Старт собственного речения: философские стереотипы
Внешнем критерием может являться то, что язык освобожден и не представляет собой только отражанием исторических форм языка, он вырван из общественности – но установил свою связь со временем, то есть не выпал в чисто теоретический регистр вневременья, вместо: безвременья. «Не» философские критерии, или понятия – естественно, на взгляд еще не развернувший себя на мир осмысленности, высвечиваются как таковые только через позиции открытой мысли, обладают своего рода ритуальным значением. И нужны они для того, чтобы прямым образом указать на – места лакун, в которых проще совершить живое усилие. Критерии научности необходимы лишь как линии улавливания – но обнаружив целиком суть усилия мышления, критерии (внешним образом установленные, не из самого данного индивидуального мышления) становятся не так уж нужны, поскольку явление мысли намного многограннее, чем попытка его в полуслышаньи нащупать.
ГЛАВА III. ПРОБЛЕМА СОБСТВЕННОГО ЯЗЫКА
Проблематика собственного языка. Из истории типов речи, размышления, обучения: Фуко М. «Герменевтика субъекта»
Правильно речить можно из позиции, вышедшей из «себя» – как униженного, так и возвышенного: в позиции их балансирования находится свободное по типу говорение. Из исторического прошлого, из формирования позиции истинной речи прослеживаются линии, как выкристаллизовываются обе позиции, как выражение неверных стратегий, что оформляются в наставника и ученика. При этом та свободная речь, которая при этом формулируется, и учеников делает свободными союзниками в свободной речи так работает: она тем более правильна, чем более ее усваивая, в ней больше не нуждаются со стороны – она как бы пробивает свои каналы изнутри. Появляется она за счет сообщения и виденья каждой позиции – учащегося и учащего – со стороны другого, с целью корректировки и достижения свободной речи.
|
|
|
Что же такое по существу письмо и чтение в античной Греции? Какие оттенки имела процедура чтения, что происходило за словом «размышлять», что такое тренировка в размышлении, упражнение-игра в размышление. Античная понятийная позиция на сей счет для Фуко М. предстает в таком виде: «meletan — это… упражнение мысли, упражнение «в мыслях», но которое, …очень отличается от того, что мы понимаем под «размышлением»… как попытку особенно напряженного думания о чем-то без погружения в смысл этого «чего-то»; …отталкиваясь от того, о чем мы думаем, мы позволяем нашей мысли раскручиваться в более или менее заданном направлении. …Но для греков и для латинян melete и meditatio — что-то совсем другое. Рассмотрим это «что-то» с двух сторон. Во-первых, meletan — это упражнение по усвоению, освоению мысли. Речь, стало быть, вовсе не о том, чтобы перед лицом какого-либо текста спрашивать себя, что он, собственно, подразумевает. - …не имеется в виду его истолкование. Напротив, meditatio служит тому, чтобы усвоить [мысль], освоиться с ней столь глубоко, что, с одной стороны, исчезают сомнения в се истинности, с другой — появляется возможность повторять ее всякий раз, когда возникнет необходимость или представится случай. Надо, …чтобы истина запечатлелась в духе и, когда нужно, вспоминалась бы сразу, чтобы она была… prokhciron — под рукой… прямо диктовала бы поведение»[64].
|
|
|
Речь и письмо, записывание и фиксирование – используются как тренировка, как средство лучшего усвоения, освоение с глубоким вкреплением в тело, пониманием на уровне душ. Дело – не в выспрашивании, а наоборот, достигании некоего тезиса в глубоком внедрении смысла телом, душой: «освоиться с мыслью глубоко». Это и есть само собственно выражение мысли, общение с ней, её внутреннее закрепление. А то, что происходит как формирование христианского отношение с истиной, имеет другой внутренний смысл: – это уже игра не сколько с истиной, сколько с субъектом: и истолковывает выспрашивание при этом субъекта, проверяет его на истинность (одновременно при этом нащупывая, где она здесь может быть).
|
|
|
Далее возникает другая позиция. Процесс истолкования стремится явить на свет такую речь, которая бы была истинна – проблема истинной речи: но это уже не качество речи, это качество субъекта[65], в первую очередь: потому что ищется ведь резонанс с найденной несомненной позицией: он сам стремится принять, занять то, что вызывает истину – поместить туда самого себя, «себя» при этом (как конечное, вопрошающее, сомнительное) туда не вмещая – но постепенно размеренно взвешивая, научаясь устоянию в ситуации учительства: паре наставник-ученик, где оба приобретают качества, являя структурную необходимость: ведь текст, как бы хорошо он не был написал, полностью свершится уже после того, как будет усмотрен на от-стоянии – а еще лучше, будет кем-то прочтен и как-то понят, только тогда свершается некий действительный смысл текста, не лишь возможный. Поэтому проблематика другого не важнее меня самого: но не менее важна, чем себя. Структурное соотнесение раздвоенной позиции дает места, где двое предстоя в фундаментальном зазоре позиций, усугубляя их до реального поиска, находят возможность некой реальности. И наоборот, уже привнося обратно в серьезное общение-становление учеником-наставником напоминание об игровом поле, игра приобретает эту глубь, своё дно: и должный быть незнакомым наставник, являясь таковым, одновременно стоит на позиции влюбленного, подобно Платону: то есть влюбление присутствует сразу на двух уровнях: и на уровне фундаментального разрыва: влюбленность в истину, где на самом деле, за этим стоит – поиск и любовью к субъекту, и обратно, влюбленность, избранность друга, за которой на самом деле поблескивает стремление найти суть вещей. Из логики Фуко М. так и напрашивается этот вывод.
|
|
|
Однако, любовь к субъекту, значит также – занятие «позиции» с самим собой наедине, в одиночестве, так, чтобы между собой и своим учительством не внедрился льстец, подрывающий самореферентность в самом ее зазоре, самостоятельность учителя – и именно этот зазор это то место, где проверяется сам наставник: льстецом[66]. Эта позиция о собственном тексте, собственной речи: проходя эту проверку, осмыслив паузу в ожидании реплики «ученика» как момент тишины, молчания собственного слова, речь выходит сквозь молчание на поле речи типа «свободное говорение»[67].
Речь наставника и ожидание реплики – получает место для своей игры из закрепившегося в качестве практики пласта – письма, культуры чтения – которое, выбрасывая из момента, расслабляет в удовольствии от текста. Однако, текст, который читают – пробуждает собственную мысль, которую требуется выразить:
«Сенека говорил, что надо чередовать чтение и письмо. Это 84-е письмо: нельзя все время только писать или только читать; если без конца пишешь, в конце концов обессилишь. Чтение, напротив, рассеивает и расслабляет. Нужно умерять одно другим и переходить от одного к другому так, чтобы собранное за чтением превращалось с помощью письма в нечто существенное (corpus)»[68].
Выраженное, может также стать тем, что продлит мысль дальше. В античности стоит акцент на продлении мысли, они отстаивают удержание состояния мысли, ее качества – и переключаясь на субъекта в ученичестве нарождающегося христианства такой силы удержания мысли уже нет: качество субъекта значимей качества суждения: мы удерживаемся на состоянии субъекта-1 учитель и субъекта-2 ученик, которые с двух сторон формулируют должные качества: один учится учить через ткань истинной речи, другой – учится учиться и внимать правде, сначала разыскав того, кто ей обладает, потом быть способным выведать о себе правду, потом, научаясь – и посредством речи наставника, и посредством развития способности слышанья – обретает в себе качества истинной речи, и больше не нуждается в ученичестве: словно попавшая в него однажды, истинная речь пробивает в нем канал, хочет из него выразиться, избрала его для говорения, для явления в мир. Суждение, являясь поначалу отражение выраженности субъектного качества, постепенно оборачивается пробиванием канала-тока истинных речей, способности говорить правду. Интересно, что сама по себе мысль для этого свершения, на некоторый этап - ученический момент, отодвигается (ученик молчит, ходит, осмысливает), подготавливая в себе непсихологическую почву в субъекте – чтобы реализоваться в нем, в приросте качества мысли, в объемном качестве, с двойным дном (сложные понятия «вещи», «языка»...) – то оборачивается синтезом хорошей трансляции (свободного говорения) и умения удерживать игру мышления в единой канале созидательной силы речи, которая пробивается уже после – у двух друзей, через которых бьется свободная речь (и выражаются способы мысли собственных «языков»).
Дата добавления: 2018-05-09; просмотров: 232; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!