Тельно выше продуктов природы, вполне совпа- дает, по мнению Канта, с просвещенным и серь- езным образом мыслей всех людей, культивирую- щих  в  себе  нравственное  чувство146.



Поэтому интерес к красоте природы состоит, согласно Канту, в некотором родстве с интере- сом моральным, и тот, кого интересует прекрас- ное в природе, может интересоваться им лишь в той мере, в какой — еще прежде этого — его интерес был обоснован на морально добром (am Sittlichguten wohlgegründet hat)147,

 

Учение об искусстве

Учение о художественной деятельности

(о «гении»)

Положения, развитые Кантом в «Аналитике пре- красного» и в «Аналитике возвышенного», в зна- чительной мере подготовляют его учение об ис- кусстве: о субъекте художественного творчества (художнике) и о системе, или классификации, ис- кусств.

Приступая к анализу этой части эстетики Кан- та, мы должны предупредить об одном неизбеж- но возникающем здесь разочаровании. Учение Канта о художественной деятельности и об искус- стве только в слабой степени было основано на личном художественном опыте Канта, на его непосредственном знакомстве с произве- дениями искусства. В особенности это отно- сится к современному Канту искусству, в том числе немецкому. Из «Критики способности суж- дения» (1790), из предшествующей ей переписки Канта не видно, чтобы общение с произведения- ми развивавшегося в то время искусства было важным и значительным условием духовной жиз- ни Канта, а также основой для его эстетических выводов и положений. Мимо Канта прошли, не проложив глубокого следа в его эстетическом развитии, литературные явления «Sturm und

 

146 Там же, стр. 314.

147 Там же, стр. 315.


Drang», произведения молодого Гёте,— вплоть до

«Страданий молодого Вертера» и «Гёца фон Бер- лихингена».

Правда, некоторые исследователи эстетики Кан- та заходят чересчур далеко. Они отказывают Кан- ту в каком бы то ни было понимании искусст- ва148 . Как бы ни были преувеличены эти суж- дения, общеизвестной и установленной остается полная некомпетентность Канта в музыке. Да и с поэзией дело обстоит немногим лучше. В «Кри- тике способности суждения» Виланд оценивается Кантом как соперник Гомера. Для пояснения центрального понятия своей эстетики — понятия

«эстетической идеи» — Кант ссылается как на образец на рассудочную поэму прусского короля Фридриха II и цитирует стихотворение Витгофа (Vithof), профессора морали и медицины, а в поэзии жалкого имитатора Галлера. Нельзя не счесть законным удивление Нивелля, который на- поминает, что все это писалось в 1790 году!149 .

Но еще удивительнее, что слабый личный худо- жественный опыт Канта не лишил его возможно- сти и в эстетике проявить большую силу мысли. Кант как художественный критик не существует. Но Кант-эстетик — классическое явление в исто- рии эстетической мысли.

Учение об искусстве и художественной дея- тельности строится у Канта на основе его теории прекрасного. Художественную деятельность Кант определяет как человеческую активность, направ-

 

148 См. об этом V. Basch. Essai critique sur l'esthétique de Kant, Paris, 1927; Dietrich. Das System der Künste in der Aesthetik Kants und der engeren kantischen Schule unter besonderer Berücksichtigung der dramatischen Kunst. Jena, 1930, Diss., S. 19. Denckmann (Kants Philoso- phie des Aesthetischen) согласен признать за Кантом только чувство прекрасного. Но и Менцер, пытающий- ся реабилитировать художественную осведомленность и компетентность Канта, признает, что знакомство Канта с художественной литературой остановилось до начала «Sturm und Drang» (см. Р. Menzer. Kants Aes- thetik in ihrer Entwicklung. Berlin, Akademie-Verlag, 1952).

149 Armand Niveile. Указ. соч., стр. 350—351.


Ленную на создание прекрасного, а искусство — как проекцию в предмет субъективной гармонии наших способностей.

Искусство — параллель вкуса. Как вкус — авто- номная способность, так и искусство — деятель- ность специфическая и несводимая к другим явле- ниям. Оно отличается и от природы, и от науки, и от ремесла, и от техники.

Оно отличается от природы, как порождение или делание (Tun) отличается от действия вооб- ще (Wirken), и продукт искусства, как произведе- ние искусства, отличается от результата действия, от  простого  следствия150.  Искусство — создание чего-либо через свободу, т. е. через решение, в основе которого акт разума. Поэтому пра- вильно построенные пчелами восковые ячейки мо- гут быть названы произведениями искусства толь- ко по аналогии с художеством: они — лишь про- дукт их природы и свойственного им инстинкта. В искусстве представление о цели должно пред- шествовать действительности произведения.

Искусство отличается от науки, как способность

«знать» (können) отличается от способности зна- ния (wissen), как техника от теории. Даже са- мое лучшее знание не означает искусства, если недостает умения претворить знание в дело.

Искусство отличается от ремесла, как свободная игра, или как занятие, приятное само по себе. Напротив, ремесло — занятие, которое само по себе неприятно, связано с трудом и привлекает только своим полезным результатом151.

Однако при всем отличии искусства от ремесла между ними, по Канту, остается и нечто общее. Во всех искусствах необходимо есть нечто меха-

150 Иммануил Кант. Сочинения в шести томах, т. 5, стр. 318.

151 Характеристика ремесла у Канта отражает период, когда типичная для феодального общества связь ремес- ла с искусством уже в значительной мере порвалась, патриархальное отношение к ремеслу уступило место прозаическому взгляду на ремесло, исключительно как на средство существования, и когда ремесленник начал видеть в ремесле только труд.


ническое, некая техническая сноровка. Если бы она полностью отсутствовала, то дух, который в искусстве должен быть свободным и который один способен оживлять работу, «был бы лишен тела и  совершенно улетучился бы»152 .

Все искусства делятся на механические и эсте- тические. Механическое искусство основано на по- знании о возможном предмете и делает только то, что необходимо для реализации этого предме- та. Эстетическое искусство имеет непосредствен- ной задачей не реализацию предмета, а порож- дение чувства удовольствия (das Gefühl der Lust)153.

В свою очередь эстетическое искусство бывает или приятное, или изящное искусство (entweder angenehme oder schöne Kunst). В приятных искусствах цель искусства — чтобы удовольствие сопровождало наши представления только в виде ощущения. В изящных искусствах цель искусст- ва — в том, чтобы удовольствие сопровождало наши представления как виды познания (als Er- kenntnisarten)154 .

В кантовском отграничении художественного искусства от приятного вновь выступает мысль Канта об общественной функции искусства: хотя произведение изящного искусства — самоцельно, оно все же содействует культуре душевных сил в деле общительности и сообщения (zur geselli- gen  Mitteilung)155 .

Сама же сообщаемость удовольствия, доставляе- мого произведениями искусства, основывается, по Канту, на особом свойстве художественных произ- ведений: будучи произведениями искусства и принципиально отличаясь как такие от природы, произведения эти одновременно кажутся нам са- мой природой. Парадоксальность искусства сопер- ничает здесь с парадоксальностью природы: при- рода прекрасна, если имеет вид искусства, а искус-

 

152 Иммануил   Кант. Сочинения в шести томах, т. 5, стр. 319.

153 Там же, стр. 320.

154 Там ж е .

155 Там же, стр. 321.


ство прекрасно, если мы видим в нем искусство, несмотря на то, что оно кажется нам природой156. Другими словами, на произведения изящных ис- кусств надо смотреть как на природу и в то же время сознавать, что они все-таки — произве- дения искусства.

Но что может означать, что произведение искус- ства кажется нам самой природой? Отнюдь не то, что мы отождествляем его с физическими по- рождениями природы. Это значит только, что про- изведение искусства — не вымучено; в нем не сквозит школьная и педантичная форма; в его выполнении не видно, чтобы при создании его пе- ред глазами художника неотступно стояло пра- вило, налагающее оковы на его духовные силы.

Эти положения подводят Канта к его учению  о

«гении». В § 46 «Критики» доказывается, что

«изящное искусство» есть произведение «гения». Под «гением» Кант понимает специфический та- лант, или прирожденную способность к созданию образцовых произведений искусства, т. е. таких, которые дают искусству правила157.

Термин «гений» выбран Кантом неудачно. Он почти неизбежно внушает представление, будто ху- дожник, автор произведений изящных искусств, в его представлении есть человек, наделенный высшей степенью умственной одаренности, возвы- шающей его над всеми людьми.

В послекантовской философии и эстетике по- добный взгляд действительно развивали некоторые романтики. Они противопоставили художника как гения (в смысле наивысшей умственной одарен- ности) — тупой «толпе», или «черни». Обыден- ность мыслит-де посредством обычных форм и пра- вил рассудочной логики с ее законом противоре- чия. Напротив, «гений» как аристократ духа, воз- вышается над плоским уровнем обычной логики. Для него не существует запрета логического про- тиворечия. Он видит единство противоположностей там, где обыденный рассудок усматривает только

 

156 Там же, стр. 322.

157 Там же, стр. 323.

1/2  17  В.  Ф.  Асмус                497


их несовместимость. Средством такого усмотрения для «гения» является «интуиция», непосредст- венное видение, свойственное художнику и философу.

Согласно этому взгляду, «гений» — редкое иск- лючение среди человеческого множества. Это — избранник духа. Художники и философы — про- видцы, духовные светочи и вожди человечества. Их интуиция — обнаружение высшей познаватель- ной и мыслительной силы.

Характерное для Шеллинга, Шопенгауэра, ро- мантиков, воззрение это не имеет ничего общего с пониманием «гения» у Канта. Для Канта «ге- ний» — вовсе не степень умственной и познава- тельной одаренности, а только особый, специфи- ческий тип творческой одаренности в искусстве.

«Гений» Канта — не то, что возвышает одних лю- дей над всеми другими, а то, что отличает один вид духовной организации от другой, ничуть не менее ценной. «Гений», в смысле Канта,— не исключение, для которого не писаны обычные за- коны логики и здравого смысла, обычные нормы морали и общежития158.

«Гений», в смысле Канта, есть лишь образцовая оригинальность в создании художественных про- изведений. Необходимость «гения» — в этом смыс- ле — Кант выводит из самой природы произведе- ний изящных искусств. Суждение о красоте та- ких произведений не может быть выведено из правил, в основе которых лежит понятие. Но в то же время без предшествующего правила ни- какое произведение искусства не может оказать- ся художественным. Поэтому сама природа должна дать направление способности художника и, та- ким образом, дать искусству правило.

Это — и только это — означает, по Канту, что искусство возможно лишь как продукт «гения»:

 

158 Этот — далекий от романтического — характер кантов- ского понятия о «гении» прекрасно понял Т. И. Райнов, автор содержательной интерпретирующей работы о Канте (T. И. Райнов, Теория искусства Канта в связи с его теорией науки.— «Вопросы теории и психологии творчества», т. VI. Харьков, 1915, стр. 299—323).

 

498


понятый в этом смысле «гений», т. е. попросту художник, создающий произведения подлинного искусства, характеризуется следующими чертами:

1) оригинальностью. «Гений» — не ловкость в со- здании того, что можно изучить по какому-ни- будь правилу. «Гений» — талант создавать то, для чего не может быть никаких определенных пра- вил. Поэтому оригинальность первое его свой- ство; 2) «гений» отличается не просто ориги- нальностью, но непременно образцовой ориги- нальностью. Оригинальной, вообще говоря, может быть и нелепость. Напротив, произведения «ге- ния» должны быть образцами: возникнув вовсе не из подражания, они сами должны стать приме- ром для подражания другим; 3) создавая образ- цовое произведение искусства, «гений» не отдает ни самому себе, ни другим отчета в том, каким образом являются в нем идеи для его произве- дения; свое правило он дает здесь так, как если бы он был самой природой; 4) он предписывает правила не науке, а только искусству. Больше того. И искусству он предписывает правила лишь в той мере, в какой искусство является изящ- ным искусством159.

В пояснение своей мысли о сущности художе- ственного «гения» Кант развил в § 47 «Крити- ки способности суждения» параллель между «ге- нием» в искусстве и талантом в науке. Эта па- раллель неудачная и во многом способствовала сближению взгляда Канта со взглядами последую- щих романтиков. К идее о специфическом харак- тере различия между художественным и научным творчеством здесь у Канта примешана и идея о доступном максимуме творческой одаренности. Кант доказывает здесь, будто в науке даже вели- чайший ум «отличается от жалкого подражателя и ученика только по степени — тогда как от того, кого природа наделила способностью к изящным искусствам, он отличается специфически»160.

 

159 Иммануил Кант. Сочинения в шести томах, т. 5, стр. 323—324.

160 Там же, стр. 325.


Верно, что искусство и наука отличаются спе- цифически. Но ошибочно и странно думать, будто разница между скромным подражателем и творче- ским гением невозможна в науке. Кант явно сме- шал здесь два понятия: понятие о способности усвоения результатов научного творчества с поня- тием о самом научном творчестве. Кант прав, когда утверждает, что в науке даже величайшие ее результаты принципиально доступны для усвое- ния всеми, даже посредственными умами. Но он совершенно неправ, когда именно в этой доступ- ности он видит черту специфического отличия нау- ки от искусства. В искусстве, как и в науке, не надо быть Сервантесом или Львом Толстым, для того чтобы с восхищением читать «Дон-Кихота» или «Войну и мир».

Впрочем, в том же параграфе (§ 47), где про- водится эта сбивающая читателя параллель, Кант развивает правильную мысль о возможности и не- обходимости обучения в искусстве. Нельзя нау- читься у других, как создавать образцовые оригинальные произведения искусства. Но мож- но — и должно — учиться в искусстве тому, что относится к необходимой для каждого искусства технической сноровке. В этом — но и только в этом — смысле Кант признал, что «нечто согласное со школьными правилами», как он выражается, всегда составляло «существенное условие искусст- ва»161 . Необходимы определенные правила, от ко- торых нельзя отказаться. Только неглубокие умы думают, будто лучше скакать на бешеном коне, чем на школьной кляче, и будто нет лучшего способа доказать свою гениальность, как наотрез отказаться от школьной принудительности всех правил. Гений (здесь это слово Кант употребля- ет уже не в своем специфическом, а в обычном смысле — высшей степени одаренности) может дать только богатый материал для продуктов изящного искусства, но обработка этого материа-

 

 

161 Иммануил Кант.  Сочинения  в  шести  томах,  т.  5, стр. 326.


ла и форма требуют таланта,  развитого     шко- лой162 .

Итак, «гений» Канта — попросту субъект твор- чества, автор произведений изящного искусства. Термин «гений» не должен нас смущать и вну- шать ассоциации, связанные со значением, какое этот термин приобрел впоследствии.

Учение Канта о «гении» — сложно и отмечено противоречиями.

Предпосылку этого учения составляет мысль о первенстве прекрасного над природой. Прекрасное в природе открывается только через прекрасное в искусстве. Так было исторически: об этом сви- детельствует история искусства. Кант возводит этот факт в ранг эстетической теории. При этом отношение искусства к природе, которое античная эстетика рассматривала как отношение подража- ния, у Канта переворачивается. Искусство — не подражание природе, а модель для нее, идея об- разца.

Природа кажется прекрасной только при усло- вии, если являет целесообразность — аналогичную той, которой руководится художник («гений»). Искусство, объявленное автономным по отноше- нию к морали, провозглашается автономным так- же и по отношению к природе. Природа стано- вится для искусства уже не образцом, а только орудием — единственным чувственным средством, которым оно располагает.

Суждение о красоте природы требует только вкуса. Возможность художественной красоты тре- бует «гения»163. Чтобы судить о красоте при- роды, нет необходимости заранее иметь понятие о том, какой вещью должен быть этот предмет. Но чтобы назвать прекрасным произведение искус- ства, в основу необходимо положить понятие о том, чем должна быть эта вещь (ein Begriff... was das Ding sein soll), а также принять во внимание совершенство вещи (die Vollkommen-

 

 

162 Там ж е .

163 Там же, стр. 327.


heit  des Dinges  in Anschlag gebracht werden müssen)164.

Этим, по Канту, обусловлено преимущество искусства и художественного «гения» над приро- дой. Искусство способно прекрасно изображать вещи, которые в природе являются отвратитель- ными или безобразными. Единственный вид безо- бразного природы, который нельзя изобразить средствами искусства, не уничтожая вконец вся- кого эстетического удовольствия и всякой красо- ты,— отвратительное (welche Ekel erweckt). Отвратительное мы не можем считать прекрасным уже потому, что в этом случае наше художест- венное представление о предмете мы не отлича- ем от самой природы этого предмета. И Кант об- ращает внимание на то, что скульптура избегает непосредственного изображения отвратительных предметов. Причина этому, с его точки зрения, та, что в произведениях скульптуры искусство почти сливается с природой.

Как и другие разделы эстетики Канта, учение о «гении» — не только личное достояние Канта. Понятие о «гении» как о врожденной способно- сти к искусству появляется в немецкой эстетике, начиная с Баумгартена. Уже он пользовался тер- мином о «прирожденном» эстетическом гении (и темпераменте): ingenium (et temperamentum) aestheticum connatum. Естественную прирож- денную способность видит в «гении» также и Зуль- цер. При этом, однако, Зульцер отмечает недо- статочность гения для творчества красоты: для этого необходима также соответствующая техни- ка165,  разум166,  суждение167.  По  Гердеру,  «ге- ний» — «высший, небесный дух, действующий по законам природы, согласно с собственной приро- дой,  на  пользу  человеку»168;  «гений»  — врож- денная способность, происходящая из  начала,

 

164 См. Sulzer. Allgemeine Theorie der schönen Künste (сr.

«Kunst»).

165 Там же.

166 Там же, ст. «Anständig».

167 Там же, ст. «Dichter».

168 Herder. Kalligone, XXII, S. 205.


трансцендентного по отношению к человеческому духу169.

Наиболее характерной и в то же время не- сколько неожиданной для Канта чертой его уче- ния о «гении» надо признать несводимость «ге- ния» к началам, которые могут быть познаны обычными средствами познания. С алогической тенденцией романтизма учение Канта сближает не мысль о более высоком достоинстве «гения» сравнительно с умом, опирающимся на рассудок и разум, а именно его учение о невозможности рационального объяснения «гения». Только в этом отношении взгляды Канта могут быть сопо- ставляемы с идеями художников и эстетиков ро- мантизма, а также «Sturm und Drang». Одна- ко генетически этот взгляд Канта не столько свя- зан с движением «Sturm und Drang», сколько вос- ходит к традиции немецкой эстетики после Баум- гартена.

Согласно этому взгляду, произведение «гения», т. е. истинного художника, возникает способом, непознаваемым для ясного сознания. Художник не отдает себе отчета в том, каким образом в нем рождаются и действуют его идеи. Он не в состоя- нии ни описать — в понятиях науки — собствен- ную внутреннюю деятельность, ни передать дру- гим метод, необходимый для создания произве- дений, подобных его собственным. «Гений сам не может описать или научно показать,— пишет Кант,— как он создает свое произведение»170. Он дает свое правило, как природа. Поэтому автор произведения даже сам не знает, каким образом в нем являются идеи, и даже не в его власти произвольно и преднамеренно измышлять такие произведения и передавать свое искусство другим, сообщая правила, которые и других сде- лали бы способными создать подобные же произ- ведения171.

 

169 Там же, стр.  197        (см. Armand Nivelle. Указ. соч., стр. 248).

170 Иммануил Кант.  Сочинения  в    шести томах, т. 5,

стр. 323.

171 Там же, стр. 324.


И все же Кант — не иррационалист в эстети- ке! Так как, по Канту, искусство — деятель- ность, предполагающая знание цели, которой оно подчиняется, то он, как справедливо указывает Нивелль172 , предполагает решающее привхожде- ние разума, формирующего основное понятие. И эта мысль о вторжении в творческий процесс разума сближает Канта с Лессингом. И действи- тельно: отличительной чертой подлинного гения Лессинг считает основанное на разуме намерение (Absicht)173. Сама идея о том, что гений дает правила искусству, также свойственна Лессингу. Но у него она основывается на более глубоком познании сущности искусств и их специфических целей. Это познание и есть, по Лессингу, достоя- ние гения. Оно отличает гения от посредствен- ности и позволяет ему пренебрегать произволь- ными правилами и, устанавливать истинные законы искусства, согласующиеся с порядком природы.

Рассматривая учение Канта о «гении», исследо- ватели давно заметили в эстетике Канта противо- речие. В вопросе об отношении искусства к при- роде Кант признал первенство искусства. Но в учении о «гении» он как будто отстаивает пер- венство природы: «гений» выступает у него как бессознательный проводник правил, данных самой природой, как персонифицированная в лице ху- дожника природа.

Противоречие это окажется мнимым, как толь- ко мы поймем, что в обоих утверждениях термин

«природа» имеет  у Канта не один и тот же, а различный смысл. В первом случае — там, где утверждается первенство искусства,— Кант имеет в виду природу как мир явлений. Во втором — там, где утверждается первенство природы, под

«природой» понимается мир умопостигаемый. Что- бы быть прекрасной, вещь, принадлежащая к миру явлений, должна казаться произведением искус- ства или быть им. Но как порождение  гения,

 

172 Armand Nivelle. Указ. соч., стр. 338.

173 Lessing. Hamburgische Dramaturgie, III.


произведение искусства само есть выражение мира сверхчувственного, обнаружение умопости- гаемого субстрата наших способностей.

Поэтому неправ Виктор Баш 174 , который в кан- товской теории «гения» видит явное противоречие и «аномалию» учения Канта, именно — уступку эмпиризму. Учение Канта о «гении» вполне укла- дывается в русло кантовского трансценденталь- ного идеализма: Кант всюду постулирует сверх- чувственное единство наших способностей. В «ге- нии» это единство обнаруживается и оказывается продуктивным. В гениальной деятельности худож- ника выражается природа, как она существует в себе, в качестве умопостигаемого. В своей эстети- ке Кант — такой же идеалист, какой он — в эти- ке, и самый идеализм его — не эмпирический, как, например, у Юма, а предполагает двойственность (дуализм) мира явлений («феноменального») и мира умопостигаемого («ноуменального»). Осо- бенность эстетики Канта (но отнюдь не внутрен- нее ее противоречие, как ошибочно полагает Баш) — только в том, что в теории «гения» у Канта сильнее, чем в других частях его системы, подчеркивается роль индивидуального. Здесь Кант приближается к своему постоянному противнику в эстетике — Гердеру175.

 

Учение об эстетических идеях

Понятие о «гении» вплотную подводит Канта к понятию об «эстетических идеях». Сформули- ровав определение «гения», Кант немедленно ста- вит вопрос о том, какая способность души созда- ет «гения». Ответ на этот вопрос и дает кантов- ская теория «эстетических идей».

По Канту, формальная слаженность художест- венного, например поэтического, произведения еще не делает его подлинным произведением искусст-

 

174 Victor Basch. Essai critique sur l'esthétique de Kant, p. 479.

175 Превосходные соображения по этому вопросу  см.

у Нивелля (Armand Nivelle. Указ. соч., стр. 338—339).

18 В. Ф.  Асмус                                  505


ва. «Стихотворение,— говорит Кант,— может быть очень милым и изящным, но лишенным духа» (Ein Gedicht kann recht nett und elegant sein, aber es ist ohne Geist)176 .

Произведение искусства может даже не заклю- чать в себе ничего заслуживающего порицания с точки зрения вкуса и все же — быть лишенным духа.

Что же такое этот «дух»? В эстетическом смысле под «духом» Кант понимает принцип, оживляющий материал художественного произве- дения, иначе — то, что приводит душевные силы в целесообразное движение, порождает игру, ко- торая поддерживается сама собой и даже увели- чивает наши силы. И Кант утверждает, что этот принцип — не что иное, как «способность изобра- жения эстетических идей». Под «эстетической идеей» Кант понимает, согласно его собственно- му разъяснению, «представление воображения, ко- торое дает повод много думать, причем, однако никакая определенная мысль, т. е. никакое понятие, не может быть адекватной ему и, следо- вательно, никакой язык не в  состоянии полно- стью достигнуть его и сделать его понят- ным»177 . И Кант тут же поясняет, что «эстети- ческая идея» соответствует «идее разума». Раз- личие между ними — то, что идея разума

«наоборот, есть понятие, которому никакое созер- цание (представление воображения) не может быть адекватным»178.

Кант называет такие представления воображе- ния «идеями». Они стремятся к тому, что лежит вне границ опыта, пытаются приблизиться к изо- бражению понятий разума (интеллектуальных идей). Это стремление дает им вид объективной реальности, и дает его потому, что эстетическим идеям как внутренним созерцаниям не может быть вполне адекватно никакое понятие.

 

176 Иммануил Кант.    Сочинения в шести  томах,  т. 5, стр. 330.

177 Там же.

178 Там же .


Так поэт стремится, по Канту, представлять в чувственной форме идеи разума о вечности, о тво- рении или же то, что, хотя и находит примеры в опыте (смерть, зависть, любовь, славу и т. д.), но выходит за пределы опыта. Посредством вооб- ражения, которое по следам разума стремится до- стигнуть все большего и большего, поэт пытается дать во всей полноте чувственный образ того, для чего в природе нет примера. Эта способность к созданию эстетических идей свойственна всем искусствам, но она может сказаться в своем полном объеме только в поэзии. И Кант поясня- ет, что, рассматриваемая сама по себе, эта спо- собность и есть собственно то, что называют та- лантом179.

Воображение будет творческим в эстетическом смысле, если оно дает пластическое изображение понятия, способное само по себе порождать повод думать — и притом думать так много, что этого никогда нельзя охватить в определенном понятии. Такое представление расширяет само понятие до безграничности. Оно приводит в движение способ- ность интеллектуальных идей разума — именно для того, чтобы по поводу этого представления мыслить больше, чем непосредственно восприни- мается в самом представлении и может быть сде- лано в нем ясным.

Там, где формы сами по себе не создают пла- стического изображения данного понятия, они мо- гут выражать соединенные с ним следствия и родство с другими. Такие формы называются эсте- тическими атрибутами предмета. И в этом случае понятие о предмете как идея разума не может быть изображено адекватно. Такие атрибуты дают эстетические идеи, которые служат вместо логи- ческого изображения идеи разума. Их цель — ожи- вить душу и открыть нам вид на необозримое поле сродных представлений.

Искусство оперирует эстетическими атрибутами

не только в живописи и в скульптуре, в которых


средства эти постоянно применяются, но также и в других видах искусства. Так, по Канту, поэзия заимствует дух, оживляющий ее произведения, исключительно из эстетических атрибутов предме- та. Они идут рядом с логическими и дают вооб- ражению полет, при котором можно мыслить — хотя и смутно — гораздо больше того, что может быть выражено в понятии и в словесном выраже- нии180 .

Таким образом, кантовская «эстетическая идея» — это представление воображения, соеди- ненное с данным понятием. В своей свободной деятельности оно связано с разнообразием частных представлений. Для этого разнообразия нельзя найти ни одного выражения, которое обозначало бы  определенное  понятие181 .

В «эстетической идее» рассудок через свои по- нятия никогда не достигает полного внутреннего созерцания воображения, которое соединяет это созерцание с данным представлением. А так как перевести представление воображения в поня- тие — это собственно значит объяснить его, то

«эстетическую идею» можно, по Канту, назвать

«необъяснимым представлением воображения» — в его свободной игре (eine inexponible Vorstel- lung) 182 .

Понятие об «эстетической идее» приводит Кан- та к новому определению прекрасного. В свете понятия об «эстетической идее» Кант заново опре- деляет красоту как «выражение эстетических идей» (Ausdruck ästhetischer Ideen)183. При этом возможны два случая. В изящном искусст- ве поводом для эстетической идеи является по- нятие о предмете. В прекрасной природе пово- дом для эстетической идеи служит только рефлек- сия о данном созерцании. Чтобы пробудить идею, для которой данный предмет рассматривается как

 

180 Иммануил Кант. Сочинения в шести томах, т. 5, стр. 332.

181 Там же, стр. 333.

182 Там же, стр. 363.


ее выражение, здесь не требуется понятие о том, чем должен быть предмет184.

С другой стороны, понятие об «эстетической идее» дает Канту возможность завершить харак- теристику «гения», т. е. субъекта художественно- го творчества. Суммируя результаты своего ана- лиза, Кант выделяет как характерные для худож- ника четыре черты. Художественный талант — это, во-первых, талант не к науке, а к искусст- ву. Если бы он был талантом к науке, то его деятельности должны были бы предшествовать известные правила, определяющие ее приемы.

Во-вторых, художественный талант предполага- ет не только рассудок, не только определенное понятие о произведении как о цели; он предпо- лагает также представление — пусть неопределен- ное — о материале, о созерцании, необходимом для пластического изображения понятия. А это значит, что художественный талант предполагает отношение воображения к рассудку.

В-третьих, художественный талант обнаружи- вается не столько в выполнении преднамеренной цели — в пластическом изображении определенно- го понятия, сколько скорее в зарождении и в ра- скрытии «эстетических идей», заключающих в себе богатый материал для этой цели. Другими слова- ми, художественный талант создает возможность представить само воображение как свободное от всякого подчинения правилам и как целесообраз- ное для пластического изображения данного по- нятия.

Наконец, в-четвертых, художественный талант предполагает ненамеренную субъективную целе- сообразность в свободном соответствии воображе- ния с закономерностью рассудка. Более того. Он предполагает такой подъем и такое состояние этой способности, каких нельзя достигнуть, следуя оп- ределенным правилам науки и механического подражания. Способность эту может дать только природа субъекта185.

 

184 Там же, стр. 338.

185 Там же, стр.  335.


Там, где эти условия соединяются в деятель- ности художника, возникает произведение изящ- ного искусства, которое может быть названо про- изведением «гения». Такое произведение, однаж- ды возникнув, являет образец, или пример. Но это — не пример для школьнического подражания. Если бы оно было предметом такого подражания, в нем погибло бы именно то, что в нем состав- ляет «гений» и в чем заключается оживляющий и животворящий «дух» произведения. Произведе- ние «гения» пример только для другого «гения». Последний, взирая на образцовое произведение, вовсе не думает создать его повторение или ко- пию. Под влиянием воспринятого произведения в нем только пробуждается чувство собственной оригинальности (seiner  eigenen Originalität). Он стремится проявить в искусстве свободу от принудительности правил, но таким образом, что- бы через собственную деятельность дать искусст- ву новое правило и тем самым проявить свой талант как образцовый186.

Наоборот, бездарное подражание есть только

«обезьянничанье» (Nachäffung). Такой подра- жатель старается скопировать все — вплоть до того, что у гения неудачно, но что гений дол- жен был все же оставить, чтобы не ослабить сво- ей идеи. У гения это — не недостаток, а заслу- га — заслуга смелости. Однако дозволительные для гения смелость выражения и некоторые укло- нения от общих правил не терпят подражания и — сами по себе — всегда остаются недостат- ками.

Особый вид «обезьянничанья» — манерность (das Manierieren). Это — обезьянничанье ориги- нальности. При нем хотят во что бы то ни стало и как можно дальше уйти от всякого подража- ния, но не обладают талантом, настолько силь- ным, чтобы достигаемая таким путем оригиналь- ность могла стать образцовой (musterhaft). В манерном художественном произведении выра-

 

186 Иммануил Кант. Сочинения в шести томах, т. 5, стр. 335.


жение идеи рассчитано только на своеобразность и потому не соразмерно с идеей187 .

Для понимания кантовского учения о «гении» и тесно связанной с этим учением классифика- ции искусств очень важно учесть, что, по Канту, художественное произведение всегда являет неко- торое соединение вкуса с гением. Соединение это не всегда бывает гармоничным.

Каждый из этих двух элементов художествен- ного произведения выполняет свою особую функ- цию. Вкус, как и способность  суждения,   есть дисциплина гения, его школа. Вкус сильно подре- зывает  крылья  гения                                               (beschneidet diesem sehr die Flügel), он делает его благовоспитанным и отшлифованным. Вместе с тем вкус дает «гению» руководящую нить: он показывает, в каком на- правлении и как далеко гений может идти, оста- ваясь  целесообразным.  Вкус вносит ясность и порядок в полноту художественного мышления. Благодаря вкусу, гений становится способным к устойчивости в идеях, к прочному и постоянно идущему вперед развитию. Качества эти вызывают всеобщее одобрение и побуждают к работе других. В глазах Канта эта роль вкуса настолько важ- на в искусстве, что если в одном и том же про- изведении между «гением» и «вкусом» возникает конфликт и если одним из двух необходимо по- жертвовать, то в жертву должен быть принесен

«гений». Ибо способность суждения скорее должна положить границу свободе и богатству воображе- ния, чем рассудку188.

 

Классификация искусств

Эстетика Канта завершается классификацией искусств.

Правда, сам Кант не рассматривал эту класси- фикацию как законченную теорию. Он видел в ней только один из возможных опытов, но он полагал все же, что этот опыт должен быть сде-

 

187 Там же, стр. 386.

188 Там же, стр. 337.


лан. Это естественно. Классификация искусств Канта непосредственно примыкает к его теории вкуса и гения. В ней отражаются основные чер- ты и основные противоречия этой теории.

Так как красота для Канта есть выражение эстетических идей, то подразделение искусств Кант основывает на аналогии искусства с тем видом выражения, которым люди пользуются в языке. Выражение это привлекает внимание Кан- та потому, что с его помощью люди делятся не только понятиями, но и ощущениями.

Способность говорящего сообщать свои состоя- ния другим обусловлена соединением трех средств сообщения. Это — 1) слово, или артикуляция,

2) движение, или жестикуляция, и 3) тон, или модуляция.

Соответственно этим трем средствам сообщения Кант различает три вида изящных искусств. Это — 1) искусства словесные, 2) искусства пла- стические и 3) искусство игры ощущений.

Будучи различными средствами выражения, искусства могут, по Канту, делиться на 1) искус- ство выражения мыслей и 2) искусство выраже- ния созерцания. Впрочем, это последнее деление Кант не развивает, так как считает его слишком отвлеченным и уклоняющимся от обычных поня- тий.

В словесных искусствах Кант различает искус- ство красноречия и искусство поэзии. Красноречие ведет работу разума, как свободную игру вообра- жения, а поэзия, наоборот, ведет свободную игру воображения, как дело разума.

Это значит следующее. Оратор имеет  в  виду дело, но ведет его так, как если бы это дело было только игрой с идеями, цель которой — только за- интересовать слушателей. Напротив, поэт обещает своим читателям или слушателям как  будто  толь- ко интересную для них игру с  идеями,  однако при этом делает для рассудка  так  много,                                                                         как если бы целью его было только дело рассудка. Поэтому, хотя оратор дает нечто, чего он не обещал,— интересную игру воображения, он  все же не исполняет того, что было им обещано и что


было его настоящим замыслом,— не дает целесооб- разной деятельности рассудка. В сущности, он де- лает меньше того, что он обещал.

Наоборот, поэт обещает немногое: он предпола- гает только игру с идеями. Однако, создавая про- изведение, он производит нечто такое, что достой- но уже не игры, а работы: играя, он дает рас- судку пищу, а посредством воображения дает жизнь его понятиям.

По существу, он дает больше того, что им было обещано189.

И в случае искусства красноречия и в случае искусства поэзии соединение чувственности и рас- судка и их гармония не должны быть преднаме- ренными. Все должно казаться так, словно проис- ходит само собой. Хотя чувственность и рассудок не могут обойтись друг без друга, соединение их не должно быть принудительным, и они не долж- ны перебивать друг друга. Где это условие не выполняется, там нет и произведения искусства. Вторая группа искусств — пластические искус- ства. В них идея выражается в чувственном созер- цании, а не через представление простого вооб-

ражения.

В свою очередь пластические искусства делятся на искусство чувственной правды и на искусство чувственной видимости. Искусство чувственной правды — это пластика (скульптура и архитекту- ра) . Искусство чувственной видимости — это жи- вопись.

И пластика, и живопись для выражения своих идей создают в пространстве фигуры. Пластика создает эти фигуры для зрения и осязания, жи- вопись — только для зрения.

В основе живописи и скульптуры лежит эстети- ческая идея в воображении. При этом, однако, в пластике фигура, порождающая выражение, или копия идеи, дается в ее телесном измерении, т. е. так, как существует сам предмет. Напротив, в живописи фигура дается в форме, в какой она

 

189 Иммануил Кант. Сочинения в шести томах, т. 5, стр. 338-339.


представляется глазу — по ее видимости на пло- скости.

Скульптура и архитектура — первый вид изящ- ных изобразительных искусств (schöner bilden- der Künste)190. Скульптура телесно представля- ет понятие о вещах, как они могли бы сущест- вовать в природе; однако в качестве изящного искусства она принимает во внимание не только физическую реальность, но также и эстетическую целесообразность. Архитектура — тоже искусство, представляющее понятие о вещах, однако — о та- ких вещах, которые возможны только через искус- ство. При этом в архитектуре форма основой оп- ределения имеет не природу, а произвольную цель. Но хотя архитектура представляет вещи именно ради этой цели, она представляет их эсте- тически целесообразно. В архитектуре эстетиче- ские идеи ограничены применением художествен- ного предмета. Существенным в архитектуре яв- ляется именно соответствие между продуктом и его определенным назначением.

Напротив, в скульптуре главная ее цель — толь- ко выражение эстетических идей. Работа скульп- тора производится исключительно для созерцания. Здесь произведение должно нравиться и само по себе, как телесное изображение. Оно — только подражание природе и при нем всегда имеются в виду также и эстетические идеи. Поэтому в скульптуре правда чувственности не должна идти так далеко, чтобы произведение ваяния перестало казаться произведением искусства и продуктом произвола191.

Второй вид изобразительных искусств — живо- пись. Искусство это художественно представляет чувственную видимость в ее соединении с идеями (den Sinnenschein künstlich mit Ideen ver-

 

190 Переводчик «Критики способности суждения» Н. М. Со- колов, как и многие другие русские писатели XIX в., передает немецкое выражение «bildende Künste» невра- зумительным и неуклюжим термином «образователь- ные» искусства (указ. соч., стр. 197 и passim).

191 Иммануил Кант. Сочинения в шести томах, т. 5, стр. 340.


bunden darstellt)192 . Кант различает в живо- писи два ее вида: 1) искусство изящного изобра- жения природы и 2) искусство изящного соедине- ния продуктов природы. Первый вид — живопись в собственном смысле, второй — искусство, кото- рым увлекались в XVIII в.— парковое искус- ство, или искусство живописного оформления де- ревьев, кустарников, газонов и т. д.

Искусство живописи создает иллюзию — и только иллюзию телесного протяжения. Оно пред- ставляет только свободную игру воображения в созерцании и не имеет никакой определенной те- мы. Оно только дает в интересном сопоставле- нии воздух, землю и воду посредством света и теней.

Третья группа искусств в кантовской классифи- кации — искусство изящной игры ощущений (des schönen Spiels der Empfindungen). Хотя эта игра возбуждается в нас извне, она имеет свой- ство сообщаться и другим. Она касается только пропорции между различными степенями напря- жения внешнего чувства, к которому относится ощущение, т. е. касается его тона. В этом — весьма широком — значении слова искусство игры ощущений Кант делит на два вида: 1) на музыку и 2) на искусство красок. С тонами и красками соединяется только приятное ощущение, а не кра- сота их композиции. Музыка — прекрасная игра ощущений (через слух). Только поэтому музыка относится к области изящных искусств193.

К какому бы виду ни относилось искусство, во всяком искусстве существенное, по Канту, со- стоит не в материи ощущения, т. е. не в чув- ственно приятном или трогательном, а только в форме, которая является целесообразной для на- блюдения и художественной оценки. Здесь удо- вольствие, производимое восприятием формы, есть вместе с тем и культура. Оно поднимает дух до идей (den Geist zu Ideen stimmt)194 .

 

192 Там же.

193 Там же, стр. 343.

194 Там же, стр. 344.


Напротив, в материи ощущения дело идет толь- ко о чувственно приятном, только о чувственном наслаждении, которое ничего не оставляет для идей (nichts in der Idee zurücklässt), при- тупляет дух и мало-помалу делает предмет омер- зительным, а душу неудовлетворенной и каприз- ной в силу сознания своего настроения, противно- го цели по суждению разума.

Кант выразительно подчеркивает, что такова в конце концов судьба всех художественных произ- ведений в случае, когда искусства не соединяются с моральными целями. Только  эти цели и дают, по Канту, вполне самостоятельные наслаждения. Искусства, отделенные от моральных целей, слу- жат только для развлечения. Чем чаще люди это развлечение получают, тем больше в нем нужда- ются, чтобы разгонять недовольство души.

При этом искусства все больше и больше утра- чивают свое значение, и душа становится все больше недовольна собой195.

Это рассуждение Канта заслуживает присталь- ного внимания. Поверхностное знакомство с Кан- том часто приводило к представлению, будто он противопоставляет в своей эстетике искусство, культивирующее одну лишь форму, искусству, до- ставляющему удовлетворение своим идейным со- держанием. Но это не так. Кант противопостав- ляет не форму идейному содержанию, а форму —

«материи», т. е. чувственно приятному в ощуще- нии. Основная мысль Канта — что искусство пре- красной формы поднимает дух до идей, в то время как искусство, дающее наслаждение чувственно приятной «материей» (ощущениями), приводит искусство к измельчанию и ввергает душу в со- стояние ненасытной жажды развлечения и ничем неустранимого недовольства собой.

Недоразумение, о котором здесь идет речь, вполне понятно. Приписывание Канту проповеди безыдейного искусства, доставляющего удовольст- вие одной только формой, возникает у тех, кто принимает кантовскую характеристику суждений

195 Иммануил.  Кант. Сочинения в шести томах, т. 5, с т . 344.


вкуса за кантовское учение об искусстве.  Но это — вовсе не одно и то же. В характеристике суждений вкуса по четырем моментам — каче- ства, количества, отношения и модальности — у Канта исследуется не вопрос о том, что делает произведение произведением изящного искусства, а вопрос о том, что делает суждение о предмете суждением о прекрасном предмете. В этом учении Кант действительно утверждает, что оценка пред- мета как прекрасного обусловлена его формой. Однако  «форма»,     о         которой здесь говорит

Кант,— вовсе не форма произведения искусства, а то, что называется «фигурой»: фигура, или очертание, предмета, признаваемого красивым или прекрасным в суждении вкуса.

Учение об искусстве рассматривается у Канта не в «Аналитике прекрасного и возвышенного», где определяются четыре момента суждения вку- са, а в «Дедукции чистых эстетических сужде- ний», начиная с § 43. Учение это развивается в неразрывной связи с понятием об «эстетических идеях», а само искусство рассматривается как способность выражения эстетических идей. Мы видим, что, по Канту, только связь искусства с моральными идеями придает искусству высшее значение.

Впрочем, сам Кант дал повод истолковать его учение об искусстве как учение, будто бы пре- небрегающее содержанием. Больше того. Повод к такому истолкованию двоякий. Во-первых, Кант резко отделил деятельность искусства от деятель- ности познания, эстетические идеи от понятий. По Канту, произведение искусства не дает о пред- мете никакого познания, которое могло бы быть выражено в форме понятия.

Кант сам принял меры к тому, чтобы устра- нить всякую возможность смешения «эстетиче- ской идеи» с познанием. «Эстетическая идея,— поясняет он,— не может стать познанием, так как она есть созерцание (воображения), для которого никогда нельзя найти адекватного понятия»196 .

 

196 Там же, стр. 363.


Поэтому, когда Кант говорит, что искусство и действующий в гении «дух» возвышают нас до идей, утверждение это, конечно, несовместимо с формалистическим пониманием кантовской тео- рии искусства, но оно вовсе не значит, будто в этом своем тезисе Кант преодолевает  характерное для его эстетики полное обособление художест- венной деятельности от деятельности познания. Ибо, по разъяснению самого Канта, «идея разума не может стать познанием, так как она содержит в себе понятие (о сверхчувственном), которому никогда не может быть дано соответствующее со- зерцание»197 .

И хотя «эстетические идеи», а также «идеи разума» возникают не без основания, а по из- вестным принципам познавательной способности (gewissen  Prinzipien der Erkenntnisvermö- gen... gemäss erzeugt seien) — все же «эстети- ческая идея» есть лишь неизъяснимое представ- ление воображения, а идея разума — недоказуе- мое понятие разума198 .

Постоянство, с каким Кант проводит это уче- ние, склоняет всех, кто полагает, что познание может существовать только в форме понятия, к мнению, будто Кант единственной задачей искус- ства считал удовольствие, доставляемое его фор- мой. Сторонники такого истолкования эстетики Канта игнорируют центральное учение эстетики Канта — учение об «эстетических идеях», а также учение Канта о том, что подлинное искусство всегда связано с нравственными идеями.

Во-вторых, Кант дал еще более серьезный по- вод думать, будто он главным элементом искус- ства признал только форму. Повод этот — в срав- нительной оценке отдельных видов искусства, ко- торую Кант развил в § 53 и отчасти в § 51—52

«Критики способности суждения».

Оценка эта ведется Кантом по двум различным

основаниям. Особенно ясно различие этих основа-

 

197 Иммануил Кант. Сочинения в шести  томах,  т. 5, стр. 363.

198 Там же.


ний выступает в оценке музыки. С одной сторо- ны, в музыке Кант видит только искусство изящ- ной игры ощущений. Как такое, музыка касается только тона, т. е. только пропорции различных степеней напряжения внешнего чувства слуха, к которому относится ощущение. Как искусство музыка — только прекрасная игра ощущений че- рез слух. Музыка говорит только через ощущения без понятий. Она ничего не оставляет для раз- мышления. В ней дается, по Канту, больше чув- ственного наслаждения, чем культуры. Игра мыс- ли, которая при этом косвенно возбуждается, есть только результат механической ассоциации. Как всякие чувственные наслаждения, музыка тре- бует частой смены и не выносит многократного повторения.

Поэтому, когда значение изящных искусств це- нят по культуре, какую они дают душе, а крите- рием берут то расширение наших способностей, которое в способности суждения должно объеди- ниться для познания, то среди всех других ис- кусств музыка занимает низшее место, так как она только играет с ощущениями.

Но есть и другое основание для сравнительной оценки отдельных видов искусств. Искусства мож- но и должно ценить не по удовольствию, которое они доставляют игрой чувственного воображения и формой, возникающей при соединении разно- образного в воображении. Искусства можно и должно ценить по обнаружению в них не только вкуса, но и духа. Мысль эту Кант развил не толь- ко в «Критике способности суждения», но и в своей «Антропологии». По разъяснению, развито- му в этом сочинении, вкус — «это не более как регулятивная способность суждения о форме при соединении многообразного в воображении». На- против, дух (Geist) — «это продуктивная способ- ность разума а priori давать образец для этой формы воображения»199. Дух привходит в искус- ство, чтобы «создавать идеи» (um Ideen zu

 

199 Иммануил Кант. Сочинения в шести томах, т. 6. М., 1966, стр. 490.


schaffen), вкус, чтобы «ограничивать их ради формы, соответствующей законам продуктивного воображения, и таким образом создавать (fin- gendi) первоначально (не подражая)». Поэтично и может быть названо поэзией вообще всякое про- изведение,    обнаруживающее  и  дух  и  вкус200. Это и есть произведение изящных искусств.

Если к сравнительной оценке различных видов искусств подойти под углом зрения этого понятия о произведении искусства, то искусство войдет уже в круг высших деятельностей человеческого духа, а не в круг средств, доставляющих удоволь- ствие приятными ощущениями или восприятием чистых свободных форм вроде рисунков á 1а grecque, резьбы на рамах или обоях.

Тогда выясняется, что «продукт изящных ис- кусств требует не только вкуса, который может возникнуть на почве подражания, но и оригиналь- ности мысли» (sondern auch Originalität der Ge- danken erfordert). А это уже называется духом, как начало (die, als aus sich selbst belebend, Geist genannt  wird)201 .

Поэтому живописец природы (der Naturma- ler) — с кистью или пером в руках, а если с пером, то как в прозе, так и в стихах — это еще, по Канту, не настоящий художник, а  лишь

«подражатель» — «натуралист», как сказали бы мы сегодня. Истинный мастер искусства — это

«живописец идей» (der Ideenmaler ist allein der Meister der schönen Künste).

Именно с этой точки зрения расцениваются в

§ 53 «Критики» все изящные искусства. На первое место в их кругу Кант ставит искусство поэзии. Своим происхождением она почти целиком обяза- на «гению», соединяющему «вкус» с «духом». Она расширяет душу. Воображению она дает свободу. В пределах данного понятия — среди безгранич- ного разнообразия возможных его форм — она указывает ту, которая соединяет  пластическое

 

200 Иммануил  Кант.  Сочинения  в  шести томах, т. 6, стр. 491.

201 Там же, стр. 492.


изображение с такой полнотой мыслей, которой не может быть вполне адекватным ни одно вы- ражение в языке (mit einer Gedankenfülle verknüpft, der kein Sprachausdruck völlig adäquat ist)202. Тем самым поэзия эстетически поднимается до идей (sich also ästhetisch zu Ideen erhebt).

Поэзия имеет преимущество не только перед красноречием, но и перед всеми другими искус- ствами, даже перед музыкой. Ибо музыка только потому — изящное, а не просто приятное искус- ство, что она пользуется поэзией как своим ору- дием203 .  Среди  поэтов — меньше  поверхностных умов, чем среди музыкантов, так как поэты все- таки говорят рассудку (zum Verstande... reden), а музыканты — только внешним чувствам (bloss zu den Sinnen)204 .

Эта интерпретация искусства поэзии — конеч- но, не формалистическая. Однако она остается це- ликом в границах кантовского идеализма, а также в границах характерного для эстетики Канта от- деления искусства от функции познания.

И действительно: по Канту, поэзия дает душе почувствовать свободную, самодеятельную и неза- висимую от естественных определений способ- ность. Это — способность созерцать и рассматри- вать природу как явление — по воззрениям, ко- торые сами по себе не даются в опыте ни для внешних чувств, ни для рассудка. Другими сло- вами, это — способность пользоваться эстетиче- ским содержанием в интересах сверхчувственно- го — как бы в виде его схемы (zum Behuf und gleichsam zum Schema des Übersinnlichen zu gebrauchen)205.

Поэзия играет с «видимостью» (mit dem Schein), которую она создает по своему произволу.

 

 

202 Иммануил Кант. Сочинения в шести томах, т. 5, стр. 345.

203 Иммануил  Кант. Сочинения  в шести томах, т. 6, стр. 492.

204 Там  же.

205 Иммануил Кант. Сочинения  в шести томах, т. 5, стр. 345.


При этом она не обманывает себя, так как при- знает свое дело только за простую игру, хотя эта игра может быть целесообразно применена разу- мом и для его работы. В отличие от красноречия поэзия выполняет свою функцию честно и откры- то: она имеет в виду дать только занимательную игру воображения и притом в соответствии с за- конами рассудка; она вовсе не имеет в виду по- средством чувственного образа застать рассудок врасплох и запутать его.

Но и музыка не исключается Кантом, несмотря на все выше о ней сказанное, из числа искусств, способных к выражению «эстетических идей». Са- мо чувственно приятное, характерное для музыки, основывается, по Канту, на свойстве, аналогичном свойству языка. Каждое выражение языка имеет в своем контексте известный тон, соответствую- щий смыслу. Этот тон выражает аффект говоря- щего и в свою очередь возбуждает такой же аф- фект в слушателе. А это возбуждает в слушателе и ту идею, какая сказалась в этом тоне при раз- говоре. Модуляция есть как бы общий каждому понятный язык ощущений. Музыка пользуется им во всем объеме его влияния. Поэтому, согласно закону ассоциации, она может естественным обра- зом сообщать всем соединенные с этими ассоциа- циями эстетические идеи.

Однако для выражения эстетической идеей всей полноты мыслей, невыразимой в своей целостно- сти, выражения, соответствующего известной те- ме,— в музыке служит не форма языка, а только форма соединения ощущений: гармония и мело- дия206 . Здесь эстетические идеи — не понятия и не определенные мысли, а именно формы соеди- нения ощущений.

Наконец, в области изобразительных искусств Кант на первое место ставит живопись. Основа- нием для этой оценки Кант считает, во-первых, то, что он видит в ней искусство рисунка, а это искусство есть, по Канту, основа всех других изо-

 

2 0 6 Иммануил Кант. Сочинения в шести томах, т. 5, стр. 347.


бразительных искусств. Во-вторых, и это главное, живопись, по мнению Канта, гораздо дальше про- никает в область идей (weil sie weit mehr in die Region der Ideen eindringen... kann) 207 и — соответственно этому — может расширить по- ле созерцания (das Feld der Anschauung) боль- ше, чем это возможно для всех других искус- ств.

Этой сравнительной оценкой основных видов искусства завершается кантовский набросок клас- сификации или системы искусств. Хотя Кант счи- тал его только одним из возможных таких очер- ков, в системе искусств Канта ярко отразились его взгляды на «вкус», «гений», «прекрасное» и

«искусство». Вместе с тем рассмотрение кантов- ской классификации искусств позволило нам уточ- нить понятие о «формализме» кантовской эстети- ки. «Формалистично» кантовское учение о четы- рех моментах суждения вкуса. Но учение Канта об искусстве — не формалистично. Оно основано на мысли о способности искусств выражать «эс- тетические» идеи и на связи искусства с нрав- ственными идеями. Идеи эти указывают, по Кан- ту, что высшим источником деятельности «гения» и «духа», оживляющего произведение искусства, является «сверхчувственный» мир. В эстети- ке Кант — прямой предшественник Шеллинга и Гегеля; Кант — субъективный идеалист, движу- щийся к объективному идеализму, но до него не дошедший. Граница, через которую Кант не пере- ступил,— субъективизм и агностицизм критиче- ской теории познания.

Очерком системы искусств эстетика Канта еще не заканчивается. Последний ее раздел — «Диа- лектика эстетической способности суждения» (§ 55-59).

В этом разделе Кант показывает, что в критике вкуса неизбежно возникают противоречивые принципы способности вкуса, противоречие кото- рых (или антиномия) необходимо требует разре- шения.

 

207 Там же, стр. 349,


При этом Кант разъясняет, что речь идет не о противоречиях самого вкуса. Противоречие суж- дений вкуса, когда каждый ссылается на собст- венный вкус, еще не образует никакой диалекти- ки вкуса: ведь здесь никто не притязает, чтобы его суждение было общим правилом.

Диалектическая антиномия открывается не между суждениями вкуса, а в отношении принци- па вкуса. Она касается основы суждений вкуса. Она выражается в двух положениях, из которых одно образует тезис, а другое — антитезис анти- номии. Согласно тезису, суждения вкуса основы- ваются не на понятиях. Если бы они основыва- лись на понятиях, о них можно было бы диспу- тировать, т. е. решать вопрос посредством дока- зательств.

Согласно антитезису, суждения вкуса основы- ваются на понятиях. Если бы они не основыва- лись на понятиях, о них, несмотря на различия между ними, нельзя было бы спорить, т. е. нельзя было бы притязать на необходимое согласие дру- гих с нашим собственным суждением208.

Кант подчеркивает, что это противоречие прин- ципов лежит в основе каждого суждения вкуса и что не существует никакой возможности его унич- тожить. Это — подлинная диалектика.

Неустранимость столкновения антиномических положений Кант выводит из того, что понятие, к которому в суждениях вкуса относят предмет, необходимо должно рассматриваться в двояком смысле, с двух различных точек зрения.

Всякое суждение имеет дело с предметами внешних чувств. Но оно имеет с ними дело не для того, чтобы определить их понятия для рас- судка. Суждение вкуса — не познавательное суж- дение. Это — только частное суждение, или на- глядное частное представление, связанное с чув- ством удовольствия. Поэтому значимость такого суждения ограничивается только субъектом, или индивидом, высказывающим это суждение: каж-

 

2 0 8 Иммануил Кант. Сочинения в шести томах, т. 5, стр. 359.


дый имеет свой вкус, и то, что для меня — пред- мет художественного наслаждения, может не быть таким для другого209.

Однако в суждении вкуса имеется и более ши- рокое отношение представления о предмете (и вместе с тем о субъекте). На этом, более широком отношении представления мы основываем, соглас- но Канту, расширение этого вида суждений. Мы видим в них уже суждения, необходимые для каждого. Поэтому в их основе необходимо должно лежать какое-нибудь понятие. Однако это — такое понятие, которое не определяется через созерца- ние и ни через что не познается. Поэтому оно не дает возможности приводить какие-либо дока- зательства для суждения вкуса. (kein Be- weis für das Geschmacksurteil führen lässt; курсив Канта)210 .

Что же это за понятие? Это — только чистое понятие о сверхчувственном, которое лежит в основе предмета как предмета внешних чувств и, стало быть, как явления. Оно же лежит в основе также и субъекта, высказывающего сужде- ние.

До тех пор пока на это понятие не обращено внимания,— никакое оправдание притязаний суж- дений вкуса на всеобщую значимость немыслимо, утверждает Кант.

Но противоречие, возникшее таким образом — и притом с неизбежностью,— немедленно исчеза- ет, как только будут высказаны следующие по- ложения: суждение вкуса основывается на особом понятий — на понятии об основе субъективной целесообразности, приписываемой природе в спо- собности суждения. Понятие это таково, что из не- го ничего нельзя познать и ничего нельзя дока- зать по отношению к предмету суждения, так как понятие это само по себе неопределяемо. В этом отношении оно непригодно для познания.

Однако через то же самое понятие суждение вкуса получает значение для каждого. Оно полу-

 

209 Там же, стр. 360.

210 Там же.


чает его как суждение частное, но непосредствен- но сопровождающее созерцание. Основа его опре- деления заключается, быть может, в понятии о том, в чем можно видеть сверхчувственный суб- страт человечества.

Этими соображениями предрешается разреше- ние указанной Кантом и изложенной им в § 56

«Критики» антиномии вкуса. Так же как это было в «Критике чистого разума» — при рассмотрении диалектики  чистого  теоретического  разума211,  — Кант пытается доказать, что тезис и антитезис в суждении вкуса только по видимости противо- речат друг другу. В сущности они не исключают взаимно друг друга, но могут существовать вме- сте, хотя объяснение возможности их понятия превышает нашу познавательную способность. Иначе говоря, диалектика эстетической способно- сти суждения есть лишь «видимость» (Schein) противоречия. Но это — видимость естественная и неизбежная для человеческого разума (natür- lich und der menschlichen Vernunft unvermeid- lich)212.

Поэтому она остается и после разрешения ка- жущегося противоречия, хотя теперь она уже не- способна нас обманывать.

Из всего нашего анализа эстетики Канта видно, что в обосновании принципа эстетической способ- ности суждения Кант в одном чрезвычайно важ- ном вопросе решительно отклоняется от эстетики эмпиризма и пытается основать эстетику своеоб- разного рационализма.

211 Кант сам указал на сходство метода экспозиции и раз- решения диалектических противоречий во всех своих трех «Критиках»: «устранение антиномии эстетиче- ской способности суждения,— пишет он,— идет тем же путем, каким идет критика при разрешении антино- мии чистого теоретического разума... здесь, и в крити- ке практического разума антиномии заставляют нас против воли смотреть за пределы чувственного и ис- кать точку соединения всех наших априорных способ- ностей в сверхчувственном» (Иммануил Кант. Сочине- ния в шести томах, т. 5, стр. 362).

212 Иммануил Кант. Сочинения в шести томах, т. 5. стр. 361.


Рационалистом в эстетике Канта делает призна- ние априорных основ художественного удоволь- ствия. Именно априоризм отличает Канта даже от тех немецких эстетиков XVIII в.,  которым он был многим обязан своим эстетическим разви- тием и которые сами обнаруживают в своих эсте- тических взглядах черты рассудочности.

Кант отдавал себе ясный отчет в рационали- стической тенденции собственного эстетического учения. «Мы показали,— пишет он в одном из заключительных параграфов «Критики эстетиче- ской способности суждения»,— что имеются так- же априорные основания удовольствия, совмести- мые, следовательно, с принципом рационализма, хотя их нельзя выразить в определенных поня- тиях»213.

Но Канта не удовлетворяет простая констата- ция или признание близости его точки зрения в эстетике к рационализму. Кант считает необходи- мым дифференцированное исследование этого ра- ционализма в принципе вкуса.

Исследование это приводит Канта к убежде- нию, что рационализм (= априоризм) в принципе вкуса может быть или «рационализмом реализма целесообразности, или рационализмом идеализма ее» (entweder der des Realismus der Zweck- mässigkeit, oder des Idealismus derselben)214.

Речь идет здесь о том, как надо эстетически понимать соответствие между представлением о целесообразности предмета в воображении и су- щественными принципами способности суждения в субъекте вообще.

В случае реализма эстетической целесообраз- ности природы полагают, будто субъективная це- лесообразность есть действительная и преднаме- ренная цель природы (или искусства) и соответ- ствует нашей способности суждения.

В случае идеализма эстетической целесообраз- ности природы полагают, будто целесообразное  со-

 

213 Иммануил Кант. Сочинения в шести томах, т. 5,

стр. 388.

214 Там же.


ответствие открывается без всякой преднамерен- ной цели, совершенно случайно. Это — соответ- ствие нашей субъективной целесообразности с по- требностями способности суждения по отношению к природе и к ее формам, возникающим согласно частным законам.

Кант рассматривает доводы, которые могут быть выдвинуты как в пользу «реализма», так и в пользу «идеализма» целесообразности.

За «реализм» эстетической целесообразности природы говорит многое. Это прежде всего пре- красные формы в царстве органической природы. Таковы цветы, листья, даже фигуры целых расте- ний. Ненужные, по мнению Канта, для их соб- ственного назначения, они представляют для на- шего вкуса как бы изысканное украшение строе- ния животных различных пород и видов. Все это, в особенности же разнообразие и сочетание раз- личных цветов на поверхности организмов, не- вольно склоняет ум в пользу гипотезы, будто в данном случае природа действительно имела ка- кие-то цели по отношению к нашей эстетической способности суждения.

Однако существуют веские данные против гипо- тезы реальной эстетической целесообразности природы. Против нее говорят и наш разум и сама природа. Разум требует везде, где это только воз- можно, избегать умножения принципов. Для ра- зума допущение реальной эстетической целесооб- разности в природе есть один из таких ненуж- ных для объяснения природы излишних принци- пов.

Но и сама природа противится допущению это- го принципа. Природа в своем творчестве всегда обнаруживает склонность порождать формы, кото- рые, по-видимому, рассчитаны на эстетическое применение нашей способности суждения. Но в то же время природа не дает нам даже малейшего основания предполагать, будто для порождения этих форм она нуждалась в чем-либо другом, кро- ме своего обычного причинного механизма. Поэто- му все эти порождения могут казаться целесооб- разными — по отношению к нашей способности


суждения — без какой бы то ни было идеи, ко- торая лежала бы в их основе (wonach sie, auch ohne alle ihnen zum Grunde Hegende Idee, für unsere Beurteilung zweckmässig sein können)215.

Поскольку речь идет о красоте цветов, опере- ния птиц, раковин — как в их фигуре, так и в их окраске,— все это утверждает Кант, необходи- мо приписать природе и ее способности творить эстетически целесообразно «без особых, направ- ленных на это целей по химическим законам пу- тем отложения материи, необходимой для орга- низации» (ohne besondere darauf gerichtete Zwecke, nach chemischen Gesetzen, durch Ab- setzung der zur Organisation erforderlichen Mate- rie)216 .

Но есть, по Канту, довод, который прямо дока- зывает идеальность эстетической целесообразно- сти природы и который не позволяет нам поль- зоваться никаким реализмом цели природы как основой для объяснения нашей способности пред- ставления.

Довод этот состоит в том, что при оценке кра- соты мы вообще ищем критерия для нее в нас самих и притом а priori. Если допустить реа- лизм целесообразности природы, то учиться тому, что мы должны считать прекрасным, мы должны у природы. Но тогда суждение вкуса было бы подчинено эмпирическим законам.

На самом деле, по отношению к вопросу, дей- ствительно ли рассматриваемый предмет прекра- сен или нет, наша эстетическая способность суж- дения сама по себе законодательна (selbst ge- setzgebend ist). При эстетической оценке речь идет не о том, что такое природа или что такое она для нас в качестве цели, но только о том, как мы ее воспринимаем217. Если бы природа создавала свои формы для нашего удовольствия,

 

215 Иммануил  Кант. Сочинения  в шести томах, т. 5, стр. 369.

216 Там же, стр. 371.

217 Там же, стр.  372.


то тогда существовала бы объективная целесооб- разность природы, а не та субъективная целе- сообразность, которая основывается на свободной игре воображения. Идеальный характер целесо- образности еще яснее выступает, по Канту, в ис- кусстве. Здесь, во-первых, нельзя допустить ре- ального характера целесообразности через ощуще- ния. Иначе вместо искусства и прекрасного было бы одно только приятное. Во-вторых, даже если речь идет не об удовольствии от приятного, а о художественном наслаждении «эстетическими идеями», наслаждение это не должно зависеть от достижения определенных целей. Этим изящное искусство отличается от искусства механически преднамеренного         (menschlich          absichtliche Kunst)218 . Поэтому даже в рационализме прин- ципа вкуса в основе лежит идеальность целей, а не их реальность. В учении Канта об «идеаль- ности» рационального принципа вкуса таится глу- бокая и правильная мысль. Учение это отрицает возможность научно обосновать и доказать тезис богословов и идеалистов о существовании в при- роде преднамеренной целесообразности в ее дея- тельности и творчестве. Наука знает только дей- ствующие в природе причины, но не предуказан- ные ею цели. Намеренно целесообразной может быть только деятельность человека. Такова она в его практической деятельности. Но, правильно от- рицая намеренную целесообразность в природе, Кант ошибочно распространил это учение и на человеческое искусство. По его учению, в искус- стве цели скрыты. Целесообразность в искусстве существует, но она — только формальная целесо- образность. Это — одна лишь форма целесообраз- ности без конкретной цели.

Этот ошибочный вывод показывает, что в эпоху Канта еще отсутствовали предпосылки для пра- вильного материалистического решения проблемы целесообразности. Кант затратил во второй  части

«Критики способности суждения» — в  «Критике

 

2 1 8 Иммануил Кант. Сочинения в шести томах, т. 5, стр. 372.


телеологической способности суждения» — огром- ные умственные усилия, чтобы согласовать на- учный принцип причинного объяснения явлений природы с наблюдаемой в природе целесообраз- ностью ее форм. Но все усилия его оказались тщетными. Понадобился гений Дарвина, чтобы показать, как в природе, которая не действует согласно намеренным целям, посредством одних лишь присущих ей причинных процессов возни- кают целесообразно действующие формы организ- мов и их приспособления. Кант остановился у порога этой проблемы. Вместо ее материалисти- ческого решения он мог предложить только агно- стицизм в теории познания и принцип субъек- тивной целесообразности как регулятивный прин- цип философского мышления. Таким же субъек- тивным осталось применение этого принципа и в эстетике, в объяснении художественной деятель- ности.

*

Мы рассмотрели все существенные аспекты философии Канта. Во всех этих аспектах Кант пы- тается — на основе трансцендентального идеализ- ма — создать учение, которое, при ближайшем рассмотрении, оказывается — и как учение о бы- тии, и как учение о познании — философией субъективного идеализма. Попытки преодоления этого идеализма были сделаны самим Кантом, но не привели — и не могли привести на основе предпосылки Канта — к удовлетворительному ре- зультату. В историю философии Кант вошел как классик, хотя оригинальный и неповторимый, именно субъективного идеализма.

Преодоление этого субъективизма оказалось за- дачей, которую предстояло решать продолжате- лям и преемникам Канта.

Продолжатели эти — Фихте, Шеллинг и особен- но Гегель. В созданных ими системах философия превращается в учение уже не субъективного, а объективного идеализма. Вместе с тем диалек- тика из отрицательного, негативного, по сути уче-


ния, поддерживающего и обосновывающего пред- рассудки и заблуждения агностицизма, каким она была у Канта, становится мощным методом кон- структивной науки о развитии природы, общества и теоретического осознания этого процесса.

Преобразовывая в этом направлении деяние Кан- та, его продолжатели хорошо понимали, что до- стигнутые ими результаты были бы совершенно не- возможны без оплодотворяющего начала, без сти- мула, сообщенного их мысли мышлением Канта. Не только Фихте, резко выступивший против не- последовательности Канта, называвший его фило- софом всего лишь «на три четверти головы», но да- же Гегель, в высшей степени придирчиво, но спра- ведливо критиковавший Канта, упрекавший его в абстрактности и в метафизической рассудочности мышления — непоправимых недостатках кантов- ской диалектики,— признал немеркнущие заслуги автора трансцендентального метода.

 

 

* *

*


Оглавление

 

 

Предисловие

Глава I. Общая характеристика философии

Канта. Основные сочинения                                    3

§ 1. Жизнь и деятельность                                             3

§ 2. Докритический  период                                         10

§ 3. «Критика чистого  разума»                                   26

3.1. Учение о «вещах  в себе»                                      31

3.2.Трансцендентальная  эстетика                      37

3.3. Трансцендентальная  аналитика                  42

3.4. Трансцендентальная  диалектика                  52

§ 4. «Критика  практического  разума»                      61

§ 5. «Критика способности  суждения»                      73

§ 6.  Социально-политические воззрения                    86

6.1. Учение о праве и  государстве                     93

6.2. Философия истории                                       97

§ 7. Историческая роль философии Канта                104

Глава II. Космология  и  космогония                                  112

§  1.  Ближайшие   предшественники    Канта

в космологии и космогонии                              112

1.1.  Космология  Ньютона                                  115

§ 2. Космогония Канта                                               118

Глава III. Проблема  метафизики                                        131

Глава IV. Трансцендентальный идеализм и транс- цендентальный  метод 162

Глава V. Диалектика  и  антиномии                                    231

§ 1. Поворот к диалектике                                        231


§ 2. Рассудок  и  разум                                              242

§ 3. Открытие  антиномичности разума                   255

§ 4. Математическая антиномия и ее критика       275

§ 5. Динамическая антиномия и ее критика Формализм  диалектики  Канта 295

Глава VI. Этика                                                                     318

§ 1. Формализм этики Канта                                    318

§ 2. Критика эвдемонистической этики                   329

§ 3. Этика долга против побуждений склон-

ности                                                                   332

§ 4. Понятие свободы                                               337

§ 5. Свобода и причинность                                    350

§ 6. Философия истории и нравственность            357

§ 7. Нравственность и право                                    362

§ 8. Содержательные тенденции «практиче-

ской философии Канта»                                      374

Глава VII.  Эстетика                                                               381

§ 1. Предварительные методологические за-

мечания                                                               381

§ 2. Эстетические работы Канта и развитие эстетической проблемы в его  философии        401

§  3.  Кантовская  характеристика   суждений вкуса.  Аналитика  прекрасного              435

§  4.  Кантовская  характеристика  суждений вкуса.  Аналитика  возвышенного          464

4.1. Математически  возвышенное                     470

4.2. Динамически возвышенное                          475

§ 5. Дедукция эстетических суждений                    481

§ 6. Учение об искусстве                                           493

6.1. Учение о художественной деятельно-

сти  (о  «гении»)                                                 493

6.2. Учение об  эстетических  идеях                505

6.3. Классификация искусств                              511


 

ВАЛЕНТИН ФЕРДИНАНДОВИЧ

АСМУС

 

 

ИММАНУИЛ

КАНТ

 

Утверждено к печати Институтом философии Академии наук СССР

 

Редактор

Я. А. Мильнер Художник

С. А. Л и т в а к

Художественный редактор Н. И. Власик Технический редактор

П. Е. Кашина


 

 

Издательство «Наука» 103717 ГСП, Москва, К-62

Подсосенский пер., 21

2-я типография издательства «Наука» 121099, Москва, Г-99

Шубинский пер.,  10

 

Сдано в набор 6/IV-1973 г.

32
Подписано к печати 26/Х-1973 г. Формат 84Х1001/ . Бумага № 1.

Усл. печ. л. 25,99. Уч.-изд. л. 25,8 Тираж 25.000. Тип. зак 1997.

Т-16244. Цена 1 р. 78 к.


Дата добавления: 2019-01-14; просмотров: 232; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!