И экеппораторная факторизация 3 страница
так как перепечатка производится без* всякого разрешения правообладателей), Что-то можно было списать на судорожные попытки выживания любой ценой в начале 90-х годов. Но вот на календаре появилась магическая цифра 2000, а положение не сильно изменилось. Например, в сборнике под редакцией Д. Я. Райгород-ского (издан в Самаре в 2000 году) под заголовком «Тест-опросник Г. Айзенка EPI. Адаптирован А. Г. Шмелевым» обнаруживается версия, которая никак не является версией А. Г. Шмелева. Почти везде мы находим «Тест Тейлора» — так склоняют фамилию супруги К. Спенса Жанет Тейлор в названии известного тест-опросника тревожности MAS. Нередко встречается тест Айзенга, а не Айзенка. И так далее и тому подобное.
1 См. статью в «Психологической газете» под трагикомическим названием «История 16PF в России, или каша из топора» {Шмелев, 1999).
С распространением Интернета появилась возможность фантастически быстрого создания и исполнения обширных корпоративных проектов, объединяющих в виртуальные лаборатории исследователей и испытуемых, удаленных друг от друга на тысячи километров. В частности, это сделало возможным реализацию интересных межкультурных исследований (например, Голдберг, Шмелев, 1993, Пибоди и др., 1993; Peabody, Shmelyov, 1996; Digman, Shmelyov, 1996). He только многофакторные тесты, но и гораздо более трудоемкие в вычислительном отношении методики, такие как, например, «репертуарные решетки», стали гораздо более доступными (см., например, Л. И. Вассерман, В. А. Дюк, 1997). Появилась технология «телетестинг», автоматизировавшая доставку, проведение и обработку психологических и образовательных тестов в Интернете (Шмелев, Ларионов, Серебряков, 1998; Шмелев, Бельцер, 1998, Бельцер и др., 1998; Шмелев, Вельцер, 1999). В этой книге мы нашли возможным посвятить этой Интернет-революции фактически только несколько слов в последнем технологическом параграфе третьей главы. Водоворот ежедневной гонки по освоению все новых и новых технологических возможностей не оставляет, кажется, ни минуты времени на подготовку больших обобщающих печатных трудов. Остается надеяться на то, что у специалистов, переходящих из категории «игроков» в категорию «тренеров», хватит сил для того, чтобы, превозмогая хроническую усталость, оглянуться и успеть если не обобщить, то хотя бы зафиксировать стремительно накапливающийся новый опыт.
|
|
Ключевые технологии и идеи
Данный цикл работ базируется на интенсивном использовании матема-тико-статистических методов многомерного анализа данных — факторного анализа, кластерного анализа и их специальных разновидностей (анализ корреляционных плеяд, «клик-анализ» и т. п.). В силу этого результаты данных исследований оказались в высшей степени зависимыми от постоянно растущих в ходе компьютерной революции возможностей по многомерной обработке все более и более мощных массивов эмпирической информации.
|
|
В последнее время общий кризис, сопровождающийся рядом техногенных катастроф (вспомним хотя бы Чернобыль), привел к разочарованию итогами перестройки у значительной части представителей российской интеллигенции и интеллектуально-ориентированной молодежи, что несомненно сказалось на распространении (в частности, и в среде психологов) нигилизма по отношению к сцаентистским методам, а также иррационально-мистических и религиозно-агностически окрашенных умонастроений. Впрочем, подобные настроения весьма распространены и на Западе — среди массы впечатлительных, стрессонеустойчивых интеллектуалов, не выдерживающих вызовов технократической цивилизации. По сравнению со сцаентистски-ориентированными, статистически-измерительными исследованиями, которые продолжают набирать темпы и авторитет в западной академической психологии, в отечественной психологии, кажет-
ся, все большей популярностью пользуются работы представителей клинического подхода к психологии личности, оперирующие понятиями, тесно связанными с нозологнями психических расстройств, — «шизоидная личность», «депрессивная личность», «эпилептоидная личность», «истероид-ная личность» и т. п. (см., например, переводы книг Мак-Вильяме, 1998; Рапх, 1999; Риман, 1999). Однако, скептический интеллект сцаентистки-мыслящих исследователей жаждет серьезных эмпирических доказательств того, что подобные типологии личности — не есть плод воображения психотерапевтов, имеющих дело с больными (и, следовательно, испытывающих риск оказаться под влиянием болезненно искаженной картины мира), но есть реальная классификация, которая подтверждается широкими статистическими сведениями о психических свойствах здоровых людей (или страдающих незначительными транзиторными и пограничными формами психических нарушений).
|
|
Первые западные работы по факторизации пунктов MMPI, проведенные, как только появилась техническая возможность обработки гигантских корреляционных матриц размерностью 566 х 566 { Jackson, 1977), дали обескураживающие результаты: ни одна из основных шкал этой всемирно-признанной клинической методики не воспроизводится как таковая по результатам факторного анализа, а самый главный фактор есть по сути артефакт позиционной стратегии испытуемого — фактор «социальной желательности». В 80-е годы и у нас (совместно с В. И. Похилько) появился «выход» на мощные компьютеры. Это были тогда еще отечественные ЕС-ЭВМ, занимавшие целые этажи в специализированных корпусах научных институтов. Анализ показал, что, например, у сотен больных Клиники им. Корсакова при 1ММИ (Первом Московском мединституте, как он тогда назывался) ответы также группируются по-другому, не подтверждая шкал, заданных ключами ММИЛ (русскоязычная модификация ММР1 из 377 пунктов, выполненная сотрудниками 1ММИ; Березин, Мирошников, Рожа-нец, 1976). В главе 4 мы предлагаем читателю некоторые данные из этих и более поздних работ такого рода, показывающих возможность альтернативной (психосемантической) интерпретации результатов MMPI — в терминах феноменологической, субъективной структуры жалоб.
|
|
Фактически уже с середины 80-х годов наше исследование развивалось на фоне решения по сути дела инженерно-психологических задач — задач проектирования действующих компьютерных диагностических комплексов. Широкое внедрение микрокомпьютеров в психодиагностику (см. Шмелев, 1984), а также формирование новых отраслей науки, лежащих на стыке проблематики искусственного интеллекта и психологии привели к проникновению в современную психодиагностику понятий, процедур и представлений, разработанных в области инженерии знаний — систем представления и извлечения знаний. В этой терминологии разрабатываемые нами таксономические модели личностной лексики являются ничем иным, как системами представления экспертных знаний, служащими лингвистическим, семантическим, информационно-поисковым обеспечением
работы практического психолога. Эти системы приносят с собой в психодиагностику новое разделение труда между человеком и компьютером, обеспечивая эврологизацию профессиональной умственной деятельности психолога, который освобождается от рутинной умственной работы для контроля за содержательной достоверностью предлагаемых компьютером данных и вариантов принятия решений.
Таким образом, необходимость предварительного решения объемных инструментально-методических задач на много лет отодвинула работу но проверке гипотез о вал идности психосемантических тестов для диагностики личности. Тем не менее на рубеже 80—90-х годов нам удалось провести серию исследований, давших сложную и неоднозначную картину результатов. Для их более глубокого осмысления мы должны были уточнить первоначальную систему задач и гипотез исследования.
Наши гипотезы сформулированы (см. главу 3) на весьма специальном, операциональном языке. Для того чтобы понять смысл этих гипотез, читателю предстоит внимательно ознакомиться с терминологическим аппаратом, введенным в двух предшествующих главах книги. Автор пытался не избегать специальных терминов, но вводить их достаточно планомерно. Несмотря на всю любовь автора к русскому языку, содержащему, как показало само наше исследование, массу тончайших психологических наблюдений, накопленных в ходе многовекового развития русской культуры, эта книга, увы, грешит обилием англицизмов. Эго неизбежное следствие интернационализации английского языка, принятого де факто в качестве стандарта для международного общения современных специалистов. Овладение этим терминологическим аппаратом, как мы надеемся, поможет молодым российским специалистам свободнее ориентироваться в современной международной специальной психологической литературе в данной проблемной области. Автор старался по мере сил облегчить участь читателя, страдающего от обилия специальной терминологии, созданием подробного алфавитного указателя и глоссария основных терминов (см. Приложения).
Таким образом, были сформулированы две относительно самостоятельные группы гипотез. Первая группа относится к проверке валидности (содержательной и эмпирической обоснованности) самого представления категориальных систем личностного знания в виде так называемых «личностных семантических пространств» (ЛСП). Ключевое место в этой группе гипотез заняла гипотеза о кросс-культурной универсальности глобальных факторов ЛСП по данным таксономических (классификационных) исследований, выполненных на материале разных языковых культур.
Вторая группа гипотез касалась выделения различных психологических факторов, ответственных за два типа индивидуальных трансформаций ЛСП — интегративных (синтетических) и дифференциальных (аналитических).
Таким образом, в нашем цикле работ была реализована программа исследований, во многом обладавшая новизной не только на фоне текущих отечественных работ, но и на фоне современных западных аналогичных исследований. Далеко не часто в западной психологической литерату-
ре можно встретить описание исследований, в которых на эмпирическом уровне выяснялось бы соотношение результатов реконструкции личностных пространств с использованием традиционных тестов, с одной стороны, и психосемантических методик субъективного шкалирования, с другой. Большинство отечественных и западных работ, как правило, отличается приверженностью только к одному из двух указанных направлений, или парадигм, которые мы предложили назвать «объектной» и «субъектной» парадигмой анализа данных.
До самого последнего времени даже по индексу цитирования-очень трудно найти работы представителей, например, школы «личностных конструктов» Дж. Келли, в которых содержались бы ссылки на современные работы по конструированию личностных тестов или по таксономии личностных черт, и наоборот. Большинство исследователей предпочитают изолироваться в рамках исповедуемой ими парадигмы. К числу исключений среди известных нам работ мы можем назвать, пож&чуй, лишь работы американского психолога Дина Пибоди ( Peabody, 1984) и немецкого психолога Питера Боркенау (Вогкепсш, 1988, 1990).
В данной книге на суд читателей представлены разработанные нами версии методик «личностного семантического дифференциала» и «контрольных списков прилагательных», которые опираются на устойчивую таксономическую модель личностной лексики, построенную на базе 2090 терминов русского языка и суждениях 84 профессиональных психологов. В приложении к работе дается так называемый «Атлас личностных черт», являющийся комбинацией новейших принципов структурной организации личностного знания:
• принципа глобальных факторов;
• циркуля торн ого наполнения лексикой двухфакторных секторов (или так называемых «граней», «фасеток»);
• принципа локальной иерархии кластеров (и их маркеров), моделирующих предметно-содержательную (денотативную) семантику личностной лексики.
Построенный нами «Атлас» личностных черт значительно превосходит имевшиеся до него аналоги в русском языке («карта личности» К, К. Платонова, 1970; «номинальная шкала личностных качеств» В. Е. Хмелько, 1981) не только по охвату лексики и экспертного опыта, но главное — по структурно-технологическим принципам, положенным в основу его организации.
Подчеркнем, что в большинстве работ в области матричных тестов (методик шкалирования) исследователи, как правило, ограничивались в лучшем случае констатацией значимых различий между определенными группами испытуемых по определенным индикаторам структуры ЛСП. Насколько же эти различия дают возможность с определенной точностью диагностировать принадлежность испытуемых к указанным группам, насколько высока плотность корреляции эмпирических индикаторов ЛСП и критериальных показателей личностных свойств их носителей — это практически не исследовалось. Концепция валидности теста конструктов {см.
франселла, Баннистер, 1987) чаще всего просто постулируется, но крайне редко проверялась на приложимость к прогнозу поведения. Конечно, диагностика индивидуального сознания вправе ограничиваться самой сферой сознания (Похилько, 1987), но это не отменяет возможного интереса к тому, позволяют ли нам особенности структуры сознания прогнозировать реальные поступки субъекта.
В заключение этого исторического экскурса следует специально подчеркнуть, что в процессе работы получили развитие и определенную модернизацию основные теоретические постулаты и модельные представления. В самом начале ведущим теоретико-модельным инструментом для нас являлось представление о семантическом пространстве, то есть так называемая «пространственная метафора» в описании системы субъективных значений — в духе Ч. Осгуда ( Osgood а. о., 1957), а также основоположников многомерного шкалирования ( Shepard, 1962; Tucker, Messick, 1963; Kruskal, 1964; Carroll, Wish, 1984). В этой пространственной метафоре в какой-то момент мы (группа соавторов) даже видели возможность более глубоких эвристических аналогий, родственных представлениям раннего К.Левина о «психическом поле», «психических энергиях», «заряженных полюсах», «топологических и квазиметрических трансформациях» (Шмелев, Похилько, 1981). Во всяком случае, на основе этих представлений В. И. Похилько удалось сконструировать абсолютно оригинальную методику объективного измерения системы субъективных значений с помощью ошибок припоминания, названную «Семантическая пространственная мне-мо-шкала» {Похилько, Шмелев, 1982).
В дальнейшем по мере попыток анализа структуры все более обширных массивов данных (количество дескрипторов личностных черт, вначале измеряемое десятками, вскоре стало насчитывать сотни и тысячи) стало ясно, что «пространственная метафора» позволяет отразить лишь сравнительно небольшую часть той информации, которая содержится в естественных дескрипторах личностных черт (тех же словах естественного языка, в тех же пунктах личностных вопросников). Стало ясно, что метрические координаты личностного пространства соответствуют кросс-ситуационным психодинамическим факторам, которые лучше всего описываются в терминах темпераментальных, или конституциональных свойств (если пользоваться языком, соответствующим полюсу объекта межличностного познания) или в терминах эмоционально-оценочных категорий (коннотативных значений, если пользоваться языком, соответствующим полюсу субъекта). А для описания более частных группировок (или кластеров) личностных черт «пространственная метафора» не годится. Здесь более адекватным оказывается модельное представление в виде иерархической пересекающейся классификации (нечеткой иерархии нечетких множеств). Это модели типа известных в когнитивной психологии «категориальных деревьев» ( Collins, Quillian, 1968, см. также Клацки, 1978; Величковский, 1982). В последнее время они получают все более широкое применение в когнитивном подходе к теории личности, в которых идеи теории прототипов Элеоноры Рош прилагаются
к моделированию психологических ситуаций ( Cantor а. о., 1976, см. также главу 14 в книге Первина, Джона, 2000).
Добившись повышения мощности имеющихся у нас'на вооружении компьютерных аппаратных и программных средств, а также организационных возможностей в создании более емких банков психодиагностических данных, в конце 90-х годов мы провели сравнительный факторный и кластерный анализ не только пунктов разработанных нами версий вопросника 16ЛФ-16РФ, но и пунктов известного теста ММИЛ (русскоязычная модификация MMPI). Этот анализ подтвердил необходимость сочетания параметрических (факторных) и непараметрических (таксономических) принципов в организации личностного знания, но в данном случае уже не на уровне односложных маркеров личностных черт (прилагательных естественного языка), а на уровне распространенных высказываний, на которых строятся вопросы личностных тестов.
Так мы пришли к идее полиморфной (структурно-разнотипной) трехслойной классификации личностных черт:
• базовый макроуровень — глобальные кросс-ситуационные формально-динамические черты-свойства, систему которых можно моделировать в виде пространственных моделей;
• мезоуровень — относительно обобщенные черты-навыки, относящиеся к широким классам ситуаций, которые можно моделировать в виде нечеткой топологии (задающей отношения близости) широких пересекающихся таксонов (кластеров, категорий);
• микроуровень — локальные ситуационные черты-стратегии, задающие определенные сценарии поведения для конкретных ситуаций; эти черты могут задавать локальную метрику, порядковую или номинальную шкалу в зависимости от типа ситуаций и устройства индивидуальной локальной системы конструктов.
С определенной долей огрубления (ради содержательной эвристичнос-ти) первый макроуровень в классификации черт можно обозначить термином «темперамент», второй — «характер», третий — «репертуар личностных стратегий». Большинство личностных конструктов (включая вербальные и невербальные), по-видимому, относятся к третьему уровню. В силу этого в более ранних работах мы использовали для третьего уровня термин «рефлексивно-личностные, черты» (см. Шмелев, 19876). Специальную аргументацию о том, чем данная трехуровневая классификация черт отличается от других иерархических моделей, вы найдете в главе 4.
Если правила соподчинения черт первого и второго уровня могут быть межиндивидуально-унифицированными—для определенной социально-культурной группы людей, то правила соподчинения черт второго и третьего уровня, по-видимому, вырабатываются в ходе становления уникального индивидуального опыта и требуют по существу идеографического исследования.
Принципиальная трудность моделирования системы значений в данной области (в области межличностного познания) заключается в том, что один и тот же термин естественного языка (например, «активный») оказы-
вается зависимым от ситуационного контекста: он может в разной ситуации у разных людей означать либо более глобальную характеристику темперамента, либо менее глобальную характеристику характера, либо локальное свойство, обусловленное наличием (или отсутствием) определенной ситуационной стратегии.
Модель структуры тезауруса личностных черт существенно усложняется также тем, что на каждом из трех уровней действует (на полюсе субъекта — при осознании или категоризации) оценочная категоризация, фиксирующая степень приемлемости (с точки зрения интересов вида или интересов индивида) данной черты. Так возникла необходимость введения дополнительного модельного представления, названного нами «четырехпо-люсная модель личностной черты» (Шмелев, 1986, 19876). Интересно, что в момент «изобретения» этой модели автор еще не был знаком с работами американского социального психолога Дина Пибоди { Peabody, 1967), с которым в дальнейшем автору посчастливилось проводить и совместные исследования и которому, по-видимому, принадлежит приоритет формулирования «четырехполюсной модели» в международном масштабе.
Дата добавления: 2019-01-14; просмотров: 133; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!