гвоздя на свете. Она ухватилась за свободный конец и потянула изо всех сил. Доска застонала, расщепилась и шумно лопнула довольно далеко от балки, осыпав все вокруг градом щебня и насекомых. Теперь она могла заглянуть внутрь конюшни. Лошадь, привязанная внизу, в панике отступила, испуганная шумом. Ракель подобрала доску, уперла один ее конец в пол, поставила свою изящную маленькую ногу на середину доски и подпрыгнула. Доска сломалась пополам.
Удерживая сломанную доску, Ракель снова посмотрела вниз через созданный ею проем. Внизу взбудораженная лошадь поднялась на дыбы и била копытами, а испуганный мужчина пытался ее утихомирить. Ракель встала на колени возле проделанного ею отверстия и пропихнула туда кусок доски.
– Откройте люк и принесите нам воды, мужланы, или я брошу это вам на голову, – с удовольствием произнесла она – Следующий кусок упадет на животных, а затем…
– Она разрушает мою конюшню, – прокричал голос, больше озабоченный повреждением собственности, чем неизбежностью нападения. – Да она решительнее иного мужика!
|
|
|
– И я все здесь уничтожу, – сказала Ракель, опьяненная безрассудством. – Я все здесь разломаю, наложу проклятие на твою скотину, деревенщина, и на кур. Нескоро у тебя снова появятся яйца, молоко или теленок. Принесите нам воду, или будете жалеть об этом всю оставшуюся жизнь.
– Ради бога, идиот, сделай ты хоть что‑нибудь. – Это был новый голос, который показался более воспитанным и раздраженным. Ракель с любопытством нагнулась и увидела изящно одетого человека, стоявшего в открытом дверном проеме. Он улыбался ей наглой, хитрой улыбкой. – Принесите им воду и все, что им нужно. Мы же не хотим, чтобы девочка умерла, не так ли?
Ракель медленно подтянула доску на чердак.
– Ты действительно можешь наложить на них проклятие, чтобы не дать их курицам нестись? – спросила донья Исабель после того, как им принесли воду, свежее молоко и хлеб, и даже кувшин кипятка, в который Ракель опустила травы из своей корзины.
– Нет, моя донья, – серьезно ответила Ракель. – Я сказала это, чтобы напугать нескольких безграмотных крестьян, но человек в дверном проеме, с его хитрой, проницательной улыбкой, испугал меня. Я даже не знаю, как к нему подступиться. Я ведь была настолько сердита, что сказала первое, что пришло мне на ум.
|
|
|
– Ты очень умна.
– Не знаю, было ли это очень умно, – сказала Ракель, – но это заставило их принести нам пищу и питье. Кто они, донья? Вы их знаете?
Донья Исабель слабо качнула головой.
– Враги моего отца, – прошептала она. – Или вассалы хозяина земель, соседних с моими. Или те и другие вместе. Скорее всего, последнее. – Она закрыла глаза и, казалось, заснула. – Если мне придется выйти замуж за уродливого старика, который хочет получить мое состояние, – пробормотала она, – пусть уж это лучше будет кто‑то из друзей моего отца, чем моего дяди. – Она отвернулась от света и задремала.
Чуть свет Томас повел Блавету назад к дороге. Когда от злосчастной фермы их уже отделяли два холма, стремительно налетел ливень и вымочил их обоих. Затем из‑за туч вырвалось солнце; Томас шел пешком, пока дорога не начала высыхать, а затем сел верхом на свою несчастную, одеревеневшую кобылу. Они двигались в спокойном темпе, пока шум вздувшегося от дождя ручья не напомнил Томасу, что оба вспотели, покрылись пылью и измучены жаждой. Человек и лошадь с трудом добрались до небольшого лужка на берегу реки. Томас подумал и решил, что, поскольку он уже и так опаздывал на встречу почти на день, то лишний час опоздания уже не будет иметь значения. Он прополоскал свою пропитанную потом и дождем рубашку и развесил ее на ветвях для просушки, энергично вымылся и растянулся на мягкой траве, решив прикончить хлеб, оставшийся от ужина.
|
|
|
То, что Томас заснул, было понятно и, возможно, даже простительно. Прошлую ночь он спал урывками, с обнаженным мечом в руке, ощущая жадное внимание хозяина к своей особе и помня о его остром ноже. Несколько небольших кустиков, растущих между дорогой и рекой, скрыли их от взгляда случайных прохожих; солнце, хотя и не успевшее высоко подняться на востоке, пригревало ему лицо. Блавета мирно щипала траву, река тихо напевала ему на ухо свою колыбельную.
Он проснулся, когда солнце уже было в зените, и услышал перестук копыт. Блавета дремала под деревом. Томас перевернулся на живот, чтобы понаблюдать за случайной процессией.
Впереди ехал неприветливый малый в простой одежде. Он был верхом на лошади, которая выглядела слишком хорошей для него, и вел в поводу прекрасную каштановую кобылу, на которой ехала знатная молодая дама. Завершал процессию господин на великолепном карем жеребце. В его прекрасном костюме сочетались алый и черный цвета, рукоять меча блестела на солнце. В середине две крепкие серые лошадки несли паланкин, их вел молодой крестьянин в потертых башмаках и грязной тунике. Томас решил, что господин в паланкине был слишком сильно болен, чтобы следить за внешним видом своих слуг.
|
|
|
Процессия подъехала ближе, и Томас ругнулся. Кастанья! Он узнал бы этого каштанового жеребца где угодно, как и его наездника Ромео. Ромео, одетый как знатный господин, и с мечом.
Поначалу он решил встать и окликнуть его. Однако затем он решил проявить осторожность. Он снова внимательно посмотрел на процессию и, к своему ужасу, увидел, что у девушки руки крепко связаны и прикручены к седлу.
Она стрельнула глазами в его сторону.
– Остановитесь! Нам нужна вода, – произнесла она.
– Мы остановимся, когда я сам решу остановиться, – сказал Ромео.
Томас был оскорблен. Это было то, что его дядя называл сопровождением благородных заключенных, – два неряшливых крестьянина и его собственный слуга сопровождают даму, привязанную к седлу, и беспомощного джентльмена в паланкине. Позорное занятие для рыцаря! Томас решил, что это иностранные заложники, или, в худшем случае, мятежники благородного происхождения. Присев, он торопливо оделся и, не вкладывая меч в ножны, начал взбираться вверх по холму.
Глаза Ракели, а это была она, на мгновение расширились, и она повернулась к Ромео.
– Вы – мужлан, – громко сказала она. – Моя подопечная нуждается в помощи. И независимо от причин, заставивших вас похитить нас, не в ваших интересах плохо обращаться с нами. Уверяю вас, у нас есть друзья…
– Сиди тихо, – резко сказал Ромео.
Томас случайно задел маленький камешек, который шумно покатился вниз с холма.
– … которые сделают вашу жизнь сплошной мукой, – продолжила Ракель как могла громко. – Я настаиваю на том, чтобы вы позволили мне спешиться. Если вы желаете…
– Тихо! – проревел Ромео, слезая с коня. – Я что‑то слышу.
– Ерунда, – быстро произнесла Ракель.
– Ромео, друг мой, – спокойно произнес, показавшись, Томас. – Повернись и оправдайся, прежде чем я продырявлю тебе спину мечом.
Когда Ромео повернулся к нему лицом, его меч уже был наготове.
– Молодой хозяин, – высокомерно процедил он.
– Брось оружие и освободи эту женщину, – спокойно произнес Томас.
– Сейчас, сейчас, молодой хозяин. Позвольте мне дать вам совет. Не рискуйте своей такой юной жизнью. Идите домой, и забудем обо всем этом. Вы вмешиваетесь в дела, в которых ничего не понимаете.
– Бросьте оружие, Ромео, – повторил Томас тем же ровным тоном.
– Ну, хватит! – рассердился Ромео и сделал выпад.
Но, хотя Ромео был столь же быстр и силен, как и Томас, и намного более изощрен в политических интригах, его не отсылали в семилетнем возрасте, как Томаса, изучать манеры, этику и искусство войны к дяде Томаса со стороны отца. В тринадцать лет Томас приплыл вместе с дядей на Майорку, чтобы помочь захватить этот остров для короля. В семнадцать он уже самостоятельно отправился сражаться против союзов в Валенсии и был ранен, защищая права дона Педро на трон. Он залечивал раны дома, когда его дядя, граф Кастельбо, нашел для него новый пост, где ему пришлось неумело барахтаться в странной и враждебной ему придворной среде. Так что действовать с мечом в руке он умел отлично.
Он напал со всей той холодной расчетливостью, которой выучился у лучших мастеров, со всем гневом и неудовлетворенностью, которые скапливались в нем в течение последних четырех дней, и с дикой радостью, что наконец‑то он оказался лицом к лицу с врагом, которого он мог видеть воочию. Первый глубокий выпад Ромео он парировал довольно легко, отступив на шаг. При втором выпаде Томас контратаковал, выполняя обманные удары, двигаясь легко и быстро по тщательно выверенной линии.
Ромео был опытен, но ему сильно помешало ощущение собственного превосходства и уверенность в том, что его хозяин – беспомощный простак. Томас отогнал его к краю дороги и резанул по левой руке. Ромео отступил, и Томас последовал за ним на каменистое поле. Томас запнулся о камень и получил незначительную рану в предплечье. Он сменил позицию, сделал обманное движение и ударил Ромео по лбу над бровью. С удивленным взглядом Ромео поднял руку, чтобы коснуться кровоточащей раны, и тогда Томас нанес удар.
Ромео упал, получив смертельный удар в грудь. Томас вытащил меч, медленно вытер его от крови и вложил в ножны.
– Вот что бывает с теми, кто поднимает против меня оружие, – холодно сказал он. – И ты зря вовлек меня в свое предательство. – Топот копыт ненадолго отвлек его. Он успел повернуть голову, чтобы увидеть угрюмого мужика на отличной лошади, улепетывающего в панике. Парня, который шел пешком, нигде не было видно. Он снова повернулся к Ромео. – Это ты убил Санксию?
– Нет, молодой мастер, – задыхаясь, сказал Ромео. – И я не знаю, кто это сделал. Она не должна была умереть. Не тогда. – Он закашлялся, изо рта побежала струйка крови, и он широко раскрыл глаза. – И я не знаю, кто убил Марию, – прошептал он. – Она находилась с противоположной стороны от нашего места встречи. Она предала меня и, наверно, была убита каким‑то случайным вором. – Он попытался сардонически засмеяться, закашлялся и окончательно затих.
Бельмонте сложил руки Ромео на груди, перекрестился, пробормотал молитву и поспешил к сердитой молодой особе.
– Госпожа, – сказал он, кланяясь, – Томас де Бельмонте, к вашим услугам. – Он начал развязывать узел веревки, стягивающей ее запястья. – Я не знаю, почему, но мой слуга, который теперь лежит мертвым, похоже, обращался с вами как с пленницей…
– Мы были похищены, – сердито сказала Ракель. – Нас увезли из‑под защиты сестер в монастыре Святого Даниила, пока мы были без сознания. Зачем?
– Я не знаю, – торопливо сказал Томас. – Клянусь Вам. Я знал Ромео как честного человека. Я жестоко ошибался. Но он заплатил за свое предательство.
Ракель потрясла запястьями, освобожденными от веревок, энергично растирая их.
– Донья Исабель очень больна. Она нуждается во внимании и отдыхе, ее нельзя везти по этим диким местам.
Она тревожно посмотрела вниз на землю, отлично сознавая, что она намного опытнее в целительстве, чем в искусстве верховой езды, надменно посмотрела на своего спасителя и, порозовев от смущения, перекинула под юбкой правую ногу поверх лошадиной спины. С внезапно возникшей решительностью она положила руку на плечо Томаса и спрыгнула со своей вышколенной лошадки. Быстрым движением она оправила юбки и поспешила к донье Исабель.
Вспомнив о требовании, которое он подслушал вначале, Томас помчался назад к реке и наполнил кожаную флягу холодной водой. Затем он подошел вслед за девушкой к паланкину.
– Я слышал, как вы просили воды. Могу я помочь вам? Я могу принести столько, сколько потребуется.
– Кто это, Ракель? – Голос из‑за занавески был низок, слаб и очень нежен.
– Томас де Бельмонте, госпожа. Именно его слуга похитил нас.
– Но не по моему приказу, клянусь! – сказал Томас. – Я не могу даже представить себе, почему кто‑то мог решить похитить вас. Но что бы ни пытался сделать Ромео, он уже заплатил за это, госпожа. Я убил его, – спокойно добавил он. – И если есть что‑нибудь, что я мог бы сделать, чтобы воздать вам за ваши страдания, я сделаю это с удовольствием.
– Я хотела бы немного воды, – сказал голос из‑за занавески.
Ракель задвинула занавеску и вынула из узла чашку. Она протянула ее Томасу, который аккуратно наполнил ее из фляги.
Она снова отодвинула занавеску, и Томас посмотрел на лицо, бледное как смерть, окруженное густыми волосами, напоминающими цветом мед и спелую пшеницу, или буковые листья по осени. Ее темные глаза были мягкими и лучились светом. Она улыбнулась, и донья Санксия навсегда покинула его воспоминания. Он почувствовал, что он знал эту красивую девушку, с изогнутыми бровями и тонко очерченным носом, всю свою жизнь; она была похожа на нарисованного святого, или на мраморную статую, или на его величество короля. У него упало сердце.
Девушка выпила, воду и отодвинула чашку.
– Спасибо, дон Томас, – пробормотала она. – За воду и за то, что вы спасли нас. Я Исабель д'Импури, а моя подруга… – она закашлялась и снова потянулась за водой.
– А я – Ракель, дочь лекаря Исаака, – сказала та, когда Томас снова наполнил чашку. – Мы хотели бы вернуться в Жирону.
– Рядом есть гостиница, – сказал Томас. – Я надеялся попасть туда вчера вечером.
– Мы проехали ее меньше часа назад, – сказала Ракель. Она потянулась к своей корзине и вынула кусок льняной ткани. – Если вы позволите, дон Томас, я перевяжу вам рану на руке.
Томас протянул руку. Ракель разрезала рукав и аккуратно перевязала небольшой порез на предплечье.
– Спасибо, госпожа, – сказал он. – Если мне позволено будет предложить, когда вы и донья Исабель будете снова готовы путешествовать, я мог бы сопроводить вас в гостиницу, а затем поехать в Жирону, чтобы сообщить вашим друзьям о том, что вы в безопасности. Я возвращусь на рассвете, чтобы проводить вас назад в монастырь.
– Спасибо, дон Томас. – Голос доньи Исабель был настолько тих, что он приблизился и наклонился, чтобы услышать ее слова. – Вы очень любезны.
Томас покраснел и отступил назад.
– Но сначала я должен найти мою кобылу, внизу у реки, и поймать лошадь Ромео. Под ним был мой конь, – это моя лошадь, потому что мой конь сейчас в Барселоне, у него повреждена задняя нога, а поскольку Кастанья был у Ромео, мне пришлось поехать на этом несчастном животном…
Исабель улыбнулась. Ракель рассмеялась.
– Я развеселил вас, госпожа? – спросил Томас несколько оскорбленно.
– Да, дон Томас, – сказала Ракель. – И я вам очень благодарна. Со вчерашнего дня мы жили в таком странном кошмарном мире, что для нас удовольствие слушать, как вы говорите о своих лошадях так страстно и так рассудительно. Вы ведь не привыкли беседовать с дамами, не так ли?
– Но я секретарь ее величества, доньи Элеонор, – сказал Томас, как будто, это было ответом на вопрос.
– Пожалуйста, поймайте Кастанью, захватите свою кобылу, и давайте покинем это ужасное место, – сказала Ракель.
Глава десятая
Исаак проснулся от легкого прикосновения к его руке.
– Господин, – тихо позвал Юсуф. – Господин, сейчас уже послеполуденное время, и хозяйка спрашивает о вас. Я принес вам немного поесть.
Его хозяин спустил ноги на пол и сел. Он невероятно устал, голова сильно кружилась.
– Я не буду есть. Пока. Принеси мне только кружку воды.
– Вот, господин, – сказал мальчик и вложил кружку ему в руку.
– Теперь, парень, слушай меня. Пойди к хозяйке и скажи ей…
– Сказать ей что, господин?
– Только не правду, – устало произнес Исаак. – Правда состоит в том, что я не могу вынести разговор с нею. Правда в том, что, хотя я окружен книгами, полными мудрости, я не могу ими воспользоваться, потому что Ракели нет. Скажи ей, что мне нужно побыть одному, чтобы подумать, и что я пойду в поля. А затем поешь сам, и мы отправимся.
Исаак умылся холодной водой и надел чистую одежду.
– Мы пересечем реку, – сказал он. – Но небыстро, потому что сегодня утром у меня воспалились суставы и они плохо гнутся. – И они неторопливо отправились к мосту.
Река была все еще бурной после утренней грозы, но небо было ясным, а ветер смягчил жар солнца.
– Куда мы идем, господин? – спросил Юсуф. – Мы пересекли мост.
– Чтобы встретиться с человеком, который давно уже хотел поговорить со мной, – сказал Исаак.
– Да, господин, – сказал Юсуф голосом, полным сомнения.
– Где‑то недалеко отсюда, – сказал Исаак, – есть большое дерево с густой кроной, под которым человек может сидеть в тишине и покое и будет заметен со всех сторон.
– В той стороне, – сказал Юсуф. – Около церкви.
– Отведи меня туда, парень, – сказал Исаак. – Я сяду под деревом и обдумаю все, что требует размышлений.
В полном молчании Юсуф повел своего хозяина через поле.
– Теперь оставь меня. – Исаак устроился под деревом, прислонившись к нему спиной, и жестом показал мальчику, чтобы тот ушел. Он положил руки на колени и сделал несколько глубоких, медленных вдохов.
– Но, господин, – сказал Юсуф, – что я должен сделать?
– Пойди на рынок и поищи ответы, – сказал Исаак сонным голосом.
– На какие вопросы, господин?
– Если ты не можешь найти ответы, значит, сначала надо поискать вопросы, – нетерпеливо произнес Исаак. – Когда найдешь их, возвращайся ко мне. Если увидишь, что я ушел, ищи меня дома.
– Позвольте мне принести вам пищу и питье, господин.
– Нет. Теперь оставь меня.
Юсуф пошел через луг. Но, сделав не больше трех шагов, он остановился и решительно повернулся назад.
– Здесь тот, кто шел за нами, – в его голосе послышались панические нотки.
– Высокий человек, длинноногий, в военной форме?
– Да, господин.
– Посмотри на него внимательно, Юсуф. Он пахнет злом. И скажи мне, когда увидишь его снова.
Томас де Бельмонте осмотрел свое войско – две кроткие дамы и пять лошадей – и расставил их с военной точностью.
– Я поведу пару серых, – сказал он Ракель. – Вы можете вести бедную Блавету и при этом ехать на своем коне, госпожа?
– Конечно, – сказала она и замялась. – По крайней мере я думаю, что могу, дон Томас, – добавила она. – Я никогда не ездила верхом до сегодняшнего дня, как, наверно, вы уже поняли. Но утренняя поездка показалась мне достаточно легкой.
– Отлично, – с сомнением сказал Томас, помогая ей взобраться на спину кобылы. Она расправила юбки, одной рукой подхватила уздечку Блаветы, а другой – узду гнедой кобылы, и ударила лошадь каблуками. Процессия двинулась вперед.
– Если бы я знала заранее, я бы оделась перед сном в дорожное платье, – заметила она, оглядывая свое тонкое льняное платье с кривой улыбкой. Но, несмотря на неудобство, Ракель признавалась себе, что это было самое захватывающее приключение в ее в общем‑то спокойной жизни. С некоторым чувством вины – конечно, ее родители наверняка ужасно беспокоятся, – она поняла, что ей оно очень понравилось. Она отважно повернулась к Бельмонте.
– Как вы оказались у реки, где вы прятались, когда мы проезжали мимо, дон Томас? – лукаво спросила она.
– Прятался, госпожа? Я не прятался, – запротестовал он. – Это из‑за несчастной кобылы, которую вы ведете за собой.
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 97; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!