ГЛАВА 2. УГОЛОВНО-ПРОЦЕССУАЛЬНЫЙ МЕХАНИЗМ УСТРАНЕНИЯ ОШИБОК: ПОНЯТИЕ И СТРУКТУРА
Уголовно-процессуальный механизм устранения ошибок в системе государственно-правовых средств организационно-правового механизма обеспечения законности
Очевидно, что уголовно-процессуальный механизм устранения ошибок является всего лишь одним из государственно-правовых средств поддержания режима законности и обеспечения господства права в государстве и обществе и представляет собой часть более широкого организационно-правового механизма устранения ошибок, включающего в себя не только процессуальные, но и иные организационные, по сути, компоненты. Очевидно также, что государственно-правовые средства поддержания режима законности и обеспечения господства права в целом заданы и соответственно представлены в правовой политике государства, а организационно-правовой механизм (включая уголовно-процессуальный) – в уголовной политике. Именно поэтому уголовно-процессуальный механизм устранения ошибок должен рассматриваться в контексте уголовной политики с учетом наличия иных (не процессуальных) организационно-правовых компонентов (или механизмов).
Иначе говоря, феномен ошибки в уголовном судопроизводстве тесно связан с уголовной политикой государства. Ошибки в уголовно-процессуальной деятельности должностных лиц государства, ведущих уголовный процесс, как, собственно, и совершаемые ими преступления по службе и иные преступления, негативно сказываются на ее реализации. Соответственно, среди государственных мероприятий в области уголовной политики немало таких, которые направлены на устранение ошибок в уголовном судопроизводстве, совершаемых субъектами, ведущими уголовный процесс, чтобы обеспечить при отправлении правосудия по уголовным делам надлежащий режим законности и соблюдения прав и свобод человека и гражданина.
|
|
|
Уголовная политика имеет прямой выход на выполнение назначения уголовного судопроизводства (ст. 6 УПК РФ) и соблюдение принципов уголовного процесса, прежде всего, принципа законности (ст. 7 УПК РФ).
Как известно, уголовная политика выражает отношение власти к преступности. Эта политика соответствующим образом задается в государстве на уровне идей, концепций, законодательства, функционирования соответствующих репрессивных институтов, правоприменительной практики, типичного правового поведения субъектов, ведущих уголовный процесс и др.
Государственная политика в сфере уголовной юстиции базируется на фундаментальных положениях Конституции Российской Федерации. Исходя из положений статьи 15 Конституции Российской Федерации, тенденции развивающегося международного и, в частности, европейского, права также влияют на направления уголовной политики в нашем государстве.
|
|
|
Аспекты уголовной политики, связанные с уголовным процессом, продолжают быть актуальными и в контексте реализации Концепции судебной реформы в Российской Федерации[210].
Уголовная политика, являясь элементом государственной политики, правовой политики, способствует «эффективному обеспечению безопасности общества, национальной безопасности»[211], представляет собой единство шести компонентов: уголовно-правового, уголовно-превентивного, уголовно-розыскного, уголовно-процессуального, уголовно-исполнительного и уголовно-организационного. Современная уголовная политика характеризуется такими чертами, как гуманизация уголовного процесса, повышение правовой защищенности личности; поиск оптимального баланса между интересами сохранения неприкосновенности частной жизни граждан и борьбы с преступностью; строжайшее соблюдение законности в ходе правоприменительной уголовно-процессуальной деятельности; демократизация уголовно-процессуальных мер борьбы с преступностью; дифференциация уголовно-процессуальных форм; совершенствование организации системы правоохранительных органов, оптимальное распределение процессуальных прав и обязанностей между ними; совершенствование норм доказательственного права; использование в уголовном процессе общечеловеческих ценностей, достижений мировой цивилизации[212].
|
|
|
По образному выражению Н.И. Капинуса, в современный период происходит «либерализация уголовной и уголовно-процессуальной политики, ориентированной на ограничение репрессивных функций и ужесточение контроля за применением мер, ограничивающих права личности»[213].
Но уже и в советские времена исследователи считали, что уголовно-процессуальная политика должна быть направлена на строжайшее соблюдение законности; четкое определение правоприменительных органов и их компетенции; широкое привлечение общественности; строгое ограничение мер процессуального принуждения рамками необходимости; всемерную охрану прав и законных интересов всех участников процессуальной деятельности; выявление и устранение причин и условий, способствующих совершению преступлений[214].
И.Л. Петрухин, Г.П. Батуров, Т.Г. Морщакова, исследуя еще в советское время проблемы эффективности правосудия, высказали множество идей, связанных с перспективным развитием уголовной и уголовно-процессуальной политики.
|
|
|
Так, по их мнению, «по мере повышения эффективности советского правосудия количество судебных ошибок будет неуклонно снижаться». «Ценностные ориентации для правосудия вырабатывает и воплощает в нормы права сам законодатель. «Взвешиванием ценностей» приходится заниматься при выработке основных направлений уголовной политики, которую проводят в жизнь сами судьи, опираясь на закон и руководствуясь своим социалистическим правосознанием. Вместе с законом определенные ценностные ориентации судей формируют установки вышестоящих судов, акты судебного управления, идеи, вырабатываемые наукой. Такие перемены в уголовной политике, как широкая замена уголовных наказаний мерами общественного воздействия или, наоборот, усиление мер уголовного наказания, частота и масштабы амнистий, расширение гарантий прав личности в уголовном процессе и т.д., требуют строгого и трезвого расчета возможных последствий «за» и «против». «…Открываются широкие возможности для определения «стратегии» борьбы с преступностью в условиях строжайшего соблюдения законности путем «взвешивания» ценностей, рассмотрения и выбора альтернатив, иными словами, - расчета целевых функций…». «Наблюдаемые у нас одновременное улучшение качества судебной, прокурорской, следственной работы и сокращение преступности позволяют проводить более гуманную уголовную политику»[215].
В научной литературе рассматриваются самые разные аспекты уголовной, уголовно-процессуальной политики. Существует большое количество подходов к уголовной политике, раскрывающих ее содержание: системный онтологический анализ данной политики; ценностный подход, определяющий ее место и роль; управленческий, ресурсный подходы; интеллектуальная сторона уголовной политики – социально-правовое мышление и др.[216]
В свете современного развития уголовной политики учеными исследуются процессы криминализации и декриминализации, пенализации и депенализации в сфере уголовных деяний; уголовная политика в сфере наказания и поощрения, и др.[217]
По мнению И.Л. Петрухина, уголовная политика – «это совокупность идей, планов и мероприятий органов государства, направленных на сдерживание преступности. Уголовная политика осуществляется в сферах уголовного права, уголовного процесса, оперативно-разыскной деятельности (ОРД), уголовно-исполнительного права и направлена на оптимизацию деятельности органов дознания, предварительного следствия, прокуратуры, ОРД, судов и государственных органов исполнения наказания»[218].
Уголовно-процессуальная политика одним из своих направлений всегда имела и будет иметь вектор развития, который связан с постоянным вниманием к вопросам качества и эффективности уголовного судопроизводства. По мнению Ф.Н. Фаткуллина, «под эффективностью процессуально-правового (как и иного юридического) установления следует понимать его способность с наименьшими издержками воздействовать положительно на общественные отношения в заданном направлении при тех социальных условиях, которые реально существуют в период его действия в стране»[219].
В исследовании С.С. Босхолова достаточно подробно представлены тенденции современной уголовно-процессуальной политики (отказ от возможности разрешения социальных проблем методом принуждения, подавления личности; поворот к гуманизации уголовной политики; ориентация на международные стандарты и опыт борьбы с преступностью; ориентация уголовной политики на пересмотр законодательства в борьбе с преступностью под углом зрения его соответствия Конституции РФ) и ее приоритеты (максимальное обеспечение безопасности личности, прав и свобод человека и гражданина от преступных посягательств; активное противодействие организованной преступности; активная борьба с коррупцией; обеспечение экономической безопасности государства; защита основ конституционного строя и безопасности государства)[220].
И.В. Панькина считает, что особенность современной уголовно-процессуальной политики «заключается в демократизации составляющих ее элементов». «Основные черты уголовно-процессуальной политики раскрываются, прежде всего, в принципах уголовного процесса». Но «демократизация уголовно-процессуальной политики свидетельствует о попытке законодателя развернуть развитие уголовного процесса в сторону идеологии классической состязательности, что противоречит традициям нашего уголовного процесса»[221].
Взаимосвязь уголовной политики с принципами уголовного судопроизводства представлял в своих исследованиях и О.З. Челохсаев. «Сущность принципов уголовного процесса состоит в отражении уголовно-процессуальной политики (идеологии) государства, которая является разновидностью (отраслью) правовой политики (идеологии) государства». Сущность уголовно-процессуальной политики «заключается в представлении должной организации уголовного процесса и стремлении реализовать это представление». Принципы уголовного процесса – показатели уголовно-процессуальной политики государства.
О.З. Челохсаев в предмет современной уголовно-процессуальной политики включает концепции восстановительного правосудия, ювенальной юстиции, ускорения и упрощения (рационализации) уголовного процесса, социальной реабилитации обвиняемого и потерпевшего и др. Уголовно-процессуальные концепции тесно связаны с уголовно-правовыми и криминологическими концепциями. Уголовно-процессуальная политика – это единство целей, задач, назначений, функций и принципов уголовного судопроизводства[222].
По мнению Г.К. Смирнова и А.Л. Карабанова, в современный период представляется актуальным смягчить государственную политику в области уголовно-процессуального принуждения, «искать пути совершенствования государственной политики в этой области», к примеру, изменения по налоговым преступлениям в части заключения под стражу подозреваемых и обвиняемых по этой категории уголовных дел[223].
Как видно, многие исследователи современной уголовной политики обращают внимание на ее либерализацию.
Однако, несмотря на либерально-демократические тенденции в развитии современной уголовной и уголовно-процессуальной политики, криминальные события последнего времени выдвинули в число приоритетов усиление борьбы с преступлениями террористической и коррупционной направленности; преступлениями, связанными с незаконным оборотом наркотиков; сексуальными посягательствами в отношении детей; с нарушениями правил безопасности дорожного движения водителями в состоянии алкогольного или наркотического опьянения, повлекшими гибель людей и т.д.
Усилена уголовная ответственность за данные категории преступлений; производится задержание лиц до 30 суток по подозрению в совершении преступлений террористической направленности; исключены «террористические составы» из юрисдикции суда присяжных; расширены возможности применения институтов досудебного соглашения о сотрудничестве и особого порядка судебного разбирательства уголовных дел из числа обозначенных категорий; ужесточены требования законодателя к условно-досрочному освобождению осужденных от отбывания наказания за указанные деяния и др.
Современные исследователи тенденций развития уголовной политики стали выводить ее тренды из ежегодных Посланий Президента РФ Федеральному Собранию РФ[224].
В Послании Президента РФ Федеральному Собранию Российской Федерации в 2010 году на 2011 и предстоящие годы ставились задачи по продолжению развития законодательства о судебной системе; реформированию МВД (создание полиции в России); повышению качества работы следствия и прокуратуры (создание Следственного комитета России); по совершенствованию уголовного и уголовно-процессуального законодательства (применение за нетяжкие, малозначительные преступления санкций, не связанных с лишением свободы, особенно – к молодым людям и подросткам, а также к тем, кто впервые нарушил закон; исключение по целому ряду составов преступлений нижних пределов санкций, широкое применение в качестве наказаний штрафа, принудительных работ), помня при этом, что «сила суда не в жестокости, а в неотвратимости и справедливости наказания, а миссия правосудия – не только карать, но и исправлять»[225].
Согласно Посланию Президента РФ Федеральному Собранию РФ в 2011 году, «особую роль в проведении эффективной уголовной политики нужно отвести судебной системе. От нее зависит, станет ли система назначения наказаний более гибкой, дифференцированной, а значит, и более справедливой» и др.[226]
В Послании Президента РФ Федеральному Собранию РФ на 2013 год предложено уйти от «обвинительного уклона в правоохранительной и судебной практике», «исключить из системы права все зацепки, которые позволяют превращать хозяйственный спор в сведение счетов при помощи заказных уголовных дел», установить «запрет на возбуждение уголовных дел без заявления пострадавшего по целому ряду экономических составов», усилить «ответственность сотрудников правоохранительных органов за фальсификации»[227].
А в Послании Президента РФ Федеральному Собранию РФ на 2014 год обращено внимание на внедрение институтов общественного контроля; на недопустимость правовой неопределенности, несправедливости, в чем значительную роль должно сыграть объединение Верховного Суда РФ и Высшего Арбитражного Суда РФ, которое «направит судебную практику в единое русло, и значит, будет укреплять гарантии реализации важнейшего конституционного принципа – равенства всех перед законом[228]».
Уголовная политика определяет концепции борьбы с преступностью; ответственность государства и правоохранительных систем перед обществом; стратегии и специфику реализации данной политики в новых условиях и в связи с новыми задачами, ориентированными на новые ценностные установки в современном социуме.
Вектор нашего исследования проблем уголовной политики достаточно специализирован: влияние этой политики на обеспечение режима законности в уголовно-процессуальной деятельности в части недопущения следственных и судебных ошибок.
Следует отметить, что анализ современной уголовной политики позволяет сделать вывод, что по многим своим направлениям она не концептуальна. Хаотично вносимые изменения и дополнения в законодательные акты, регулирующие вопросы в сфере уголовной юстиции, дезорганизуют работу судов и правоохранительных органов, что способствует появлению ошибок, которые допускают дознаватели и следователи, их ведомственные руководители и прокуроры, а также – судьи. Менеджмент в уголовном судопроизводстве также не всегда способствует законной уголовно-процессуальной деятельности, а кадры судей и правоохранителей, подчас, и объективно, и субъективно не способны работать профессионально.
Таким образом, чтобы обеспечить эффективную уголовную политику в одном из ее только направлений – уголовно-процессуальном, а именно – в безошибочном отправлении правосудия по уголовным делам, особенно для соблюдения основополагающих принципов и достижения назначения уголовного судопроизводства, необходимо вести речь о системе государственно-правовых средств в работе с ошибками, их выявлении, исправлении и предупреждении.
На наш взгляд, в работе с судебными ошибками должны быть задействованы следующие механизмы:
- эффективный механизм законотворческой деятельности, позволяющий в практической деятельности субъектов, ведущих уголовный процесс, применять юридически выверенные и понятные законы и подзаконные акты;
- эффективный механизм надлежащего устройства суда и его аппарата, правоохранительных органов, способный в режиме нормального функционирования обеспечить уголовно-процессуальную деятельность и корреспондирующую ей оперативно-розыскную, экспертную деятельность, в том числе, и в аспекте выявления, исправления и предупреждения следственных и судебных ошибок;
- эффективный уголовно-процессуальный механизм как специализированный в уголовном судопроизводстве, имеющий свою специальную цель в уголовном процессе - устранение ошибок.
В своем исследовании мы, безусловно, не раз будем говорить о необходимости совершенствования законодательства в целях недопущения судебных ошибок; не обойдем вниманием вопросы функционирования организационно-правового механизма, который позволяет на уровне дачи руководящих разъяснений и указаний, принятия управленческих решений, использования ведомственного нормотворчества и т.п., корректировать и направлять следственную и судебную практику по пути, опять же, недопущения ошибок в уголовно-процессуальной деятельности.
Однако основное наше внимание будет сосредоточено на исследовании действующего на всех этапах и стадиях уголовного судопроизводства уголовно-процессуального механизма устранения ошибок, который в системе государственно-правовых средств работы с этими ошибками является с точки зрения правового регулирования специализированным.
Актуальные и перспективные направления уголовной политики в государстве являются ее стратегиями. Стратегии в области уголовной политики – это определенный набор актуальных научных теорий, концепций, доктрин, которые формируются в научной среде, в практике деятельности Конституционного Суда РФ, Верховного Суда РФ, в программных документах органов управления Российским государством и его лидеров и др. Стратегии в уголовной политике государства – это установки на ее реализацию, ее важные и существенные элементы.
Однако стратегии в уголовной, в том числе, уголовно-процессуальной политике – это не уголовно-процессуальная деятельность, а лишь только определяющие направления этой деятельности. Эти стратегии имеют свои цели, задачи, принципы и т.п. Но реализация этих стратегий предполагает определенный организационно-процессуальный механизм.
Прежде чем говорить об организационно-процессуальном механизме, следует заметить, что термин «стратегия» не употребляется в российском законодательстве – в законодательстве отсутствует какая-либо нормативная дефениция термина «стратегия» в кодифицированных актах, регулирующих юрисдикционные производства. Но стратегия в теоретическом аспекте видится необходимым элементом юридических технологий, реализуемых многими участниками юридических производств[229].
Понятие «стратегия» относится к числу дефиниций, которые в современных условиях, «разорвав» узкие рамки одной науки, используются специалистами различных наук.
В русском языке одно из определений понятия «стратегия» дано как «искусство руководства…, а также вообще искусство планирования руководства, основанного на правильных и далеко идущих прогнозах»[230].
В соответствии с этим толкованием, четыре фактора толкают человечество в будущее: задачи, цели, эмоции и ценности. Задачи, краткосрочные цели – это тактика. Долгосрочные цели – это стратегия. Реальная стратегия всегда строится на ценностях. Стратегия не может меняться кардинально, но может корректироваться.
В научной литературе рассматриваемый термин употребляется в переносном смысле, где он обозначает пути и способы достижения в жизни какого-либо состояния, явления, а также излагается в виде конкретных рекомендаций.
М.В. Ходжич под стратегией понимает совокупность, в которую входят долговременные цели, определяющие деятельность организации (стратегические цели); технологии, с помощью которых реализуется достижение стратегических целей; ресурсы, которые будут использованы при достижении стратегических целей; система управления, обеспечивающая достижение стратегических целей[231].
О правовых стратегиях писали в своих работах А.Н. Аринин[232], А.М. Голощапов[233], С.В. Малько[234], А.Н. Андреев и В.Б. Коробов[235], В.Г. Пичугин[236] и др.
Применительно к следственной деятельности Г.А. Зорин определял стратегии как генеральные программы действий на достаточно продолжительный срок, как выбор альтернатив в избранных путях планирования и реализации раскрытия преступлений, распределения приоритетов при проверке версий и определении границ этапов, формирования системы целей и распределения их на «дереве целей»[237].
В последующем Г.А. Зорин определял криминалистическую стратегию как многогранное, разноплановое явление, которое характеризуется тем, что является логико-психологическим преобразованием целей и задач; операциональным преобразованием, которое от рождения в сознании следователя до последнего дня расследования связано с процедурами организационно-тактического и процессуального характера; выбором альтернатив в избранных путях планирования и реализации раскрытия преступлений[238].
Л.Я. Драпкин[239], А.В. Дулов[240], Р.С. Белкин[241], А.А. Эксархопуло[242] исследовали вопросы стратегии применительно к криминалистической деятельности.
Стратегии в контексте государственного обвинения рассматривал в своих научных исследованиях В.Г. Ульянов. Он особо обращал внимание на разработку стратегий обвинения: определение основных этапов расследования, стратегических целей; целевой анализ материалов дела и т.п.; подготовку стратегий государственного обвинения к реализации; определение судебных (следственных) действий, в которых предстоит реализовать основные этапы и цели стратегии; определение в целом порядка судебного следствия и т.п. С учетом обозначенных стратегий автором строится тактика поддержания государственного обвинения в суде[243].
Вопросы стратегии в контексте с вопросами тактики применительно к адвокатской деятельности подробно рассматривались М.О. Баевым и О.Я. Баевым[244], Л.А. Зашляпиным[245], В.С. Соркиным[246].
С позиций стратегии рассматривается учеными борьба с преступностью. Они полагают, что в науке управления под стратегией понимается способы достижения целей. Поэтому стратегия – это определение перспективных целей и приоритетов, важнейших направлений и средств реализации указанных целей[247].
Зарубежные авторы используют стратегический подход в изучении преступного поведения, что позволяет им успешно развивать концепцию полицейской разведки, модель разведывательной полиции. Их исследования в этом направлении показывают, что некоторые виды преступлений (организованная преступность, терроризм, преступность в отношении несовершеннолетних и др.) не могут быть успешно раскрыты без стратегического подхода в работе органов предварительного следствия. Полицейская разведка успешно проводит стратегический анализ преступного рынка, что является основополагающим элементом стратегического анализа в деятельности по раскрытию конкретных преступлений[248].
В уголовно-процессуальном праве о стратегиях применительно к моделям уголовного процесса впервые высказался Н.Г. Стойко. По его мнению, модели уголовного процесса могут быть объединены в рамках шести уголовно-процессуальных стратегий (общих моделей): 1) защиты прав и свобод обвиняемого; 2) уголовного преследования; 3) социальной поддержки обвиняемого; 4) социальной поддержки потерпевшего; 5) рациональности и эффективности уголовного судопроизводства; 6) примирения[249].
Рассматриваемые Н.Г. Стойко стратегии (модели), на наш взгляд, определяют современное состояние и перспективу развития уголовной политики в отправлении правосудия по уголовным делам.
В контексте рассматриваемой нами проблемы ошибок в уголовном судопроизводстве первостепенный интерес для нас представляют две выделяемые Н.Г. Стойко стратегии (модели): уголовного преследования и защиты прав и свобод обвиняемого. На наш взгляд, другие стратегии, безусловно, актуальны для отправления правосудия по уголовным делам, но содержание их связано с реализацией социальной роли уголовного судопроизводства. Более того, поддерживая стратегический (модельный) подход Н.Г. Стойко в сравнительном теоретико-правовом исследовании англо-американской и романо-германской правовых систем, мы отходим от традиционного обозначения уголовного преследования (обвинения) и защиты прав и свобод обвиняемого (защиты) в качестве функций уголовного судопроизводства, так как нам важно исследовать уголовное преследование и защиту прав и свобод обвиняемого не только в контексте функциональном (выполнение действующих нормативных требований субъектами, ведущими уголовный процесс), но и в стратегическом контексте – современном и перспективном состоянии и развитии двух диаметрально-противоположных по своим направленностям моделей, движущих уголовный процесс, и стремящихся к сближению для выполнения его назначения.
Совершенно очевидно, что обозначенные нами две (важные для целей нашего исследования) стратегии – уголовного преследования и защиты прав и свобод обвиняемого, так и иные стратегии, обозначенные Н.Г. Стойко, вполне согласуются между собой:
1) если «рассматриваются в качестве общегосударственных инструментов, призванных обеспечить потребности общества в сдерживании преступности и контроле над ней, возмещении убытков от нее и предупреждении совершения новых преступлений (т.е. являются уголовно-политической реакцией на преступность);
2) осуществляются путем чередования, усиления одних и ослабления интенсивности других, расширения или сужения сферы их применения и т.п. в зависимости от конкретной социальной ситуации;
3) направлены (вне зависимости от субъективных нужд и притязаний) на достижение социально-интегративных целей публично-правового регулирования на преступления, обеспечения справедливости (меры социального согласия) и поддержания баланса интересов между потерпевшим (жертвой) и обвиняемым (преступником)»[250].
Стратегии уголовного преследования и защиты прав и свобод обвиняемого в уголовно-процессуальной деятельности в контексте проблематики нашего исследования выводят нас на необходимость рассмотреть именно с позиций модельного подхода уголовно-процессуальный механизм реализации этих стратегий (моделей) для выявления, исправления и предупреждения ошибок в уголовном судопроизводстве.
Стратегия уголовного преследования своими корнями уходит в правовую конструкцию, известную как принцип неотвратимости наказания. Действительно, интересы общества и государства должны быть нацелены на то, чтобы каждый совершивший преступление, был подвергнут справедливому и неотвратимому наказанию, а невиновный не был привлечен к уголовной ответственности или был реабилитирован, если подвергся незаконно и несправедливо уголовному преследованию. Конструкция неотвратимости наказания в действующем УПК РФ предусматривается в статье шестой «Назначение уголовного судопроизводства».
Стремление должностных лиц суда и правоохранительных органов обеспечить выполнение программных установок уголовной политики государства по неотвратимости наказания вызывает необходимость увеличивать объемы и масштабы уголовной репрессии, что, подчас, чревато нарушениями принципа законности и допущением ошибок. По сути дела, в состязательной модели уголовного судопроизводства стратегия уголовного преследования есть стратегия обвинения, основное содержание которой – уголовное преследование, привлечение к уголовной ответственности, признание лица виновным от имени Российской Федерации и назначение ему справедливого наказания. Все это важные и необходимые факторы реализации уголовной политики. Однако в силу своей репрессивной специфики именно эта стратегия должна быть надежно представлена гарантиями соблюдения требований законности. И это положение, опять же, предусмотрено в статье шестой УПК РФ, где отмечается, что защита личности от незаконного и необоснованного обвинения, осуждения, ограничения ее прав и свобод – есть важное назначение уголовного судопроизводства.
Вместе с тем современные характеристики стратегии уголовного преследования (обвинения) в отличие от действовавшего в советское время принципа неотвратимости наказания, связанного с установлением истины по уголовному делу как цели уголовного судопроизводства, наполняются новыми конструкциями. Такие новые институты, как досудебное соглашение о сотрудничестве, заключенное прокурором с обвиняемым, особый порядок судебного разбирательства при согласии обвиняемого с предъявленным обвинением в контексте уголовного преследования выглядят очень выигрышными и ресурсно малозатратными. Но классическое представление об уголовном процессе, в котором магистральной целью является установление истины по уголовному делу, ярко выражено действие всех принципов уголовного судопроизводства и общих условий судебного разбирательства уголовного дела, не может не ставить вопрос о рисках, связанных с появлением ошибок при современной оптимизации уголовного преследования.
Как правильно отмечено Н.Г. Стойко, стратегия уголовного преследования предполагает модель контроля за преступностью, где цель уголовного процесса при этой стратегии – наказание, а функция – установление уголовного правоотношения. Данная стратегия связана с ролью системы уголовной юстиции в уменьшении, предотвращении и пресечении преступлений путем обвинения и наказания тех, кто виновен. Полиция и спецслужбы, следствие, прокуратура несут ответственность перед обществом за то, чтобы виновные лица предстали перед судом, они обеспечивают неотвратимость уголовной репрессии, контролируют преступность, защищают граждан, общество, государство посредством снижения преступности. Анализируя зарубежные правовые источники, Н.Г. Стойко дает такую обобщенную характеристику рассматриваемой стратегии: ориентация правоохранительных органов на общественную опасность преступлений как основание своей правовой активности; игнорирование или существенное ограничение правового контроля за органами уголовного преследования; поддержка их стремления покарать каждого преступника; презумпция виновности подозреваемых в совершении преступлений (потенциальных преступников); высокий уровень осуждений и «болезненность» назначенных наказаний; отсутствие условий для межличностного контакта потерпевшего и обвиняемого[251].
В данной модели суды должны занимать позицию возмездия и устрашения по отношению к реальным и потенциальным преступникам. Суды в этой модели являются гарантом правопорядка. «Их главная функция – подтвердить и утвердить право государства на наказание преступника, а не обеспечить защиту прав человека или господство права в обществе... Они должны осуждать действия обвиняемых, нарушивших закон, и поддерживать стремление органов уголовного преследования приносить обвинения перед судом. Делая так, суды должны всякий раз демонстрировать карающую силу закона, не допуская случаев, когда неотвратимость уголовной ответственности ставилась бы под сомнение недостаточно суровым или оправдательным приговором. Иначе потенциальные преступники будут спровоцированы к совершению преступлений, зная, что они либо уйдут от ответственности, либо не подвергнутся серьезным страданиям. В свою очередь это приведет к деморализации органов уголовного преследования, если их деятельность по раскрытию преступлений и изобличению виновных не будет иметь успеха в суде»[252].
В современный период стратегия уголовного преследования связана в России, как уже отмечалось нами выше, с периодически объявляемыми «кампаниями»: борьба с терроризмом и экстремизмом, наркопреступностью; коррупцией; пытками в полиции (плюс к этому еще и борьба с «оборотнями в погонах»); борьба с педофилами и маньяками; пьяными водителями за рулем хулиганствующими авиапассажирами и т.д.
Под эти «кампании», как уже также отмечалось нами, ужесточаются некоторые положения в законе.
Стратегия уголовного преследования (обвинения) в последнее время «берет верх», когда совершаются резонансные для общества преступления и правоохранительные ведомства (чаще всего – Следственный Комитет России) объявляют в СМИ, что задержали подозреваемых, вышли в суд с ходатайствами о заключении под стражу лиц, допустивших преступную халатность, в результате которой произошли взрывы на шахте с человеческими жертвами, погибли дети в незакрытых канализационных люках, произошла катастрофа с самолетом и т.д. В обычные рамки классических оснований для избрания строгих мер процессуального принуждения эти ситуации, как правило, не вписываются («может скрыться от следствия и суда», «может совершить новые преступления», «может воздействовать на свидетелей обвинения и т.п.»), но государству надо показать обществу строгость своей «уголовной реакции», «мощь репрессивной машины государства», готовой встать на защиту человека, общества и государства в неординарных ситуациях с тяжкими последствиями и т.п. По сути дела, все делается в рамках европейского стандарта заключения под стражу для сохранения общественного порядка и предотвращения массовых беспорядков в обществе. Но все это явно выглядит как типичный контент (проявление) модели (стратегии) уголовного преследования (обвинения).
В ходе исследования мы придерживались гипотезы, что реализация стратегии уголовного преследования (обвинения) повышает порог следственных и судебных ошибок, связанных с защитой прав и законных интересов обвиняемого и в то же время снижает порог ошибок, связанных с защитой, прежде всего, жертвы преступления (потерпевшего).
Реализацию стратегий уголовного преследования и защиты прав и свобод обвиняемого (обвинения и защиты) осуществляют участники уголовного судопроизводства. Законодатель даже объединил этих участников в группы (стороны): «участники уголовного судопроизводства со стороны обвинения» (глава 6 УПК РФ: прокурор, следователь, руководитель следственного органа, орган дознания, начальник подразделения дознания, дознаватель, потерпевший, частный обвинитель, гражданский истец, представители потерпевшего, гражданского истца и частного обвинителя); «участники уголовного судопроизводства со стороны защиты» (глава 7 УПК РФ: подозреваемый, обвиняемый, законные представители несовершеннолетнего подозреваемого и обвиняемого, защитник, гражданский ответчик, представитель гражданского ответчика).
Однако приведенное выше деление участников уголовного судопроизводства на участников с двух сторон состязательного процесса (сторона обвинения и сторона защиты) явно условное. Участники, которые выполняют миссию субъектов, ведущих уголовный процесс (прокурор, следователь, руководитель следственного органа, орган дознания, начальник подразделения дознания, дознаватель), преследуют государственный интерес, который связан с выполнением ими назначения уголовного судопроизводства, его принципов и миссий, заданных реализацией уголовной политики. Вот почему мы говорим об этих двух стратегиях: уголовного преследования и защиты прав и свобод обвиняемого (обвинения и защиты) в их взаимосвязи.
Рассмотрим взаимосвязь этих стратегий сквозь призму процессуального статуса прокурора.
Процессуальное положение прокурора в уголовном судопроизводстве специфично. На досудебных стадиях название процессуального статуса так и определяется – «прокурор», «надзирающий прокурор» (главы 19-32.1 УПК РФ). При подготовке к судебному заседанию, в том числе при проведении предварительного слушания, процессуальный статус прокурора обозначается названиями «сторона» и «прокурор» (главы 33-34 УПК РФ). При разбирательстве уголовного дела по существу в суде первой инстанции, при апелляционном судебном разбирательстве процессуальный статус прокурора обозначается только как «обвинитель», «государственный обвинитель» (ст. 246 УПК РФ и другие статьи УПК РФ в главах 35-45.1). При кассационном и надзорном рассмотрении уголовного дела, производстве по рассмотрению и разрешению вопросов, связанных с исполнением приговора, производстве о применении принудительных мер медицинского характера, воспитательного воздействия и др. (главы 46, 47.1, 48.1, 49, 50, 51, 52, 53, 54 УПК РФ) процессуальный статус прокурора вновь обозначен дефиницией «прокурор».
«Государственный обвинитель – поддерживающее от имени государства обвинение в суде по уголовному делу должностное лицо органа прокуратуры» (п. 6 ч. 1 ст. 5 УПК РФ).
«Сторона обвинения – прокурор, а также следователь, руководитель следственного органа, дознаватель, частный обвинитель, потерпевший, его законный представитель и представитель, гражданский истец и его представитель» (п. 47 ч. 1 ст. 5 УПК РФ).
«В ходе судебного производства по уголовному делу прокурор поддерживает государственное обвинение, обеспечивая его законность и обоснованность» (ч. 3 ст. 37 УПК РФ).
Исходя из изложенного выше, особенно с учётом подробной регламентации полномочий прокурора в суде, обозначенных в ст. 246 УПК РФ, процессуальную миссию прокурора при разбирательстве уголовного дела по существу в суде первой инстанции и при апелляционном разбирательстве дела можно определить как участие прокурора на стороне обвинения со статусом «государственный обвинитель» для поддержания государственного обвинения, выдвинутого органами предварительного расследования и утверждённого надзирающим прокурором, для полного или частичного отказа от указанного обвинения, его изменения в сторону смягчения в суде при определённых законом обстоятельствах.
Такая формулировка процессуальной миссии прокурора в суде представляется нам искусственной, так как, на наш взгляд, нельзя дознавателя, начальника подразделения дознания (начальника органа дознания), следователя, руководителя следственного органа, прокурора относить к стороне обвинения. Это должностные лица государства, наделённые наряду с судом властными полномочиями осуществлять доказывание по уголовному делу, его предварительное расследование и рассмотрение в суде для выполнения назначения уголовного судопроизводства.
Данные субъекты, ведущие уголовный процесс, обеспечивающие полное, всестороннее и объективное исследование всех обстоятельств уголовного дела, не могут быть ни на стороне защиты, ни на стороне обвинения, так как у них, в отличие от участников уголовного процесса, разведённых на эти две стороны, нет личного интереса, а государственный интерес требует от властных субъектов устанавливать как уличающие, так и оправдывающие, как отягчающие, так и смягчающие обстоятельства, руководствуясь при этом соображениями законности, гуманности и справедливости.
Поэтому в УПК РФ было бы разумно на протяжении всего уголовного процесса называть указанных субъектов не стороной или обвинителями, а именно: дознаватель, начальник подразделения дознания (начальник органа дознания), следователь, руководитель следственного органа, прокурор, обеспечивающих наряду с судом публичный характер уголовного судопроизводства.
Мы поддерживаем позицию А.С. Барабаша в том, что «нельзя говорить о функциях обвинения, защиты, разрешения дела, закрепляя их за определёнными субъектами», ведущими процесс. «Прокурор, прежде, чем сформулировать свой тезис, должен участвовать в судебном следствии, непосредственно исследовать доказательства, и только в том случае, если на основе исследованного у него сформируется внутреннее убеждение, он выступает в прениях с обвинительным или оправдательным тезисом, приводя соответствующую аргументацию. С оправдательным тезисом он должен выступать и тогда, когда у него не сложилось внутреннее убеждение и дальнейшее познание невозможно. Если же в сознании прокурора укоренится то, что он обвинитель, на его взвешенное отношение к материалам дела мы уже не можем надеяться, принцип всесторонности, полноты и объективности исследования материалов дела для него не будет указом»[253].
Говоря о стратегии защиты прав и свобод обвиняемого (стратегии защиты), необходимо показать уровни реализации защиты прав человека в уголовном судопроизводстве, а именно:
– защита со стороны лиц, ведущих уголовный процесс (с учетом аргументов, приведенных нами выше, это прокурор, следователь, руководитель следственного органа, орган дознания, начальник подразделения дознания, дознаватель);
– защита, осуществляемая лицами, которые не ведут уголовный процесс (адвокат, федеральный и региональный уполномоченный по правам человека (в том числе – ребенка), правозащитники, депутаты и иные лица);
– самозащита.
Исходя из предложенного Н.Г. Стойко стратегического (модельного) подхода, стратегия защиты прав и свобод обвиняемого выражена в модели надлежащего правосудия и близких к ней моделях согласования интересов государства и обвиняемого. Соответственно, цель, которую выражает данная стратегия – справедливость (процедурная и материальная); функция, которую она предписывает органам уголовной юстиции, - обеспечение защиты прав и свобод обвиняемого.
При осуществлении данной стратегии в уголовном процессе главенствующее значение имеет принятие решения по уголовному делу в условиях беспристрастности, уважения прав и свобод человека и гражданина, корректности по отношению к сторонам обвинения и защиты.
Данная стратегия отдает предпочтение процессуальной справедливости, интересам обвиняемого за счет ограничения государственной власти и уменьшения ее эффективности. Произвольное, не подчиненное контролю использование власти в уголовном процессе есть худшее зло, нежели неудача в обеспечении неотвратимости осуждения и наказания каждого преступника. Вот почему любой обвиняемый вправе и может рассчитывать здесь на честное (справедливое) судебное разбирательство своего дела, а в случае установления вины – на справедливое наказание, отражающее степень серьезности совершенного преступления, заслуженность его порицания, а также вред, причиненный потерпевшему[254].
На наш взгляд, рассматриваемая стратегия позволяет сформулировать научную гипотезу о сведении к минимуму количества допускаемых ошибок со стороны субъектов, ведущих уголовный процесс в части защиты прав и законных интересов обвиняемого, однако в части защиты жертвы преступления (потерпевшего) порог ошибок может быть более высоким, чем в рассматриваемой стратегии (модели) уголовного преследования.
Рассмотрение стремящихся к сближению двух полярных, диаметрально-противоположных моделей (стратегий) уголовного преследования и защиты прав и свобод обвиняемого (обвинения и защиты) связано с организационно-правовым механизмом обеспечения эффективного и качественного (безошибочного) уголовного судопроизводства. На протяжении многих лет проблемы эффективности отправления правосудия по уголовным делам, качества предварительного расследования и судебного производства были объектами научных исследований.
Множество факторов влияют и сегодня на успешную реализацию в уголовной (прежде всего – уголовно-процессуальной) политике стратегий уголовного преследования и защиты прав и свобод обвиняемого (обвинения и защиты). Мы уже отчасти касались рассмотрения этих факторов, говоря о причинах ошибок в уголовном судопроизводстве. Но одной из актуальных проблем в контексте надлежащей реализации рассматриваемых стратегий является вопрос об ответственности субъектов, ведущих уголовный процесс, за ошибки в своей уголовно-процессуальной деятельности.
Государство последовательно выдерживается важного тезиса о том, что за все отступления от принципа законности (в том числе, за ошибки) субъектов, ведущих уголовный процесс, отвечает – и морально, и материально – именно само государство в контексте процедур, связанных с реабилитацией. Но стремление государства за совершенные преступления, ошибки и иные просчеты в работе персонально наказать в дисциплинарном, моральном, материальном и даже в уголовно-правовом порядке субъектов, ведущих уголовный процесс, постоянно присутствует.
Действительно, если в уголовно-процессуальной деятельности субъектов, ведущих уголовный процесс, отмечается дисбаланс в сторону какой-либо из стратегий – уголовного преследования или защиты прав и свобод обвиняемого (обвинения и защиты), появляются пресловутые обвинительный или защитительный уклоны, то это должно вызывать соответствующие уголовно-процессуальные и организационные реакции властных субъектов.
Таким образом, только разумный баланс между стратегиями уголовного преследования и защиты прав и свобод обвиняемого (обвинения и защиты) позволит выполнить все те цели и задачи, которые поставлены перед уголовным судопроизводством требованиями современной уголовной политики, не нарушая при этом принципа законности в уголовном процессе и не допуская ошибок со стороны лиц, ведущих этот процесс.
Дата добавления: 2018-11-24; просмотров: 406; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!