Второй вид судебного контроля в досудебных стадиях уголовного судопроизводства - «процедурный» - предусмотрен статьями 23 и 25 Конституции РФ.
В статье 29 УПК РФ конкретизируется перечень следственных и иных процессуальных действий, проведение которых основывается на судебном решении, в силу того что они посягают на охраняемые Конституцией РФ права и свободы человека и гражданина.
В соответствии со ст. 23 Конституции РФ, ограничение права каждого на тайну переписки, телефонных переговоров, почтовых, телеграфных и иных сообщений допускается исключительно на основании судебного решения. В соответствие со ст. 25 Конституции РФ обеспечивается соблюдение права личности на неприкосновенность жилища.
Весомые аргументы в защиту существующего порядка принятия решений о производстве следственных действий приводит Н.А. Колоколов, считая, что «…анализ эффективности правосудия следует начинать… не с оценки статистических результатов судебной деятельности, а с исследования разумности и обоснованности наделения судов той или иной предметной подсудностью»[313].
Судебный порядок принятия решений о производстве отдельных следственных и процессуальных действий был введен в уголовный процесс с целью усиления гарантий прав личности. Однако со временем стало очевидно, что к существенному повышению уровня защиты прав личности на предварительном расследовании уголовных дел введение этого института не привело.
Такие мнения высказали В.В. Кальницкий, В.М. Быков, С.Б. Россинский, А.С. Каретников и К.А. Арзамасцева[314], которые поставили под сомнение необходимость участия суда в принятии решений о производстве следственных действий.
|
|
|
Сторонники этого направления судебной деятельности также были вынуждены признать, что уровень защиты прав личности в уголовном процессе с введением этого института не повысился[315].
Противники современной конфигурации судебного контроля полагают, что одной из целей Концепции судебной реформы была цель освобождения суда от участия в уголовном преследовании. Она начала реализовываться еще во времена действия УПК РСФСР в постановлениях Конституционного Суда РФ[316]. В ч. 3 ст. 15 УПК РФ закреплено, что суд не является органом уголовного преследования. Но в полном объеме освободить суд от этой деятельности законодателю не удалось. Она проявляется в различных направлениях судебной деятельности.
К примеру, И.Л. Петрухин считал, что судебная коллегия, давая согласие на возбуждение уголовного дела в отношении отдельной категории лиц, осуществляет функцию уголовного преследования[317].
А.С. Каретников и К.А. Арзамасцева считают, что суд при реализации полномочий, предусмотренных ст. 165 УПК РФ, не осуществляет судебный контроль[318]. Следователь обращается в суд с ходатайством, потому что он не обладает полномочиями на принятие решения о производстве следственного или иного процессуального действия. В момент принятия судом его ходатайства еще не существует решения, законность и обоснованность принятия которого суд мог бы проконтролировать – нет еще предмета контроля. Он появится только после принятия судьей решения (положительного или отрицательного). Процедура удовлетворения ходатайства следователя предполагает принятие судьей своего собственного решения о производстве следственного или иного процессуального действия, а не санкционирования решения следователя. Решения, принимаемые судьей в порядке ст. 165УПК РФ, относятся к группе решений, которые обеспечивают процессуальную деятельность по уголовному преследованию[319]. Следователь и дознаватель являются исполнителями решений суда.
|
|
|
Все это дает основания считать, что и суд задействуется в осуществлении уголовного преследования[320].
Таким образом, суд своими решениями «движет» процесс расследования по уголовному делу, выступая непосредственным участником стадии предварительного расследования[321]. И чаще всего это «движение» - в интересах стороны обвинения, когда уголовное дело находится не в производстве суда, а у следователя, дознавателя.
|
|
|
Н.А. Колоколов ссылается на опыт Германии, где решение о производстве обыска и других следственных действиях, ограничивающих права и свободы, тоже принимает суд[322]. Однако общий перечень решений, которые он принимает на досудебных стадиях, незначителен в отличие от внушительного списка решений, которые суд в России принимает на досудебных стадиях. В данном отношении опыт Германии в части «судей для дознания», как уже отмечалось нами выше, может оказаться востребованным в российской уголовном процессе.
Европейский суд по правам человека в качестве суда рассматривает органы, уполномоченные выносить в установленном порядке путем применения норм права юридические решения по спорам между носителями прав и обязанностей[323]. Соответственно, в юрисдикции суда не могут быть дела, в которых нет правового спора. Этому правилу противоречат полномочия суда, предусмотренные ст. 165 УПК, так как суд осуществляет их в отсутствие правового спора. Тезис, что в этих случаях есть потенциальный правовой спор[324], - это слабый аргумент в обосновании необходимости обладания судом подобными полномочиями. Тем не менее, с позиции ЕСПЧ должна быть санкция суда.
|
|
|
Чтобы представить объективную ситуацию, при которой функционирует механизм судебного контроля, вновь обратимся к статистическим показателям.
В 2010-2015 годах средний процент удовлетворения судами ходатайств органов предварительного расследования:
- о производстве осмотра, обыска и выемки в жилище составил 95,44%[325];
- о производстве личного обыска – 96,4%[326];
- о производстве выемки предметов и документов, содержащих информацию о вкладах и счетах в банках и иных кредитных организациях, - 97,35%[327];
- о наложении ареста на корреспонденцию, разрешении на ее осмотр и выемку в учреждениях связи – 97,62%[328];
- о контроле и записи телефонных и иных переговоров – 96,46%[329];
- о наложении ареста на имущество, включая денежные средства физических и юридических лиц, находящиеся на счетах и во вкладах или на хранении в банках и иных кредитных организациях, - 86,58%[330].
Заметим, что в рассматриваемый период средний процент удовлетворения судами ходатайств органов, осуществляющих оперативно-разыскную деятельность об ограничении конституционных прав граждан:
– на тайну переписки, телефонных переговоров, почтовых, телеграфных и иных сообщений, передаваемых по сетям телефонной связи, составил 98,73%[331];
– на неприкосновенность жилища – 96,41%[332].
Мы солидарны с мнением авторитетных ученых-правоведов[333], что кардинального изменения в соблюдении законности и качестве предварительного расследования в связи с передачей ряда процессуальных полномочий от прокурора суду не произошло.
Вместо прокурора обязанности по санкционированию определенных процессуальных действий и решений взял на себя суд. При этом судья выступает в роли регистратора, т.е. единолично выносит постановления, учитывая лишь процессуальные аспекты по поступившим к нему определенным копиям (не подлинникам) из материалов уголовного дела. В рассмотрении вопроса не обязаны, а лишь вправе участвовать прокурор, следователь, дознаватель. Иные участники (обвиняемый, его защитник и др.) в ч. 3 ст. 165 УПК РФ не обозначены. При существующем подходе к рассмотрению подобных обращений и при отсутствии в России института следственных судей, с точки зрения эффективности выявления, исправления и предупреждения следственных ошибок, более рациональной была бы передача не свойственных судебной власти полномочий прокурору, как организатору уголовного преследования, так как при этом:
– прокурор имел бы возможность оперативно работать не с копиями материалов уголовного дела, а с подлинными – прошитыми, пронумерованными и описанными – процессуальными документами уголовного дела, что повышало бы оперативность в принятии решений;
– федеральные судьи не отвлекались бы на выполнение не свойственных им функций, а могли бы в случае обращения заинтересованных лиц рассматривать лишь жалобы в порядке ст. 125 УПК РФ на последствия тех процессуальных действий и решений, которые были санкционированы прокурором и произведены следователем, дознавателем.
На наш взгляд, в контексте международно-правовых стандартов справедливого правосудия «процедурный» судебный контроль необходимо оставить за судом для принятия им «классических» решений о производстве осмотра жилища при отсутствии согласия проживающих в нем лиц, о производстве обыска и (или) выемки в жилище, о контроле и записи телефонных и иных переговоров. Санкционирование производства иных следственных и процессуальных действий, о которых идет речь в ст. 165 в контексте ст. 29 УПК РФ, должен, на наш взгляд, проводить прокурор. И это не просто замена судебного контроля на прокурорский надзор: это усиление и судебного контроля, и прокурорского надзора, так как в этом случае решение прокурора заинтересованные участники уголовного процесса будут иметь возможность обжаловать вышестоящему прокурору (в порядке ст. 124 УПК РФ) или в суд (в порядке ст. 125 УПК РФ). Следовательно, одновременно идет усиление и такого вида судебного контроля, как «контроль по жалобам». При этом есть все основания полагать, что все эти предлагаемые нами новеллы в уголовно-процессуальном законодательстве позволят более эффективно выявлять, исправлять и предупреждать ошибки по уголовным делам.
Третий вид судебного контроля в досудебных стадиях уголовного судопроизводства – «контроль по жалобам» - предусмотрен ст. 46 Конституции РФ, которая предписывает суду рассматривать жалобы на любые действия и решения органов государственной власти, нарушающие права и свободы граждан.
В статье 29 УПК РФ сказано, что суд правомочен в ходе досудебного производства рассматривать жалобы на действия (бездействие) и решения прокурора, следователя, органа дознания и дознавателя в случаях и порядке, которые предусмотрены ст. 125 УПК РФ.
Ст. 125 УПК РФ содержит открытый перечень обжалуемых в суд процессуальных действий, бездействий и решений, но очень важно, чтобы все они были связаны с нарушениями конституционных прав и свобод участников уголовного судопроизводства либо затрудняли доступ граждан к правосудию.
Судья рассматривает жалобу в судебном заседании с участием заинтересованных лиц.
Следует отметить, что за 2010-2015 годы в России средний процент удовлетворения судами в порядке ст. 125 УПК РФ жалоб участников уголовного судопроизводства на действия (бездействие) и решения должностных лиц, ведущих уголовный процесс, составил всего 8,79%[334]. Результаты нашего исследования подтверждаются и в исследованиях других ученых, посвященных данной проблематике[335].
Разумеется, само по себе это не свидетельствует о наличии каких-либо проблем. Однако у правоприменителей возникает множество вопросов по процедуре обжалования, предусмотренной ст. 125 УПК РФ и связанной с исследованием фактических обстоятельств по уголовному делу. Не случайно Пленум Верховного Суда РФ посвятил этим вопросам отдельное постановление[336], актуализировав его еще и в 2016 году.
В УПК РФ право на обжалование процессуальных действий и решений провозглашено принципом уголовного судопроизводства (ст. 19).
В УПК РФ предусмотрено право подачи жалобы прокурору, руководителю следственного органа (ст. 124), а также и (или) в суд (ст. 125). Причем, сами участники уголовного процесса имеют право определиться: подать им сначала жалобу прокурору, руководителю следственного органа, а затем в суд, или, наоборот, подать жалобы одновременно прокурору, руководителю следственного органа и в суд.
Важным в этой связи представляется предложение, высказанное А.Б. Соловьевым и Н.А. Якубович о том, что «права и обязанности суда по контролю за законностью предварительного следствия должны быть строго ограничены рамками, обусловленными положениями Конституции РФ и ратифицированными РФ международными правовыми актами. При этом целесообразно, чтобы механизм реализации в досудебных стадиях уголовного процесса ст. 46 Конституции РФ об обжаловании в суд решений и действий органов государственной власти и должностных лиц предусматривал бы по общему правилу предварительное обращение с жалобой к прокурору. Это необходимо, чтобы оградить суд от непосильной для него по объему работы, которую в настоящее время с большим напряжением выполняет аппарат органов прокуратуры»[337].
Своеобразный взгляд на предназначение судебного контроля имеется у Ю.К. Якимовича.
«Судебный контроль (не надзор, а контроль) нужен тем более сейчас, когда, к сожалению, прокуратура далеко не в достаточной степени осуществляет надзор за производством предварительного расследования. Судебный контроль должен выражаться в рассмотрении жалоб на определенные, указанные в Законе, действия органов предварительного расследования и прокуратуры и в праве суда выносить по этим жалобам судебные приказы.
В первую очередь, суду должно быть предоставлено право рассматривать жалобы на законность привлечения лица в качестве обвиняемого, ведь именно с актом привлечения в качестве обвиняемого связаны все негативные последствия для этого лица.
Поэтому, обвиняемого и его защитника следует наделить правом обжаловать в суде законность и обоснованность привлечения в качестве обвиняемого, а суд – правом отменять указанное постановление в случае необоснованного или незаконного привлечения в качестве обвиняемого.
И это самое главное. Все остальное, в том числе и обжалование ареста, связано именно с рассмотренным выше правом. Иначе рассмотрение жалобы на арест превращается в пустую формальность: суд не входит в рассмотрение вопроса о законности привлечения в качестве обвиняемого, а ст. 96 УПК позволяет арестовать только на основании тяжести преступления любого обвиняемого»[338].
По мнению А.В. Смирнова, нормы уголовно-процессуального закона не препятствуют обжалованию в суд в порядке статьи 125 УПК РФ постановления о привлечении лица в качестве обвиняемого и рассмотрению судом его законности и обоснованности. При этом суд, вынося постановление по жалобе, не должен предрешать в нем вопрос о виновности обвиняемого. Такое понимание указанной нормы соответствует конституционным правам человека и гражданина, в первую очередь на защиту своих прав и свобод всеми способами, не запрещенными законом; на судебную защиту, презумпцию невиновности (часть вторая статьи 45, части первая и вторая статьи 46, часть первая статьи 49 Конституции РФ), а также согласуется со статьей 123 Конституции РФ, предусматривающей, что судопроизводство осуществляется на основе состязательности и равноправия сторон[339].
Конечно, в контексте выявления, исправления и предупреждения ошибок рассмотрение судом жалоб заинтересованных лиц на постановление о привлечении в качестве обвиняемого представляется одним и эффективных способов недопущения ошибок, особенно фундаментальных.
В реальной судебной практике встречались единичные случаи обжалования в суд в порядке ст. 125 УПК РФ постановлений о привлечении в качестве обвиняемого. Суд не удовлетворял данные жалобы, а в 2016 году Пленум Верховного Суда Российской Федерации высказался о том, что постановление о привлечении в качестве обвиняемого не может быть обжаловано в суде, как, впрочем, и ряд других процессуальных действий и решений[340].
В предложениях, представленных Президенту РФ в связи с необходимостью введения института следственного судьи, в качестве одного из полномочий такого судьи обозначена проверка им законности и обоснованности предъявления стороной обвинения первоначального обвинения (привлечения в качестве обвиняемого), а также окончательного обвинения, содержащегося в обвинительном заключении.
Результаты нашего опроса практических работников показывают, что убежденными сторонниками права на обжалование в суде постановления о привлечении в качестве обвиняемого являются адвокаты – 60,7% из них считают, что такое постановление может быть обжаловано в суд и по «вопросу права», и по «вопросу факта». 22,2% опрошенных работников прокуратуры, 30,8% - работников следствия, 20,3% - адвокатов полагают, что рассматриваемое постановление можно было бы обжаловать по «вопросу права» (законность его вынесения и законность квалификации инкриминируемого обвиняемому деяния). 83,3% судей считают, что данное постановление не должно подлежать обжалованию[341].
Как видно из представленных выше точек зрения как ученых, так и практиков, идея судебного контроля за предварительным расследованием, оперативно-разыскной деятельностью воспринимается по-разному.
Известный ученый-процессуалист И.Л. Петрухин, оценив доводы противников идеи судебного контроля за расследованием («данный институт заимствован из англо-американского процесса и связан с отступлением от российской традиции; этим институтом вводится «состязательность» на предварительном следствии, но у нас этого не должно быть; недопустимо выполнение надзорных функций сразу двумя органами – прокуратурой и судом; суд не может обеспечить постоянный и оперативный характер надзора; суды не готовы к этой работе и не справятся с ней; судебный контроль нарушает тайну следствия; недопустимо возлагать на суды принятие решений о прослушивании телефонных переговоров и наложении ареста на почтово-телеграфную корреспонденцию, (а поэтому следует приостановить действие ряда норм Конституции РФ и восстановить прокурорский порядок выдачи санкций»), признал их несостоятельными[342].
Но, вместе с тем, И.Л. Петрухин полагал, что судебный контроль недостаточно эффективен. По его мнению, объективным показателем эффективности судебного контроля явилась бы низкая удовлетворяемость судами поддержанных прокурорами ходатайств органов расследования о получении разрешения на производство предусмотренных ч. 2 ст. 29 УПК РФ процессуальных действий[343].
При проведении исследования мы предприняли попытку понять, по каким причинам снижается эффективность судебного контроля. Сами судьи при анкетировании в ряд наиболее серьезных проблем по судебному контролю поставили недостатки законодательного регулирования этого института. Учитывая, что судьи, прокуроры и даже следователи при ответе на этот вопрос проявляли определенную сдержанность, наибольший интерес для нас представили ответы адвокатов. 40,2% адвокатов отметили, что судья относится к судебному контролю как к чему-то второстепенному (ускоренные процедуры принятия решений при «закрытых дверях», приоритет в рассмотрении уголовного дела по существу, а затем уж выполнение обязанностей «дежурного судьи по арестам» и др.). 70,4% адвокатов подчеркнули, что судьи исходят из презумпции обоснованности ходатайств и/или позиции органов уголовного преследования. 30,4% адвокатов считают, что судьи удовлетворяют ходатайства органов уголовного преследования, потому что боятся быть заподозренными в коррупции и связях с преступниками[344].
В последнее время настойчиво выдвигаются предложения о том, что изменить соглашательскую (по мнению ряда ученых) позицию федеральных судей при осуществлении ими судебного контроля возможно, если в судебную систему Российской Федерации ввести институт следственных судей как специализированный федеральный суд по контролю за расследованием[345].
Опыт функционирования специализированных судов, осуществляющих судебно-контрольные действия, есть в ряде стран: Франции, Бельгии, Испании, Нидерландах, Италии, Финляндии и др.[346] На постсоветском пространстве следственные судьи имеются в судебных системах Латвии, Литвы, Молдовы, Казахстана, Украины[347].
В свое время И.Ф. Демидов выступал за создание в России «института специализированных органов судебной власти – федеральных следственных судей, осуществляющих исключительно функцию судебного контроля и свободных от полномочий по отправлению правосудия не только по делу, по которому они принимали решение на этапе досудебного производства, но также по любому другому делу. Следственный судья не может входить в состав какого-либо суда, однако должен иметь свой офис с соответствующим вспомогательным персоналом»[348].
После заседания в октябре 2014 года президентского Совета по развитию гражданского общества и правам человека Президент РФ рекомендовал Верховному Суду РФ изучить вопрос о создании института следственных судей[349].
Поручение Президента РФ Верховному Суду РФ основано на предложениях Т.Г. Морщаковой[350]. В этих предложениях, по сути дела, за следственными судьями сохраняются полномочия по осуществлению «арестного контроля», «процедурного контроля», «контроля по жалобам». Но, вместе с тем, добавляются новые полномочия, связанные с легализацией собранных сторонами значимых сведений в ранг судебных доказательств[351], а также с осуществлением следственным судьей слушаний при предании обвиняемого суду.
Позиция Т.Г. Морщаковой созвучна с моделью института следственного судьи, предлагаемого А.В. Смирновым[352]. В состязательном уголовном судопроизводстве А.В. Смирнов предлагает деформализовать уголовное преследование, чтобы полученные уголовным преследованием (стороной обвинения) и стороной защиты сведения не становились судебными доказательствами немедленно, в самый момент их получения, а проходили бы определенную процедуру судебной проверки и признания (судебная легализация доказательств), «которая только и может служить подлинной гарантией гласности процесса и доброкачественности используемых доказательств». По мнению А.В. Смирнова, именно для легализации и «депонирования» судебных доказательств необходима фигура «судьи над следствием» - следственного судьи, которому перейдут и ныне существующие судебно-контрольные полномочия на досудебных стадиях, и новые полномочия по легализации судебных доказательств, предъявлению обвинения лицу и преданию обвиняемого суду; «это ни в коей мере не судебный следователь, но «судья над следствием», так как он не принимает уголовное дело к своему производству на постоянной основе, а выполняет судебные функции дискретно, эпизодически в форме судебных заседаний и судебных слушаний с участием обеих сторон[353].
Критикуя концепцию следственного судьи, предложенную А.В. Смирновым, Л.В. Головко не находит в ней «ни позитивного опыта развитых правопорядков, ни теоретической новизны, ни улучшения положения граждан в уголовном процессе, ни экономической целесообразности»[354]. Свою позицию авторитетный ученый-правовед детально аргументирует. Им отмечается, в частности, что в концепции допускается «полная фрагментация» доказывания, разрыв в деятельности по собиранию и оценке доказательств, «что неизбежно приведет уголовный процесс к хаосу»; выдвигаемый в ней «тезис о снижении нагрузки просто-напросто противоречит здравому смыслу» и др.
О.В. Отчерцова, анализируя предложенную концепцию, высказывает обоснованные сомнения в возможности ее применения для укрепления позиции защиты[355].
Ю.П. Боруленков подчеркивает: следственный судья в концепции А.В. Смирнова является «слабым звеном», поскольку в доказывании он не в состоянии выполнять познавательную функцию[356]; что «наивно выглядят утверждения о возможности избавить следователя от ведомственного контроля путем его перемещения в судебную систему»[357]. Ю.П. Боруленков соглашается с необходимостью деформализации предварительного расследования, однако считает, что проводить эту работу следует в рамках сложившейся системы следственных органов[358].
Мнение В.М. Быкова и Н.С. Мановой относительно института следственного судьи таково: «никакой необходимости в создании новой правоохранительной структуры нет, а законодателю следует расширить права прокурора в сфере уголовного судопроизводства»[359]. Авторы отмечают, что наделение следственных судей широкими полномочиями в досудебном производстве окончательно лишит следователей процессуальной самостоятельности и независимости»[360]. А В.Н. Карагодин считает, что позиция А.В. Смирнова и его сторонников в значительной мере основывается на «достаточно модной в настоящее время презумпции недобросовестности следователя»[361]. Автор также высказывает недоумение относительно укрепления позиции стороны защиты в предлагаемой реорганизации, в частности, при назначении судебных экспертиз. По его мнению, существующих процессуальных средств, гарантирующих законные интересы всех участников процесса при назначении и производстве экспертиз, более чем достаточно[362].
Не поддержали предложение о создании института следственных судей и в Генеральной прокуратуре РФ. Там полагают, что «надзору не нужен контроль», что создание новой системы «приведет к вторжению суда в сферу деятельности гособвинения»[363].
Сторонником института следственных судей является и председатель Конституционного Суда РФ В.Д. Зорькин. По его мнению, внедрение института следственных судей «позволит продвинуться в решении системных проблем, по которым граждане либо суды регулярно направляют обращения в Конституционный Суд»[364]. Подробно В.Д. Зорькин свою позицию о необходимости института следственных судей в России изложил в докладе, в котором представил комплексную систему совершенствования судебной системы в России. По его мнению, «в ситуациях, когда один и тот же судья в уголовном процессе и производит судебный контроль за следствием, и выносит решения по тому же делу в судебном заседании, не могут не возникать сомнения в независимости и беспристрастности юридического результата»; введение института следственного судьи повысит эффективность судебного контроля за следствием и объективность судебного разбирательства, «поможет разорвать «обвинительную связку» между следствием и судом и заодно, хотя бы отчасти, преодолеть «обвинительный уклон» в отечественном правосудии»[365]. В.Д. Зорькин считает целесообразным, «чтобы изначально вопрос о квалификации деяния решался бы представителем судебной власти (например, следственным судьей)»[366].
Широкие дискуссии в научном мире вызвала доктринальная модель уголовно-процессуального доказательственного права РФ, подготовленная коллективом авторов под руководством А.С. Александрова[367]. В этой модели есть много различных кардинальных предложений по реформированию уголовного судопроизводства, в том числе, неизвестные ныне действующему российскому уголовно-процессуальному законодательству нормы института следственного судьи, о котором сказано, что следственный судья – федеральный орган судебной власти (суд), функционирующий независимо от судов общей юрисдикции и реализующий в досудебном уголовном производстве комплекс юрисдикционных и следственных функций. Из дальнейшего изложения следует, что эти функции связаны:
1) с разрешением спора относительно применения существенных мер процессуального принуждения;
2) с обеспечением прав и законных интересов участников уголовного процесса;
3) с депонированием по требованию сторон предположительно легитимных доказательств по делу.
Интересный компаративистский анализ института следственного судьи в досудебном уголовном судопроизводстве сделан В.Н. Григорьевым, И.А. Зинченко и А.П. Поповым[368]. По мнению этих ученых, какими бы привлекательными ни представлялись исследователям отдельные институты и нормы законодательства романо-германской правовой семьи (континентальная система), они далеко не всегда успешно адаптируются к российским реалиям. Поэтому, на их взгляд, рациональным является использование сопоставимого законодательства - в уголовно-процессуальном праве таковым выступает, во-первых, предшествующее ныне действующему российское законодательство о судоустройстве и судопроизводстве, и, во-вторых, современное законодательство государств ближнего зарубежья. Можно утверждать, что в ряде позиций в нем учтены просчеты, допущенные при подготовке и принятии УПК РФ[369].
В.Н. Григорьев, И.А. Зинченко и А.П. Попов особо подчеркивают, что по законодательству стран ближнего зарубежья в современном понимании следственный судья – это один из судей суда первой инстанции, которому, наряду с осуществлением правосудия по уголовным делам, вменены полномочия, связанные с реализаций судебной власти (судебного контроля) в досудебном производстве. При этом их статус несколько отличается от статуса российских судей, имеющих аналогичные полномочия. Отличия заключаются в объеме полномочий, а также в процедуре наделения одного из судей соответствующего суда статусом следственного судьи. Так, в уголовном процессе всех перечисленных соседних государств следственные судьи по ходатайству прокурора или следователя принимают решения о проведении негласных (специальных, разведывательных) следственных действий. Во все УПК (за исключением УПК Латвии) включено депонирование показаний – проводимый в исключительных случаях допрос следственным судьей свидетеля при производстве предварительного расследования. Существуют и другие особенности. Например, УПК Казахстана (ст. 55) вменяет в обязанность следственного судьи объявление международного розыска, а также решение вопроса о принудительном допросе по ходатайству защитника ранее опрошенного им свидетеля, обеспечение явки которого затруднительно. В соответствии с п. 5 и 6 ч. 1 ст. 41 УПК Латвии, следственный судья вправе принимать решения по жалобам о неоправданном нарушении тайны частной жизни и других охраняемых законом тайн, об освобождении лица от уплаты за оказание помощи адвокатом. В ст. 41 УПК Молдовы включены такие полномочия судьи по уголовному преследованию как рассмотрение заявлений об ускорении уголовного преследования, об исключении из решения некоторых пунктов обвинения в случаях, если осужденный был экстрадирован. Существует специфика и в порядке формирования корпуса следственных судей (их назначении или избрании, сроках полномочий и др.), свидетельствующая о неординарном отношении к этому участнику досудебного производства как к наиболее авторитетному и опытному сотруднику.
А.Р. Белкин, являясь сторонником института следственных судей, предлагает оригинальную структуру для апелляционного обжалования решений таких судей. «Коль скоро сами следственные судьи будут «приближены к земле», апелляционный пересмотр их решений может происходить на уровне субъектов РФ (военных округов), причем для ускорения процесса целесообразно обособить соответствующую инстанцию, явно отделив ее от суда субъекта РФ (или военного суда соответствующего уровня… Решение следственного судьи не является итоговым решением по делу и в интересах ускорения процесса вполне может пересматриваться единолично судьей более высокого уровня»[370].
Исследованная нами позиция практических работников по поводу создания в настоящее время в России института следственного судьи для осуществления судебного контроля на досудебных стадиях показала, что в создании такого института не видят необходимости 72,2% судей, 77,8% работников прокуратуры, 82,1% следователей, 70,6% адвокатов[371].
Тем не менее, идея института следственного судьи (судьи по контролю за предварительным расследованием) представляется актуальной и перспективной. Но реалии таковы, что в настоящее время к кардинальным изменениям в судебной структуре и в содержании судебной деятельности не готовы ни политики, ни практические работники уголовной юстиции. Как показали наши исследования, однозначных оснований для введения института следственного судьи нет, но, вместе с тем, постановка такого вопроса имеет основания.
В этой связи нами предлагается следующее: в составе судейского корпуса федеральных судей районного и приравненного к нему уровней определить группу наиболее подготовленных судей (к примеру, с опытом следственной, прокурорской, адвокатской работы до начала судейской карьеры), которых именовать судьями по контролю за предварительным расследованием. Данные судьи должны будут заниматься только вопросами судебного контроля, не рассматривая уголовные дела по существу (не исключается, что они могут рассматривать материалы в порядке исполнения приговора, по сути дела, в качестве «пенитенциарных судей»).
Таким образом, из теоретических конструкций по следственным судьям, о которых мы вели речь выше, мы исключаем особо критикуемые тезисы о «четырех следственных судьях на регион», о создании отдельного офиса и отдельной специализированной системы следственных судей наряду с существующей судебной системой.
В число полномочий судей по контролю за предварительным расследованием мы предлагаем включить все три вида судебного контроля, который на сегодняшний день осуществляется федеральными судьями – «арестный контроль», «процедурный контроль», «контроль по жалобам»: содержание данных видов судебного контроля мы рассматривали выше.
Одновременно с классическими видами судебного контроля судьи по контролю за предварительным расследованием могли бы дополнительно осуществлять следующие судебно-контрольные полномочия:
- «депонирование» по обращению сторон уголовного судопроизводства доказательств по уголовному делу: при этом важно будет определить очень четкий и узкий круг доказательств, которые «депонирует» суд, имея в виду при этом исключительный характер такого «депонирования» (к примеру, допрос свидетеля, находящегося в тяжелом болезненном состоянии при потенциальной опасности, что в дальнейшем при рассмотрении уголовного дела по существу произвести такой допрос в суде свидетеля может не представиться возможным по различным объективным причинам);
- разрешение вопросов, связанных с назначением судебного заседания по существу, имея в виду при этом:
а) именно судья по контролю за предварительным расследованием в финале этого расследования вновь рассмотрит вопрос о мере пресечения для обвиняемого, особенно, если он содержится под стражей;
б) рассмотрит по ходатайству сторон вопрос о признании отдельных собранных доказательств по уголовному делу недопустимыми (к этому моменту прокурор уже вручит обвиняемому обвинительные заключения, акт, постановления); важно предусмотреть, что при рассмотрении уголовного дела по существу суд имеет возможность вновь обратиться к разрешению вопроса о допустимости доказательств и принять свое решение о признании того или иного доказательства допустимым или недопустимым;
в) решит вопрос о рассмотрении уголовного дела судом присяжных, коллегией из трех судей или единолично судьей, что будет окончательным решением, к которому при рассмотрении уголовного дела по существу суд первой инстанции уже не будет возвращаться;
г) предварительно рассмотрит вопрос об особом порядке судебного разбирательства (при рассмотрении уголовного дела по существу не исключается ситуация возвращения к общему порядку судебного разбирательства);
д) рассмотрит иные вопросы, предусмотренные в главах 33-34 УПК РФ.
По сути дела, данный вид судебного контроля судья по контролю за предварительным расследованием будет проводить в форме судебного заседания как предварительные слушания по каждому уголовному делу.
Предлагаемые нами два дополнительных вида судебного контроля назовем также условно: «депонированный контроль» и «предсудебный контроль» (имея в виду контроль при назначении судебного заседания для рассмотрения уголовного дела по существу). И есть все основания полагать, что функционирование этих двух новых видов судебного контроля в общем механизме судебно-контрольной деятельности на досудебных стадиях позволит снизить порог следственных ошибок, эффективно их выявлять, исправлять и предупреждать.
Полагаем, что и в судах уровня субъекта Федерации и приравненного к нему уровня было бы целесообразно отдельно выделить группу судей-апелляторов по осуществлению судебного контроля за решениями, принятыми судьями по контролю за предварительным расследованием.
Основная критика судебно-контрольной деятельности действующих федеральных судей состоит в том, что они демонстрируют высокую «удовлетворяемость» ходатайств дознавателей, следователей об арестах подозреваемых и обвиняемых, о проведении следственных и иных процессуальных действий, посягающих на охраняемые Конституцией РФ права и интересы человека и гражданина, и, наоборот, низкую «удовлетворяемость» жалоб заинтересованных лиц, поданных в суд в порядке ст. 125 УПК РФ. Поэтому, безусловно, важно судьям по контролю за предварительным расследованием и судьям-апелляторам, осуществляющим судебный контроль на досудебных стадиях, руководящим Постановлением Пленума Верховного Суда Российской Федерации задать «иную систему координат» оценки их деятельности, чтобы такие судьи выступали не в роли «регистраторов» («штамповщиков») обращений следователей и дознавателей, а осуществляли бы на основании действующего законодательства эффективный судебный контроль за соблюдением принципа законности, защитой прав и свобод человека и гражданина в уголовном судопроизводстве.
Необходимо констатировать следующее: все ошибки суда при осуществлении им судебного контроля на досудебных стадиях – это специфический вид судебных ошибок, которые нередко появляются в результате условий, созданных для этого следственными и прокурорскими ошибками, и которые впоследствии могут проявить себя и при судебном разбирательстве уголовного дела по существу, пока не будут выявлены и исправлены (если будут выявлены и исправлены) в ревизионных судебных инстанциях.
Таким образом, в контексте рассматриваемого нами модельного подхода в модернизации контрольно-надзорных механизмов устранения следственных ошибок в российском уголовном процессе мы выстраиваем «модель динамичного судебного контроля» за досудебным производством, которая в контексте стратегий уголовного преследования и защиты прав человека:
- расширяет юрисдикцию судебного контроля за счет введения таких новых его видов, как «депонированный контроль», т.е. легализацию на досудебных стадиях в ограниченных и четко оговоренных случаях некоторых доказательств, и «предсудебный контроль» - особо значимые для доказывания и процедуры рассмотрения уголовного дела по существу контрольные действия на стадии назначения судебного заседания;
- усиливает требования к «арестному» контролю (собирание, проверка и оценка именно доказательств в части обоснованности подозрения подозреваемого и обвиняемого в инкриминируемом ему деянии и его поведения в ходе производства по уголовному делу);
- переформатирует «процедурный» контроль и «контроль по жалобам»: перераспределяет от суда в пользу прокурора некоторые контрольно-надзорные полномочия, тем самым, усиливая существующий контроль: первоначальное «прокурорское санкционирование» следственных и иных процессуальных действий, предусмотренных в ст. 165 УПК РФ, с возможностью последующего обжалования в суд в порядке ст. 125 УПК РФ решений прокурора по этим вопросам;
- не сужает границы действия «контроля по жалобам» (к примеру, дозволяет обжаловать в суд постановление о привлечении в качестве обвиняемого и др.).
Функционирование «модели динамичного судебного контроля» предполагает совершенствование организационной структуры деятельности этих судей (в первую очередь, определенное обособление этих судей от федеральных судей, рассматривающих уголовные дела по существу, а также в порядке кассации и надзора).
Именно в «модели динамичного судебного контроля» за предварительным расследованиеммы видим действенный уголовно-процессуальный механизм судебного контроля, магистральное направление развития которого связано с недопущением следственных ошибок, их выявлением, исправлением и предупреждением.
Дата добавления: 2018-11-24; просмотров: 704; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!