Ских идеях» и об «идеале», Кант предварительно развивает учение о специфических признаках
«суждения вкуса». В этом учении абстрактность аналитического метода и формализм результата, к которому он приводит, доведены до предела. Именно этот раздел «критики» и породил распро- страненное представление о Канте как о «чистом» формалисте. Но это представление ошибочно. В противоречивой системе эстетики Канта форма- лизм — только звено изложения, только элемент этой системы, но не ее последнее, решающее сло- во. Представление об эстетике Канта как об эс- тетике чистого формализма в лучшем случае со- ответствует не учению самого Канта, а его истолкованию, возникшему в формалистических теориях буржуазного искусствоведения и буржу- азной эстетики XIX и первой половины XX в. Фор- малисты — это Гербарт, Эдуард Ганслик, Гейн- рих Вельфлин, Гильдебранд и им подобные. Они прочитали Канта сквозь очки собственного форма- лизма. Но только они, а не Кант, несут за него ответственность.
К сожалению, им поверили на слово некоторые эстетики и искусствоведы. В изучении «Критики» они не пошли дальше кантовского изложения мо- ментов эстетического суждения. Формализм этого раздела «Критики» они приняли за формализм эстетики Канта в ее целом.
Повод для этого — расширительного — истолко- вания дал сам Кант. Учение о моментах вкуса, развитое им в «Аналитике прекрасного», дейст- вительно формалистично. Исходной для него яв- ляется мысль, будто суждение вкуса «не есть познавательное суждение» (ist... kein Erkenntni- surteil) . Оно — «не логическое, а эстетическое» (nicht logisch, sondern ästhetisch). Это — сужде- ние, основа определения которого — «не логиче- ское, а эстетическое суждение, под которым под- разумевается то суждение, определяющее основа- ние которого может быть только субъективным»53.
|
|
|
53 Иммануил Кант. Сочинения в шести томах, т. 5, стр. 203.
Всякое отношение представлений, даже отноше- ние ощущений, может быть, согласно Канту, объ- ективным. Не может быть таким только отноше- ние к чувству удовольствия и неудовольствия. Здесь ничего не отмечается в объекте, здесь толь- ко субъект чувствует, какое действие производит на него представление о воспринимаемом пред- мете.
Из этой предпосылки Кант выводит как пер- вый «момент» эстетического суждения его практи- ческое бескорыстие, свободу от всякого интереса. И интерес, по Канту, вызывает наслаждение.
Но в интересе наслаждение связано с представле- нием о существовании предмета. Поэтому инте- рес всегда имеет отношение к способности жела- ния.
Напротив, наслаждение, которым определяется суждение эстетического вкуса,— совершенно спе- цифично. Там, где речь идет об эстетическом суждении, мы хотим знать только одно: сопро- вождается ли мое простое представление о пред- мете чувством удовольствия. Вопрос о том, су- ществует ли самый предмет, не имеет здесь ни- какого значения и не влияет никак на само чув- ство удовольствия. Возможность сказать, что предмет прекрасен, не обусловлена никакой моей зависимостью от существования предмета. Она за- висит только от того, что я делаю из представ- ления о предмете в себе самом. Чтобы быть судь- ей в делах вкуса, надо быть совершенно равно- душным к существованию вещи. В этом смысле Кант утверждает, будто суждение о красоте, к ко- торому примешивается хотя бы малейший инте- рес, «очень пристрастно и не есть чистое сужде- ние вкуса»54 .
|
|
|
Таково знаменитое учение Канта о «незаинте- ресованности» как первом условии, или моменте, эстетического суждения. Установим точный смысл этой «незаинтересованности». Иногда ее понимали как требование полного равнодушия к выбору предмета изображения в искусстве. Понимание
54 Там же, стр. 205.
это ошибочно. Из учения Канта об «эстетических идеях» и об «идеале» видно, что для Канта от- нюдь не было безразличным, какой предмет изби- рается в искусстве как предмет для изображения. Кант считает специфическим для вкуса равноду- шие не к тому, каков предмет, а равнодушие к вопросу, существует ли в реальности предмет, изображенный в произведении искусства, напри- мер существует ли, существовал ли герой литера- турного произведения или же художник его вы- думал. И в том и в другом случае важно не существование (или несуществование) предмета (героя). Важна способность изображения предме- та — и в случае, если он существует, и в слу- чае, если его нет,— доставлять чувство удоволь- ствия.
|
|
|
Специфический характер этого удовольствия Кант подчеркивает, резко отделяя прекрасное от приятного и доброго. И приятное, и прекрасное, и доброе нравятся нам, но каждое — особым обра- зом. «Приятно» — то, что нравится чувствам в ощущении. Приятное всегда зависит от существо- вания предмета и всегда соединено с интересом к предмету. Нравится не только предмет, но и существование предмета. Так как оно нравится в ощущении, то наслаждение, доставляемое прият- ным, всегда только субъективно. Можно самому испытать приятное, но немыслимо и бессмыслен- но требование, чтобы то, что я нашел приятным для себя, нашли таким же приятным для себя и другие.
В отличие от прекрасного добрым мы называем то, что ценим, т. е. то, в чем полагаем объектив- ное значение. Доброе, так же как прекрасное и так же как приятное, доставляет нам удоволь- ствие. Но это удовольствие вызывается не только через простое представление о предмете. Оно оп- ределяется также через представляемое отноше- ние субъекта к существованию предмета.
|
|
|
Таким образом, стремление Канта указать спе- цифические признаки прекрасного привело его — уже при характеристике первого момента вку- са — к отделению и обособлению эстетического в
особую область. Эстетическое отделяется не толь- ко от сферы познания. Оно отделяется и от всей сферы этического. Оно вполне автономно и неза- висимо.
Воззрение это нельзя рассматривать как спе- цифическое воззрение Канта, как его нововведе- ние в эстетику. Развивая тезис о «незаинтересо- ванности» эстетического удовольствия, Кант лишь доводит до крайнего вывода мысль, развивавшую- ся его предшественниками в Англии и в Герма- нии. Как и у самого Канта, мысль эта у них выражала отнюдь не доктрину чистого формализ- ма и безыдейности. Она выражала стремление — Гётчесона и Бёрка в Англии, Мендельсона и Вин- кельмана в Германии — определить специфиче- ские черты эстетического суждения. Удивляться надо не тому, что в лице Канта в конце XVIII в. в Германии возникло подобное учение. Удивляться приходится тому, как близко подошли к Канту в развитии этого стремления некоторые из его предшественников. Даже далекий от философских умозрений Винкельман утверждает, будто условие «чистоты» вкуса состоит в «очи- щении его от всякой намеренности», в освобож- дении субъекта, высказывающего эстетическое суждение, от влияний инстинкта и от влечений страстей. Еще ближе к формулировкам Канта формулировки Мендельсона55. Как и Кант, он ут- верждает, что желание иметь предмет, приобрести его, владеть им сильно отличается (sehr weit un- terscheiden) от удовольствия, доставляемого пре- красным. Для прекрасной вещи особенно харак- терна ее способность быть созерцаемой с удоволь- ствием и без волнения, вызываемого желанием. Она нравится нам — как бы мы ни были далеки от обладания ею и от желания использовать ее для нас самих56 .
С другой стороны, эстетикам, которые без оби- няков отождествляют кантовский тезис «незаин-
55 См. замечания об этом Армана Нивелля, указ. соч., стр. 310.
56 М. Mendelssohn. Morgenstunden, В. II, S. 295 ff.
тересованности» эстетического удовольствия с проповедью безыдейного искусства, необходимо знать, что тезис этот разделяют с Кантом не только его ближайшие предшественники, но так- же и корифеи немецкого объективного идеализ- ма — Шеллинг и Гегель. Этих философов уже никак нельзя обвинить в отрицании роли идей в искусстве. Да и первый крупный «декадент» не- мецкого идеализма — Шопенгауэр, утверждавший, будто объектом искусства является платоновская идея (см. ч. III его основного труда «Мир как воля и представление»), отстаивал не менее рья- но, чем Шеллинг и Гегель, «незаинтересован- ность» эстетического созерцания.
Упорство, с каким этот тезис развивался в классической немецкой эстетике, не может быть полностью выведено и из одного только стремле- ния определить специфическую природу прекрас- ного, а также специфическую природу эстетиче- ского удовольствия. Отчасти это упорство объяс- няется и тем, что в тезисе «незаинтересованно- сти» эстетического созерцания философы эти уло- вили крупицу истины. Состоит она в том, что существование созерцаемого предмета не есть непосредственное, но лишь опосредствованное ус- ловие эстетического характера восприятия и оцен- ки. Вопрос о существовании предмета, изображен- ного в произведении искусства, не может быть совершенно исключен из сферы эстетического рассмотрения. Вопреки мнению Канта, Шеллинга и Гегеля, существование предмета не безразлич- но для эстетической оценки. Но существование это действительно не составляет непосредственно- го условия эстетического суждения. Тут Кант прав. Так, существование (или несуществование)
«обломовщины», вопреки Канту, отнюдь не без- различно для эстетического суждения о романе Гончарова. Но существовал ли в действительно- сти такой человек, как Обломов, или не существо- вал, есть ли образ героя романа продукт худо- жественного вымысла и обобщения или порт- рет — это не имеет непосредственного отношения К эстетическому суждению об «Обломове». Ска-
занное еще очевиднее, если предмет, изображен- ный в художественном произведении, заведомо фантастический. Вопрос о том, существовал ли в действительности Вий, не имеет значения для эс- тетического суждения о рассказе Гоголя. В отно- сительной независимости эстетического суждения о предмете от существования предмета, точнее говоря, в опосредствованном характере его зави- симости от этого существования, и состоит огра- ниченная истинность тезиса Канта, Шеллинга, Гегеля и их продолжателей.
Второй момент суждения вкуса Кант, по ана- логии с логической характеристикой суждения, называет характеристикой эстетического сужде- ния по его количеству. Согласно этой характе- ристике эстетическое суждение высказывается не как простое заявление о личном — и только лич- ном — впечатлении от предмета. Оно высказы- вается с претензией на значение его для всех. Когда я называю предмет «прекрасным», то моя оценка всегда предполагает, что прекрасен он не только для меня, но что и каждый другой чело- век, воспринимающий тот же предмет, найдет его прекрасным. Поэтому эстетическое суждение — не один лишь отчет о личном мнении. Оно призывает и других согласиться с нашим мне- нием.
Притязание эстетического суждения на всеобщ- ность Кант считает прямым следствием его «не- заинтересованности». Эстетическое суждение не основывается ни на сознательном интересе субъ- екта, ни на его склонности. Высказывая сужде- ние по поводу удовольствия, доставляемого предметом, субъект чувствует себя свободным. Он не может указать как на основу своего удоволь- ствия ни на какие особенные условия, которые были бы присущи только ему, как данному субъ- екту. Но именно поэтому он должен смотреть на испытанное им личное удовольствие от предмета, как на имеющее основу в том, что он вправе предполагать у каждого другого. Он имеет осно- вание предполагать такое же удовольствие для каждого.
Эта претензия на всеобщность сближает в из- вестном отношении эстетическое суждение с логическим. Называя предмет «прекрасным», мы говорим о нем так, как если бы красота была объективным свойством предмета, а суждение о красоте логическим суждением, основанным на познании через понятие.
Но это, утверждает Кант,— только иллюзия.
«Всеобщность» эстетического суждения никогда не может, с его точки зрения, возникать из по- нятий. Не существует никакого перехода от по- нятий к чувству удовольствия (или неудовольст- вия), порождающему эстетическую оценку. Свое- образие и парадоксальность «суждения вкуса» — в том, что, будучи высказано независимо от всякого интереса, оно притязает на всеобщность, на значение для каждого. Но вместе с тем сама всеобщность эта не основывается на предмете: притязание на всеобщность имеет здесь всего лишь субъективное значение.
Всеобщее значение эстетической оценки опи- рается, по мысли Канта, не на объективные свой- ства предмета, не на понятие о нем, а на сво- бодную игру познавательных сил. При отсутствии понятия, характерного для суждения вкуса, пред- ставление о предмете порождает эстетическую оценку только в силу особого отношения между способностями души. Состояние души становится субъективной основой предположения о всеобщем значении суждения только в силу взаимного от- ношения познавательных способностей. Здесь эти способности не ограничены никаким определен- ным представлением ни о каком определенном правиле познания. И потому их отношение — сво- бодная игра воображения и рассудка (der Einbil- dungskraft und des Verstandes)57.
Такая эстетическая оценка предмета (или пред- ставления, посредством которого предмет дает- ся) — чисто субъективна. Она предшествует чув-
57 Иммануил Кант. Сочинения в шести томах, т. 5, стр. 220.
ству удовольствия от предмета и есть основа этого удовольствия в гармонии наших познава- тельных способностей. И только на этой всеобщ- ности субъективных условий в оценке предметов основывается наше представление о всеобщей зна- чимости эстетического удовольствия.
Учение Канта о претензии эстетического суж- дения на всеобщность (так же как его учение о необходимости суждения вкуса) — вполне ориги- нальная черта эстетики Канта. Оно развито Кан- том применительно к эстетике по аналогии с ло- гикой. Оно показывает, что стремление Канта к полному отделению эстетического от логического не могло быть проведено им последовательно, до конца. В учении этом эстетика Канта сохраняет еще некоторую связь с рационализмом — рацио- налистической теорией познания и логикой. Но связь эта — призрачна и растворяется в субъек- тивизме, составляющем основу учения Канта об эстетическом вкусе.
Поэтому неправ французский исследователь Канта Виктор Баш, утверждающий, будто Кант, выдвигая учение о всеобщем значении суждения вкуса, превращает то, что воспринято посредст- вом чувства, в познанное58. Напротив, Нивелль правильно указывает, что, по Канту, чувство, воз- буждаемое в нас свободной игрой наших способ- ностей, отнюдь не есть нечто познанное. Говоря об этом чувстве, Кант всегда имеет в виду, что оно предшествует познанию и не выходит за пре- делы субъективных условий познания. Речь идет об отношении, существующем между чувствен- ностью и рассудком, еще до того как рассудок применил свои понятия к данным чувственно- сти, т. е. именно о том, что Кант называет «сво- бодной игрой». Всеобщую сообщаемость этим
58 См. Victor Basch. Essai critique sur l'esthetique de Kant. Paris, 1897, 2. ed., 1927, p. 104, где Баш уверяет, будто для Канта познание главенствует над всеми остальны- ми способностями и что эти последние могут иметь, согласно Канту, ценность только в силу участия в по- знании.
субъективным условиям придает только то, что познание само опирается на эти условия. Но вхо- дят в сферу сознания они только посредством чувства59. «Красота, безотносительно к чувству субъекта сама по себе ничто»60,— говорит Кант.
Эти соображения дают Канту возможность уточнить его представление об отношении пре- красного к понятию. Если бы, рассуждает Кант, представление, дающее повод к суждению вкуса, было понятием, которое рассудок и воображение объединяют в познании предмета, то наше созна- ние отношения между ними было бы интеллек- туальным. Таково оно в «схематизме чистых по- нятий рассудка», который Кант рассматривал в
«Критике чистого разума» и который состоит в особой форме связи категории рассудка с данны- ми чувственности. Но если таким же было бы представление, ведущее к эстетическому сужде- нию, то суждение это возникало бы не в силу чувства удовольствия (или неудовольствия) и по- тому не было бы суждением вкуса. Ибо такое суждение определяет предмет лишь со стороны удовольствия и со стороны красоты.
Определение это независимо от понятий. Здесь субъективное единство отношения между вообра- жением и рассудком становится заметным только через ощущение. Это — ощущение того действия, которое порождается взаимным соответствием во- ображения и рассудка в их свободной и облег- ченной игре. Здесь представление,— несмотря на то, что оно лишь единично и выступает без срав- нения с другими,— все же согласуется с условия- ми всеобщности (dennoch eine Zusammenstim- mung zu den Bedingungen der Allgemeinheit hat). Оно приводит познавательную способность в гармоническое настроение, которого мы требу- ем для всякого познания. Именно поэтому оно может притязать на значение для каждого, кто
59 См. Armand Nivelle. Указ. соч., стр. 314—315.
60 Иммануил Кант. Сочинения в шести томах, т. 5, стр. 220.
приходит к суждению благодаря соединению рас- судка с чувствами (durch Verstand und Sinne)61 . Учение Канта о всеобщей сообщаемости эсте- тического суждения заключало в себе две важ-
ные тенденции.
Первая состояла в стремлении поставить эсте- тическую оценку выше удовольствия, доставляе- мого простым ощущением. Претензия на всеоб- щее значение поднимала суждение вкуса выше наслаждения приятным. И действительно. Удо- вольствие от приятного заключено в границах ощущений. Это — тот вид субъективного, которым исключается какая бы то ни было возможность спора или убеждения. Если под «вкусом» пони- мать оценку предмета как дающего приятное ощущение, то относительно вкусов в этом смысле справедлива старинная латинская поговорка: de gustibus non disputandum (о вкусах не спорят).
Но если под «вкусом» понимать оценку пред- мета как эстетически прекрасного, то в этом случае спор — не бессмыслица. Он основывается на закономерной претензии «суждения вкуса» — иметь значение для всех, т. е. на всеобщности. И хотя к убеждению во всеобщей значимости эс- тетической оценки никого никогда нельзя привес- ти посредством логического доказательства (в этом смысле эта оценка остается субъектив- ной), но сама ее «субъективность» противоречи- ва. В ней есть предпосылка сверхличного, сверх- субъективного эстетического значения. Это то, что возвышает ее над ней самой. В учении о всеоб- щей сообщаемости эстетической оценки Кант де- лает первый робкий шаг, ведущий от основного для него воззрения субъективного идеализма к идеализму объективному. Сквозь облик Канта здесь впервые проступили облики Шеллинга и Гегеля.
Вторая тенденция кантовского учения о все- общей сообщаемости суждения вкуса возвращает Канта в границы субъективистского понимания эстетического суждения. Кант исключил понятие
61 Там же, стр. 221.
из числа средств, при помощи которых возникает и высказывается эстетическая оценка. Тем самым он усилил непосредственно субъективный харак- тер суждения вкуса. Последнее основывается не на аппарате понятий. Оно основывается на не- посредственно испытываемом, никаким понятием не определяемом чувстве удовольствия. Вместе с понятием как его невозможной основой из поля эстетического суждения уходят предпосылки объ- ективной всеобщности. Единственно допустимым для эстетической оценки видом всеобщности ока- зывается лишь субъективное притязание на все- общность, составляющее молчаливо предполагае- мую посылку суждения вкуса.
От кантовского понимания всеобщности сужде- ний эстетического вкуса — прямая дорога к тео- риям эстетического интуитивизма. В идеях Кан- та — ключ к пониманию не только «интеллекту- альной интуиции» Шеллинга и романтиков. Идеи эти — исходная точка и для интуитивизма Шо- пенгауэра. Последний никогда не скрывал своего генезиса от Канта.
Третий момент эстетического суждения Кант называет, продолжая аналогию с логической ха- рактеристикой познавательного суждения, «мо- ментом по отношению»62.
Ближайшим образом это отношение опреде- ляется как отношение к целям63 . В рассуждении, которым открывается это исследование, Кант вво- дит понятия цели и целесообразности. Целью он называет предмет понятия, рассматриваемого в качестве причины этого предмета. Целесообраз- ностью он называет причинность понятия по от- ношению к его предмету. Там, где мыслят форму или существование предмета как действие, воз- можное только благодаря понятию о нем,— там тем самым мыслят и цель.
Кант разъясняет, что если речь идет о прос- том наблюдении, то мы можем наблюдать целе-
62 Иммануил Кант. Сочинения в шести томах, т. 5, стр. 222-241.
63 Там же, стр. 222.
сообразность по форме, не полагая для нее в ка- честве ее основы никакой цели. Мы можем заме- чать такую целесообразность в предметах, но, добавляет Кант, «только посредством рефлек- сии»64 .
Разъяснив такую возможность — усматривать целесообразность по форме, без усмотрения для нее реальной цели,— Кант пытается далее дока- зать, что «суждение вкуса» основывается именно на целесообразности этого типа. «Суждение вку- са,— говорит он — имеет своей основой только форму целесообразности предмета»65.
Форма целесообразности — это причинность представления, рассматриваемого не в отношении к предмету представления, а в отношении к сос- тоянию души субъекта, испытывающего представ- ление. Сознание причинности, необходимой, что- бы создать в субъекте такое состояние, Кант ха- рактеризует как «удовольствие».
Но удовольствие это — совершенно особого рода. В основе суждения вкуса не может лежать ни субъективная цель, ни представление о цели объективной. Эстетическое суждение касается только отношения наших способностей представ- ления друг к другу. Эстетическое удовольствие, определяемое без понятия, но вместе с тем как нечто, сообщаемое всем, может порождаться лишь субъективной целесообразностью. Это — представ- ление о предмете без всякой цели — без субъек- тивной и без объективной. Здесь удовольствие дает только форма целесообразности через пред- ставление, в котором нам дается предмет. Такое удовольствие — не познавательное и не этическое. Оно имеет причинность в самом себе и есть стремление получить состояние самого представ- ления, доставить познавательным силам занятие, но без дальнейших целей.
Понятие формальной целесообразности Кант ис- пользует, чтобы еще резче подчеркнуть незави- симость суждения вкуса не только от понятия,
64 Там же, стр. 223.
65 Там же.
15 в. Ф. Асмус 449
но также и от чувственно приятного. Разъясне- ния эти важны. Они устраняют часто встречаю- щиеся недоразумения по поводу эстетики Канта. Эстетику эту часто характеризуют как гедонисти- ческую, т. е. как такую, которая основой эстети- ческого суждения провозглашает наслаждение, удовольствие. Это, конечно, верно. Но при этом необходимо подчеркнуть, что эстетическое удо- вольствие Канта — не чувственное удовольствие. Кант называет прямо «варварским» (barbarisch) такой вкус, который «для удовольствия нуждает- ся в добавлении возбуждающего и трогательно- го»66. Выдавать чувственно привлекательное за красоту, т. е. материю удовольствия (Materie des Wohlgefallens) за его форму, есть, по Канту, не- доразумение (ein Missverstand). Хотя чувствен- но привлекательное и трогательное могут присо- единяться к удовольствию от прекрасного, они не в силах иметь влияние на суждение вкуса. Та- кое суждение в своем чистом виде имеет осно- вой своего определения только целесообразность формы (die Zweckmässigkeit der Form)67. Удо- вольствие, лежащее в основе суждения вкуса, состоит, правда, в свободной игре, но в игре все же познавательных сил — воображения и рассуд- ка. В этом смысле эстетическое чувство, как его понимает Кант,— все же интеллектуально.
Интеллектуальный характер эстетического чув- ства лежит в основе взгляда Канта на то, что существенно в искусстве. Так, в живописи, в скульптуре, вообще во всех изобразительных искусствах существенным их элементом Кант считает рисунок. В рисунке основу всех данных для вкуса создает не то, что нравится в ощуще- нии, а только то, что нравится через одну свою форму (was bloss durch seine Form gefällt)68. На- против, краски относятся к чувственно приятно- му. Поэтому, рассуждает Кант, хотя краски сами по себе и могут оживить предмет для ощущения,
66 Иммануил Кант. Сочинения в шести томах, т. 5, стр. 226.
67 Там же.
6 8 Там же, стр. 228. .
они, сами по себе, еще не делают предмет «до- стойным созерцания и прекрасным»69.
Но что такое в искусстве форма? По Канту, это — или фигура, облик, вид (Gestalt), или игра (Spiel). В свою очередь игра может быть или игрой фигур, или игрой ощущений. Игра фигур осуществляется в пространстве. Это — мимика или танцы. Игра ощущений протекает во времени. Кант не отрицает того, что во впечатление, производимое предметом, эстетически действую- щим, может привходить чувственно приятное. Та- ковы — краски в произведениях живописи и тоны в произведениях музыки. Однако истинным пред- метом чистого суждения вкуса, по Канту, будет в живописи — только рисунок, а в музыке — только композиция (форма). Чувственная пре- лесть красок и тонов означает вовсе не то, что они прибавляют нечто к удовольствию от формы, а только то, что они оживляют представления и, кроме того, делают саму форму более точной, оп-
ределенной и наглядной.
Такой взгляд на роль чувственно приятного, конечно, не делает эстетику Канта рационалис- тической. Всякое рациональное представление цели исключается Кантом из числа условий суж- дения вкуса. В этом смысле эстетическое удо- вольствие — совершенно непосредственно70. Опо- средствование его субъективной целью тотчас вве- ло бы интерес и лишило бы суждение вкуса его специфического качества. Опосредствование его объективной целью поставило бы его в зависи- мость уже не от гармонии наших познавательных сил, а от понятия.
Сформулировав свое учение о трех первых мо- ментах эстетического суждения, Кант считает не- обходимым отделить свою эстетику прекрасного от влиятельных в его время эстетических теорий рационалистического типа. Теории эти ставили
69 Там же.
70 Значение непосредственной связи кантовского эстети- ческого суждения с удовольствием было правильно ука- зано Германом Когеном {Herman Cohen. Kants Begrün- dung der Aesthetik. Berlin. 1889, S. 159 ff.).
суждение вкуса в зависимость от понятия, в част- ности — в зависимость от понятия о совершенст- ве. Так, Баумгартен определял прекрасное как совершенство чувственного познания — в парал- лель логике, для которой истинное — совершенст- во рассудочного познания.
Кант считает эти теории ошибочными. Никакое суждение вкуса, доказывает Кант, в котором предмет признается прекрасным под условием оп- ределенного понятия, не может быть собственным («чистым») суждением вкуса71 . Наслаждение кра- сотой — наслаждение, которое не предполагает никакого понятия. Оно непосредственно соеди- няется не с тем понятием, посредством которого предмет мыслится, а с представлением, посредст- вом которого предмет дается. Всякая зависимость суждения вкуса от цели понятия (суждения ра- зума) уже не есть свободное и чистое суждение вкуса (ein freies und reines Geschmacksurteil)72. Правда, в ряде случаев красота все же пред- полагает понятие о цели. Так, красота человека, животного, здания привносит понятие о цели, ко- торая определяет, какой должна быть вещь. Но такая красота есть, по Канту, всего лишь при- входящая красота (ist... bloss adhärirende Schön- heit)73. И как бы ни выигрывало в таких слу- чаях соединение эстетического удовольствия с удовольствием интеллектуальным, правила, кото- рые могут быть извлечены из этого соединения,— уже не правила вкуса, а только правила условий соединения вкуса с разумом, прекрасного с доб-
рым.
Красоту, доставляющую удовольствие в чистом суждении вкуса, Кант называет «свободной» (freie Schönheit). Красоту, присущую понятию, он называет «обусловленной» (anhängende Schön- heit). Пример «свободной» красоты — цветы, беспредметные узоры, инструментальная музыка
71 Иммануил Кант. Сочинения в шести томах, т. 5, стр. 232—235.
72 Там же, стр. 234.
73 Там же, стр. 233.
без текста. Пример «обусловленной» красоты — красота церкви, дворца, беседки.
«Свободная» красота не зависит ни от какого понятия о совершенстве. Понятие о совершенстве всегда предполагает не только форму, но и ма- терию. Невозможно мыслить только форму совер- шенства — без всякого понятия о том, чему она должна была бы соответствовать. Форма совер- шенства без материи, по Канту,— настоящее про- тиворечие (ist ein wahrer Widerspruch)74 .
Напротив, целесообразность может мыслиться как одна лишь форма целесообразности. Но такая целесообразность — субъективная целесообраз- ность. Именно она и дается красотой. При этом, однако, исключается всякое понятие о совершен- стве, всякая материя совершенства. Мыслится только его форма. От того, какой вещь должна быть, здесь отрешаются, и остается только субъ- ективная целесообразность в душе созерцаю- щего.
Именно потому, что суждение вкуса есть эс- тетическое и покоится на субъективных началах, основа его определения не может быть понятием определенной цели. Так как красота — формаль- ная субъективная целесообразность, то через нее никогда не мыслится совершенство предмета: оно не может быть всего лишь формальной целесооб- разностью75.
Кант полагает, что изложенные различия дос- таточно определяют своеобразие эстетического суждения. Это суждение — единственное в своем роде. Оно не дает никакого познания — даже смутного — о предмете. Познание предмета дает- ся только через логическое суждение. Напротив, эстетическое суждение, посредством которого дается предмет, относится исключительно к субъ- екту, не показывает в предмете никакого свойства. Оно только отмечает целесообразную форму в оп- ределении тех способностей нашего представле- ния, которые занимаются предметом76.
74 Там же, стр. 231.
75 Там же.
76 Там же, стр. 231—232.
Из этого учения, решительно переносящего центр исследований эстетического суждения в субъект и в субъективные условия оценки, Кант непосредственно выводит следствия, касающиеся правил вкуса. Возможны ли они вообще? Возмож- но ли объективное правило, которое определяло бы посредством понятия, что прекрасно и что бе- зобразно.
Ответ на этот вопрос может быть у Канта толь- ко отрицательным. Не понятие о предмете, а толь- ко чувство субъекта (das Gefühl des Subjekts) есть основа определения прекрасного. Правда, многочисленные примеры доказывают происхож- дение вкуса от общей для всех людей основы их согласия в оценке форм, посредством которых лю- дям даются предметы. Однако основа эта глубоко скрыта от всех людей, и критерий происхожде- ния вкуса может быть только эмпирическим. Кри- терий этот — всеобщая сообщаемость ощущения, не опирающаяся на понятие, другими словами — согласие, насколько возможно, всех народов во все времена по отношению к чувству прекрас- ного. Критерий этот слишком слаб, для того что- бы из него можно было вывести искомые пра- вила.
По Канту, искать принцип вкуса, который был бы способен дать общий критерий прекрасного че- рез определенные понятия,— задача неосуществи- мая. Здесь то, что ищут, заключает в себе внут- реннее противоречие. Поэтому вкус всегда должен быть личной способностью. Можно указать друго- му на образец и проявить умение, подражая ука- занному извне образцу, но обнаружить подлин- ный вкус способен только тот, кто может само- стоятельно судить об образце.
Поэтому высший образец есть идея, которую каждый должен создать сам для себя. Такая идея есть, по сути,— понятие разума, а представление о существе, адекватном этой идее, есть идеал.
Исследуя понятие об идеале, Кант возвышает- ся над субъективизмом и формализмом собствен- ного эстетического учения. Согласно его разъяс- нениям, возникновение идеала выводит сознание
за пределы чистого суждения вкуса. Суждение это основывалось на чувстве удовольствия, до- ставляемом свободной гармонической игрой по- знавательных сил. Для возникновения идеала это- го уже недостаточно. Там, где в ряду основ суж- дения должен иметь место идеал, в основе долж- на быть какая-нибудь «идея разума согласно определенным понятиям»77. Эта идея априорно оп- ределяет цель, на которой основывается возмож- ность предмета.
Поэтому немыслим, например, идеал красивых цветов, идеал прекрасной меблировки, идеал пре- красного пейзажа. Идеал немыслим даже для кра- соты, зависящей от определенных целей, напри- мер для красоты дома, красоты прекрасного дере- ва, красоты прекрасного сада. Даже в этом случае цели, мыслимые посредством соответствующего понятия, недостаточно определены, и целесообраз- ность поэтому слишком свободна.
Идеалом красоты может быть только то, что цель своего существования имеет в самом себе. Такое существо, по Канту,— только человек. Только человек может сам определять себе свои цели через разум. Даже там, где он заимствует цели из внешнего восприятия, он может соеди- нять их со своими существенными целями и — в соответствии с ними — может тогда судить эсте- тически. Поэтому только человек есть идеал кра- соты, и — в его лице — только человечество одно среди всего существующего в мире способно к идеалу совершенства78.
По Канту, значение идеи разума в формирова- нии эстетического идеала выступает особенно ясно при сопоставлении этой идеи с тем, что Кант называет «эстетической нормальной идеей». Нормальная идея, например нормальная идея для фигуры данной породы животных, есть единичное созерцание воображения, дающее критерий для его оценки. Такая идея должна заимствовать свои
77 Иммануил Кант. Сочинения в шести томах, т. 5, стр. 237.
7 8 Там же.
элементы из опыта. Кто никогда не видел ни од- ного коня, не может образовать эстетическую нормальную идею породы коня.
Но если речь идет о величайшей целесообраз- ности в строении фигуры, т. е. о целесообразно- сти, которая могла бы быть общим критерием для эстетического суждения о каждом экземпляре данного вида, то такая целесообразность может заключаться только в идее высказывающих суж- дение79 . Так, цели человечества — поскольку эти цели могут быть представляемы не чувственно — идея разума делает принципом для суждения о фигуре человека, в которой цели эти открывают- ся, как их действия, в явлении80 . Такая идея, как эстетическая идея, может быть представлена в образце вполне конкретно.
Поэтому идеал Кант считает необходимым от- личать от нормальной идеи прекрасного. Возмож- на нормальная идея красивой лошади, красивой собаки. Но идеал возможен, по Канту, только для фигуры человека. Суждения по такому масштабу уже «не могут быть чисто эстетическими», они не есть «просто суждения вкуса»81 . Идеал чело- веческой фигуры состоит в выражении начала нравственного, без которого в данном случае предмет не мог бы нравиться вообще. Задача эта, по Канту,— самая возвышенная, но вместе с тем и самая трудная для искусства. Душевную добро- ту или чистоту, или силу и т. д. здесь необхо- димо не только соединить со всем, что связывает наш разум с нравственно добрым,— в идее выс- шей целесообразности. Кроме того, соединение это здесь необходимо сделать как бы видимым в те- лесном выражении. А для этого в свою очередь следует соединить идеи разума с большой силой воображения. Это требуется даже от того, кто только судит о таких идеях, но еще в большей степени от тех, кто хочет их изображать в ис- кусстве82.
79 Иммануил Кант. Сочинения в шести томах, т. 5, стр. 238.
80 Там же, стр. 237.
8 1 Там ж е , стр. 240.
82 Там же.
Теперь мы видим, что учение об идеале дейст- вительно разрывает тесный круг кантовского эсте- тического формализма. Только в абстракции от живого действительного искусства, только в чисто аналитическом рассмотрении прекрасное может быть мыслимо как начисто отделенное от доброго, а суждение вкуса — как совершенно независимое от интереса и от понятия. Как только речь захо- дит не об отрешенном понятии прекрасного, а о реальном человеческом искусстве, оказывается, что оно руководится идеей разума и изобража- ет, по крайней мере способно изображать, выс- шие идеалы нравственности и человечности. При изложении моментов суждения вкуса взгляд этот развит Кантом только как отступление от всего хода его исследования или как некоторое допол- нение. Но ниже Кант вернется к нему при рас- смотрении системы искусств. Там будет показано, что кроме оценки отдельных искусств с точки зрения, характерной для кантовского учения о прекрасном и о незаинтересованном суждении вкуса, необходима также их оценка, основываю- щаяся на способности искусства к выражению идеала. Оценки эти окажутся глубоко различными.
Четвертым «моментом» в эстетическом сужде- нии вкуса является его модальность. Как и при разъяснении трех предшествующих «моментов» — качества, количества и отношения — термин этот соответствует модальной характеристике логиче- ского суждения. В то же время он должен выра- жать специфическое своеобразие суждения вкуса. Модальность эстетического суждения состоит в том, что, мысля прекрасное, о нем думают, что оно имеет необходимое отношение к чувству удо- вольствия. Этим суждение вкуса отличается от одобрения того, что приятно. Приятное действи- тельно возбуждает чувство удовольствия. Но здесь между ощущаемым и чувством удовольствия, ко-
торое оно вызывает, нет необходимой связи.
С другой стороны, необходимость, мыслимая в суждении вкуса,— особого рода. Она отличается, во-первых, от теоретической — объективной — не- обходимости. В случае теоретической необходи-
мости мы априори познаем, что каждый необхо- димо будет чувствовать наслаждение от предмета, который я называю прекрасным.
Во-вторых, необходимость, мыслимая в сужде- нии вкуса, отличается и от практической необ- ходимости. В случае практической необходимости удовольствие является необходимым следствием объективного закона. Закон этот действует через понятие разумной воли, а это понятие служит правилом для свободно действующего существа. Такое удовольствие не означает ничего, кроме того, что безусловно должно действовать извест- ным образом. Практически необходимое относит- ся к области велений категорического импера- тива — с точки зрения характера мыслимой в нем необходимости.
Напротив, необходимость, мыслимая в эстети- ческом суждении — только «примерная» (nur exemplarisch genannt werden)83 . Это — необходи- мость согласия всех с данным суждением вкуса. Однако это — «пример» общего правила, которое само не может быть дано. Так как эстетическое суждение не есть суждение объективное и позна- вательное, то его необходимость нельзя вывести из определенных понятий. Необходимость эта — не «аподиктическая» необходимость логического суждения. Еще того менее она может быть выве- дена из опыта. Понятие о необходимости эстети- ческого суждения не может быть обосновано на эмпирическом суждении.
Будучи субъективной, необходимость, приписы- ваемая суждению вкуса, всегда высказывается лишь как обусловленная (wird... nur bedingt aus- gesprochen)84 . Так как здесь имеют основу, об- щую для всех, то, казалось бы, можно было бы всегда рассчитывать на общее согласие. Однако так рассчитывать можно было бы только при ус- ловии, если бы данный случай верно подводился под эту основу.
83 Иммануил Кант. Сочинения в шести томах,, т. 5, стр. 241.
84 Там же, стр. 242.
Претендовать на безусловную необходимость суждения вкуса мог бы только тот, кто имел бы объективный принцип и кто судил бы в соответ- ствии с этим принципом. Но если бы, с другой стороны, он совсем не имел никакого принципа, как не имеет его суждение чувственного вкуса, то, конечно, не могла бы явиться никакая мысль о его необходимости. Следовательно, какой-то принцип для необходимости суждения вкуса дол- жен существовать. Однако — это только субъек- тивный принцип. То, что нравится (или не нра- вится), он определяет для всех, но не через по- нятие, а через чувство. Это — общее чувство (ein Gemeinsinn)85 . Только при предположении, что существует «общее чувство», может быть состав- лено суждение вкуса. Оно существенно отличает- ся от общего рассудка (который иногда тоже на- зывают общим чувством — sensus communis). Различие — в том, что такой рассудок всегда су- дит не по чувству, а по понятиям, хотя в этом случае понятия — только смутно представляемые принципы.
Познания и выражающие их логические суж- дения всегда могут быть сообщаемы всем. Иначе они не могли бы соответствовать своим предме- там и оставались бы только субъективной игрой способностей представления. Именно это утверж- дает скептицизм, точку зрения которого Кант здесь решительно отрицает86.
Но если познания, как убежден Кант, могут быть передаваемы другим, то должно быть спо- собно к сообщаемости также и «душевное состоя- ние» (der Gemütszustand). Это — тенденция позна- вательных сил к познанию вообще, и притом не простая тенденция, а тенденция к той их про- порции, которая необходима им для представле- ния,— для того, чтобы предмет был дан. Без это-
85 Там же.
86 Отрицает, конечно, только по отношению к опытному знанию. В вопросе о познании вещей, как они сущест- вуют сами по себе, Кант — такой же агностик, как по- рицаемый им Юм.
го познание не могло бы возникнуть как действие. Здесь речь идет, подчеркивает Кант, не о вся- кой пропорции, а о той — единственной,— при ко- торой внутреннее соотношение познавательных способностей было бы самым выгодным для рас- судка и воображения — в интересах познания дан- ных предметов вообще. Это настроение не может быть определяемо иначе, как только через чувст- во. Это и есть общее чувство. Для обоснования его нет нужды опираться на психологические на- блюдения: его существование как необходимое ус- ловие всеобщей сообщаемости нашего знания предполагается любой логикой и любым принци- пом познания. Исключение составляет только дог-
ма скептицизма87.
Говоря о соответствии и об игре познаватель- ных сил, составляющей основу эстетического удо- вольствия, Кант всегда имеет в виду игру (или соответствие) воображения и рассудка. В парагра- фах «Критики», посвященных модальности эсте- тического суждения, он пытается точнее опреде- лить отношение между ними. Кант исходит из того, что во многих случаях удовольствие, испы- тываемое при созерцании предмета, обладающего известными эстетическими свойствами, определя- ется в большей мере практической целесооб- разностью в строении предмета, чем собственно эстетическими его формами. В таких случаях лег- ко возникает смешение. Мы принимаем за эсте- тическую оценку оценку свойств предмета (в том числе пропорций, форм), обусловленных практи- ческой пригодностью предмета — их способность выполнять свое практическое назначение.
Чтобы устранить это смешение и выделить то, чем — в настоящем восприятии предмета — обус- ловлена эстетическая оценка, воображение, участ- вующее в игре познавательных сил, должно быть воображением особого рода. Воображение это ха- рактеризуется свободной законосообразностью.
87 Иммануил Кант. Сочинения в шести томах, т. 5, стр. 243—244
Это — не репродуктивное воображение, только воспроизводящее данные формы данного предме- та. Это — «продуктивное» и «самодеятельное» во- ображение, источник произвольных форм всевоз- можных созерцаний. Правда, там, где речь идет об усвоении предмета внешних чувств, воображе- ние связано определенной формой этого предмета. В этом отношении оно не имеет свободной игры. Но и в атом случае предмет дает ему такую фор- му, какую воображение могло бы создать самому себе в соответствии с рассудочной законосообраз- ностью, если бы оно было предоставлено самому себе.
Если воображение должно действовать соглас- но определенным законам рассудка, то продукт такого воображения по своей форме определяется понятиями. В этом случае удовольствие дается не в прекрасном, а в добром, в совершенстве, и тог- да суждение уже не есть суждение вкуса.
Напротив, суждение вкуса вполне совместимо со свободной закономерностью рассудка. Здесь возможны, как это ни кажется парадоксальным, субъективное соответствие воображения с рассуд- ком без объективного соответствия, закономер- ность без закона, целесообразность без цели88 .
Отсюда Кант выводит, что удовольствие, до- ставляемое созерцанием правильных геометриче- ских фигур и геометрических тел, основывается не на красоте, а на правильности. На них сле- дует смотреть только как на изображение опреде- ленного понятия, которое и предписывает фигуре ее правила. Во всех таких случаях удовольствие основывается не непосредственно на виде фигуры, а на ее пригодности для определенных целей.
Напротив, в «суждении вкуса» — если только оно «чисто», т. е. свободно от всяких примесей,— удовольствие (или неудовольствие) непосредст- венно соединяется только с созерцанием предмета, без всякого отношения к его определенному назначению или к определенной цели89 .
88 Там же, стр. 246.
89 Там же, стр. 247.
На «правильности» основывается «нормальная» идея красоты. Это — «канон» («правило») в смыс- ле античного скульптора Поликлета. Это — школьный идеал. Он нравится не столько в силу своего превосходства, сколько в силу правильно- сти и безупречности. Напротив, «идея разума» образует принцип суждения о человеческой фор- ме, основываясь на целях человечности. Это — форма, посредством которой цели осуществляют- ся в чувственном. Она представляется как дейст- вие этих целей в мире явлений. По существу идея эта есть выражение морального в чувственном. Ее осуществление предполагает совместное дейст- вие разума и воображения. В этом случае ее ав- тономия растворяется в моральном благе.
Таково проводимое Кантом различение двух ви- дов красоты: красоты «свободной» и красоты «за- висимой», или «обусловленной». Как во многих других случаях, Кант не первый ввел в эстети- ку это различение. У него были серьезные пред- шественники, которые не пользовались его терми- нологией, но своими средствами выражали сход- ное эстетическое учение. Это — Зульцер, Мен- дельсон, Винкельман, Лессинг.
Так, Зулъцер делит вещи, способные нам нра- виться, на три класса. Прекрасными он называет те, которые возбуждают удовольствие до вступле- ния в действие способностей познания и жела- ния. Прекрасное привлекает нас своей формой, без отношения к материи (Stoff) и целесообразности (Zweckmässigkeit)90.
Мендельсон продолжает развивать эти различе- ния. Действие, производимое красотой, он отде- ляет и от понятия и от интереса. Отсутствие по- нятия отделяет красоту и от совершенства. Со- вершенство получает начало от единства в поня- тии, от цели, общей для элементов представления. Напротив, красота определяется простой видимо- стью единства, чувственно воспринимаемой гармо-
90 См. Sulzer. Allgemeine Theorie der schönen Künste (ст.
«Schön»).
Дата добавления: 2019-01-14; просмотров: 347; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!