Консерваторы в эпоху контрреформ: опыт разочарования
В последней четверти XIX в. русское общество оказалось в ситуации, во многом схожей с той, что сложилась в начале века двадцать первого: либеральные реформы, перевернувшие весь прежний жизненный уклад, зашли в тупик. Новое правительство, пришедшее к власти после гибели от рук террористов Александра II (1 марта 1881 г.), провозгласило курс на укрепление государственности. Этот курс был с одобрением воспринят благонамеренной частью общества и не вызвал серьезного сопротивления со стороны растерянных и дезорганизованных либералов.
Следует иметь в виду, что далеко не все идеологи и сторонники «контрреформ» были слепыми исполнителями воли начальства — тем более, что консерваторы никогда не являлись единой партией с четко оформленной идеологией. Так, среди них было много представителей славянофильства – движения вполне либерального, не раз становившегося жертвой цензурного и бюрократического произвола. У «охранителей» царской власти был опыт и прямого противостояния петербургской администрации — вспомним хотя бы нашумевшие в 1866 г. на всю страну «московские турниры» М.Н. Каткова и П.А. Валуева, в которых публицист-консерватор выступил в качестве защитника гласности и одержал убедительную победу над министром-либералом. Таким образом, консерваторы-монархисты различных направлений сохраняли определённую независимость суждений — которые и высказывали если не в печати, то в личной переписке.
|
|
|
В целом, отношение пореформенного поколения консерваторов к государственной власти в последней четверти XIX в. проделало существенную эволюцию — от настойчивых требованийукрепления самодержавия к определенному разочарованию, даже скепсису по отношению к существовавшим в России порядкам. Попытаемся в самых общих чертах проследить этот путь.
В середине XIX в. либеральных реформ требовали все без исключения образованные люди страны — и власть начинает эти реформы. Н.П. Гиляров-Платонов характеризовал общественные настроения первых пореформенных лет как «состояние влюблённых перед свадьбою» [1]. Однако к 1870-м гг. настроение общества меняется. В оценках печатью и ее ведущими представителями происходящих в России процессов доминирует ощущение системного кризиса.
Неплохо осведомленный о настроениях на местах А.Д. Пазухин пишет о характерном для второй половины 1860-х и 1870-х гг. «общем, хотя и мало сознательном недовольстве»: «Все общественные элементы приходят в брожение; все классы общества охватываются страстию к наживе; наступает царство фразы и лжи; начинается ряд общественных скандалов, к которым народ мало-помалу привыкает как к явлениям повседневным... верховная власть, как бы потерявшая все нравственные связи с народом, теряет и всякую устойчивость, не находит точек опоры для определенной внутренней политики и начинается быстрая смена правительственных систем; словом начинается современное состояние России» [2].
|
|
|
Главную причину надвигавшегося кризиса консерваторы видели в ослаблении государственной власти. Типичные для своего круга опасения по этому поводу выражал в 1878 г. К.П. Победоносцев: «То страшно, что народная масса со своим здравым смыслом начинает уже терять веру в это правительство и спрашивает себя: где же оно, что же оно бездействует и только сочиняет новые меры и уставы, остающиеся без выполнения» [3]. Годом позже Т.И. Филиппов жаловался М.Н. Каткову: «Власть уже становится на Руси игрушкою, которую хотят передавать друг другу в руки жалкие и пошлые честолюбцы посредством интриги, ничем не пренебрегающей. Нет уже твердого центра, из которого всякая власть прямо исходила бы и на котором прямо бы держалась» [4].
Самые дальновидные говорили о нравственном разложении всего общества. Именно об этом пишет К.П. Победоносцев в одном из своих писем Ф.М. Достоевскому: «Видя многое, что другие не видят, в людях и в делах, я не могу одушевляться надеждой, ибо для меня вопрос становится просто: на репейнике не могут расти гроздия, на крапиве не могут расти смоквы. Живой человеческой силы, которая могла бы сдвинуть события, не слышно, и явственнее, чем когда-либо ощущается, что дела наши в руке карающего и милующего Бога…» [5].
|
|
|
С переменой правительственного курса, произошедшей после гибели Александра II, консервативно-националистические круги связывали немалые надежды. Стараясь не заявлять об этом громко в печати, консерваторы ждали от нового правительства символического разрыва с реформаторским курсом предыдущего царствования. А.А. Киреев свидетельствует (октябрь 1881 г.): «Аксаков говорит о необходимости для правительства de s’altfirmer сделать что-нибудь характеристическое, хотя бы, например, отдать под суд Валуева, несмотря на Андреевскую ленту» [6]. Незадолго до этого, в июле, сам Киреев — более осведомленный о петербургских настроениях, чем редакторы ведущих московских газет — сообщал М.Н. Каткову: «Администрация работает усиленно и, по-видимому, в одном направлении: тоже «новые веяния», но не в «гнило-либеральном», а в «честном», «экономном» и «патриотическом» направлении. Вот наши современные mots d’ordre, наша теперешняя окраска. Дай-то Бог, чтобы осуществились надежды!» [7].
|
|
|
В общественной жизни страны после коронации Александра III даже славянофилы отмечали ряд положительных сдвигов. По замечанию Н.Н. Страхова, «отвращение к злодейству 1 марта отрезвило многие умы в России; но и всюду эти события, возбудив реакцию, придали более крепости существующему строю и установили более твердые и ясные отношения к социальным вопросам» [8]. Подводя итог десятилетию царствования Александра III редактор «Русского обозрения» кн. Д.Н. Цертелев отмечает, что «1 марта» показало бессилие «и той партии, в руках которой находилась власть, и той партии, которая стремилась к уничтожению всякого порядка и всякой власти». По его мнению, отличительная черта «нынешнего царствования» — «отсутствие стремления к наружному блеску и твердое сознание внутренней силы, которая проявляется только тогда, когда это действительно нужно» [9].
Однако уже к началу 1890-х гг. в консервативных кругах вновь нарастает ощущение недовольства. Особенно ярко его выражает А.А. Киреев, переживший несколько царствований и имевший возможность их сопоставить. В 1891 г. он пишет второму редактору «Московских ведомостей» С.А. Петровскому: «Мы находимся в странном периоде бездеятельности и … безыдейности. У нас восстановился — в известном отношении — удельный период, только у нас не самостоятельные удельные князья, на которых не было управы у стольного великого князя, а самостоятельные министерства, на которые нет управы и суда». «Я ведь и не оспариваю, что мы вылезли из тины конца прошлого царствования; но ведь все, что Вы говорите, на что Вы указываете, было бы очень утешительно, если бы являлось плодом сознательной, ясной системы. Но этого-то вот и нет! Вы не можете себе представить, до какой степени все здесь совершается случайно! Здесь не столица, а какое-то Monte-Carlo…» [10].
В 1895 г. Киреев записывает в дневнике: «Теперь сильных людей нет. Разве до некоторой степени Витте, разыгрывающий ультраконсерватора». В 1896 г. он возмущается: «Как же наше правительство не видит, что общественное мнение у него уходит из рук! Правда, крайние шестидесятники, резкие материалисты, вообще «революция» потеряли свой «престиж», но не много выиграло и правительство» [11].
Серьезное недовольство даже консервативных журналистов вызывает политика властей в отношении печати. «В России, — писал в одной из своих лейпцигских брошюр Н.Н. Дурново, — труднее и печальнее всех живется русским патриотам. Вместо того, чтобы выслушивать их прямой и честный голос, идущий от чистого сердца, даже К.П. Победоносцев принимал не раз меры, дабы эти глубокие порывы души — не только облить ушатами холодной воды, но и подвергнуть слово правды административному взысканию… Лучшие русские люди сошли в могилу, оставшиеся, чтобы избегнуть неприятностей и материальных убытков считают за лучшее молчать…» [12].
Печальный итог подобной политики подводит в своем дневнике А.А. Киреев: правительство, по его мнению, «старается подобрать себе слуг, но все одевает их в ливреи, а от ливрей порядочные люди отказываются. Запрещая говорить не лакеям, желающим поддержать Православие, самодержавие и народность… — зажимают рты» [13]. Л.А. Тихомиров сетовал в своих дневниках: «В какой-нибудь поганой республике, в Париже, если дают орден почетного легиона лавочникам, то дают и писателям. У нас же… будь ты хоть великим публицистом — хоть заслужи царю, как никто, — все останешься вне государства, вне его внимания. Это очень обидно, и не за себя, а за государство» [14].
Показательно письмо А.А. Киреева Тихомирову от 4 сентября 1894 г., в котором генерал затрагивает шедшую тогда полемику консерваторов с В.С. Соловьевым: «в Вашей аргументации есть слабая сторона, именно та, что Вы не только защищаете принципы, устои, на которых стоит Россия, но еще и то, как эти принципы применяются… Можно ли защищать существующее?.. Вы (nolens-volens) защищаете иногда незащитимые вещи. Церковь, в которой игуменьи запрягают монахинь в тарантасы, богословие, которое не может говорить то, что оно думает и т.п.» [15].
Таким образом, настроения консервативной части интеллигенции в последней четверти XIX в. претерпели закономерную эволюцию: от требований политики «твердой руки» до вполне предсказуемого недовольства практической реализацией данной политики. Разумеется, это разочарование не охватывало всех русских монархистов того времени. Далеко ему было пока и до открытой оппозиционности. В годы первой революции правые еще сумели дать отпор «крамоле». Но десятилетие спустя, в феврале 1917-го, власть оставалась уже в полном одиночестве.
Литература
1. Гиляров-Платонов Н.П. Сборник сочинений. Т.2. М., 1900. С. 292.
2. Пазухин А.Д. Современное состояние России и сословный вопрос // Русский вестник. 1885. №1. С. 7, 8.
3. К.П. Победоносцев — Александру III от 25 июня 1878 г. // Письма К.П. Победоносцева к Александру III. М., 1925. С. 81.
4. ОР РГБ. Ф. 120. К. 19. Т.И. Филиппов — М.Н. Каткову. 29 декабря 1879. Л. 99.
5. Письма К.П. Победоносцева к Ф.М. Достоевскому // Литературное наследство. 1934. №15.
6. ОР РГБ. Ф. 126. К. 9. Дневник А.А. Киреева… Л. 22 об.
7. ОР РГБ. Ф. 120. К.23. А.А. Киреев — М.Н. Каткову. 13 июля 1881 г. Л. 1.
8. Страхов Н.Н. Итоги современного знания // Русский вестник. 1892. №1. С. 68, 92.
9. Современная летопись // Русское обозрение. 1891. №3. С. 388, 389.
10. ОР РГБ. Ф. 224. Ф. 224. К. 1. Ед. хр. 64.
11. ОР РГБ. Ф. 126. К. 12. Дневник А.А. Киреева. 1894-1899. Л. 74.
12. НД. Нечто о русской церкви в обер-прокурорство К.П. Победоносцева. Лейпциг, 1887. Вып. 2. С. 8.
13. ОР РГБ. Ф. 126. К. 9. Дневник А.А. Киреева, 1894-1899. Л. 111.
14. ГАРФ. Ф.634. Оп.1. Ед. хр. 6. Дневник Л.А. Тихомирова… Л.81
15. ГАРФ. Ф. 634. Оп. 1. Ед. хр. 101. А.А. Киреев – Л.А. Тихомирову. 4 сентября 1894. Л. 38-38 об.
О. А. Маметсахадова, аспирант, СПГУВК
Дата добавления: 2018-11-24; просмотров: 281; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!