Домонашеское обучение дзэн в Китае
Согласно историческим данным, Бодхидхарма, первый патриарх китайского дзэн, был первым человеком, который принёс в Китай сердце Будды вместо того, чтобы просто принести его поучения, записанные в форме священных писаний, как это сделали все другие буддийские учёные. Его стихотворение иллюстрирует цель его приезда в Китай:
«Особая передача вне писаний,
Не зависящая от слов и букв;
Прямое указание на природу человека,
Прозрение в собственную природу – стать буддой».
После прибытия в Китай он в течение девяти лет медитировал в небольшой пещере, пока к нему не явился Хуй-кэ. Хуй-кэ попросил Бодхидхарму дать ему наставление. Медитируя лицом к стене, Бодхидхарма не оборачивался к нему три дня и три ночи. В конце концов Хуй-кэ, стоявший по колено в снегу, показал свою устремлённость тем, что отсек себе руку и поднёс её вверх. Увидев это, Бодхидхарма обернулся к нему.
– Моя душа всё ещё не умиротворена. Прошу вас, мастер, успокойте её, – сказал Хуй-кэ. – Принеси сюда свою душу, и я умиротворю её, – ответил Бодхидхарма.
Хуй-кэ на мгновенье поколебался, но в конце концов сказал: «Я искал её эти многие годы, но всё ещё не могу уловить её след!»
– Ну вот, она умиротворена раз и навсегда, – так ответил Бодхидхарма.
Таким образом Хуй-кэ был назначен Вторым Патриархом китайского дзэн. Из этой записи мы знаем, что природа будды, ядро учения Будды, не обязательно постигается благодаря медитации дзадзэн при сиденье (дхьяна).
|
|
|
Центральное учение Бодхидхармы известно под названием «Двух путей и Четырёх Практик». Два пути – это теоретический и практический. В практический путь он включает четыре практики: дхармы с добровольным приятием страдания; практика дхармы с глубоким пониманием кармы, судьбы; практика дхармы без желания и практика дхармы с бескорыстием. Этими четырьмя видами практики утверждён теоретический путь к дхарме.
Здесь мы должны обратить внимание на различие между медитацией Будды (медитация татхагаты и медитацией патриархов китайского дзэн. Медитация патриархов, пожалуй, менее созерцательна, чем медитация татхагаты, обусловленная складом ума индийцев. К примеру, в учении Будды от начинающего требуется практика спокойствия и прозрения. В практике спокойствия существуют пять ограничений ума:
1. Медитация о нечистоте мирской жизни для того, чтобы настроить ум на правильное отношение к страсти и алчности.
2. Медитация о милосердии, чтобы культивировать идею симпатии по отношению к другим и остановить склонность к разгневанности.
3. Медитация о причинности, чтобы избавиться от неведенья.
4. Медитация о разнообразии сфер, чтобы видеть различные точки зрения и избавиться от эгоистических взглядов.
|
|
|
5. Медитация о дыхании, которая ведёт к сосредоточенности и даёт возможность практикующему исправить склонность к рассеянности мыслей.
Когда несовершенный ум практикующего отрегулирован, когда обретено спокойствие, практикующий переходит к следующей стадии.
В практике прозрения существуют четыре ограничения ума:
1. Медитируют о нечистоте тела и полностью постигают ее;
2. Медитируют о пороках ощущений и полностью их постигают;
3. Медитируют о недолговечности или непостоянстве ума и его мыслей и полностью их постигают;
4. Медитируют о преходящем характере четырёх элементов и полностью его постигают.
Детали этого вида практики созерцательной медитации рассмотрены в первой части этой книги. Этот род постепенной душевной процедуры кажется мне типично индийским. Однако китайская медитация патриархов более практична, и её практика осуществляется в повседневных задачах. Достижение умственного расслабления необходимо осуществлять в моменты повседневной жизни практикующего. Также решающее значение имеет экзистенциальных кризис, тотальное потрясение человеческого существа; и когда этот кризис приобретает остроту, он создаёт прорыв. Поэтому каждый раз, когда человек надеется на какую-то цель в будущем, и ему не удаётся её осуществить, возникает кризисные пункт. Когда Хуй-кэ нашёл, за что ему ухватиться, он оказался в самом центре экзистенциального кризиса. И как раз в этот самый момент Бодхидхарма умиротворил его.
|
|
|
Позвольте мне повторить известную историю о Хуй-нэне, Шестом патриархе китайского дзэн. Однажды его мастер потребовал, чтобы каждый из монахов представил стихотворение, показывающее состояние своего ума. Старший монах Шэнь-сю написал: «Это тело – древо бодхи, Душа подобна блестящему зеркалу. Старайся всегда сохранять его чистым И не позволяй собираться на нём пыли». Хуй-нэн, который всё ещё не был монахом, а оставался мирянином, работавшим в домике для очистки риса, тайно написал стихотворение и повесил его на стене. Оно гласило: «Древо бодхи – не древо, Подставка для зеркала – не подставка; С самого начала ничего этого нет. Где же может собираться пыль?» За своё прозрение Хуй-нэн завоевал назначение Шестым патриархом.
Однажды, когда Ма-цзу весь день сидел со скрещенными ногами в медитации в монастыре своего Мастера Нань-юэ, мастер спросил его:
|
|
|
– Что ты стремишься достичь, сидя здесь так, со скрещенными ногами?
– Моё желание – стать буддой, – отвечал Ма-цзу.
На это мастер взял кусок кирпича и начал сильно тереть его о ближайших камень.
– Над чем вы так усердно трудитесь, мастер?– спросил Ма-цзу.
– Я стараюсь превратить кирпич в зеркало, – ответил мастер.
– Господин, но сколько ни три кирпич, из него не сделать зеркала, – возразил Ма-цзу.
– Если нет, тогда сколько ни сиди со скрещенными ногами, как сидишь ты, это не сделает из тебя будду, – сказал мастер.
– Что же тогда мне делать?– спросил Ма-цзу.
– Это подобно тому, как везти повозку. Когда она не движется, что ты будешь стегать бичом – повозку или вола?– спросил Нань-юэ. Ма-цзу не ответил. Мастер продолжал:
– Для чего ты практикуешь это сиденье со скрещенными ногами – чтобы достичь дхьяны или достичь состояния будды? Если это дхьяна, то она состоит не в том, чтобы сидеть или лежать; если это состояние будды, оно не имеет установленных форм. Поскольку будда нигде не имеет местопребывания, никто не в состоянии схватить его; и от него нельзя освободиться. Если ты стремишься к состоянию будды, сидя в этой позе со скрещенными ногами, ты убиваешь его. И пока ты не освободишься от этого вида сиденья, ты никогда не придёшь к истине.
В «Линь-цзи-лю» («3аписки Линь-цзи»), записках основателя риндзай-дзэн, мы читаем следующее:
«Однажды Линь-цзи спал, сидя в дзадзэн в зале для медитации. Случайно в зал вошёл его мастер Ма-цзу и увидел, что он спит. Своей палкой дзэн мастер ударил по деревянной доске, висевшей перед ним. Узнав своего мастера, Линь-цзи спять погрузился в сон. Мастер снова ударил по доске и вернулся в другой зал для дзадзэн, где обнаружил, что старший монах самозабвенно сидит в дзадзэн. Мастер сказал: «Молодой монах Линь-цзи серьёзно практикует дзадзэн. Почему ты понапрасну тратишь время? Монах спросил: «Что вы хотите этим сказать, мастер?» Мастер ещё раз ударил по доске и ушёл.
Как вы, возможно, уже поняли из этих документов, в раннем периоде китайского дзэн медитация со скрещенными ногами была второстепенным делом; и в действительности в ранних текстах дзэн мы не видим ни одной записи о сидячей медитации. К примеру, в «Сутре Помоста» Хуй-нэна дзадзэн ясно определяется фразой: «Не иметь никаких мыслей о внешнем мире, о хорошем и дурном, и не уходить от своего сосредоточения на собственной природе; это называется медитацией дзадзэн. Вполне понятно, что подлинное спокойствие следует сохранять в уме, а не в форме. Если подлинная тишина существует только в спокойствии сидячей медитации, т.е. в спокойствии формы сиденья, она не подействует, когда практикующий выйдет из состояние сидячей медитации и возвратится к своей шумной повседневной жизни. Более действенной медитацией должен быть такой её вид, который полезен в повседневной жизни. И эта мудрость называется мудростью праджня, тождественной медитации дхьяны.
В то время как медитация татхагаты считается постепенным прогрессированием к реальности, к нирване, медитация патриархов представляет собой способ внезапного превращения нереального в реальное. Различие между этими двумя подходами к реальности напоминает мне о знакомом споре между гегельянским подходом к истине и подходом к ней Киркегора. Гегель намеревался достичь истины диалектическим методом; и, как это хорошо известно, динамика его диалектики характеризуется размышлениями об антитезисе, а не объединением двух полюсов в одном синтезе. В результате каждый синтез с необходимостью предполагает другой антитезис. Иными словами, диалектический метод всегда остаётся открытым и не имеет конца. Поэтому, как это критически заметил Киркегор, абсолютное знание Гегеля оказывается всё ещё относительным приближением; это просто вещь, которая «выше, чем…» Наоборот, экзистенциальная диалектика Киркегора является не постепенным, а внезапным схватыванием истины вместо того, чтобы сводить воедино два полюса, индивид должен выбрать один из них. Это выбор «или – или». Между реальным и нереальным нет непрерывности – между ними глубокая бездна, через которую человеку необходимо перепрыгнуть с риском для жизни. Достигнутая таким образом истина является абсолютной. Здесь нет постепенного прогресса, здесь налицо сам конец. Иначе говоря, отправной пункт – это уже цель. Для Киркегора у истины следует спрашивать не «что?», а «как?». Этот подход к истине кажется мне очень близким к подходу дзэн к нирване.
Сказано, что великое сомнение, великая убеждённость и великая воля суть три ключевых элемента, необходимых для достижения осознания истины. Здесь так называемые спокойствие или прозрение оказываются второстепенными. Чем большим будет сомнение, тем большим должно быть осознание – подобно тому, как чем большей оказывается масса льда, тем большим оказывается количество воды после таянья. Существует убеждение, что все человеческие существа обладают одной и той же возможностью достичь великого осознания истины. Для того, чтобы стремиться к осознанию до его полного осуществления, необходима воля. Когда эти три элемента вполне объединены и достигли своего полнейшего развития, сомнение ломается и внезапно преображается в полное осознание. Это осознание сатори. Термин «просветление» кажется мне неподходящим для обозначения этого переживания прорыва; он звучит слишком пассивным, как если бы осознание приходило извне.
Дэшань был хорошо известным буддийским учёным, особенно известным своими исследованиями «Алмазной сутры». Однажды он путешествовал вместе с сотней томов своих комментарием к «Алмазной сутре», которые нёс на спине, – и остановился в небольшом чайном домике, чтобы перекусить (буквальный перевод китайского «тэн цзин» означает «накормить ум»). Некая пожилая женщина спросила его: «Раз уж вы такой великий знаток «Алмазной сутры», вы знаете, что такое там написано: «Нельзя уловить прошлый ум, нельзя достичь и настоящего, нельзя также достичь и будущего ума…» Тогда скажите мне, какой ум вы питаете». Он не смог ответить на этот вопрос – в результате, придя к великому сомнению перед лицом такого простого вопроса, он сжёг все свои комментарии. Женщина дала ему совет разрешить этот вопрос у жившего неподалеку мастера Лунь-тяня. После нескольких лет ученичества однажды вечером, когда Дэшань покидал уединённое жилище мастера, тот сказал ему: «Снаружи темнеет, тебе надо бы взять с собой фонарь». Когда Дэшань взял у мастера фонарь, мастер внезапно задул его; и в этот момент Дэ-шань был пробуждён. У-мэн следующим образом символически комментирует эту ситуацию в первой главе своей книги «У-мэн-гуань», или «Врата без прохода»:
«Собрав воедино своё тело с его тремястами шестьюдесятью костями и суставами и восьмьюдесятью четырьмя тысячами ямочек в коже, тебе надо заняться решением коана «Му». Денно и нощно следует посвятить себя ему без какой-либо мысли о нигилистической пустоте или о бытии и небытии. В надлежащее время ты придёшь к той ступени, где тебе может показаться, что ты пьёшь массу раскалённого железа и никак не можешь его изрыгнуть. Поэтому отмети прочь все ранее существовавшие иллюзии и заблуждения; и постепенно ты дойдёшь до состояния зрелости, в котором внешнее и внутреннее «я» естественно становятся одним. И ты один познаешь себя – так же, как немой не может рассказать о своих снах. Но как только это великое сомнение разобьётся, его сила поразит небеса и приведёт в движение землю…»
Во многих случаях в мистических религиях медитация и молитва совершаются для очищения человека, так чтобы он мог подойти «ближе»к реальности. Но медитации дзэн чуждо понимание прогрессирующего приближения к реальности. В этом отношении медитация дзэн не будет стоять на одной линии с мистицизмом или квиетизмом. Но даже внутри традиции дзэн северная школа китайского дзэн (постепенное осознавание мастера Шэнь-сю) и секта сото японского дзэн, которая утверждает, что осознание сатори всегда осуществляется в самой практике дззн, совершенно отличны от риндзай-дзэн. Риндза-дзэн, к которому я принадлежу, уникален, подчёркивая мудрость праджня гораздо больше, чем медитация дхьяны. Когда мы сравниваем практику риндзай-дзэн с практикой медитации тхеравады, мы понимаем, что в первой существуют характернее свойства китайскогр дзэн.
Дата добавления: 2019-01-14; просмотров: 194; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!