Тело-понятие (третье определение тела: после тела из голоса, тела из со-знания).



Тело же как понятие введено Мерло-Понти, и обращено в феноменологическое поле новых видений, именно через инструменты поворачивания языка как среды виденья. И здесь оно сыграет свою освежающую контексты роль: она будет маяком света естественности в противовес красочности ярких тонов, заткнутых в своё электрическое и так обретая закон сочности ярких красок. Естественность будет выводить из полумрака яркий видений, которые рисует мысль, запутываясь в языке, и так тело покажет нам путь наверх, в соприкосновение тел, но не молекул.

Молекулы говорят языком, несущим код устаревания, однако в сознательности есть что-то, что способно и их лепет перевести в иной контекст, прерывающий ход к естественному угасанию, которое попадает и недрится то тут то там в промежутках речей – когда речи выходят на поверхность языка и способны высказываться, они все еще обладают множеством возможностей остаться чисто физиологичными, не покидать программы выполняющих свои роли молекул. И в этом вся опасность, и потому опасное соприкосновение мысли с автоматическими системами разумности, оказывается, как и в языке Хайдеггера, спасительным. Автоматизм, или греческое «Tehne», как раз и содержит тот внутренний потенциал, который нужно сохранить, придумав новые автоматизмы. Опасность осмысленности в одномерности, но если одномерность уже познана – не остается ничего, кроме того, чтобы позволить себе, приняв это, смастерить ответ после одномерности – и многомерности рада суть, в трепетании допустима, пережита одномерности эра и проложены входы в освобождение: трепет перед забвением и благодарность In Infinito ткани сновидения. Так узнается о пылающем в руках огне мираткани, и так загорается в сердце сути заботливость к отношению со свершающимся играми, подающими признаки тепла.

Тело, притянутое сюда как регулятор сознания в отношении с естественностью, говорит на языке болей. И дело даже не только в обращенности внимания, но в самом давлении, «pressure» за которым стоит мощная сила, собирающего испытующего боль в нечто одно, имеющие одно это давление, это бытие в давлении, что показывает ощутимость реального, ведь боль очень родственна присутствию (о чем часто пишут в философских книжках). Поэтому тело как поле болей есть своего рода вынесенный вовне астрал – регулятор присутствия, удерживающий даль ментальности от ускальзывания чего-то незаменяемого, неизменно взрожденного как естественность, как нечто более ясное, чем логически выстроенная карта воображения.

Тело (телос) как понятие намекает на навигацию внутри мира – как стоянии у – процесса порождения сновидений, иллюзий и игр в соотнесении с ничто. Ничто – это суть внутреннего навигатора, но это скорее полнота, она сходна с белым цветом, содержащим в себе всё. Свет сознания – он же и иллюзион, и иллюзионист (иллюзия иллюзиона), обманывающий через наличие разных красок, пробуждает обращение на себя. Тело и здесь играет не малую роль – оно тот предмет, что дает сигналы сильные, но не ясные, и практически непредсказуемые – и тот, кто хорошо овладел техниками и пониманием подконтрольного обращения с телом – он, скорей, его слушатель, и, даже остановив свое тело на сутки, он включает его ритм потому, что изучил партитуру своего ритма достаточно звучно, чтобы смочь исполнить его гармонику в необходимом «стиле» для запуска тела. Здесь как на поле музыки, он дошел вплоть до импровизации.

Занимающиеся практиками тела, йогические демонстрации, подобно этой, открывают уникальную единицу человеческой природы, и далеко не факт, что метод, разработанный одним каким-то йогом, подойдет хотя бы для одного в полной мере, без уточнений. Тела различны. Представляется, что дело здесь обстоит также, как и философской мыслью и ее формами – в любом признанном тексте обнаруживается мысль, но не через любой текст вспыхивает озарение, льётся ясность и искрится наслаждающееся пробуждение, в стиле которого возможно находиться долго. А посему лучше отражает суть события смысла разговор о некоем «входе», выработанном на грани естественности и логики, как поле индивидуального философского текста. Это некий собственный в мир «вход» (собственный язык есть очерченное собственное поле, главное в котором – стоит за ним, и ощутимо устремлено туда устроение текста). «Вход», примененный через сознательную перестройку само собой разумеющегося, это постепенное пробуждение в тот мир, который намечается через соотнесение мысли с тканью естественности, не веющей никакими воспоминаниями (высвобожденная из опосредование бессознательных сетей) – но навеянная потоками сил в моменте.

С такой позиции, тело – вынесенная вовне трансценденция, который может действовать магически. Антропология мысли призывает: ей, заметь – ты в теле, что этот, кто называет себя «я», рождается в этот самый миг, этот мир проявляется в этом ограничении – даже если ты хотел бы быть чем-то большим - ты хочешь этого из этого тела, из момента – который может подсказать, как оживить. Мне кажется, что антропология связывает человека с телом и мгновением в месте, и с позиций телесности и появляется включенность к языку, как полю собственной трансценденции.


Дата добавления: 2018-05-09; просмотров: 228; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!