Космическая музыка Штокхаузена 7 страница



       “То летоисчисление бежало обратно.
       - ‘Да какого же мы летоисчисления ?’
Но Сатурн, Аполлон Аполлонович, расхохотавшись ответил:
       - ‘ Никакого, Коленька, никакого: времяисчисление, мой родной, - нулевое... ’
... Это был Страшный Суд.
       - ‘ Ай, ай, ай: что ж такое 'я е с м ь' ? ’
       - ‘ Я есмь ? Нуль ... ’ ” ( Петербург, 243 ).

     В этом эпизоде само время превращено в ноль, чего неокантианский разум Николая Аполлоновича не может воспринять. Нетрудно заметить в этом фрагменте интригующие параллели с "Супрематическим зеркалом" Малевича, в котором, как указывалось, художник свел все величины к абсолютному нолю.
     В "Петербурге" с каждым новым столкновением с иной реальностью Николай Аполлонович все больше приближается к пониманию "ноля" как "нолево­го знания", то есть к отказу от разума, что оказывается необходимым для того, чтобы воспринять действительность высшего порядка. В следующем эпизоде, который является особенно интересным для нашей темы, Николай Аполлонович пытается описать свое ощущение таким образом: "Будто какое-то откровение, что я рос; рос я, знаете ли в неизмеримость, преодолевая пространства; уверяю вас, что то было реально: и со мной росли все предметы; и - комната, и - вид на Неву, и - Петропавловский шпиц: все выростало, росло - все; и уже приканчивался рост (просто расти было некуда, не во что); в этом же, что кончалось, в конце, в окончании, - там, казалось мне, было какое-то иное начало: законечное, что ли ... Какое-то оно пренелепейшее, не­приятнейшее и дичайшее - дичайшее, вот что - главное; дичайшее, может быть, потому, что у меня не имеется органа, который бы умел осмысливать этот смысл, так сказать, законченный; в месте органов чувств ощущение было - "ноль" ощущением; а воспринималося нечто, что и не ноль, и не единица, а - менее чем единица. Вся нелепость была, может быть, только в том, что ощущение было - ощущением "ноль минус нечто", хоть пять например” (Петербург, 266-267).
     Поразительны параллели между этим фрагментом и формулировками Малевича выхода через ноль в беспредметность, процитированными выше. Николай Аполлонович практически описывает столкновение с беспредметным миром. Его рост в неизмеримость, преодолевая пространства, перекликается с утверждением Малевича, "что он вышел из круга вещей и уничтожил кольцо горизонта". "Ноль"-ощущение Николая Аполлоновича, переходящее в ощущение "ноль минус нечто", совпадает с "исчезающим моментом" и с пре­об­ражением в "ноль формы" и выходом за "ноль минус один" Малевича. Иное начало, "зако­нечное" у Белого, наводит на ассоциацию с " заумным творчеством", в котором русские футуристы открыли, по Крученых, "иные миры" и "новые начала".
     В данном контексте представляется небезынтересным, что Николай Апол­лонович описывает ощущение, очень напоминающее то, которое в теософии на­зы­вается "расширением сознания". В этот момент Николай Аполлонович понимает, что ему приоткрылся какой-то новый смысл, который не может быть постигнут разумом, но что у него, по словам Белого, "не имеется органа", с помощью которого можно было бы воспринять этот смысл. В об­щем, происходящее с Николаем очень близко описанию первого соприкосновения с высшей действительностью в книге "Тертиум Органум" П.Д.Ус­пенс­­­кого, опубликованной в Петербурге в 1911 г. По Успенскому, неподготовленный человек при столкновении с миром иным испытывает ощущение ужаса и полной бессмыслицы. После этого столкновения наш видимый мир представляется ему странным и нереальным, оставляя ощущение пустоты и бесконечности. Успенский предлагает в "Тертиум Органум" свою систему высшей логики, основанную на интуиции, которая собственно и является новым органом для познания высшей действительности. Как известно, книги Успенского пользовались большой популярностью в кругу русских футуристов, и многие из его мыслей нашли отражение в их статьях и художественных произведениях. Белый, как известно, увлекался теософией и антропософией и несомненно был знаком и с трудами Успенского, что добавляет еще один штрих к связи между идеями писателя и теоретическими построениями Малевича. Однако ни в одном из своих многочисленных произведений Успенский не использует символ "ноля".
     Таким образом вырисовывается некоторая генеалогия употребления символа ноля в метафорических описаниях выхода в беспредметность, во главе которой хронологически оказывается Андрей Белый и его роман "Петербург". Поскольку, как мне известно, ни один из комментаторов романа Белого не обратил внимания на этот достаточно значительный элемент метафизической архитектоники "Петербурга", никаких указаний на возможные источники "нолевой сим­волики" у Белого не существует. Однако можно предположить, основываясь на общей картине интересов Белого, что его юношеское увлечение математикой оста­вило некоторый отпечаток и на его символической образности. На данный момент мы также не можем с уверенностью сказать, читал ли Малевич "Петер­бург" и соответственно, оказал ли Белый какое-либо прямое влияние на художника, но несомненным представляется, что поиски выражения беспредметности насыщенные метафизическими идеями, связывают литературный символизм Белого с творческим мышлением Малевича.
     В двадцатые и тридцатые годы Д. Хармс, тесно связанный с Малевичем, продолжает развивать в своем творчестве идеи беспредметного искусства, исходя среди прочего и из "нолевой символики" Малевича. В кругу людей , близких ОБЭРИУ, который включал в себя таких художников и поэтов, как Кондратьев, Мансуров, Олейников, идеи связанные с беспредметностью в искусстве постоянно обсуждались. Стихи Олейникова, отнюдь не такие простые и шуточные, как казалось многим, часто являлись философской реф­лексией на пробле­мы искусства и литературы. Метафора выхода за ноль, таким образом, возможно нашла своеобразное преломление в его стихотворении, процитированном в начале этой статьи.
     В заключение необходимо отметить, что идея "ноля" в отношении к беспредметности не прослеживается в других европейских авангардных течениях. Однако в русском авангарде, как мы постарались показать, "ноле­вая символика" всплывает в творчестве разных авторов, практически складываясь в уникальный топос. Присутствие этого топоса в русской авангардной эстетике добавляет еще один интересный штрих к картине его развития и заслуживает дальнейшего исследования.    

 

 

СРЕЗ g - g. МЕДИТАТИВНЫЙ

 

В.Бычков

 

Музей современного искусства+ .
Тексты из Книги ПОСТ-адекваций
«Художественный Апокалипсис Культуры»

- ОХРИДСКАЯ АКСИОМА НИЦШЕ
(или "Будто-бы-евангелие" ПОСТ-культуры)

к 100-летию со дня смерти мыслителя
(мы любим круглые даты)

 

Осенью 98-го мы отдыхали в Охриде - "зализывали" духовные раны, полученные во время летней поездки в американс­кую пустыню Нью-Йорк - каменный монстр цивилизации; квинтэссенцию ПОСТ-* . Ибо эта точка (Охрид) на земном шаре ощуща­ет­ся мной как один из мощных (после Св. Горы, но туда не так-то просто добраться, а вдвоем - невозможно - не для женщин сие) центров приема и концентрации духовно-космичес­кой энергии. Здесь я активно подпитываюсь энергией. Еще один из таких центров - наши Соловки; менее сильный, но все-таки - Ферапонтово. Есть, как известно, и другие (в Азии особенно), но там я не бывал. Да с меня и сего вполне хватает.
На этот раз нам посчастливилось жить в самом центре охридской духовности - почти на вершине Горы старого города - выше нас были только фундаменты ранневизантийской огромной базилики, рядом - св. Йован на Канео, да стройные ряды кипарисового воинства; под нами - древняя св. София и множество византийских храмов. Каждый камень здесь и каждая пядь земли излучают нечто, приобщающее Вечности, являю­щее непостигаемое. Вокруг днем и ночью бескрайняя гладь священного Озера, по берегам которого на десятки километров на север и на юг разбежались неприметные древние христианские храмики. Они полностью окольцовывают Озеро - даже на албанской стороне не прерывается это мистическое кольцо христианского духа. На север каждое воскресенье и в праздники ездим на Литургию к нашему другу о.Стефану в Калишту (монастырик почти у самой албанской границы). На юг совершаем иногда паломничество на поклонение мощам св. Наума Охридского в его монастырь тоже у самой албанской границы уже в противоположной части Озера. Изредка посещаем за горным перевалом и Курбиновский храмик на Прес­пенском озере с его уникальными по силе и красоте росписями. Там уже все дышит Грецией - византийской и древней. До нее - рукой подать.
На огромном балконе нашего домика, почти нависающем над Озером, осенью тишина, покой, созерцательно-медитативная атмосфера. Хорошо мыслится, хорошо работается. И в самых разных направлениях. Многое открывается под новыми углами зрения. Когда-то это был Климент Охридский, когда-то - Дали. На этот раз нередко предавался созерцанию Озера с томиком позднего Ницше в руках, почти физически ощущая могучее напряжение полей между этими полюсами: Озеро - Ницше, что придавало особый привкус чтению вроде бы хорошо известных текстов.
Дух больного гения, ощутившего за целое столетие глобальность кризиса ПОСТ- и в какой-то мере стимулировавшего его и усмотревшего даже некоторые пути его развития, как бы успокаивается на охридских просторах (где он никогда не бывал, а Турин все-таки имеет совсем не ту духовную атмосферу). Энергетика оголенных полей дает возможность спокойно вчувствоваться в эпатаж­но-надрывную симфонию мятущегося духа пророка и Иова, бунтующего против Бога, рядящегося в тогу Антихриста, чтобы через отталкивание («от противного», сказали бы математики) придти к Христу, но на ином уровне духо-видения.

 

Ницше - это отчаянный крик изболевшейся души человечества в больном теле человека - вопль и страх богооставленности и провидение того ИНОГО, к чему сегодня со скоморошеским трагикомизмом и ужим­ками боли и отчаяния устремляется ПОСТ-. Смех и кликушество юродивого сквозь слезы и кровь изболевшегося организма...

 

чайки и лебеди черного цвета не расступаются
перед приходом вестников Авроры
и дальняя песня на непонятном языке
органично вплетается в пляску кипарисов
на древних могилах мучеников
и руинах былых святилищ
запахи ладана мяты и чего-то темно-уползающего
не нарушают устремленности
и звонко разбегаются ищущие нетления

                                   28.09.98 ff  к генеалогии ПОСТ- перелистывая Ницше на верху горы...  Кипарисы - как скульптуры пластичны и неподвижны.  Зеленые свечи юга.       Размышляя на верху горы старого Охрида - на фундаментах раннехристианской базилики, в окружении горящих в небо кипарисов и уникаль­ных византийских храмов с драгоценными росписями под ритмичный шум Вечности - реликтового Охридского озера в обрамлении мирно спящих под осенним солнцем гор, я прихожу к многозначным (и многозначащим) не терпящим возражения выводам:
или: с позиции фрейдизма оче­видно, что злобная рито­рика Н. против христиан­ст­ва - типичный комплекс бо­льного (физически и психически) человека, страстно же­­лающего стать здоровым и с отвращением относящегося ко всему, что напоминает о болезни (страдании) или оправдывает ее, со-ст­ра­дает. Только идеал - здоровый во всех отношениях (природно!), сильный, могучий, красивый человек есть оправдание жизни, ее венец. Он всегда и во всем прав. Ибо здоров. Это оправдывает любую мораль (и аморальность). Н. - глашатай и певец врожденной аристократической морали сильного здорового человека (= общества). Отсюда - культ Диониса против сострадания, мученичества и аскезы христиан. "... инстинкт самовосстановления воспретил мне философию нищеты и уныния..."            (700) 1. Гений безнадежно больного Ницше в озлобленно-проро­че­с­кой умиротворенности интуитивно ощутил и ясно и четко возвестил начало конца Культуры и наступления ПОСТ-. Болезнь усилила восприимчивость разрушающегося сознания и глубинную тоску по несбыточному идеалу. 2. Сам он полушутя-полувсерьез считал себя Антихристом. А не был ли он пророком ИНОГО уровня бытия? ИНОЙ духовнос­ти. Он - интуитивно ощущавший себя атеистом, рожденный в семье потомственных священников, "жрецов", в его терминологии. 3. "Кажется, что все великое в мире должно появиться сначала в форме чудовищной, ужасаю­щей карикатуры" (II, 239 - здесь и далее цитируется по изданию: Фридрих Ницше. Соч. в двух томах. М., Мысль, 1990 с указанием стр. - в Охриде имел только второй том, поэтому далее указания на него опускаю). Может быть, и ПОСТ- - такая карикатура? 4. ПОСТ- - борьба Культуры со своей боле­з-­  нью? За новое здоровое состояние?
  Не стоит далеко ходить за примерами - они повсюду вокруг нас. Вот только что вышедшее уникальное по объему (4 огромных том) вроде бы классическое издание "Encyclopedia of Aesthetics" Колумбийского университета и Оксфорда, в которой и мы с Олегом принимали участие в качестве единственных российских авторов. Однако пример. Статья "Lesbian Aesthetics" занимает 6 столбцов, но совсем нет статьи "Средне­ве­ковая эстетика" (даже западная), а мне на "Византийскую эстетику" отвели только 4 столбца. Вот вам и "переоценка всех ценностей".   5. Ницше провозгласил переоценку всех ценно­стей. ПОСТ- последовательно и настойчиво реализует эту программу maximum. Во всех отношениях. Во всех направлениях. Со все­ми ценностями.
    Случайность и "закон бессмыслицы" господствуют "в общем бюджете человечества".                         (289) 6. Взять хотя бы принципы абсурда, алогизма, энтропийной полисемии, которые ПОСТ- активно внедряет в сферу арт-бытия и всего человеческого бытования. Не Ницше ли провозгласил, что в "сущности вещей" (an-sich) нет никакой необходимости, никакой причинной связи, никакого подвластного разуму "зако­на"? Там действие не следует за причиной. "Это мы, только мы выдумали причины, последовательность, взаимную связь, относительность, принуждение, число, закон, свободу, основание, цель; и если мы примысливаем, примешиваем к вещам этот мир знаков как нечто "само по себе", то мы поступаем снова так, как поступали всегда, именно, мифологически". (257) И вот ПОСТ-, зная или не зная (точ­нее ни то, ни другое, ибо культура - даже ПОСТ- - не может что-либо знать или не знать в че­ловеческом смысле - у нее свои измерения и категории) идеи Ницше, отказывается ото всего того, что "выдумали мы" и принима­ет все то, что выдумали ОНИ (другие, иные). Они. Кто они? И есть ли они? Всплы­вает столь модная ныне проблема другого, под спудом существовавшая всегда.   Also! ПОСТ- отказывается от старого "мифо­ло­ги­ческого" бытия и мышления. Что же? Оно восходит к "сущности вещей"? Творит новые мифы? И это предвидел Ницше. Так действуют ПОСТ- артисты. Но я не понимаю,     не ощущаю,     не принимаю этого     что ли?  
  ... и ныне многомыслие, полисемантика опрделяют и занимают столбовую дорогу в ПОСТ-  - все смыслы имеют одинаковые права на существование; все дороги ведут в Мекку; истина не сущест­вует вообще или ее можно достичь любым путем и всегда; каждый и всегда приходит к истине - к своей истине; других истин не существует и не может существовать...       7. И Ницше открывает ворота в ПОСТ-, когда постоянно и неуклонно и с великим энтузиазмом пророка возвещает, что человечество живет во лжи и фальши; что у него сильна "воля к незнанию, к неверному, к ложному". (260) "O sancta simplicitas! В каком диковинном опрощении и фальши живет человек!" Тогда что же остается этому любителю фальши, как не отказаться в какой-то момент от нее. То есть объявить все до того считавшееся истинным ложным и наоборот, а затем принять и то и другое. Вот вам и ПОСТ- ! Гуляй, рванина! От рубля и выше! Философы у Ницше - "рыцари печального образа, господа зеваки и пауки-ткачи ума"; Истина не нуждается в их защите. (261) Но: нарождается уже новый тип философов, которых Ницше называет (условно) искусителями. (273) Их девизом могло бы стать утверждение: "Мое суждение есть мое суждение: далеко не всякий имеет на него право... Нужно отстать от дурного вкуса - желать единомыслия со многими".(274)  
  Donnerwetter! О каком же времени говорит Ницше? Неужели и сто лет назад было то же самое? Но это же в чистом виде ПОСТ- ! Уже в Вагнере он усмотрел то, чем "гениальны" Штокхаузен или Деррида. Некое принципиальное между. Метаксюйность как одна из основ ПОСТ-. Мост (Brьcke) между Культурой и чем-то иным, что может оказаться и ничем; мост активно и с упоением сооружаемый всеми нами, человеками, в неизвестность; над бездной или в бездну ? вот вопрос... второй стул-то еще не оплотнился, и туман не рассеивается пока на том берегу, но даже, кажется, сгущается...   "Современный человек представляет собою в биологическом отношении противоречие ценностей, он сидит между двух стульев, он говорит сразу Да и Нет. Что же удивительного, что именно в наше время сама фальшь становится плотью и даже гением". (555)  
    ...о Государстве ПОСТ- вещает Ницше; только кого же он призывает "посмотреть" на этих "лишних", когда все - лишние, все - в этом ПОСТ-, и никого сна­ружи... К кому же обращается Заратустра? Риторический вопрос ? Кажется, даже сам Ницше не думал так...   Практика последего столетия Культуры подтверждает, что глас больного гения был гласом вопиющего в пустыне. Кто услышал его ? или точнее, кто внял ему? А кто внял Христу?.. ...и не антиподом ли Ницше было сказано: не мечите бисер... ? ...но Ницше больше чем Христа любил этих лишних обезьян, карабкающихся к грязному трону, и их стремился направить на пути "истины", которой не признавал вроде бы и сам...  ...не путем ли Христа шел этот безумец, называвший себя Антихристом ?..    7а. "Государством зову я, где все вместе пьют яд, хорошие и дурные; государством, где все теряют самих себя, хорошие и дурные; государством, где медленное самоубийство всех - называется - "жизнь". Посмотрите же на этих лишних людей! Они крадут произведения изобретателей и сокровища мудрецов: культурой называют они свою кражу - и все обращается у них в болезнь и беду! Посмотрите же на этих лишних людей! Они всегда больны, они выблевывают свою желчь и называют это газетой (теперь - СМИ. - В.Б.). Они проглатывают друг друга и никогда не могут переварить себя. Посмотрите же на этих лишних людей! Богатства приобретают они и делаются от этого беднее. Власти хотят они, и прежде всего рычага власти, много денег, - эти немощные! Посмотрите, как лезут они, эти проворные обезьяны! Они лезут друг на друга и потому срываются в грязь и в пропасть. Все они хотят достичь трона: безумие их в том - будто счастье восседало бы на троне! Часто грязь восседает на троне - а часто и трон на грязи." (36)  
  постмодернизм, балансирующий на грани иронии и цинизма, вошел в плоть и кровь человека последней трети ХХ в. ... и все больше всего боялись прослыть пошляками и выдумывали теории и облекали в пестрые одежды и павлиньи перья то, что стремилось к чему-то, но силы иссякли на полпути и полудепрессивное состояние почти не прекращалось... астения Культуры...      8. "Цинизм есть единственная форма, в которой пошлые души соприкасаются с тем, что называется искренностью."(262) Наш век переполнен подобными "соприкосновениями" и ПОСТ- особенно. "Но мы святые; мы - не циники", - написал я как-то в студенческие годы, впервые читая Ницше. И все это органично влилось в ПОСТ- ХХ века. И острый угол, и овал - явления одного порядка в человеческой истории.  

 


Дата добавления: 2019-01-14; просмотров: 112; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!