Сквозная онтология знака. Интерпретатор
Движение знаков – это как знаки организуются в группы и составляют некие единства: «Знаки специфичны и составляют материю того или иного мира». И знаки искусства, которые конструируют обретенное время, составляют итоговую систематизацию, или иначе говоря, создают тотальное переписывание собственной истории.
Любая группа знаков требует своей особой дешифровки, требуется призвание к определенному виду знаков. Но может ли быть призвание к знаку целостности? К знаку, у которого нет своей специфики, кроме того, что они в истине – это качество. И оно распространяется на знаки любого рода, любых пластов и смыслов. Поэтому поэзия, литература, философия о самой себе – содержит скрытый разговор о стиле, поскольку им всё равно требуется материал, на котором может быть развернуто качество истинностного содержания: попадение в стиль есть момент истины каких-то наивысших степеней, ест какой-то взлет знака –вместе с истиной.
4.2 (2) Экзистенциальная сторона интерпретатора знаков
С позиции произведения Делеза «М. Пруст и знаки», виды деятельности, которым занимается человек, различаются по типу дешифровки или интерпретации по отношению к определенному виду знаков. Но есть не только виды знаков, но и уровни, своего рода вертикаль, где происходит становление полноты собственной интерпретации, пролегающей через определенный тип деятельности. Герой поисков, которой анализируется через произведение Пруста, проходит путь становления знака от поверхностного и равноположенного его взаимоотношения с знаками, их отчаянное отсутствие неизбежности, из-за которой сам интерпретатор слабо заметен, его практически нет – и только через формальное предпочтение он себя как-то обозначает, осознает, через такие пространства мира движется. И тогда – его мир есть лишь поток причудливых миров, в которые он практически равноположенно вхож. Нигде он не имеет некоего своего места, он во всё вхож настолько же, насколько этому чужд. Еще фактически не пробужден критерий, через который он мог бы быть определён.
|
|
|
И это позволяет до конца узреть и принять: ни какая трансформация невозможна без развития через знаки, через проявленные и растущие собой в «наружу», раскрывающие себя, идущие вглубь себя одни и те же языки мира. Это становление качественно трансформирует идущего вглубь способом выражения, что было считано как собственное призвание, зовущее вглубь языка - знаков звука, слова, цвета-формы и т.д.
Трансформация знака связана с трансформацией понимания: когда интерпретатор доходит до истока силы своего знака, его архе, он совершает полный переворот мира: то, что было в начале, становится последним перевернутым знаком. Он идет от основания, полученного от света самой трансформирующей силы его знака, и идет от основания ко все более далеким, изначально оторванным друг от друга вещам, разлетающимся на целые не связанные миры трагического плюрализма. Все миры – не стягиваются, но: постепенно до них дотягивается значение первого свободного озарения случающегося в знаке, отрывающегося от материальной интерпретации, теряющего всякий теоретический перегиб интерпретации, насилие интерпретацией над собственным языком выражения. Эта естественность, в которой победоносно совершается первый прорыв к творческой равноположенности с неотвратимым основанием, питающимся от понимания знака в форме искусства – есть первое место, с которого начинается жизнь знака через человека, но уже не человека за счет знака. Не знак вытягивает человека из его молчаливого, пассивного существование, но человек – старается привлечь силу знака, так, чтобы через себя, сквозь свой язык из мира своего в мир другого провести максимальное количество жизни, сохраняя поле в силе, архе знака. Он не уговаривается знаком, он идет к нему в ученики, готов к нему и ждет его обучения, он слушает его природу и старается максимально не заглушать его естественности. Его многообразия, его мелькающего мельчайшего исчезновения-появления, его пульсирующего ритма, его смены, его перемен. Так у искусства (знаков искусства) появляется вкус к примерам.
|
|
|
|
|
|
Нет иного обучения, нежели посредством знаков. И это есть не прыганье из сферы в сферу, из одного мира – в другой, но, преодолевая разрывы, обретаемая непрерывность, уходящая в дом сердца происходящего при помощи специфики собственного языка общения с этим самым происходящим.
Но непрерывность не есть удерживание, но скорее свободная прерывность, постоянное ускальзывание невоплощенности. Так, непрерывное чтение как раз и может обеспечить тонкое эстетическую провокацию прерывности от мира, утонченного красотой именно в тот самый миг, когда мысль вот-вот должна была дойти до какого-то своего пика – но кому она интересна, это повествовательное воспламенение, без помимо нашей воли капающей чувствительности? И вот, мир выбивается в этот миг и начинает так настоятельно поблескивать, мол, посмотри на меня! Обрати на меня внимание, я уже (же) здесь вот! Это схватывается как бы боковым зрением, но пробуй его учти, не спугнув её игривости.
|
|
|
Пристальное внимание лишено почтения к знаку, оно как бы теряет культуру – то есть, такт и дистанцию.
В светских знаках с надменностью и театральностью вхождения видны «гнезда смысла», но только искусство делает театр – местом, где возможно рождение новых миров. На уровне отстранения и законов механистического способа понимания – в любой момент сохраняется риск возможной ошибки, непоправимое не попадает в знак мира, демонстрирующая прореху герменевтической неполноты.
Стать чувствительным к знаку – значит индивидуализировать его, то есть выделить из группы, ряда – заметить, замереть и удивиться, открыться чуть больше, очароваться и быть не в состоянии не двигаться на встречу интерпретации. Знак включает того, кто уже не способен отложить встречу, и встречается с тем, кто не способен дальше рационализировать – и ждет грома. Пример в книге таков, он говорит о любви: из группы девушек вдруг начинает выдаваться Альбертина. Она «свертывает и заключает в себе, соединяет “пляж и прибой волн”»[105]. Пейзажи переплетаются с образом, сами предстают как двойственное и таинственное: приобретается подплывающий откуда-то новый смысл, который будит юное вопрошание: «Если она меня видела, чем я мог ей представляться? Из недр какого мира она на меня смотрела?». Это ситуация встречи с живизной знака, больше нигде мы не почувствует его так, как в такого рода моменте. Это живое отношение знака, которое возобновляется только в границах, и совсем истирается без границ, теряя пламя жизни.
Тот анализ, что впоследствии начинает интенсивную интерпретацию, тащит с собой отстранение светских знаков, неспособных чувствовать. Грубый по отношению к такту речения, интерпретатор теряет влечение к жизни, он подключается если не к смерти, то к старой сухой поверхности, к затертым местам прикасания к воспоминаниям (по сути – самой смерти, силе, противостоящей обновлению). Разочарование посвящать знаки особого внимания, интерпретируя теперь этот случай как один из-, сменяется иным типом отношения: сила знака прячется в чем-то другом, она разворачивается к лицу интерпретатора и смотрит с обратной стороны, сменяется на противоположный вектор виденья (на самого себя), поворачивая токи информации и восприятия знамений на смотрящего и его процесс виденья. Именно потому, что появляется такая возможность: заметить процесс смотрения как значащий что-то сам по себе, и ценность перетекает туда. Разворот может происходить так постепенно, но неминуемо, что знак начинает «фонить», прыгать с уровня на уровень, появляться как сбитый момент восприятия, как шлейф осознания, который оттягивает стремление к- и возвращает к интерпретации порожденных уже миров интерпретации, толкающий к более экономным точкам знака-прикосновения.
***
И тогда в кобре познания явится возможность обрести время — и найти ему своё место. Оно было утрачено в дебрях чуждого языка, несобственных знаков и значений. Оно получит своё новое именование в новорожденном мире говорящего несомненно. В пути этом говорит необходимость и чудесная новая возможность — в конце концов, переписать собственную историю, переозначить: в мире игры явиться свободно с собственной кистью и плащом на плече. Обретенный язык врастает в средоточии всех возможных миров и становится корневищем языков, задающим свой стиль происходящему.
Дата добавления: 2018-05-09; просмотров: 277; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!