Экономические воззрения А. Смита.
Итак, наша основная тема — это Смит и экономическая наука. И здесь нам нужно вспомнить то, что говорилось в предыдущей лекции о том, что к началу XVIII века уже наметились некоторые пути, как строить экономическую науку. Речь шла об статистико-эмпирическом подходе Уильяма Петти, об инженерной науке Джона Ло, но это не все, что было предложено или что могло стать основой для развития экономической науки. Как минимум один путь был самым простым и самым легким. Это продолжение той традиции, которая была связана с меркантилистской литературой и как бы превращение ее в более научную. Такого рода попытку предпринял тоже шотландский автор — Джеймс Стюарт. Джеймс Стюарт предложил в своей работе, которая вышла за девять лет до «Богатства народов» Адама Смита и которая впервые в англоязычной литературе имела в названии слова «политическая экономия», предложил такое понимание экономической науки. Он писал: «Для государства политическая экономия — то же, что экономия для семьи. С теми, однако, существенными отличиями, что в государстве нет слуг, есть только дети, и что семью человек может строить тогда и так, когда и как он того пожелает, а государства уже существуют и государственный человек — будь то самый деспотичный монарх на земле — не волен ни строить экономию по своему желанию, ни ниспровергать, пользуясь своим высочайшим авторитетом, утвердившиеся в ней законы». «...Великое искусство политической экономии, — продолжал Стюарт — приспосабливать ее различные процессы к духу, манерам, привычкам и обычаям народа». То есть из этого понимания... Ну, в этом понимании было два момента. Во-первых, оно было преемственно с прежними представлениями об экономии, еще восходящими к древним, о чем мы тоже говорили в прошлый раз. Но был и второй момент. Он понимал, что для разных стран с их разными культурами и обычаями экономическую политику нужно строить по-разному, с учетом этих обычаев. Он не претендовал на то, что политическая экономия будет некой универсальной наукой, для всех пригодной. То есть это был курс на изучение исторического опыта, его анализ, обобщение и использование в экономической политике. Это была скорее описательная наука, историческая наука. Этот вариант был тоже отвергнут Адамом Смитом, так же, как и два предыдущих. И наконец, был еще один путь, который тоже Адам Смит не принял. Этот путь был связан с именем его ближайшего друга Давида Юма, который в своих экономических очерках тоже задал возможность обсуждать экономические проблемы. Но у Юма экономические проблемы были поставлены в очень широкий философский, социально-философский контекст. Его интересовали общие законы развития общества и экономика как один из факторов, моментов в этом контексте. Этот путь Смит тоже не принял. Как мы говорили в прошлый раз, экономическая наука пошла путем теоретико-дедуктивной науки, которую наметили Кантильон и физиократы. Таков оказался главный, магистральный путь развития экономической науки в дальнейшем. Но Адам Смит, то ли по интуиции, то ли продуманно, принял очень удачную тактику, когда он писал свою книгу. Он не отверг те варианты развития экономической науки, которые к тому времени были. Он тоже их использовал, но получилось так, что именно Адам Смит задал вот это развитие теоретико-дедуктивной линии в экономической науке. Как это получилось? А получилось это так, что работа Адама Смита, она называлась полностью «Исследование о природе и причинах богатства народов», состоит из пяти книг разной величины. Из них четвертая и пятая книга примерно выстроены так, как представлял себе Стюарт. Здесь речь идет о разных направлениях экономической политики, разных подходах к этой экономической политике, анализ опыта, критика этого опыта и так далее. В первой и четвертой книге у Адама Смита довольно много таких статистических экскурсов, где он анализирует те данные, которые ему были доступны. То есть он не отверг эту политическую арифметику Петти полностью, хотя и высказал к ней недоверие. Он тоже использовал статистику, если она была доступна. Наконец, третья книга, самая короткая, она выдержана вот в таком социально-философском плане в духе Юма, и там есть ссылки на Юма. И только первые две книги идут в основном вот в этом абстрактно-теоретическом ключе. Но именно эти две книги и положили, собственно, начало развитию политической экономии как науки. Но в самом «Богатстве народов», повторяю, мы находим и то, и другое, и третье. Более того, когда сам Смит обращается к этому термину (политическая экономия), которое стало названием науки, он ее определяет очень близко с тем, как это сделал Стюарт. Стюарт определял ее так: «Важнейшая задача этой науки — обеспечить определенный запас средств существования для всего населения; … снабжать всем необходимым для обеспечения общественных нужд; и предоставлять жителям страны (в предположении, что это свободные люди) такие условия для их занятий, чтобы естественным образом создавались взаимоотношения и взаимозависимости между людьми, побуждающие их предлагать друг другу то, что им нужно». Это Стюарт. Так сказать, просвещенный меркантилист, так можно сказать. И Адам Смит: «Политическая экономия … как отрасль знания, необходимая государственному деятелю или законодателю, ставит себе две различные задачи: во-первых, обеспечить народу обильный доход или средства существования или, точнее, обеспечить ему возможность добывать себе такой доход или средства существования; во-вторых, доставлять государству или обществу доход, достаточный для общественных потребностей. Она ставит себе целью обогащение как народа, так и государя». Мы видим здесь очень много общего, ну разве что переставлены местами, так сказать, государственные нужды и нужды населения. Смит ставит вперед население, народ. В остальном практически об одном и том же говорят эти авторы. То есть Смит еще не отрывается от традиции. Он строит свою работу понятным способом для своих современников. И вот это умение говорить с читателем на том языке, к которому он привык, было, по-видимому, одним из факторов успеха Адама Смита и его книги.
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
Вопрос № 10.
Учение Д. Рикадро .
Теория ренты дала Рикардо возможность решить главные теоретические трудности в теории Адама Смита и, в частности, разорвать вот этот логический круг теории издержек, о котором мы уже говорили. То есть вот эта формула Смита, которая говорила о том, что цена товара является суммой доходов, зарплаты, прибыли и ренты, по Рикардо, эта формула как бы стала проще. Рента выпала из нее. Осталось два фактора, зарплата и прибыль, труд и капитал. Значит, Рикардо вывел ренту из формулы цены, зарплата, в соответствии с теорией Мальтуса, получила некое основание в виде тенденции к прожиточному минимуму, хотя Рикардо и делал оговорку, что этот прожиточный минимум не следует понимать как физиологический, скорее, он соответствует некоей культурной норме, которая в каждом обществе может быть отличной, но все равно она как бы существует и препятствует снижению заработной платы ниже такого уровня. И, наконец, прибыль. Прибыль выступает у Рикардо как доход остаточный. То, что осталось из стоимости произведенного продукта, минус заработная плата. То есть это система теоретическая стала замкнутой и с ней можно было работать. И Рикардо строит на этой основе уже последовательную трудовую теорию стоимости. Повторяю, что у Смита она была непоследовательна, он смог объяснить с помощью трудовой теории только вот такое первобытное состояние для общества охотников и рыболовов. Рикардо распространяет трудовую теорию стоимости на современное ему общество. Каким образом? Во-первых, он фиксирует, что сам принцип: «Стоимость товара зависит от относительного количества труда, которое необходимо для его производства». Это и есть фиксация трудовой теории стоимости. Но он делает некоторые важные оговорки, что область применения, приложения этой теории — не любой товар, не любая цена товара, только цены воспроизводимых товаров, то есть преобладающей части, как он считал, рыночных благ. И эти товары, цены этих товаров, естественные цены, не рыночные, конечно, а естественные цены этих товаров от соотношения спроса и предложения не зависят. Что понятно, собственно, он и хочет объяснить, почему складываются такие соотношения цен в условиях равновесия, когда спрос и предложение уже у себя взаимно уравновесили. Это сегодня звучит довольно, так сказать, вызывающе, потому что экономист как-то привык работать именно с графиками спроса и предложения и предполагать, что для цены самое главное, спрос и предложение. Но, повторяю, эта теория долгосрочная, эта теория для состояния равновесия, когда спрос и предложение друг друга как бы нейтрализовали. Третий момент, что Рикардо расширил понятие труда, создающего стоимость, если у Смита неявно предполагалось, что это вот непосредственный живой труд работника, то у Рикардо это не только труд, применяемый непосредственно, но и труд, затраченный на орудия, инструменты издания, способствующие этому труду. То есть это труд как живой, так и уже овеществленный в этих орудиях и инструментах. И, соответственно, у него осталась одна маленькая проблемка, это связанная с тем, что прибыль на капитал, которая тоже должна входить в эту цену, в соответствии с теорией Смита, ну и с опытом, она тоже может влиять на стоимость товара, но по логике трудовой теории не должна на нее влиять. И Рикардо признает, что вот этот фактор основного капитала, который служит дольше, чем один цикл, и входит не полностью, следовательно, не должен полностью входить в стоимость товара, в издержки этого конкретного товара, он может влиять на отклонение цены, естественной цены товара, от вот этого трудового эквивалента некоторого. Рикардо признает эту неточность в своих выкладках и, но только делает оговорку, что это небольшое отклонение, в пределах 6-7 %. В результате уже один современный американский автор назвал трудовую теорию стоимости Рикардо 93 % трудовой стоимости. Но мы не будем углубляться в эти детали. Мы посмотрим, как использует Рикардо вот свою теорию. И вот здесь мы обратимся к ключевому моменту в этой теории. Дело в том, что коль скоро естественная цена товара зависит, прежде всего, от двух факторов, зарплаты и прибыли, за этим стоят интересы соответствующих классов, рабочих и капиталистов. И Рикардо действительно, анализируя экономические явления, видит этот конфликт интересов. И здесь очень интересно проявляется, как он это анализирует. Он задается вопросом, который присутствует и в «Богатстве народов» Смита. Что произойдет, если цена какого-то фактора производства изменится? Ну, естественного фактора производства, не конъюнктурные колебания, а вот труд стал дороже или капитал стал дороже в долгосрочном плане. И здесь выявляются очень важные разногласия между Смитом и Рикардо. Смит полагал, что естественная цена изменяется вместе с естественной нормой каждой из ее составных частей. Если труд подорожал, то цена товара, ну, не настолько же, а в меру доли труда, так сказать, в общих затратах должна тоже повыситься. Рикардо с этим не согласился. Казалось бы, совершенно такое естественное, прагматичное соображение у Смита, если издержки растут в какой-то своей части, то это должно как-то сказаться на цене. Повторяю, Рикардо не согласен. Рикардо отвечает на это: «Более щедрое вознаграждение рабочего не влечет за собой повышение цены, но оказывает большое влияние на понижение прибыли. Судить о повышении или падении ренты, прибыли и зарплаты можно лишь в соответствии с разделением всего продукта между тремя классами, а не в соответствии со стоимостью этого продукта, определяемого в заведомо изменчивой мере». Здесь он опять-таки ссылается на ненадежность денежной меры, но главная мысль в другом. Он говорит о том, что предположение об изменении цены фактора, оно вовсе не означает, что у нас будет больше продукта. Продукт будет такой, какой он и был. И если какой-то фактор подорожал, то возникает вопрос, за чей счет он может подорожать. А он может подорожать за счет другого фактора. Если дорожает труд, значит, дешевеет капитал. Если дорожает капитал, значит, дешевеет труд. Если мы представим себе вот такую структуру цены товара, как Рикардо это предполагал, то повышение фактора одного означает, что просто граница между этими факторами смещается, становится больше доля зарплаты и меньше доля прибыли. Но анализ на этом, уже достаточно неожиданном для многих читателей, выводе Рикардо не завершил. Он сделал еще одно важное предположение. Собственно, тоже известное и тогдашним авторам экономистам. Дело в том, что было очевидно, что соотношение между трудом и капиталом не является единым во всех отраслях, во всех сферах деятельности. Поэтому, если мы представим себе весь продукт как бы состоящим из трех секторов, условно разделим этот продукт на три сектора, один сектор средний, статистический такой, а другой трудоемкий, где больше труда и меньше капитала, и третий, наоборот, капиталоемкий, где больше капитала и меньше труда. Вот если мы такое разделение продукта сделаем, то прежняя логика уже не сработает и нужна будет какая-то другая. А вывод у Рикардо здесь совсем уже интересный получается. Он пишет, что «всякое повышение заработной платы, или, что одно и то же, всякое падение прибыли, понизит относительную стоимость товаров, которые производятся с помощью более долговечного капитала, и соответствующим соответствующим образом повысят стоимость тех, которые производятся с помощью капитала, более быстро изнашивающегося». Чтобы чуть-чуть пояснить эту не совсем простую мысль, я продолжу вот эту схемку свою. Значит, у нас есть ситуация не та, что была первоначально, у нас есть разные отрасли, в которых есть разные соотношения между заработной платой и прочими затратами капитала, более трудоемкие, более капиталоемкие. И для этого случая мы предполагаем прежнее изменение, что фактор труда подорожал. Что тогда будет? Тогда будет в отрасли трудоемкой, где доля труда велика, значит, будет повышение затрат на труд, и одновременно, поскольку по Рикардо повышение доли труда означает снижение доли капитала, значит подешевеет капитал, будет меньше прибыли. В среднестатистической отрасли эти изменения себя компенсируют. В трудоемкой отрасли это приведет к эффекту, о котором писал Смит, — повысится цена товара в целом. А вот в капиталоемкой — действительно произойдет неожиданное. Цена товара понизится, хотя одна из статей издержек повысилась. Почему? Потому что повышение издержек на труд будет более чем компенсировано снижением издержек на капитал, то есть падением прибыли. Вот это (то, что потом стало называться эффектом Рикардо) замечательно как раз тем, что это вывод контринтуитивный, так сказать. Из прагматических и опытных соображений непонятно, почему должна упасть цена капиталоемкого товара. Но Рикардо силой логики своей концепции показывает, как это происходит. И последующие, уже более изощренные методы, основанные на математических моделях, они показали правоту Рикардо. Здесь он опередил как бы время и с помощью строгой логики смог выявить вот такой контринтуитивный эффект. Это для науки, наверное, самое выдающееся достижение, и оно показывает силу теоретической мысли. И действительно Рикардо был признанным мастером экономической теории. Но если вернуться к основной все-таки идее, которая вытекала из теории стоимости Рикардо, то это, конечно, конфликт интересов двух классов — труда и капитала, рабочих и капиталистов. И вот из классической политэкономии выросли самые противоположные, совсем противоположные идеологические доктрины. Понятно, что сам Рикардо был либеральным мыслителем и требовал свободы торговли, так же как и Адам Смит. Поэтому либеральная идея получила в классической политэкономии свое подтверждение, и в XIX веке это привело к изменениях уже в реальной политике. Если Смит да и во время Рикардо это скорее была критика существовавшей политики, то в 30-е и 40-е годы произошли крупные изменения в политике, скажем, Великобритании. Были отменены в конечном счете «законы о бедных». Это была либеральная идея, так сказать: нечего поддерживать бедных, это вредит экономике. Это была банковская Хартия, которая провозгласила жесткую денежную политику. И это была, наконец, в 40-е годы отмена «хлебных законов», вокруг которых было столько поломано копий. Но в то же время возникает и понимание вот того, что такого рода жесткая экономическая политика — достаточно опасное оружие, и даже в рамках либерального лагеря Британского общества возникают различного рода реформистские настроения. Они сильно подпитывались и опирались на авторитет крупного мыслителя Джереми Бентама — философа, который провозгласил и проповедовал философию утилитаризма, то есть тоже некий принцип полезности, на который нужно ориентировать экономическую политику, и даже провозгласил так называемый критерий «наибольшего счастью для наибольшего числа людей». В основе этих идей лежала как раз мысль о снижающейся полезности от дополнительной порции блага и перераспределения доходов как средство увеличения суммарного счастья. То есть если, скажем, с помощью налогов берется часть дохода богатого человека и передается бедному человеку, то богатый не очень как бы замечает такую потерю, а для бедного небольшое добавление будет действительно увеличением его личного индивидуального счастья. На этой почве сформировалась уже более такая сильная мысль о том, что вообще перераспределительная политика позволяет улучшить жизнь людей, и возникает учение кооперативного социализма, которое как как было направлено на то, чтобы ограничить власть частной собственности, которая вот аккумулировала на себя большую часть доходов. Но это вот, повторяю, были такие реформистские идеи. Самым видным реформистом был, наверное, самый крупный политэконом XIX века после Рикардо, лидер политической экономии того времени Джон Стюарт Милль. И он на основе вот этих дискуссий пришел к выводу, что на самом деле экономические законы бывают двух видов: есть законы производства, которые незыблемы и похожи на естественные законы, там, физики, скажем, и есть законы распределения, которые податливы, то есть это законы, которые можно менять с помощью, там... Сами люди могут менять законодательством, там, или еще каким-то образом. Это был какой-то ответ на то, что политэкономию к тому времени назвали «мрачной наукой». Эта репутация мрачной науки возникла от того, что Мальтус провозгласил вот этот свой закон народонаселения о том, что люди будут саморегулироваться методом самоистребления в войнах и болезнях. Рикардо был пессимистом, как мы видим, предвидя вот это стационарное состояние. И Милль вот оказался как раз критиком таких идей. Он не боялся стационарного состояния, полагал, что оно необходимо только для очень бедных стран. Для богатых стран, которые уже тогда достигли успехов, можно совершенствовать методы распределения, и этого будет достаточно. Но параллельно с этими реформистскими и чисто либеральными идеями на базе той же классической политэкономии сформировалась и более радикальная уже социалистическая идеология, которая исходила из базового принципа классической политэкономии, что труд есть источник богатства и что рабочий в этом обществе получает неполный доход, о чем, собственно, и писал Адам Смит. И возникла идея так называемого «неурезанного дохода», авторы которой требовали, чтобы изменить общественный строй и добиться того, чтобы рабочие получали весь доход, неурезанный доход. Главный объектом критики была как раз частная собственность и доходы. Точнее, даже не сама частная собственность, а доходы от частной собственности. Один из крупных мыслителей того времени француз Сен-Симон прямо говорил о том, что доходы от собственности — это нетрудовые доходы. Но некоторые авторы, мыслившие аналогичным образом, выражались и более жестко. Возникла идея, что «собственность — это кража». Эти слова произнес, написал французский мыслитель Пьер-Жозеф Прудон, и эта фраза стала крылатой, и она и сегодня звучит нередко. Реформизм Милля заключался в том, что он пытался, так сказать, найти какой-то баланс между этими позициями — радикальным либерализмом и радикальным социализмом. И он как раз и писал о том, что «только в отсталых странах мира рост производства — все еще важная цель: что экономически необходимо в наиболее развитых странах — так это лучшее распределение». И более того, он писал вот о чем: «Если... нам предстоит выбор между коммунизмом с его возможностями и нынешним положением вещей с его страданием и несправедливостью, если институт частной собственности неизбежно несет в себе распределение продукта труда... в обратной пропорции относительно самого труда..., если мы выбираем между этим порядком и коммунизмом, то все недостатки последнего... обращаются в пыль». Это не значит, что Джон Стюарт Милль был сторонником коммунизма. Он верил в то, что можно реформировать общество, основанное на частной собственности, но он видел, что в том виде, как оно существовало в его годы, оно было несправедливым и заслуженно критиковалось оппонентами.
Вопрос № 11.
Учение Т. Мальтуса.
1Предмет и метод изучения.
Т. Мальтус, как и другие классики, основную задачу политической экономии видел в приумножении богатства, благодаря, прежде всего, развитию сферы производства, материального богатства общества. Вместе с тем определенной особенностью его воззрений в этой связи явилась впервые предпринятая попытка увязать проблемы экономического роста и роста народонаселения, ибо до него в экономической науке считалось как бы «бесспорным», что в условиях либеральной экономики чем больше численность населения и темпы его роста, тем якобы благотворнее это скажется на развитии национального хозяйства, и наоборот.
Своеобразие методологических принципов Т.Мальтуса очевидно из того, что он, безоговорочно принимая концепцию экономического либерализма, смог в то же время с научных позиций обосновать свое предвидение взаимосвязи темпов роста экономики и народонаселения. Ведь его теория народонаселения стала, как об этом признавали они сами, неотъемлемой частью методологической базы и Чарльза Дарвина, и Давида Рикардо, и многих других ученых с мировым именем. Причем с точки зрения новизны методологии ценность мальтусовской теории народонаселения состоит в том, что она позволяет получить важные аналитические выводы для выработки соответствующей национальной экономической политики по преодолению причин бедности, обусловленных простым соотношением темпа прироста населения и темпа прироста жизненных благ, определяемых так называемым прожиточным минимумом.
2Теория народонаселения.
Эта теория, изложенная Т.Мальтусом в книге «Опыт о законе народонаселения», из краткого памфлета в первом издании во всех остальных представляла емкое исследование. В ее первых изданиях ход рассуждений Т.Мальтуса был направлен на доказательство того, что «все народы, об истории которых имеются достоверные данные, были столь плодовиты, что увеличение их численности оказалось бы стремительным и непрерывным, если бы оно не задерживалось либо нехваткой средств существования, либо болезнями, войнами, убийствами новорожденных или, наконец, добровольным воздержанием». Но уже во втором и последующих изданиях, уточняет он, «Мальтус строит свое исследование на таком большом количестве и на столь тщательном подборе фактов, что он может претендовать на место в ряду основателей историко-экономической науки; он смягчил и устранил многие «острые углы» своей прежней доктрины, хотя и не отказался (как мы предполагали в первых изданиях данного труда) от употребления выражения «в арифметической пропорции». Примечательно, что он стал на менее мрачную точку зрения относительно будущего рода человеческого и выразил надежду на возможность ограничения роста населения на основе соблюдения нравственных принципов и на то, что действия «болезней и бедности» — старых сдерживающих факторов — можно будет не допускать».
В самом деле, центральная идея мальтусовской теории о влиянии численности и темпов прироста населения на благосостояние общества в принципе верна и актуальна. Однако расчеты его, которые должны были с достоверностью подтвердить вытекающие из нее прогнозы, оказались, к счастью, нереальными. Ведь он пытался возвести в ранг закона положение о том, что при благоприятных условиях (если будут изжиты ставшие почти естественными и неотвратимыми в силу безудержного роста численности населения войны, болезни и нищета бедных слоев общества) население, увеличиваясь по принципу геометрической прогрессии, будет удваиваться каждые 20-25 лет, а производство пищи и других необходимых предметов существования, возрастая всего лишь по арифметической прогрессии, не сможет приумножаться аналогичными темпами. И тогда из-за перенаселения бедность может стать жалким уделом всего человечества.
Как видим, биологическую способность человека к продолжению рода Т.Мальтус характеризует его природными инстинктами так же, как и у животных. Причем эта способность, полагает он, несмотря на постоянно действующие принудительные и предупредительные ограничения, превосходит физическую способность человека наращивать продовольственные ресурсы. Столь простые и не требующие дополнительных аргументов и фактов идеи стали истинной причиной многочисленных и неоднозначных откликов на теорию Т.Мальтуса.
Наконец, следует обратить внимание на то обстоятельство, что не смотря на совершенно невероятный успех, который принесла Т.Мальтусу его теория народонаселения, не освобождает его от ошибок не только в упомянутых выше расчетах. Дело в том, что, по Мальтусу, невозможность увеличивать производство продовольствия объясняется не столько медленными техническими усовершенствованиями в сельском хозяйстве и ограниченностью ресурсов земли, а прежде всего надуманным и популярным в то время «законом убывающего плодородия почвы». Кроме того, использованная им американская статистика в пользу «геометрической прогрессии» роста численности населения более чем сомнительна, ибо не отражает разницу между числом иммигрантов в США и числом родившихся в этой стране. Но одновременно нельзя, по-видимому, забывать оговорку самого Т.Мальтуса о том, что, познакомившись с его трудом, «всякий читатель должен признать, что, несмотря на возможные ошибки, практическая цель, которую преследовал автор этого сочинения, состояла в улучшении участи и увеличении счастья низших классов общества».
3Теория стоимости и доходов.
Выше уже отмечалось, что теория трех факторов Ж.Б.Сэя заняла важное место в теоретических воззрениях экономистов классиков XIX столетия. Это особенно очевидно из теории стоимости и доходов Т.Мальтуса. В частности, в основе стоимости, по Мальтусу, лежат издержки в процессе производства на труд, капитал и землю. Поэтому можно сказать, что отличие этой затратной теории стоимости от аналогичной теории последователей Смита и Рикардо заключается в признании в качестве источника стоимости наряду с трудом еще земли и капитала.
Что касается теории доходов Т.Мальтуса, то и здесь его суждения созвучны с положениями Ж.Б.Сэя и даже Д. Рикардо. Так, в экономической литературе, как правило, отмечается, что экономисты классики постмануфактурного периода разделяли именно «железный закон заработной платы» Т.Мальтуса, вытекающий из его теории народонаселения и в соответствии с которым (законом) зарплата якобы не может расти, неизменно оставаясь на низком уровне.
К сказанному добавим также, что Т.Мальтус фактически повторил Д. Рикардо в освещении теории прибыли. Последнюю оба автора представляли себе в качестве составной части цены. Причем по формулировке Т.Мальтуса для ее выявления из стоимости (цены) товара следует вычесть издержки в процессе производства на труд и капитал.
4Теория воспроизводства.
Личный вклад Т.Мальтуса в разработки классической политической экономии и концепции рыночных экономических отношений отнюдь не ограничивается выявлением взаимосвязи экономических процессов с природой или полемикой с Д.Рикардо, помогавшей обоим ученым вносить коррективы в свои теоретические и методологические позиции. Есть также важный аспект, в котором Т.Мальтус пошел дальше Д.Рикардо и других экономистов той поры и который делает ему большую честь в истории экономической мысли, это — его исследование проблем реализации совокупного общественного продукта, т.е. теория воспроизводства. Дело в том, что в соответствии с достигнутым к началу XIX в. «классической школой» уровнем экономической теории (особенно «благодаря» А.Смиту и Д.Рикардо) ключевой проблемой в экономике считалось накопление, обеспечивающее инвестирование дальнейшего роста производства. Возможные трудности в потреблении, т.е. реализации производимой товарной массы, вo внимание не принимались и оценивались как частное преходящее явление. И это несмотря на завершившийся к этому времени в развитых европейских странах промышленный переворот, который сопровождался и такими новыми социальными невзгодами, как разорение в конкурентной борьбе мелких собственников-предпринимателей и безработица.
Т.Мальтус в «Принципах» выдвинул неожиданное в ту пору положение о недостижимости достаточного спроса и полной реализации производимого общественного продукта без посильного и столь же необходимого участия в этом наряду с производительными классами и «непроизводительных классов». Тем самым Т.Мальтус бросил вызов тем, кто допускал абсурдную мысль о паразитизме огромных масс людей, относимых к непроизводительным классам из-за их деятельности, скажем, в вооруженных силах (армии) или религиозных и административных учреждениях и т.п. По мнению Т.Мальтуса, чиновничество и другие непроизводительные слои общества представляют собой совокупность «третьих лиц», содействующих и созданию, и реализации общественного продукта. В частности, «по Мальтусу интересы земледельцев отнюдь не противоречат всегда интересам остального общества — напротив, экономическое процветание зависит от процветания класса лендлордов».
Т.Мальтус, как и Д.Рикардо, считает, что пределов для расширения производства не существует. А на вопрос о масштабах перепроизводства отвечает так: «Вопрос о перепроизводстве состоит исключительно в том, может ли оно быть всеобщим, так же как и затрагивать отдельные сферы экономики, а не в том, может ли оно быть перманентным так же, как и временным». Следовательно, по Мальтусу в отличие от Рикардо возможны не только частные, но и общие кризисы. Но при этом оба они единодушны в том, что любые кризисы — явления временные, и в этом смысле доводы об их отступничестве от постулатов «закона Сэя» исключаются.
Вопрос № 12.
Дата добавления: 2019-01-14; просмотров: 480; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!