И экеппораторная факторизация 2 страница



ведению во всевозможных ситуациях, позволяют лишь в малой степени объяснять и прогнозировать поведение человека в конкретных ситуациях. Известно, что значения коэффициента корреляции в пределах 0,3 являет­ся фактически пределом прогностичности диспозициональных моделей. Этому есть немало свидетельств, полученных как с помощью строгих экспериментов ( Endler, Hunt, 1966; Mischel, 1968, 1977; см. также обзо­ры на русском языке в книгах Росс, Нисбетт, 1999; Первый, Джон, 2000), так и с помощью корреляционных экспериментов с применением эксплораторного факторного анализа1. В этом мы сами убедились в .наших собственных многочисленных исследованиях: набор значимых, устойчи­вых и интерпретируемых глобальных факторов объясняет, как правило, не более 20—30 процентов дисперсии в матрицах интеркорреляций для пунктов личностных вопросников или списков прилагательных (когда их численность превышает 100 переменных).

Но в данной работе мы исходим из более широкой трактовки понятия «личностная черта», подразумевая под этим не только наследственные диспозиции, но и приобретенные стили и стратегии поведения для опреде­ленных классов ситуаций, а также «личностные конструкты» —средства категоризации впечатлений при восприятии человека человеком. Таким образом, психосемантический подход к психологии черт оказывается зна­чительно более широким, чем традиционный психодиагностический под­ход, представленный во всех учебниках по психологии личности главным образом именами Г. Олпорта, Г. Айзенка, Р. Кэттэлла (см. Хьелл, Зиглер, 1997; Первин, Джон, 2000). В нашей трактовке к психологии черт следу­ет отнести весь цикл работ по психологии личностных конструктов, пред­ставленный самим Дж. Келли { Kelly, 1955; Келли, 2000) и его последова­телями (Франселла, Баннистер, 1977), работы, выполненные в контексте «феноменологической психодиагностики» (куда, например, А. Анастази от­носит Q-сортировку и «личностный семантический дифференциал», см. Анастази, 1982), а также сформировавшееся уже в 80-е годы широкое международное направление по исследованию таксономии личностных черт в естественном языке { Goldberg, \9 Si; Anglei! nera. о., 1990; DeRacid, Hoskens, 1990, Шмелев, Похылько, 1985а), которое внесло решающий вклад в появ­ление столь популярной в 90-е годы концепции «Большой пятерки» лично­стных факторов {Голдберг, Шмелев, 1993; см. также на русском языке хороший обзор работ в русле этой концепции в книге Первин, Джон, 2000).

В основном цикле наших исследований, подытоженном прежде всего в докторской диссертации (А. Г. Шмелев, 1994), мы поставили задачу выяв-

1 Термин «эксплораторный» обычно не используется в русскоязычной психологиче­ской литературе. Он обозначает обычный мультивариаптный анализ матриц интеркорре­ляций в духе Л. Терстоуна и его последователей (в психологии черт самый яркий — Р. Кэттэлл). Этот термин противопоставляется «конфирматорному» факторному ана­лизу, когда хотят подчеркнуть, что исследователь не исходит из каких-то доэкспери-ментальных гипотез о составе и структуре факторов. Здесь и далее примеч. автора.

ления закономерностей в появлении трансформаций межличностного вос­приятия, в выяснении того, насколько регулярны взаимосвязи этих транс­формаций с личностными свойствами самих субъектов межличностного познания, и, если такие взаимосвязи существуют, насколько реальна пер­спектива разработки косвенных методик диагностики личности по струк­туре ее индивидуальной категориальной системы. Сформулированная та­ким образом исследовательская задача, естественно, потребовала решения массы предварительных задач.

Чтобы выявить индивидуальные искажения и отклонения, прежде все­го оказалось необходимым построить модель «нормы» — содержательно и статистически обоснованную модель, отражающую общепринятые пред­ставления о структуре личностных черт в нашей русскоязычной языковой культуре. Так появился.реконструированный нами на основе экспертных оценок «тезаурус личностных черт», самый важный фрагмент которого представлен в приложении к данной работе в виде «Атласа личностных черт». Для выяснения того, с чем и как эти отклонения можно экспери­ментально скоррелировать, чтобы выяснить их психодиагностическую ин­формативность, пришлось произвести ревизию психодиагностических: ин­струментов. Выяснилось, что мы не располагаем на русском языке психо­метрически корректными личностными тест-вопросниками, поэтому при­шлось их создавать — как путем адаптации западных (по полной програм­ме — на уровне переформулирования отдельных заданий и коррекции ключей к ним), так и путем создания оригинальных отечественных версий. В первых двух главах книги дается конструктивно-аналитический об­зор зарубежных и отечественных работ в области психодиагностических и лексико-семантических исследований личности, позволяющих нам подой­ти к обоснованию системы гипотез, сформулированной в третьей главе. В четвертой главе приводятся данные по конструированию и проверке ва-лидности рассматриваемых нами модельных представлений ЛСП. В пятой главе — по проверке валидности конкретных показателен психосеманти­ческих тестов — так называемой «различающей силы» и «сцепленности» факторов семантического пространства (СП). В приложении нами даются методические инструменты, которые могут быть полезны для академичес­ких и практических психодиагностических исследований личности.

В данной книге читатель сможет впервые познакомиться не только с конкретными современными методическими инструментами, но и с новы­ми теоеретическими представлениями о чертах личности: трехуровневой классификацией и четырехполюсной моделью.

Исторический контекст

Не желая утомлять подробностями тех читателей, которые хотели бы ограничить свое знакомство с данной книгой только введением в проблем­ный контекст, автор все же отнюдь не исчерпал важной предварительной информации, необходимой для того, чтобы раскрыть гот контекст, в ко-

тором исторически формировались различные этапы проведенного цикла исследований. Как уже было указано выше, цикл исследований был начат еше в 70-е годы. Это происходило в то время, когда в развитии отечест­венной психологии обнажился открытый кризис: декларативная, спекуля­тивно-теоретическая психология, обслуживающая (прежде всего в Моск­ве) безраздельно господствовавшую (как тогда казалось) идеологему, не могла дать никакого конструктивного ответа на растущие запросы реаль­ной жизни. Собирались совещания за совещанием, принимались громкие постановления о развитии психологической службы, о ее методическом оснащении, но даже весьма взвешенные первые публикации в центральной психологической прессе о научных аспектах разработки и применения психологических тестов (например, Гильбух, 1978) встречали опасливую реакцию среди руководителей московских психологических учреждений, упоминавших тогда о печально известном постановлении ЦК ВКП(б) 1936 года в таких тонах, как. будто тень «отца народов» продолжала бдительно следить за всем, что происходило в каждом московском кабинете* В двой­ственности позиции ряда ведущих специалистов (К. М. Гуревич, 1982) просматривалось стремление защитить от идеологической цензуры уже начавшиеся практические работы по созданию отечественных тестов. С большим трудом, с боем доставались публикации первых серьезных пере­водных руководств по теории тестирования (см, предисловие К. М. Гуре-вича и В. И. Лубовского к книге А. Анастази, 1982). Показательно, что из русского перевода книги А. Анастази был в последний момент даже изъят профессионально-этический кодекс американских психологов (сравните Anastasy, 1967; Анастази, 1982).

В работах представителей Московской школы Выготского-Леонтьева (например, Божович, 1968; Леонтьев, 1975) преобладала открытая анти­позитивистская направленность. Ценность разработанного в Московской университетской школе так называемого каузально-генетического метода изучения личности в контексте развития и смены ведущих форм деятель­ности неоспорима. Но при этом эмпирико-статистическая технология кон­струирования тестов на факультете психологии МГУ (в отличие от ЛГУ, см. Гайда, Захаров, 1982) фактически не изучалась и не анализировалась. Отсутствовали соответствующие учебные дисциплины и в учебных планах подготовки студентов. Угнетающая бледность профессионального тезауруса (концептуальной системы) выпускников МГУ в отношении параметров межиндивидуальных различий (студенты на государственных экзаменах не могли назвать более 2—3 индивидуальных особенностей), бесспорно, от­рицательно сказывалась на эффективности их практической деятельности после окончания университета.

В этой обстановке развитие стандартизованных техник изучения лич­ности могло существовать в Московском университете только в форме разработки некоторого конструктивного противовеса традиционной пси­хометрике. Таким подходом для группы исследователей, к которой при­надлежит и автор данной работы, стала экспериментальная психосеманти-

ка, поставившая своим предметом, как уже отмечалось выше, изучение индивидуальных систем значений методами многомерного анализа данных {Артемьева, 1980; Петренко, 1982; Шмелев, 1982). Этот подход был поддержан деканом факультета психологии А. Н. Леонтьевым, рассматри­вавшим его в своих последних трудах как разработку методических средств изучения семантической составляющей интегрального «образа мира» {Ле­онтьев, 1979). Вскоре вслед за спецкурсом «Анализ данных» {Е. Ю. Ар­темьева) и «Экспериментальная психосемантика» (первая программа ко­торого была предложена совместно В. Ф. Петренко и А. Г. Шмелевым в 1979 году) в учебном плане факультета психологии МГУ при поддержке нового (после кончины А. Н. Леонтьева) декана А. А. Бодалева появился в 1980 году вначале спецкурс «Дифференциальная психометрика» (А. Г. Шмелев), а затем общий-курс «Основы психодиагностики» (Сталин, Шме­лев, 1984; Шмелев, 19916). Автор должен здесь отдать должное А. А. Бодалеву как заведующему кафедрой общей психологии в те годы, под­державшему замысел разработки проекта создания тезауруса личностных черт {Шмелев, Похилько, Козловстя-Тельнова, 1988, 1991).

Автор вынужден здесь предпринять этрт краткий экскурс в предысторию и контекст формирования самого замысла данного исследовательского проек­та не только в силу потребности в рефлексии пройденного пути, но и в стремлении разъяснить читателю те мотивы, по которым для автора в какой-то момент соединились психосемантика и психодиагностика личности.

Циклы исследований, проведенных безвременно ушедшей из жизни в 1987 году Е. Ю. Артемьевой, руководившей кандидатской диссертацион­ной работой автора (Шмелев, 1979), а также нашего коллеги и соавтора В. Ф. Петренко были оформлены и успешно защищены в ранге доктор­ских диссертаций еще в 80-е годы (см. Артемьева, 1999; Петренко, 1988). В этих работах утвержден приоритет постановки и методического реше­ния многих проблем, над которыми работал и автор этих строк. Одно из положений, вынесенных на защиту в докторской диссертации В. Ф. Пет­ренко гласит: «Психосемантический подход открывает возможность ис­следования личности через анализ «пристрастности" индивидуального со­знания человека, проявляющейся, в частности, во влиянии мотивационной направленности на характер и организацию категориальных структур вос­приятия и осознания субъектом предметной и социальной действительнос­ти, то есть в широком смысле во влиянии мотивационной системы субъек­та на его образ мира» (Петренко, 1989). Следуя данному тезису, мы в своих работах сделали попытку углубить его прежде всего методически, подвергнув тщательной и всесторонней проверке с параллельным исполь­зованием традиционных методик диагностики личности и, в частности, стандартизованных методик, построенных с помощью психометрических алгоритмов — вопросников и тестов.

Наши ранние попытки исследования конкурентной валидностн психо­семантических методик по сравнению с личностными тестами (Шмелев, 1983а) столкнулись с рядом принципиальных методических трудностей.

Во-первых, оказалось, что наши попытки реконструкции обобщенной груп­повой модели семантического пространства личностных черт наталкива­ются на существенную нестабильность результатов. В самом представи­тельном на то время по охвату лексике эксперименте, включавшем 140 личностных прилагательных, нам удалось получить лишь 3 статистически устойчивых фактора {Шмелев, 1982в). В то же время индивидуальные и групповые репертуарные решетки давали от 5 до 8 вполне интерпретируе­мых факторов, но они резко варьировали от испытуемого к испытуемому. В нашей кандидатской диссертации мы исследовали природу этой-неста­бильности и пришли к выводу, что она может быть описана с помощью объяснительного механизма «категориальной установки» (Шмелев, 1979г). Было показано влияние на системы значений установок, относящихся к разным уровням функциональной организации психической деятельности (Асмолов, 1979). Для того чтобы сбалансировать категориальные установ­ки разных индивидов, устранить возможный артефакт авторского влияния на подбор значимой личностной лексики, мы совместно с В. И. Похилько инициировали обширный, многоэтапный проект построения семантичес­кого словаря-тезауруса для лексики личностных черт в русском языке (Шмелев, 1985).

Серьезные проблемы возникли и с поиском психометрически коррект­ного многофакторного теста личности. Оказалось, что в русском варианте он попросту отсутствует, а практики пользуются сырыми в психометриче­ском смысле переводами западных тестов, прошедшими отнюдь не полную адаптацию. Коллективы Ф. Б. Березина, Л. Н. Собчик, И. Н. Гильяшевой произвели к тому времени фактически лишь сбор отечественных тестовых норм, но не статистическую проверку ключей к каждому пункту тестов MMPI и 16PF. Таким образом, замысел нашего исследования подвел нас к многолетнему проекту адаптации базового личностного тест-вопросника, которым вначале стал адаптированный вопросник 16PF Р. Кэттэлла (Шме­лев, Похилько, Соловейчик, 1988), а затем созданный в 90-е годы ориги­нальный личностный перечень «16 русскоязычных факторов» (см. главу 3). На пунктах этого теста-вопросника, не являющихся переводом американ­ской версии, но построенного с учетом специфики наших отечественных социокультурных норм и традиций, была реализована оригинальная рус­скоязычная по своему происхождению система из 15 личностных факто­ров 15РФ, полученная в ходе анализа экспертных оценок, на которых строился «Тезаурус личностных черт» (Шмелев, Похилько, Козловская-Тельнова, 1991). В качестве 16-го фактора выступил служебный фактор «социальной желательности». В дальнейшем мы стали обозначать эту фак­торную систему как 16РФ.

Начатый еще в 70-х годах (Шмелев, 1979а-в, Петренко, Шмелев, 1980; 1982в) на протяжении четверти века данный цикл исследований не мог не пережить ряд серьезных изменений и превращений. На этот период пришлись фактически как бы несколько революций: микрокомпьютерная (80-е годы) и последовавшая за ней телекоммуникационная (90-е годы).

раскрывшие новые возможности для сбора и компьютерного анализа дан­ных, что в значительной мере обесценило наши ранние эксперименталь­ные результаты. Нельзя не назвать также и социальную революцию — ломку общественного строя в нашей стране, выразившуюся для общест­венных наук вначале в таком благоприятном событии, как устранении идеологического пресса со стороны марксистско-ленинской философии и коммунистической идеологии (конец 80-х), а затем — в резком ухудшении экономической ситуации (90-е годы).

Кризисные явления переходного периода в 90-е годы обернулись для отечественной психологии неоднозначными последствиями. С одной сто­роны, как положительный факт следует назвать:

• расширение доступа к самой современной зарубежной литературе по психологии, появление в русском переводе не только популярных, но и серьезных фундаментальных трудов по психологии личности и классиков (см. например, 3. Фрейд, 1998; К. Юнг, 1998; Келли, 2000), и современ­ных авторов (например, Хекхаузен, 1986; Первин, Джон, 2000);

• бурное развитие практической психологии, стимулирующее и струк­турирующее спрос на конкретные психрлогические концепции и инстру­ментарий (см. новые периодические издания «Прикладная психология», «Практическая психология», «Психологическая газета» и т. п.).

С другой стороны, нельзя не назвать такие отрицательные явления как:

• крайне низкий уровень государственного финансирования исследо­вательских работ (несмотря на переход к системе конкурсов и грантов, уровень финансирования отдельных проектов оказывается хронически не­достаточным, например, для разработки серьезного инструментария, отве­чающего всем эксплуатационных требованиям — надежности, валидности, стандартизированное™ и т. п.).

• сброс в массовую продажу тройной массы низкокачественных, пи­ратских изданий по психодиагностике — литературы и компакт-дисков, изобилующих ошибками, неточностями, некритической рекламой парана-учных подходов, смешиванием в одной корзине серьезных научных тестов для пользователей-специалистов с развлекательными поделками и игропо-добными мистификациями для увеселения самотестирующихся (см., на­пример, тест «Последний патрон Фанни Каплан» в сборнике, изданном и переизданном тиражом в сотни тысяч экземпляров и вызвавшем первый приступ иллюзии общедоступности и вседозволенности, —- «Лучшие пси­хологические тесты», 1992—1994; а также издания типа «Психологичес­кие тесты для деловых людей», 1994; «Энциклопедия психологических тестов», 1997; «Практическая психодиагностика», 2000 и т. п.1)-

1 Перечень всевозможных огрехов (опечаток, неточностей, вплоть до ошибок в ключах) в этих изданиях может занять немало страниц текста. Укажем лишь на то, что обширные куски в этих текстах мы находим буквально идентичными, то есть вклю­чающими повторение самых курьезных опечаток (например, семерка вместо точки в конце диагностического суждения), но... без указания первоисточников (естественно.

Сложившиеся обстоятельства вынудили автора потратить серьезные усилия на техническое и финансовое самообеспечение для завершения проектов и работ, начатых в 80-е годы. Этого удалось достичь (не без издержек, связанных с уходом многих сотрудников и учеников) путем разработки коммерческих версий инструментальных программных систем, направленных на реконструкцию семантических пространств и психомет­рическое конструирование тестов (Шмелев, 1990, «Каталог..: », 1993^ 1996). Об этом достаточно подробно написано в заключительной части третьей главе.

Предпринятые автором попытки содействия появлению в России циви­лизованного рынка психодиагностических инструментов, включавшие при­обретение легальных прав на адаптацию таких известных западных методик, как 16PF1, выглядели, мято говоря, анахроничными на фоне повсеместного нарушения копирайта всеми и вся. Стремительное техническое перевооруже­ние (ежегодное удвоение мощности микрокомпьютеров), появление общедос­тупных мощных статистических пакетов (таких как SPSS) в так называемом «расхакеренном виде» (с намеренно сорванной защитой от копирования) бы­стро обесценивали затраты на создание оригинального программного обеспе­чения (имеется в виду прежде всего авторская система ТЕСТАН — Shmelyov, 1996), позволявшего ускорить процесс сбора и многомерного анализа ре­презентативных массивов ответов на тестовые задания.

Так было, по-видимому, всегда в человеческой истории: технический прогресс несет с собой расширения возможностей как для добродетели, так и для порока. Телекоммуникационная революция второй половины 90-х годов, реальная общедоступность Интернета открыли поразительные, невиданные ранее перспективы, но и создали новые искушения для не­стойких и неразвитых людей. Как известно, в Интернете немало отврати­тельной порнографии, ворованной музыки и литературы. В Интернете вы также найдете немало откровенно сворованных тестовых программ, а так­же безграмотные, но порой красочно оформленные подделки, выполнен­ные шарлатанами и параноиками от психологии. Но все-таки это всего лишь «пена» и «издержки роста». Они не заслоняют от нас магистральной траектории прогресса.


Дата добавления: 2019-01-14; просмотров: 126; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!