X . Устный счет в пределах двух
Грустно это и неправильно – но версия об истреблении царя с семьей вполне себе правдоподобна. Однако в нашем грешном мире политика начинается с умения считать до двух. То есть с ответа на вопрос, а не существует ли еще какого-либо иного объяснения событий? Нет ли вероятности «пропуска решения»? Вот, например, при проектировании реактора чернобыльского типа такое «второе решение» было, но его сочли крайне маловероятным. Итог мы знаем. Применительно к рассматриваемой драме такой вариант событий тоже есть. Причем по времени провозглашения следствием это версия не № 2, а № 1.
XI . Странность № 6: раз, два, три, четыре, пять
Как известно, следователи бывают двух типов: «правильные и неправильные». Точнее, «ангажированные и заинтересованные» и, наоборот, «безразлично объективные». Выводы первых всегда совпадают с мнением начальства, вердикты вторых, подумать страшно – не всегда. Белому следствию по данному делу, как Чебурашке в классическом мультфильме, вначале сильно не везло – с точки зрения ближнего колчаковского круга. Первый раз его в рамках специальной следственной комиссии возглавил убежденнейший белогвардеец, капитан лейбгвардии 2-й артиллерийской бригады, Дмитрий Аполлонович Малиновский. Родился в Петербурге, участник Первой мировой войны. Прибыв в мае 1918 года в красный еще Екатеринбург и, для конспирации, поступив на старший курс эвакуированной сюда Академии Генштаба, сколотил подпольную группу готовых помочь ему офицеров и стал готовиться отбить царя с семейством. Но оказалось не судьба, и в итоге он возглавил первую комиссию по расследованию событий. И пришел к выводу (версия №1), что имела место имитация расстрела, августейшая семья жива и вывезена куда-то большевиками.
|
|
|
Мотивация – сомнения честного непрофессионала: «В результате моей работы по этому делу у меня сложилось убеждение, что Августейшая семья жива. Мне казалось, что большевики расстреляли в комнате кого-нибудь, чтобы симулировать убийство Августейшей семьи, вывезли ее ночью по дороге на Коптяки, также с целью симуляции убийства, здесь переодели ее в крестьянское платье и затем увезли отсюда куда-либо, а одежду ее сожгли. Так я думал в результате моих наблюдений и в результате моих рассуждений. Мне казалось, что Германский Императорский Дом никак не мог бы допустить такого злодеяния. Он не должен бы был допускать его. Я так думал. Мне и казалось, что все факты, которые я наблюдал при расследовании, — это симуляция убийства».
Вывод был, конечно же, «неправилен», как можно-с (ниже рассмотрим, почему), и следствие передали следователю по важнейшим делам Екатеринбургского окружного суда Алексею Павловичу Наметкину. Его поведение крайне интересно. 30 июля 1918 года участвует в осмотре шахт и костров возле Ганиной ямы, где были найдены следы. Время пребывания в этом месте – полтора часа. Далее он опрашивает нескольких косвенных свидетелей и затем пять дней подряд осматривает Ипатьевский дом. Причем, работая дотошно и пунктуально, он до своего (то есть до 30 августа 1918 года) отстранения успевает осмотреть и подробно описать только комнаты верхнего этажа, где содержались Николай Александрович, Александра Федоровна, царевич и великие княжны. В переводе на русский язык это означает, что Наметкина, как профессионала, не особенно заинтересовали остатки костров, фрагменты сожженной одежды с императорскими вензелями и все остальное, что было найдено вблизи того места. А вот собственно осмотр дома Ипатьева заинтересовал его более чем.
|
|
|
Здесь и далее авторы несколько раз ссылаются на известную книгу английских журналистов А. Саммерса и Т. Мангольда «Дело Романовых, или расстрел, которого не было»(1), вышедшей в середине 70-х (название сильно не нравится, после объясним, почему именно). Как пишется во введении к ней, эта книга интересна не только сама по себе, но и по первоисточникам.
|
|
|
«Расследование началось, как в каком-то приключенческом романе – в библиотеку Гарвардского университета пришел человек с зашитым черным мешком в руках, положил мешок на стол и ушел. На мешке надпись, говорящая о том, что его следует вскрыть только через десять лет. Библиотечные работники выдержали этот срок, и когда вскрыли, буквально открыли рты от удивления. Там находились бумаги написанные старым русским шрифтом, давно вышедшим в России из употребления. Это оказалась переписка прокурора Казанской судебной палаты Миролюбова Н.И. с прокурором Екатеринбургского окружного суда Иорданским В.Ф., осуществляющим гражданский надзор за «Царским делом» и копии материалов этого дела, которое получило название «Расследование Соколова».»
Согласно полученным Саммерсом и Мангольдом материалам, Наметкин перед своим отстранением высказывал мысли о том, что имела место простая инсценировка, и как семья Николая, так, возможно, и сам он, живы и попросту вывезены большевиками в Пермь или куда-либо еще.
Здесь необходимо отметить, в чем заключается главное свойство настоящего профессионала. Будь то следственная деятельность или научные изыскания, но он почти всегда знает ответ задолго до его формального обоснования. Например, известно высказывание великого немецкого математика Карла Фридриха Гаусса: "Мои результаты я имею уже давно, я только не знаю, как я к ним приду". Судя по всему, Наметкин чутьем опытного профи мог ощутить возможность инсценировки со стороны большевиков. Обоснования достаточно просты. Во-первых, он имел дело с людьми с исключительным опытом конспирации. Для справок, напомним, что ВЧК быстро и непринужденно разгромила агентурные сети, поставленные в России лучшими на тот момент разведками мира – британской Интеллидженс Сервис и французской Сюрте женераль. Равно как не без проблем, но справилось и с более серьезным противником – с эсеровским подпольем, о чем даже мечтать не смело Третье отделение. И на этом фоне куча следов, будто бы осознанно оставленная в районе Ганиной ямы, с высокой вероятностью могла вызвать у него профессиональное недоверие.
|
|
|
Еще раз, это страшно излагать, но в случае решения бесследно уничтожить тела убиенных не было ни малейшей необходимости вывозить их далеко за город и там пытаться спрятать. Достаточно было положить останки на несколько крупнокалиберных снарядов и поджечь бикфордов шнур. (В годы Чеченской войны это называлось «отправить в космос»: происходило мгновенное распыление всего оставшегося от человека.) Более того, предельно проще было бы оцепить участок леса, ночью под предлогом эвакуации вывезти туда несчастное семейство, всех расстрелять (будь проклята любая война) – и далее по тексту. В общем, у любого сколько-то опытного криминалиста официально изложенный способ расстрела и сокрытия останков жертв (подвал, автомобиль, море кровавых следов, затопленная шахта, где безуспешно пробовали спрятать тела, потом могила прямо посреди дороги, плюс доставка бочек кислоты и керосина с разжиганием (ночью !) огромных костров, вероятно, вызовет кучу вопросов. Особенно с учетом биографии Юровского, с его-то опытом подполья еще с 1905 года. В общем, по всей видимости, Наметкин интуитивно почувствовал «что-то не то».
Как бы то ни было, но возмущенные «их благородия» из ближнего колчаковского круга потребовали немедленно передать расследование другому человеку (каждая такая передача тормозит ход дела, ибо новый следователь должен вникнуть и «прочувствовать» не им добытые материалы). 7 августа 1918 года по общему решению собрания отделений окружного суда, прокурора Екатеринбургского окружного суда и председателя суда, в качестве такового назначается Иван Александрович Сергеев. Мотивация: у Сергеева на тот момент 24 года следственно-судебного стажа; еще до революции он становится членом окружного суда (уровень полковника или генерала по военной иерархии) и считается талантливым, очень трудоспособным человеком с безупречным нравственным обликом.
Все перечисленное снова не приводит к взаимопониманию с колчаковским начальством. Ибо Сергеев, с его огромным опытом, с самого начала следственного процесса тоже «не понял политики партии» и стал крайне сильно упираться. Его взгляд на расследование вполне передает письмо специального английского посланника, верховного консула в Сибири, Чарльза Эллиота (истинный ариец, характер нордический карьерный английский дипломат, занялся рассматриваемыми событиями лично по просьбе короля Англии Эдуарда II, до 1918 года работал в Вашингтоне, на Балканах, Тихом океане и собственно в России, был посвящен в рыцари Британской империи – в общем, точно не большевик).
В секретном послании в Форин Оффис от 5 октября 1918 года Эллиот писал: «Чиновник, назначенный местными властями расследовать преступление (судя по дате, это именно Сергеев, прим авт.), показал мне дом, где была заключена императорская семья и где Его Императорское величество, как предполагается, был убит. Он отклонил, как выдуманные, рассказы, включая обнаружение трупа, признания солдат, которые приняли участие в убийстве, а с другой стороны, рассказы людей, которые заявляли, что они видели императора после 16 июля…»
Другими словами, уже на тот момент Сергеев полагал, что все полученные признания по этому делу были сфабрикованы. Согласно чуть более позднему письму Эллиота (которого все знавшие его оценивали как исключительно высокообразованного человека и дипломата), Сергеев оценивал вероятность того, что лично Николай убит, как четыре к трем. (Напомним, что Сергеев находился под мощнейшим давлением собственного руководства, требовавшего утверждений, что «все мертвы на 100%»). Излагая собственную точку зрения, Эллиот писал: «17 июля поезд с зашторенными окнами оставил Екатеринбург и отбыл в неизвестном направлении; полагают, что в нем были живые члены императорской семьи. Утверждение большевиков — единственное свидетельство смерти царя, и это дает пищу для придумывания рассказов о спасении его императорского величества. Но, следует признать, что, если империатрица и ее дети, как полагают, все еще живы, вероятным может быть и то, что царь находится в том же месте.»
В общем, действуя согласно профессиональной логике и этике, Сергеев, по-видимому, все никак не мог прийти к тому единственному результату («все убиты, и точка»), который только и устраивал А.В. Колчака и его окружение. И только в феврале 1919 года, уже будучи формально отстраненным от руководства следствием, после допроса захваченного белыми большевика Павла Медведева (об этом несколько далее) он сформулировал наконец категорически требуемое сверху официальное заключение о гибели царя с семьей. Сформулировал под угрозой крутых персональных мер, мотивация которых: (1) нерадивость (= не понимает начальников, ищет «объективную картину», понимашь) и (2) – о ужас, он крещеный еврей. Что для куратора расследования – колчаковского министра с идеально славянской фамилией Дитерихс – являлось безусловным компроматом.
И наконец, о счастье (!) – в феврале 1919 года, через 6 месяцев, колчаковские власти находят. Нет, не царственные мощи и не живого императора. Нечто много лучшее – «правильного» следователя, Н.А. Соколова. Подчеркнем, что на сегодня есть масса бредовых текстов типа: «Первым убийство семьи Николая II расследовал по поручению Колчака следователь по особо важным делам Омского окружного суда Николай Соколов.» Так вот, еще раз: Н.А. Соколов был не первым, а пятым следователем по данному делу, причем привлеченным к работе спустя полгода после тех событий.
Именно пятым, поскольку и здесь гражданам министрам Сибирского правительства повезло не до конца. Ибо с самого начала это же расследование велось также и по линии екатеринбургского уголовного розыска лично его начальником Александром Федоровичем Кирстой. Который имел ровно три недостатка: (1) – тоже был активным сторонником версии № 1, что все это – имитация; (2) – имел большой опыт следственной работы; (3) – случается же такое, вот досада – не был евреем ни в какой степени. И в целом, чувствуя себя много более уверенно и независимо, чем Сергеев, не видел причины хорониться в кустах. В итоге ему устроили провокацию, на какое-то время арестовали, затем освободили и вновь привлекли к расследованию как замначальника военной белой контрразведки (для справки: на такие должности коммунисты редко попадали), ну и далее по тексту.
В отличие от Малиновского, мотивацией Кирсты также были сомнения профессионала. Он сравнивал следственные находки с крикливо, нарочито напоказ созданной атмосферой чего-то сверхважного, происходящего здесь. Утверждая, что уж если бы красные хотели, то уничтожили бы тела убиенных, не привлекая ничьего внимания. (Паровозы, котельные заводов и т.д.) А в реальности – имело место двухдневное оцепление района предполагаемого захоронения, демонстративные поездки туда первых лиц советской власти в городе, зачем-то взрываемые в шахтах гранаты и т.д., и т.п. В начале 90-х, когда раскручивалась вся эта история, такая мысль казалась странной. Но сегодня, к сожалению, у нас есть примеры для сравнения: на фоне войны на Донбассе с массовым и полностью бесследным исчезновением людей и тому подобными ужасами, ход мыслей Кирсты совершенно понятен.
Еще раз уточним ситуацию. Кирста, Сергеев и Наметкин – специалисты с большим опытом, которые пытаются понять, что произошло на самом деле и интуитивно чувствуют, что здесь не все так просто. А им de-facto противостоит возглавляемая Дитерихсом большая команда дилетантов с квалификацией сыщиков-любителей и юридическим образованием на уровне «читали Конан-Доэля». Разумеется, последние в итоге берут верх и ставят во главе расследования своего человека. Ниже рассматривается, почему в этом оказывается заинтересован лично «г-н Адмиралъ».
Сухой остаток: из 5 руководителей следственных групп по делу бывшей царской семьи 4 (четверо) с большей или меньшей долей уверенности, но заявляли, будто совершенно не исключено, что Николай или, по крайней мере, его семья живы, а все произошедшее есть не более чем имитация со стороны большевиков. (Точнее, они повторяли это все время, пока руководили расследованием; причины изменения мнения И.С. Сергеева после его отстранения рассмотрим далее.) Разумеется, в современной официальной российской версии событий на 99,99% рассматривается точка зрения только пятого следователя, г-на Соколова. А то как-же-с!
Дата добавления: 2018-10-27; просмотров: 168; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!