Эстетические работы Канта и развитие эстетической проблемы
В его философии
Внимание к вопросам эстетики пробудилось у Канта задолго до выхода в свет его основного эстетического труда. Уже в 1764 г. Кант опублико- вал статью «Наблюдения над чувством прекрасно- го и возвышенного» («Beobachtung über das Gefühl des Schönen und Erhabenen»). С другой стороны, и после выхода в свет «Критики способности сужде- ния» («Kritik der Urteilskraft») Кант издал в 1798 г. свою «Антропологию с прагматической точки зре- ния» («Anthropologie in pragmatischer Hinsicht»). В ней вторая книга посвящена чувству удоволь- ствия, а в разделе «О чувственном удовольствии» кроме удовольствия через внешнее чувство рас- сматривается удовольствие «через воображение» (durch die Einbildungskraft) или «вкус» (der Geschmack)13 . Здесь речь вновь идет о чувстве прекрасного и возвышенного.
Однако ни в статье 1764 г., ни в «Антропо- логии», возникшей на основе лекций, читавшихся Кантом по этому предмету в университете, мы не найдем еще той трактовки вопросов эстетики, ко- торая имеется в его «Критике способности суж- дения» и которая связана в ней со всей систе- мой «критической» философии Канта и представ- ляет чрезвычайно важное теоретическое звено этой системы.
В то же время статья о чувстве прекрасного и возвышенного, написанная за двадцать шесть
13 Иммануил Кант. Сочинения в шести томах, т. 6, стр. 472—489.
лет до возникновения «Критики способности суждения», в одном отношении однородна с «Кри- тикой». Правда, точка зрения в ней еще чисто психологическая и антропологическая. Никакого намека на «трансцендентальную» трактовку во- просов эстетики в ней не содержится. Однако, так же как и «Критика способности суждения», статья Канта 1) обнаруживает интерес к пробле- ме прекрасного и возвышенного — центральной проблеме будущей «Критики» и 2) свидетельст- вует о превосходном знакомстве Канта с совре- менной ему эстетической литературой.
|
|
|
Около времени написания статьи о прекрасном и возвышенном Кант касался некоторых вопро- сов эстетики в своих университетских лекци- ях. В них взгляд на эстетику все еще тот же, что у Баумгартена: эстетика рассматривается как простое дополнение к логике. Так, в объявлении Канта о плане его лекций в зимнем семестре 1765/66 г. в конце сообщения о логике Кант от- мечал, что «очень большое сходство материала дает в то же время повод в связи с критикой разума обратить некоторое внимание также и на критику вкуса, т. е. эстетику, поскольку правила первой всегда служат для пояснения правил вто- рой и их разграничение представляет собой сред- ство к лучшему пониманию их обеих»14.
Взгляд Канта на эстетические категории и на искусство стал изменяться лишь с того времени, когда Кант подвел эстетическую способность суж- дения под одну точку зрения со, способностью суждения о целесообразности (со способностью
|
|
|
«телеологического» суждения).
Вопрос о целесообразности ставился в филосо- фии и в науке XVIII в. прежде всего как воп- рос о целесообразности в природе. В такой по- становке это был один из центральных вопросов века. К постановке этого вопроса вело все раз- витие естествознания начиная с XVII столе- тия.
14 Иммануил Кант. Сочинения в шести томах, т. 2. М., 1964, стр. 286.
Развитие это совершалось под знаком неуклонно нараставшего торжества механистического причин- ного объяснения. Механическая причинность в физике (Галилей), в физике и в астрономии (Ньютон) стала в глазах передовых ученых и философов эпохи ключом к научному объяснению всех процессов и всех явлений природы. Объ- яснить факт природы — значило вывести этот факт по закону механической причинности из об- щих законов физики и механики.
По мере того как анатомия и физиология че- ловека и высших животных открывали наличие причинно действующих механизмов также и в су- ществах органического мира (механизм безуслов- ного рефлекса Декарта, механизм кровообращения Гарвея), возникла понятная тенденция распрост- ранить принцип механистической причинности на всю природу: не только неорганическую, но и ор- ганическую.
|
|
|
Однако стремление это, мощно овладевшее ума- ми математиков, физиков и астрономов, встрети- ло препятствия, которые в органической приро- де казались неодолимыми.
Оказалось, что механистически-причинному объ- яснению не поддается проблема возникновения жизни. Наука XVIII в. не располагала средст- вами объяснить, каким образом по законам од- ной механической причинности из тел неоргани- ческой природы, лишенных какой бы то ни было целесообразности, могли возникнуть хотя бы низ- шие и простейшие организмы. Ибо, в отличие от неорганических тел, организмы обнаруживали не- сомненное, резко бросающееся в глаза, целесо- образное строение своих органов, целесообразную связь между ними и целесообразность в отноше- ниях самих организмов к внешнему миру. Чем более поразительными становились успехи меха- нистического причинного объяснения в области не- органической природы, тем более невозможным казалось применение того же метода объяснения не только к проблеме возникновения жизни, но и к объяснению строения и деятельности суще- ствующих на Земле организмов.
|
|
|
Сам Кант нашел яркое выражение для этого состояния современной ему науки. В своем ран- нем космогоническом трактате («Всеобщая естест- венная история и теория неба», 1755) он не толь- ко сказал: «дайте мне материю, и я построю из нее мир», но сказал также, что простейшая тра- винка или гусеница не может быть выведена на- укой из тех самых механических причин, кото- рые способны объяснить происхождение и разви- тие Солнца и планет15 .
Пока космология и натурфилософия подчиня- лись религии, проблема целесообразности в при- роде разрешалась в плане религиозного мировоз- зрения. Богословие утверждало, что виновник или причина целесообразности, наблюдаемой в миро- здании в целом и, в частности, в органической природе,— сам бог. Именно он сообщил организ- мам целесообразное строение и сладил все части мироздания в единый совершенный космос.
Но с тех пор как философия стала пытаться объяснить мир из него самого, как «самопричи- ну» (causa sui Спинозы),— ссылаться на бога как на непосредственного виновника существую- щей в природе целесообразности стало уже невоз- можно и непозволительно.
Так возникло в научном мировоззрении XVIII в. одно из основных для него противо- речий. Наука требовала признания факта целе- сообразности в природе. В то же время сама же наука свидетельствовала, что научное (не религи- озное) объяснение этого факта невозможно.
Противоречие это стояло в центре внимания Канта не только в его ранней космогонии. Оно стало предметом исследований Канта в первой из его «Критик» — в «Критике чистого разума» (1781). В этом основном своем сочинении «кри- тического» периода Кант развил учение о кате- гориях и об основоположениях чистого рассудка, принципиально исключив из круга категорий ка- тегорию цели. Это вполне понятно. Раздел «Тран-
15 Иммануил Кант. Сочинения в шести томах, т. 1. М., 1963, стр. 126-127.
цендентальной эстетики» в «Критике» отвечает на вопрос, «как возможна математика» в качестве науки, дающей достоверное — всеобщее и необхо- димое — знание. Первая часть раздела «Трансцен- дентальной логики» — «Трансцендентальная ана- литика» — отвечает на аналогичный вопрос: «как возможно естествознание?». Так как естествозна- ние — в смысле Канта — может объяснять явле- ния природы только посредством механической причинности, то ясно, что категория цели должна была оказаться исключенной из числа катего- рий «чистого» рассудка.
Однако в приложении к разделу «Критики чи- стого разума», который называется «Трансценден- тальной диалектикой», Кант разъясняет, что «те- леологическое» рассмотрение природы (т. е. рас- смотрение ее под углом зрения целесообразности) все же возможно. Такое рассмотрение не может быть «конститутивным» принципом, т. е. не мо- жет обосновывать никакой теоретической науки о природе. Но, не будучи «конститутивным» прин- ципом объяснения природы, телеологическое рас- смотрение все же имеет «регулятивное» значение. Удовлетворяя потребности нашего разума в «иде- ях», представляющих не воспринимаемое никаки- ми чувствами высшее и безусловное единство все- го познаваемого, «телеологическое» воззрение рас- сматривает вещи мира так, как если бы они по- лучали свое существование от некоего высшего ума, осуществляющего в природе некий целесо- образный план.
Спустя четыре года после выхода «Критики чи- стого разума» для Канта возник новый повод высказаться о целесообразности в органической природе. Повод этот дала ему его работа «Опре- деление понятия о человеческой расе» («Bestim- mung des Begriffes einer Menschenrasse»). В статье этой, появившейся в ноябрьской книжке
«Берлинского ежемесячника» («Berliner Monats- schrift», 1785), вопрос о целесообразности ста- вился в связь с философскими взглядами Канта на исторический процесс. В сравнении с «Крити- кой чистого разума» статья Канта, вызвавшая воз-
ражения со стороны Георга Форстера16, не за- ключала по сути ничего принципиально нового. Из этой работы еще не видно, чтобы у Канта бы- ло намерение связать проблему органической це- лесообразности с вопросами эстетики.
Что касается самой эстетики, то в эпоху напи- сания «Критики чистого разума» Кант еще пола- гал, что критическое обсуждение прекрасного, составляющее ее содержание, не может быть под- ведено под принципы разума. Во «Введении» к
«Трансцендентальной эстетике»17, возражая Баум- гартену, Кант писал: «Только одни немцы поль- зуются теперь словом эстетика для обозначения того, что другие называют критикой вкуса. Под этим названием кроется ошибочная надежда, которую питал превосходный аналитик Баумгар- тен,— подвести критическую оценку прекрасного под принципы разума и возвысить правила ее до степени науки. Однако эти старания тщетны. Де- ло в том, что эти правила, или критерии, имеют своим главным источником только эмпирический характер и, следовательно, никогда не могут слу- жить для установления определенных априорных законов, с которыми должны были бы согласо- ваться наши суждения, касающиеся вкуса»18 .
Впервые признаки перемены в убеждениях Кан- та по этому вопросу появляются во втором изда- нии «Критики чистого разума», подготовлявшемся в 1786 г. В тексте этого издания в процитиро- ванном только что рассуждении Канта некоторые выражения смягчены. Вместо «никогда не могут служить законами а priori» (1-е издание) о пра- вилах и критериях эстетики сказано, что они «ни- когда не могут служить определенными законами а priori». Вместо «по своим источникам», во вто-
16 G. Forster. Über den Gebrauch teleologischer Prinzipien in der Philosophie (в журн.: «Deutscher Mercur», 1788, Januar).
17 Напомним, что в «Критике чистого разума» Кант назы- вает «эстетикой» не философию прекрасного и искус- ства, а учение об априорных формах чувственного по- знания (Иммануил Кант. Сочинения в шести томах, т. 3. М., 1964, стр. 128).
18 Там же.
ром изданий сказано «по своим важнейшим источ- никам» (ihren vornehmsten Quellen)19 . Здесь же Кант указывает, что помимо возможности со- хранить терминологию Баумгартена существует еще и возможность разделить «вместе со спеку- лятивной философией» ее способ обозначения и понимать термин «эстетика» «частью в транс- цендентальном смысле, частью же — в психоло- гическом значении».
Параллельно с завершением работ, посвященных обоснованию этики, интенсивность занятий Канта проблемами эстетики возрастает. В лейп- цигском каталоге на 1787 г. среди возвещенных работ значится «Обоснование критики вкуса» Канта («Grundlegung der Kritik des Geschmacks»); а в письме к Шютцу от 25 июня 1787 г. Кант сообщает, что тотчас после отсылки издате- лю рукописи «Критики практического разума» он приступит к работе над «Основами критики вку- са». Основываясь на этих данных, Бенно Эрдман, редактор первого научно выполненного (в тек- стологическом отношении) издания «Критики спо- собности суждения», высказал даже предположе- ние, будто в это время Кант лелеял мысль пред- послать обдумывавшейся им «Критике вкуса» по- пулярное основоположение — подобно тому, как он предпослал «Критике практического разума» бо- лее популярные «Основы метафизики нравствен- ности»20.
Как бы то ни было, но уже 28 декабря 1787 г. в письме к К. Л. Рейнгольду, первому популяриза- тору кантовской философии, Кант со- общает не только о том, что он работает над
«критикой вкуса», но что работа эта основывает- ся у него на рассмотрении всей системы способ- ностей души. «В настоящее время,— пишет Кант,— я занимаюсь критикой вкуса, и по этому поводу будет открыт другой род принципов а priori, чем каковы предыдущие. Ибо способностей души
19 I. Kant. Gesammelte Schriften, Bd. III. Berlin, 1904,
S. 50, Anmerkung.
20 Immanuel Kant's Kritik der Urtheilskraft. Hrsg. von Benno Erdmann, zweite Stereotypausgabe. Hamburg und Leipzig, 1884. Einleitung des Herausgebers, S. XIX.
три: способность познаний, чувство удовольствий и неудовольствия и способность желания. Для пер- вой я нашел принципы a priori в Критике чи- стого (теоретического) разума, для третьей — в Критике практического разума. Я ищу их так- же для второй, хотя я обычно считал невозмож- ным найти таковые... теперь я признаю три ча- сти философии, каждая из которых имеет свои принципы a priori, которые могут быть перечи- слены, а объем возможного таким образом зна- ния может быть достоверно определен — теоре- тическая философия, телеология и практическая философия. Из них средняя, конечно, окажется беднейшей по основам определения (an Bestim- mungsgründen) а priori»21.
Письмо Канта чрезвычайно важно. Из него вид- но, что к проблеме эстетики Кант действитель- но шел, отправляясь не от искусства и даже не от вопросов эстетики, а от стремления довести до ясности и полноты всю систему способностей человеческой души, определить их отношения и связь. При этом в центре внимания Канта стоя- ла не эстетическая способность суждения, но способность суждения о целесообразности (телео- логическая способность суждения). По уже ука- занным выше основаниям Кант исключил телео- логию из области теоретического рассудка с его категориями и основоположениями. Но куда ее в таком случае следовало поместить?— Вот тут и выступает на первый план «способность удоволь- ствия и неудовольствия» — третий (средний) член, открытый Кантом в системе «способностей души». Система эта будет, по Канту, полной системой уже не психологии, а «критической» философии, если для способности удовольствия и неудоволь- ствия удастся найти ее априорные принципы. Эту — третью — часть философии Кант и называ- ет «Телеологией» («Teleologie»). Он помещает ее между «теоретической» и «практической» фило- софией — между теорией познания и этикой.
Каким образом и какими путями мысль о тож-
21 Briefwechsel von Imm. Kant in drei Bänden. Hrsg. von
H. Б. Fischer, Erster Band. München, 1912, S. 369.
дестве «критики вкуса» и «телеологии» проникла в сознание Канта, сказать трудно — за отсутст- вием достаточных данных. Кант сам удивлялся результату, к которому привели его исследова- ния. Но как только он овладел этой мыслью, раз- работка эстетики и включение ее в систему кри- тической философии пошли стремительным тем- пом. В 1790 г. «Критика способности суждения» была написана и вышла в свет. Она состоит из
«Предисловия», «Введения» и из двух частей. Пер- вая часть — «Критика эстетической способности суждения», вторая — «Критика телеологической способности суждения». «Введение» в «Критику способности суждения» было написано Кантом в двух редакциях. Первая возникла в 1789—1790 гг. Но Кант пришел к выводу, что написанное им
«Введение» непропорционально велико по отно- шению к объему самой «Критики». Вместо него Кант дал другое — сокращенное — «Введение», ко- торое и было напечатано в первом издании «Кри- тики способности суждения» под названием «Ein- leitung». Текст ранней, более обстоятельной ре- дакции «Введения» Кант переслал магистру Иоганну Сигизмунду Беку, разрешив ему распо- рядиться рукописью по собственному усмотрению. В 1793 г. Бек опубликовал — с разрешения Кан- та — первый, а в 1794 г. второй том составленного им извлечения из «Критик» Канта. В этом извле- чении он поместил первую редакцию кантовского
«Введения» к «Критике способности суждения», но дал не полностью текст Канта, а собственное из него извлечение. Сокращению подверглись при- близительно две пятых кантовского первого «Вве- дения». При этом самые сокращения были сдела- ны Беком произвольно. До выхода в свет касси- реровского издания сочинений Канта ни в одном из капитальных изданий Собрания сочинений философа — ни у Розенкранца, ни у Гартенштейна, ни у Кирхмана — первое «Введение» в «Критику способности суждения» не было воспроизведено в полном виде. Издатели перепечатывали его с со- кращениями Бека и по изданию Бека. Даже Бен- но Эрдман в своем составившем важную веху в
«кантовской филологии» издании «Критики» вновь воспроизвел лишь сокращенный Беком текст. Только в 1914 г. Эрнст Кассирер впервые опубликовал первое «Введение» полностью. Пуб- ликация эта вполне оправдана. По верному заме- чанию Кассирера, первое «Введение» «есть завер- шенное» в себе замкнутое сочинение. Оно пред- ставляет интерес уже ввиду некоторых своеоб- разных мыслей, некоторых терминологических особенностей и дополняет с известных сторон, а также освещает ход идей «Критики способности суждения»22.
«Критика способности суждения» — «Критика», завершающая построение философии Канта. «Кри- тика чистого разума» исследовала законодатель- ство рассудка (Gesetzgebung des Verstandes). На этом законодательстве покоятся, по мысли Канта, понятия природы (die Naturbegriffe), заклю- чающие в себе основу для всякого теоретического познания а priori. «Критика практического разу- ма» исследовала законодательство разума (Gesetz- gebung der Vernunft). На этом законодательстве покоится понятие свободы (der Freiheitsbeg- riff), заключающее в себе априорную основу для всех практических (этических) предписаний.
«Критика способности суждения» исследует спо- собность суждения (die Urteilskraft), которая представляет промежуточный член между рассуд- ком и разумом. По аналогии с рассудком и разу- мом следует предполагать, думал Кант, что и для нее должен существовать собственный «чисто субъективный принцип».
Но «Критика» должна рассмотреть способность суждения не только в ее отношении к рассудку и разуму, не только в отношении к познаватель- ным способностям. Она должна рассмотреть спо- собность суждения также и в ее отношении к основным силам или способностям души. Силы эти: 1) способность познания, 2) чувство удоволь- ствия и неудовольствия и 3) способность жела- ния. В области познания законодательство осуще-
22 Immanuel Kants Werke, В. V. Berlin, 1914, S. 587.
ствляет только рассудок. В области желаний (воли), рассматриваемой в качестве высшей спо- собности, законодательство осуществляет разум, так как он дает априорное понятие о свободе. Кант считает естественным предположить — по аналогии,— что и для способности суждения су- ществует свой априорный принцип. А так как со способностью желания необходимо соединяется чувство удовольствия или неудовольствия, то от- сюда Кант выводит, что способность суждения и с этой точки зрения должна рассматриваться как переход от чистой познавательной способности к понятию о свободе23.
Установив, таким образом, необходимость тре- тьей «Критики» с ее задачей — выяснить априор- ный принцип, на который опирается способность суждения, Кант приступает к рассмотрению видов способности суждения. Их два: 1) «определяю- щая» и 2) «рефлектирующая» способность суж- дения. Хотя способность суждения всегда и во всех случаях есть способность мыслить особенное как заключающееся в общем, существуют, по Канту, два способа мышления связи особенного с общим. Первый имеет место, когда общее (пра- вило, принцип, закон) уже дано, и способность суждения должна лишь подводить особенное под заранее данное общее. В этом случае способность суждения называется «определяющей». Общие за- коны «определяющей» способности суждения дает рассудок. Законы эти предначертаны ей а priori. Определив первый вид способности суждения, Кант в дальнейшем содержании «Критики» ею вовсе не занимается. Он пользуется понятием
«определяющей» способности суждения только для того, чтобы оттенить различие, существую- щее между нею и вторым видом способности суж- дения.
Этот — второй — вид имеет место, когда нам дано особенное и когда общее для этого особенно- го только еще предстоит найти. Это — «рефлекти-
23 Иммануил Кант. Сочинения в шести томах, т. 5, стр. 177.
рующая» способность суждения. Так как она должна для особенного указать или найти его общее, то она нуждается в принципе. Однако принцип этот она не может почерпнуть ни из опыта, ни из рассудка. Она не может найти его в опыте, так как именно этот принцип и должен обосновать единство всех эмпирических законов, подводя их тоже под эмпирические, но высшие принципы.
Но рефлектирующая способность суждения не может почерпнуть свой принцип и из рассудка — иначе она была бы уже не «рефлектирующей», а «определяющей» способностью суждения. Она может дать себе свой принцип только сама. Не- способная ниоткуда заимствовать свой закон, она, в отличие от рассудка, не может и предписывать закон природе, так как «рефлексия о законах при- роды сообразуется с природой, а не природа [со- образуется] с теми условиями, согласно кото- рым мы стремимся получить о ней понятие»24. Искомый принцип «рефлектирующей» способ- ности суждения состоит в том, что частные эмпи- рические законы,— если исключить из них все, что в них определяется общими законами и вы- водится из этих законов,— должны рассматри- ваться как некое единство. Это — единство, кото- рое мы рассматриваем так, как если бы его дал рассудок. Однако это — не наш, человеческий, рас- судок, и дал он эти законы для того, чтобы сде- лать возможной систему опыта согласно частным
законам природы.
Благодаря «рефлектирующей» способности суж- дения — и только благодаря ей — мы можем мыс- лить целесообразность. Пока мы в пределах кате- горий рассудка, в границах «определяющей» спо- собности суждения, для понятий целесообразно- сти природы нет и не должно быть места. Рассудок рассматривает природу и ее предметы не под углом зрения цели, но под углом зрения при- чинной определяемости всех вещей и событий.
24 Иммануил Кант. Сочинения в шести томах, т. 5, стр. 178—179.
Дело совершенно меняется, как только мы всту- паем в область «рефлектирующей способности» суждения. В ней мы мыслим такое понятие о предмете, которое заключает в самом себе и ос- нову действительности этого предмета. Такое по- нятие, разъясняет Кант, есть понятие цели, а со- ответствие вещи свойству вещей, возможное толь- ко согласно с целями, есть, по Канту, целесооб- разность в форме вещи (die Zweckmässigkeit der Form).
Примененный к форме вещей природы, подчи- ненных ее эмпирическим законам, принцип спо- собности суждения становится понятием о целе- сообразности природы. Именно посредством этого понятия природа мыслится нами так, как если бы основой единства в многообразии ее эмпирических законов был рассудок.
Понятие о целесообразности природы не есть понятие теоретически мыслящего рассудка: оно не определяет предметов природы в качестве та- ких, которые имели бы сами по себе отношение к каким-то целям природы. Оно, правда, мыслится по аналогии с практической целесообразностью человеческой деятельности, но совершенно отли- чается от нее. Понятием этим пользуются только для того, чтобы мыслить предметы природы в от- ношении к тому соединению ее явлений, которое дано согласно эмпирическим законам.
В природе, если рассматривать ее эмпирические законы, возможно бесконечное разнообразие та- ких законов. Как эмпирические, законы эти не мо- гут быть познаваемы a priori и потому для на- шего усмотрения совершенно случайны. Правда, общие законы природы, предписываемые формами рассудка, дают соединение знания в единство опыта. Однако они дают его для вещей природы вообще, но не дают его специфически — как един- ство именно для таких-то и таких-то сущностей природы. Тем не менее такое единство необходимо предполагать. Если не признавать его, то не мо- жет получиться объединения эмпирических зна- ний в целое опыта. Поэтому способность сужде- ния должна признать — как условие своего апри-
орного применения,— что то, что для нашего че- ловеческого усмотрения представляется в частных законах природы совершенно случайным, имеет теоретически непостижимое для нас, но все же мыслимое закономерное единство. Это единство мы мыслим одновременно и как совершенно необхо- димое — для нашего стремления к познанию — и как совершенно случайное — само по себе. Но это и значит, что рассматриваемое единство мыс- лится нами как целесообразность природы.
Так как здесь речь идет только о возможных, но еще не открытых, не данных эмпирических за- конах, то способность суждения, посредством ко- торой мыслится целесообразность природы, будет не «определяющей», а «рефлектирующей». Мысли- мое в ней понятие о целесообразности не есть ни понятие природы (в теоретическом смысле), ни понятие свободы. Оно ничего не приписывает самому предмету природы. Оно только указывает, какой должна быть наша рефлексия о предметах природы — в необходимом для нас интересе к сплошному единству. Другими словами, понятие о целесообразности природы дает лишь субъектив- ный принцип способности суждения (или субъек- тивную максиму).
Для рассудка соответствие природы с нашей познавательной способностью — случайно. Можно было бы думать, что в рассудке существует ров- но столько же различных видов причинных свя- зей, сколько в самой природе различных видов ее действий. Будь это так — наш рассудок не мог бы усмотреть в природе какой-либо понятный по- рядок, не мог бы разделить продукты природы на виды и роды.
Действительность познания, согласно Канту, со- вершенно не такова. В основе нашей рефлексии об эмпирических законах природы лежит некий ап- риорный принцип. Он ничего не может опреде- лить a priori по отношению к объекту. Но он гласит, что порядок природы, познаваемый со- гласно эмпирическим законам, возможен. Принцип этот — априорный (трансцендентальный) не для объекта, а для нашего мышления об объектах
природы. Он предполагает а priori, что в при- роде существует постижимое для нас подчинение (субординация) ее родов и видов, что каждый из этих родов и видов — опять-таки в силу общего принципа — может приближаться к другому и что благодаря этому приближению возможны перехо- ды от одного из них к другому и, наконец, к выс- шему роду.
Этот априорный принцип способности суждения Кант называет законом спецификации природы по отношению к эмпирическим законам25 .
Из всего до сих пар сказанного видно, какое значение для философии Канта — как системы — получил вопрос о целесообразности природы и со- ответственно вопрос о «рефлектирующей» способ- ности суждения: посредством нее мыслится по- нятие целесообразности природы. Но ни из чего до сих пор сказанного никак не видно, какая связь существует между телеологией Канта и эс- тетикой, т. е. учением о прекрасном, о возвышен- ном и об искусстве. Какие соображения заставили Канта в книгу, рассматривающую суждение о це- лесообразности природы, включить рассмотрение вопросов эстетики? Вопрос этот важен потому, что в «Критике способности суждения» под термином
«эстетика» Кант разумеет уже не то, что обо- значал этот термин в «Критике чистого разума». Там, в первой «Критике», «эстетикой» называ- лась, как было уже отмечено, часть гносеологии — учение об априорных формах чувственности — о пространстве и времени. В связи с этим рассмат- ривалось значение, какое эти формы имеют для обоснования математики: арифметики и геомет- рии. В соответствии со сказанным посвященная этим вопросам первая часть «Критики чистого ра- зума» называется «Трансцендентальной эстетикой». За ней следует, как вторая часть «Критики»,
«Трансцендентальная логика». В ней рассматрива- ются (в «Аналитике») априорные формы рассудка, а также формы связи рассудка с чувственностью,
25 Иммануил Кант. Сочинения в шести томах, т. 5, стр. 185—188.
составляющие условие и обоснование теоретиче- ского естествознания.
Такое — параллельное — рассмотрение «эстети- ки» и «логики» восходит к идее Баумгартена. По- следний понимал под «эстетикой» гносеологию низшего вида знания — чувственного знания. В теории знания Баумгартена «эстетика» — лишь дополнение логики. Будучи низшей частью гносео- логии, она все же есть ее часть. Она трактует лишь о смутной форме знания, но это — форма того самого знания, высшая, ясная и отчетливая форма коего составляет предмет логики. Различие между «эстетическим» и «логическим» знанием — не специфическое, а только в степени.
Совершенно другое значение термин «эстети- ка» приобретает в «Критике способности сужде- ния». Здесь под «эстетикой» понимается уже «кри- тика вкуса», критическое исследование прекрас- ного и возвышенного, критическое рассмотрение художественной деятельности (учение о «гении») и опыт учения о видах искусства (систе- ма искусств).
Понятая в этом — новом — смысле эстетика уже не есть часть гносеологии. Она уже не объ- единяется с логикой в обнимающем их родовом понятии теоретического знания. Она связывается не с теоретической функцией рассудка, а со спо- собностью суждения. При этом речь идет уже не о той способности суждения, которая рассматри- валась в «Критике чистого разума» и которая там — в «Аналитике основоположений чистого рассудка» — трактовалась в качестве «трансцен- дентальной» способности суждения. Речь идет о
«рефлектирующей» способности суждения — о той самой, которой, как мы видели, Кант подчинил понятие целесообразности в природе.
Почему же рассмотрение прекрасного и искус- ства также должно быть отнесено к этой «реф- лектирующей» способности суждения? Основа- нием для такого отнесения Кант считает связь между понятием целесообразности и чувством удовольствия и неудовольствия.
Ход мысли Канта следующий. Когда мы кон-
статируем совпадение наших восприятий с зако- нами, которые сообразуются с категориями рас- судка, мы не замечаем ни малейшего влияния, какое это совпадение могло бы оказать на наше чувство удовольствия. Причина этому — та, что рассудок действует здесь по необходимости, не преднамеренно и в согласии с собственной при- родой.
Напротив, когда мы замечаем, что два (или более) различных естественных эмпирических за- кона находятся в соответствии, охватываясь еди- ным принципом, заключающим их в себе, то кон- статация такого соответствия есть, по Канту, ос- нование для очень заметного удовольствия (der Grund einer sehr merklichen Lust). Более того. Иногда это удовольствие граничит с удивлением, которое не прекращается даже после того, как мы достаточно ознакомились с его предметом. Здесь удовольствие возбуждено в нас тем, что свидетельствует о соответствии природы с нашей способностью познания, а также с самим стрем- лением подводить — где только это возможно — неоднородные законы природы под высшие (хотя
всегда только эмпирические) ее законы.
Анализ указанного чувства удовольствия и не- удовольствия позволяет Канту найти переход от понятия об эстетике (и эстетическом), характер- ного для «Критики чистого разума», исходящего от Баумгартена, к новому понятию об эстетике, развитому в «Критике способности суждения». Пе- реход этот дан в VII главе «Введения» к «Кри- тике способности суждения».
Здесь эстетическое рассматривается и в един- стве с логическим, т. е. все еще так, как оно трактовалось в «Критике чистого разума», а так- же в «Эстетике» Баумгартена, и в то же время уже отделяется от логического. Эстетическим свой- ством в представлении предмета Кант называет то, что в этом представлении только субъектив- но, т. е. создает отношение представления к субъ- екту, а не к предмету26. От эстетического свой-
26 Иммануил Кант. Сочинения в шести томах, т. 5, стр. 188—192.
ства Кант отличает здесь логическую значимость (logische Gültigkeit) — то, что в представле- нии предмета служит для определения предмета (zur Bestimmung des Gegenstandes), для его по- знания.
Там, где речь идет о познании предмета внеш- них чувств, эстетическое свойство и логическая значимость являются вместе. Если у меня есть чувственное представление о вещи вне меня, то пространство, в котором я эту вещь созерцаю, есть только субъективное в моем представлении. Оно оставляет неопределенным, чем воспринимае- мая вещь могла бы быть сама по себе. Через пространство предмет мыслится только как явле- ние.
Однако пространство, несмотря на его субъек- тивные свойства, есть составная часть познания вещей (правда, всего лишь как явлений). Хотя пространство есть только априорная форма воз- можности чувственного созерцания вещей, оно применяется в деле познания объектов вне нас (zur Erkenntnis der Objecte ausser uns).
Тем не менее в представлении есть, по Канту, и субъективное другого рода. Оно «не может быть никакой составной частью познания» (gar kein Erkenntnisstück werden kann)27. Это — соеди- ненные с субъективным представлением удоволь- ствие или неудовольствие. Через эти чувства я ничего не узнаю в предмете представления.
Указанное соображение вновь приводит Канта к представлению о целесообразности. Для целе- сообразности характерно как раз то, что, посколь- ку она представляется в восприятии, она не есть свойство самого предмета, хотя она может быть выведена из познания предмета. Такая целесооб- разность, предшествующая познанию предмета и даже как бы непосредственно с ним связанная, и есть то субъективное, которое, в отличие от субъ- ективных форм чувственности, например, про- странства, обусловливающего возможность геомет- рии, уже не может быть элементом познания.
27 Иммануил Кант. Сочинения в шести томах, т. 5, стр. 189,
Есть, стало быть, по Канту, такое представле- ние о целесообразности предмета, которое непо- средственно, независимо от какого бы то ни было познания, связано с чувством удовольствия. Кант называет такое представление «эстетическим представлением о целесообразности» (eine äs- thetische Vorstellung der Zweckmässigkeit)28.
В этой характеристике «эстетическое» уже на- чисто отделилось от логического. Это не то «эсте- тическое», о котором говорила «Критика чистого разума». Это — «эстетическое» «Критики способ- ности суждения».
Это — новое — понятие «эстетического» немед- ленно ведет за собой понятия о прекрасном и о вкусе. А именно. Если воображение, рассуждает Кант, посредством данного представления непред- намеренно приводится в соответствие с рассуд- ком или способностью понятий и если таким спо- собом возбуждается чувство удовольствия, то на предмет представления необходимо смотреть как на предмет «рефлектирующей» способности суж- дения. В этом случае суждение есть «эстетическое суждение о целесообразности предмета». Такое суждение не основывается ни на каком данном понятии о предмете и не создает никакого поня- тия. Здесь удовольствие мыслится как необходи- мо соединенное с представлением о предмете, а форма предмета рассматривается в чистой реф- лексии о ней, т. е. без расчета на приобрете- ние понятия. Она рассматривается как основание удовольствия в представлении о таком пред- мете.
Если удовольствие мыслится как необходимо соединенное с представлением о предмете, то оно имеет значение не только для субъекта, который воспринимает такую форму, но и для всякого, кто бы ни высказывал о ней свое суждение. Там, где это условие налицо, Кант называет предмет
«прекрасным» (schön). Саму же способность вы- сказывать суждение об удовольствии для всех, а не об удовольствии только личном он называет
28 Там же.
«вкусом» (der Geschmack)29 . Таким образом,
«вкусом», как его понимает Кант, необходимо предполагается, что его суждение притязает на всеобщее значение. Притязание это аналогично та- кому же притязанию, характерному для единич- ного опытного суждения. Кто воспринимает, на- пример, в горном хрустале движущиеся капли воды, тот справедливо требует, чтобы и все дру- гие воспринимали то же самое. Требование это справедливо, так как подобное опытное суждение составляется, согласно общим условиям опреде- ляющей силы суждения, по законам всеобщего опыта.
Но и тот, кто испытывает удовольствие только в своей рефлексии о форме предмета — без отно- шения этой рефлексии к понятию,— тот так же обоснованно притязает на согласие с ним всех. Хотя в этом случае его суждение — эмпирическое и единичное (суждение именно данного субъек- та), тем не менее претензия на всеобщую зна- чимость его суждения справедлива. Справедли- вость ее — в том, что, несмотря на субъектив- ность условий рефлектирующего суждения, осно- ва удовольствия здесь дается в общем условии — в целесообразном соответствии между предметом и отношением познавательных способностей, не- обходимых для всякого эмпирического познания. Так как удовольствие в суждении вкуса осно- вывается на общих условиях соответствия между рефлексией и тем познанием предмета, для кото- рого форма этого предмета целесообразна, то суж- дения вкуса предполагают принцип а priori. Именно поэтому суждения вкуса подлежат иссле-
дованиям, которые Кант на своем философском языке называет «критикой». Существует не только исследование априорных условий теоретического познания и априорных условий нравственного за- конодательства. Существует также исследование априорных условий суждений вкуса. Или иначе: существует не только «Критика чистого разума»
29 Иммануил Кант. Сочинения в шести томах, т. 5, стр. 190.
и «Критика практического разума». Существует также «Критика способности суждения».
«Критика способности суждения» делится на две части. Основанием для деления являются два различных способа, посредством которых способ- ность суждения может применять понятие о пред- мете к его изображению, иначе — два способа, по- средством которых рядом с понятием о предмете ставится соответствующее этому понятию созер- цание. Первый способ имеет место в искусстве и происходит посредством воображения. Здесь мы реализуем заранее составленное понятие о пред- мете, а самый предмет для нас есть цель. Вто- рой способ имеет место по отношению к приро- де (именно по отношению к организмам приро- ды). Чтобы судить о таких продуктах природы, как организмы, мы приписываем природе наше собственное понятие о цели (unser Begriff vom Zweck)30 .
Здесь дана не только целесообразность природы в форме вещи, но и самый организм или продукт природы представляется как цель природы (Na- turzweck) .
Первому способу постановки созерцания рядом с понятием соответствует критика эстетической способности суждения, второму — критика телео- логической способности суждения. Под эстетиче- ской способностью суждения Кант понимает спо- собность судить о формальной (субъективной) це- лесообразности на основании чувства удовольст- вия и неудовольствия. Под телеологической спо- собностью суждения он понимает способность судить о реальной (объективной) целесообраз- ности природы — на основании рассудка и ра- зума.
Установив это разделение «Критики» на две основные части, Кант стремится устранить всякое возможное сомнение в том, что предметом этой
«Критики» может быть анализ эстетической спо- собности суждения. Кант выразительно подчерки- вает, что часть «Критики», заключающая в себе
30 Там же, стр. 193.
рассмотрение эстетической способности суждения
«принадлежит этой критике по существу».
Больше того. Только эта часть заключает в себе, по Канту, принцип, который «способность суж- дения совершенно а priori полагает в основу своей рефлексии о природе»31. Это — принцип формальной приспособленности природы — по ее частным эмпирическим законам — к нашей позна- вательной деятельности. Без рассмотрения эстети- ческой способности суждения не может быть про- ведено и завершено рассмотрение телеологической способности. Без принципа формальной приспосо- бленности природы к нашей познавательной спо- собности, выясняемого критикой эстетической способности суждения, наш рассудок не мог бы, по Канту, в ней разобраться.
Однако представление — по форме вещи — о це- лесообразности природы в ее субъективном отно- шении к нашей познавательной способности ос- тавляет еще совершенно неопределенным, в каких случаях я могу составлять суждение о продукте природы не по ее общим законам, а по прин- ципу целесообразности.
Ввиду этого именно эстетической способности суждения предоставляется определять — на осно- вании вкуса — соответствие между формой про- дукта природы и нашей познавательной способ- ностью. Задачу эту эстетическая способность суж- дения «...решает не на основании соответствия с понятиями, а на основании чувства»32.
Таковы предварительные, изложенные во «Вве- дении», соображения, на основании которых Кант вводит эстетику в систему своей философии. Эсте- тика входит в нее не как наука об особой облас- ти предметов и не как наука об особых свой- ствах предметов, которые принадлежали бы им объективно. Эстетика вводится как исследование специфической способности нашего суждения, об- условленного чувством удовольствия или неудо-
31 Иммануил Кант. Сочинения в шести томах, т. 5, стр. 194.
32 Там же.
волъствия. Исследуется лишь принцип нашей субъективной рефлексии о предметах (порожде- ниях природы, произведениях искусства), пред- ставление о которых вызывает чувство удовольст- вия и неудовольствия.
Уже этими предварительными соображениями определяются некоторые важные черты эстетики Канта. Это 1) обусловленность эстетической про- блематики философской проблематикой Канта, или, иначе, связь эстетики с основными задача- ми, проблемами и решениями проблем кантовско- го критицизма; 2) эстетический идеализм, т. е. от- рицание объективного значения эстетических свойств, отнесение их исключительно к области нашей рефлексии о вещах природы и предметах искусства; 3) отделение эстетической способности суждения от области познания, от понятий о предмете и отнесение эстетического суждения к суждениям, обусловленным чувством; 4) подчер- кивание формы предмета как источника эстети- ческого чувства удовольствия.
Все эти черты обоснованы во «Введении» прин- ципиально, но в нем лишь намечены. Подробное развитие их дано в первой части «Критики» — в «Критике эстетической способности сужде- ния».
У писателей, критиков, теоретиков искусства, эстетиков, читавших самого Канта, но слабо или только понаслышке знакомых с историей докан- товской эстетики, в большом ходу мнение, будто указанные черты эстетики Канта принадлежат — и в своей связи и по отдельности — исключитель- но Канту, были впервые им введены в эстетику и выделяют его из круга его современников и предшественников.
Действительность сложнее этой схемы. То, что мы знаем как эстетику Канта, возникло в резуль- тате эстетического развития, начавшегося в сере- дине XVIII в, и прошедшего три последователь- ных этапа. В течение первого сложилось деление души на три «способности». Второй — привел к тому, что восприятие прекрасного было отнесено не к интеллекту, а к чувству. В итоге третьего —
Дата добавления: 2019-01-14; просмотров: 494; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!