И экеппораторная факторизация 16 страница

Вполне объяснимо отсутствие в кэттэлловских факторах прямого ана­лога фактору В5.2 «Дружелюбие-враждебность». Мы видим определен­ную натяжку в том, чтобы, как это делает Крис Бранд, отождествлять «дружелюбие» и социальный конформизм, связывая дружелюбие с подчи­ненностью, субдоминан-тностью личности ( Brand, Egcin, 1989). Дело в том, что Р. Кэттэлл при разработке вопросника старался уравновесить альтернативные ответы с точки зрения их нагруженности социальной же­лательностью. Тем самым в пунктах 16PF наиболее социально-желатель­ный фактор «Альтруизм, дружелюбие» оказался искусственным образом элиминированным, рассеянным по содержанию факторов А («мягкосер­дечность, общительность»), Е (подчиненность, ведомость), G (подчинение социальным нормам). Каждый разработчик пытается избежать введения в свой вопросник пунктов, репрезентирующих прототипическое поведение с точки зрения действующей морали, например, вопросов (суждений) такого рода:

1. Когда меня просят о помощи, я говорю, что я занят.

2. Я всегда говорю людям правду о своих намерениях в отношении них.

Подобные пункты, как правило, входят в специальные служебные шка­лы «лжи» или «социальной желательности» — для выявления протоколов испытуемых, отвечающих на вопросник заведомо недостоверно в силу по­вышенного стремления давать социально-желательные, одобряемые ответы.

Таким образом, сами разработчики вопросников постоянно имеют в виду, что их испытуемый при выполнении теста проводит встречную ре­флексивную активность — он старается «вычислить» все пункты, которые несут нормативную нагрузку с точки зрения общепринятой морали. И, если только он не занимается симуляцией девиантных тенденций и психо­патии, каждый испытуемый стремится в большей или меньшей степени «приукрасить» себя. Следовательно, каждый пункт вопросника соотносит­ся в сознании испытуемого с «прототипическими» поступками, маркиро­ванными социально-желательным и или, наоборот, порицаемыми личност­ными чертами (хотя и не всегда такая рефлексия носит развернутый про­извольный характер: как правило, как и другие высоко-автоматизирован­ные категориальные процессы, она протекает на уровне подсознательных когнитивных автоматизмов). Категоризация, идущая «снизу» — от содер­жания описанных в пункте ситуаций и поступков, и категоризация, идущая «сверху» — от идеальных представлений о нормативном поведении, о «Я-концепции» и т. п., встречаются на определенном уровне, который мы и

предлагаем здесь, разделяя позицию П. Боркенау, называть «обобщенным личностным семантическим пространством» (ЛСП).

Пространственность, конечно, здесь следует трактовать не в букваль­ном физикалистском смысле, а как операциональную метафору, как осо­бый язык модельного представления систем значений, который облегчает нам понимание таких, например, феноменов, как родство и взаимная гранс-формируемость различных многокомпонентных семантических моделей лич­ностных черт (см. рис. 25 и 26).

Завершая в этой главе обзор семантического и таксономического под­ходов к проблеме личностных черт, мы должны признать, что после 1994 года, когда была выполнена основная часть публикуемого здесь обзора, разразилась (в буквальном смысле этого слова) новая революция — насту­пил век Интернета. Сотрудничество между специалистами по таксономи­ческим исследованиям в разных странах получило новый импульс. Доста­точно сослаться здесь на проект Л. Голдберга International Personality Item Pool (адрес в Интернете — http://www.ipip.ori.org), в рам"ках кото­рого исследователи уже приступили к оперированию не простыми (из од­ного слова) дескрипторами личностных черт, но целым банком из 1412 сложных дескрипторов. Например (приводится только самое начало алфа­витного списка дескрипторов): Н1131 Abuse people's confidence (злоупо­треблять доверием людей); HI33 Accept apologies easily (легко принимать извинения); Н515 Accept challenging tasks (браться за решение задач, содер­жащих вызов) и т. п. На основе пунктов этого перечня параллельно реали­зованы различные факторные структуры — и Большая Пятерка, и NEO-PI, и 16PF, и CPI (система шкал Калифорнийского личностного перечня, раз­работанная X. Гофом).

Обогащенное определение личностной черты

Концепция «личностного пространства» позволяет нам в конце кон­цов прийти к обогащенному, системному, многоаспектному психологичес­кому определению центрального понятия настоящей главы и работы в целом — понятия «личностной черты».

В объектном смысле, в рамках объектной парадигмы «личностная чер­та» — есть устойчивая диспозиция- индивида к определенному поведению в определенном широком или узком классе ситуаций, сложившаяся в ходе фор­мирования индивидуального опыта на основе взаимодействующих факторов: психофизиологической конституции (темперам ентальный аспект, или черты-свойства), социального подкрепления ролевого поведения (характерологичес­кий аспект, или черты-навыки), эмоционально-ценностного присвоения и кон­струирования идеальных образцов и целенаправленных стратегий (рефлексив­но-личностный аспект, или черты-стратеши).

В субъектном смысле, в рамках субъектной парадигмы «личностная черта» — это субъективная категориальная единица опыта, обобщающая для субъекта признаки определенного класса ситуаций и предписаний по

поведению в этих ситуациях; это личностный конструкт, позволяющий ускоренно решать (за счет сокращенного перебора информативных при­знаков ситуации) задачу выбора стратегии поведения в текущей ситуации и одновременно — задачу поддержания целостности «Я».

Когнитивистекая субъектная парадигма постулирует наличие за каж­дой поведенческой диспозицией соответствующего личностного конструк­та в структуре опыта. При этом сама по себе черта-конструкт не обяза­тельно является осознаваемым, вербально-маркированным элементом са­мосознания. Он может быть феноменально представлен сознанию как форма знания не о себе самом, но о других людях (известно, например, что завистник, как правило, жалуется не на собственную завистливость, но на завистливость других людей).

Для .того чтобы не отождествлять субъективный опыт и рефлексивное сознание индивида, терминологически удобнее, по нашему мнению, говорить не о семантических структурах сознания (Петренко, 1988), но о структурах опыта (эту терминологию, например, предпочитала Е. Ю. Артемьева, 1980), или, в нашем конкретном случае, о личностном семантическом пространстве. Когда мы говорим о семантических структурах сознания (во множественном числе), то возникает вопрос: «А обладает ли подсознание какими-то семан­тическими структурами?» С нашей точки зрения, ответ очевиден — облада­ет. Но тогда понятие «семантические структуры сознания» оказывается нео­правданным сужением поля рассматриваемой психической реальности.

Пространственная метафора дает нам важные эвристические инстру­менты для формулирования сложных гипотез о системном строении лич­ностного опыта, она обеспечивает высоко операциональный, модельный язык, позволяющий в компактной и целостной форме «схватывать» путем визуализации индивидуальные трансформации личностного опыта под вли­янием различных психологических факторов, действующих на структуру целостного «пространства» системообразующим образом.

Более детально различные модельные представления и операциональ­ные гипотезы настоящего исследования формулируются в следующей главе.

 

Глава 3

Гипотезы

ГИПОТЕЗЫ И МЕТОДИЧЕСКИЕ CPEflCTBA

Материал двух предыдущих глав должен был, по нашему замыслу, подго­товить читателя к восприятию того операционального языка, на котором мы попытаемся в данном парафафе сформулировать основные гипотезы нашего цикла экспериментальных исследований. Мы попытаемся дать, насколько это возможно, всевозможные толкования содержательного смысла формулируе­мых гипотез. Но эти во многом метафорические толкования призваны выпол­нить лишь вспомогательную роль, они не могут заменить собой строгий опе­рациональный смысл вводимых здесь понятий и определений.

Некоторые из выдвигаемых нами гипотез формулировались в опубли­кованных ранее работах, как и в работах других исследователей, в не­сколько иной форме. В этой книге мы постараемся дать обоснование того, почему мы приходим сегодня к несколько скорректированным трактовкам ряда гипотез и как именно они соотносятся с более традиционными фор­мулировками. Внесенные в этом тексте модификации призваны прежде всего свести все обсуждаемые гипотезы в единую систему с ясно выделен­ными логическими основаниями. Особенно это касается гипотез о струк­турных трансформациях индивидуальных семантических пространств. Други­ми исследователями, да и самим автором, как правило, выполнялись более частные исследования, в которых проверялась только какая-то одна из об­суждаемых здесь гипотез. Это давало возможность интерпретировать ее, вы­хваченную из контекста, иногда в несколько расширительном смысле — в абстракции от других возможных гипотез или других тенденций, актуально влияющих на структуру личностного семантического пространства.

В настоящем тексте мы постараемся по возможности выдержать единую логику по-новому сформулированной системы гипотез и применить ее не только к новым, но и к уже опубликованным ранее результатам, интерпре­тированным ранее несколько иначе.

Итак, в настоящем тексте мы сформулировали две группы по пять гипотез.

Первую группу гипотез можно назвать модельной. Это не означает, что данные гипотезы совсем не являются предметно-содержательными в традиционном смысле. Как всякое модельное представление, они также имеют определенное онтологическое содержание, то есть несут опреде­ленное знание о мире. Всех их объединяет нацеленность на разработку определенного модельного представления. Всех их объединяет системный характер постулируемого в них знания. Их формулировки не могут быть сведены к традиционной для логицистских и функционально-параметриче­ских моделей импликативной формуле «если, то». Итак, к первой группе относятся:

1.1. Межкупыпурная универсапьность глобальных черт

Гипотеза межкультурной универсальности касается глобальных кросс-ситуационных факторов личностных черт и подразумевает различение кросс-ситуационных глобальных личностных черт, действующих в качест­ве универсальных диспозиций практически в любом, или по крайней мере в максимально широком классе ситуаций, и ситуационно-специфичных локальных личностных черт, выступающих в качестве адаптивных страте­гий поведения (установок) для узкого предметно-специфичного класса си­туаций. Именно первые черты в силу своей независимости от специфичес­кого социокультурного контекста должны обнаруживать свою межкуль­турную универсальность. Именно они образуют «сквозные» кросс-ситуа­ционные координатные оси для всей сферы личностных черт и являются содержательным материалом для построения моделей, позволяющих «упа­ковать» едва ли не весь лексикон личностных черт в пространство отно­сительно невысокой размерности.

Кросс-культурная универсальность постулируется нами вне возмож­ной более глубокой интерпретации ее причинности. Лежит ли за этой универсальностью единство биоконституциональных психофизиологичес­ких свойств нервной деятельности, универсальных для человека как для биологического вида (субстрат но-биологическая интерпретация)? Или за ней лежит единство функционально-деятельностной организации челове­ческого поведения и социального взаимодействия, отражающейся в таксо­номии черт через когнитивную семантику? Или та и другая системы причин­ности действуют одновременно и дополняют друг друга? Эти вопросы в данном случае остаются за скобками. Они являются вторичными по отно­шению к доказательству самого факта универсальности, влекущего за со­бой выводы прежде всего операционального плана — об эвристичности

использования пространственных моделей для описания личностных черт и индивидуальных трансформаций личностного пространства.

1.2. Пексическая гипотеза: статус пичностных вопросников

Применительно к личностным вопросникам сформулированная нами во второй главе лексическая гипотеза может быть конкретизирована в виде двух вариантов — сильного и слабого.

• Сильный вариант формулируется как гипотеза психосемантической детерминации. При этом предполагается, что в ответах на вопросы лично­стных тестов испытуемые главным образом руководствуются той же самой имплицитной теорией личности, той же самой системой конструктов, что и при описании людей в ситуации приписывания черт (S-данные).

• Слабый вариант формулируется как гипотеза о взаимосвязи и взаим­ной обусловленности результатов личностных вопросников (Q-данные) и методик шкалирования (S-данные).

Для поборников строгих объективистских методов физиологической регистрации или объективного наблюдения данная гипотеза может пока­заться тривиальной, но для многих практиков, привыкших интерпретиро­вать данные стандартизованного самоотчета, какими являются результаты любых тест-опросников, она содержит ряд нетривиальных следствий. В ходе ответа на вопросы тест-опросников испытуемые проделывают явную или неявную атрибуцию личностных черт поступкам, кроме того, сами поступки отображаются в личностном пространстве по механизму катего­ризации — путем распознавания прототипических социальных ситуаций. Вектор социальной желательности (главное направление защитных, моти-вационных искажений) удобно описывать именно в терминах координат­ных осей личностного семантического пространства и вносить коррективы в интерпретацию индивидуального профиля на основе выявляемой направ­ленности искажений.

1.3. Четырехпозиционное строение пичностной черты

Дезадаптивные сверхинтенсивные и сверх генерализованные формы вы­раженности определенных черт могут быть отображены на крайних полю­сах личностного семантического пространства, тогда как умеренные адап­тивные формы черт — ближе к центральной области пространства.

Это модельное представление позволяет учесть сложные, зависимые от экстралингвистического, предметно-деятельностного контекста системные вза­имодействия личностных черт, позволяющие понять смысл оценочной мар­кированности большинства терминов черт в языке: превращение практичес­ки любой черты в избыточно генерализованную установку (стратегию) по-

ведения ведет к определенной дезадаптивпости, для которой есть особый маркер в лексиконе личностных черт с отрицательной коннотацией.

Четырехпозиционная модель имеет также важное инструментально-методическое значение. В применении к конструированию личностных вопросников четырехпозиционпая модель черты дает ключ для балансиро­вания потенциального вектора социальной желательности и прикрытия истинной направленности диагностических шкал тест-опросника.

1.4. Гипотеза многомерной континуальности

Согласно этой гипотезе, личностное семантическое пространство ко­дируется лексическими маркерами избыточно: на каждый квадрант много­мерного пространства приходится несколько категорий со своим специфи­ческим названием в языке, и каждая категория располагается под разными углами к другим категориям, образуя своеобразный «веер». В работах, посвященных идеям континуальности семантики естественного языка (На­лимов, 1974; Заде, 1976), подчеркивается особая гибкость этой модели, которая заключается в возможности быстрой и относительно бесконф­ликтной перестройки, точнее, «перенастройки»: в случае смены контекста новые категории (личностные конструкты, стратегии поведения) строятся на основе старых путем плавного изменения весовых коэффициентов (ве­роятностей, значений функции принадлежности). В дискретных моделях (подобных модели дерева процедур в ООП — «объектно-ориентирован­ном программировании») подобная перенастройка рассматривается в виде механизма внесения дополнительных признаков (функций) и процедур в родительский объект. Континуальная модель предполагает, что в ходе подобной перенастройки часть информации, унаследованной от родитель­ской категории, «угасает» (по принципу экономии мышления), замещается на новую информацию, идущую от новой текущей ситуации, тем самым ссылка на родительскую категорию постепенно «забывается».

Гипотеза 1.4 чаще всего ранее формулировалась в своем негативном операциональном смысле — как проблема неопределенности вращения коор­динатных осей в факторном анализе. В данной работе автор предпринимает последовательную попытку рассмотреть это свойство факторных моделей в позитивном смысле — как порождающее ряд содержательных следствий и возможностей.

Следствие 1.4а (точнее было бы сказать, производное модельное пред­ставление 1.4а) постулирует существование множественности моделей од­ного и того же пространства, эквивалентных друг другу и связанных друг с другом возможностью взаимной трансформации, в частности, по типу ор­тогонального вращения координатного базиса. Это следствие полагает эв-ристичным создание так называемых «циркуляторных моделей», основан­ных на инвариантности отношений соседства личностных черт в непре­рывном многомерном пространстве вне зависимости от частного выбора того или иного ортогонального базиса. Вместо ортогональных квадрантов

циркуляторные модели изображают пространство в виде гораздо большего числа многомерных секторов (векторных областей) разной степени плотно­сти и разряженное™ по количеству вербальных обозначений в языке. Более плотные сектора образуют главные направления семантического «сгуще­ния» и противопоставления, на которые и попадают факторные координаты при факторизации в том или ином частном случае.

Следствие 1.46 связывает циркуля торную модель с четыре^ позицион­ной моделью личностной черты: утверждается, что вектор адаптивного поведения (или направленность координатной оси, несущей смысл оцен­ки) динамичен: он может изображаться под разными углами к тому или иному базису личностного пространства в зависимости от ситуации. Это и определяет смену полюсов оценочного маркирования разных секторов мно­гомерного пространства.

При проведении факторного анализа по методу главных компонент (см. Харман, 1972 и другие книги по факторному анализу) первая главная компонента располагается вдоль наиболее типичного оценочно маркиро­ванного вектора, указывая на типичное направление поведенческой адап­тации.

Следствие 1.4в постулирует возможность моделирования межкультурных, социально-групповых и индивидуальных трансформаций личностного прост­ранства по механизму поворота координатных осей к центрам «сгущения» эмпирического опыта: наиболее частотные семантические категории (сектора пространства) получают больше названий в языке и тем самым «притягива­ют» к себе координатные оси, образуя главные направления семантического противопоставления. В самом деле, чем вызвана так называемая «избыточ­ность кодирования» в естественном языке — наличие многочисленных си­нонимов для наиболее важных понятий? С нашей точки зрения, это обус­ловлено потребностями не только тонкой нюансировки значимой ситуации (путем отображения в опыте ее частных видовых спецификаций), но и потребностями обеспечения надежности. Если интерпретировать забывание одного из слов-синонимов как результат «выхода из строя» определенной нейронной связи (из-за блокирования, исчерпания медиатора и других воз­можных закономерных или случайных физиологических причин), то нали­чие другого синонима, который в этом случае «всплывает» из памяти, есть признак надежности нейронной сети, обеспечивающей возможность парал­лельных «обводных» путей в проведении возбуждения между образом ситу­ации и адаптивным образом действий (категорией, стратегией поведения) в этой ситуации.

Для особых национально-культурных, социальных и профессиональных условий (так же, как и для индивидуальной истории жизнедеятельности одного человека) характерна неравномерная частотность ориентации векто­ра адаптивного поведения, то есть выявляется некая модальная, наиболее часто встречающаяся ориентация. В силу этой разной оценочной маркиро­ванности секторов многомерного пространства возникает специфический поворот координатного базиса — главного направления различий.

---

Дата добавления: 2019-01-14; просмотров: 124; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!