IX . Об отношении к Его Императорскому Величеству: обвинитель Пушкин
Есть такая фраза: «В действительности все не так, как на самом деле». Сказанное выше – лишь верхушка айсберга. Ибо в 1918 году реальное отношение девяти десятых населения к свергнутому императору определялось главным: Николай II был главой дворянского сословия.
При слове «дворянин» сегодня возникает ряд ассоциаций: Петр Гринев, гардемарины, Андрей Болконский, и т.д. В общем, «жизнь – Родине, честь – никому» плюс «Все те же мы, Нам целый мир чужбина, Отечество нам – Царское село». То есть это некий слой любящих Отечество, высоконравственных и образованных людей, готовых при необходимости, как генерал Раевский 23 июля 1812 года под Могилевом, в критический момент повести гренадер в контратаку, держа за руки своих двух сыновей, 10 и 16 лет.
Вся проблема в том, что оное сословие не только этим занималось и не из одних Раевских состояло. Итак, А.С. Пушкин, «Дубровский». Читаем первую страницу: «В одном из флигелей его дома жили шестнадцать горничных, занимаясь рукоделиями, свойственными их полу. Окны во флигеле были загорожены деревянною решеткою; двери запирались замками, от коих ключи хранились у Кирила Петровича. Молодые затворницы в положенные часы сходили в сад и прогуливались под надзором двух старух. От времени до времени Кирила Петрович выдавал некоторых из них замуж, и новые поступали на их место.»
Следовательно, К.П. Троекуров, как вполне типичный помещик первой половины XIX века, считал вполне обычным делом содержать гарем. Дальше, к сожалению, статистика. Если допустить, что общее число крепостных у данного «старинного русского барина» составляло порядка 2000 (типичное число единиц «крещеной собственности» у богатого землевладельца той эпохи), то молодых привлекательных девиц «на выданье» в любой момент из них было порядка 100 или 150. И если предположить, что по воле господина этих шестнадцать пленниц «заменяли» где-нибудь раз в год, то получается, что через «добрые отеческие руки» этой сладострастной мрази прошло минимум процентов десять от прекрасной половины его подданных.
|
|
|
На языке сегодняшнего Уголовного Кодекса вышеописанное выглядит следующим образом: ст.ст. 126 Похищение человека, 127 Незаконное лишение свободы, 127.1 Торговля людьми, 127.2. Использование рабского труда, 131 Изнасилование, 132 Насильственные действия сексуального характера, 133 Понуждение к действиям сексуального характера, и, не исключено, 135 Развратные действия в отношении несовершеннолетнего. В общем, с высокой вероятностью ныне все это в совокупности влекло бы от 20 лет размышлений строго режима до, возможно, «Белого лебедя» или «Черного дельфина».
|
|
|
Добавим еще несколько характеристик. «В домашнем быту Кирила Петрович выказывал все пороки человека необразованного. Избалованный всем, что только окружало его, он привык давать полную волю всем порывам пылкого своего нрава и всем затеям довольно ограниченного ума. Несмотря на необыкновенную силу физических способностей, он раза два в неделю страдал от обжорства и каждый вечер бывал навеселе.»
В общем, это происходило на глазах у всех, равно как и барщина, и продажа на торгах, в том числе детей отдельно от родителей. И, в отличие от Алжира или Турции, это ни в коем случае не было освящено религиозной нормой: народ по мировоззрению оставался вполне христианским, с полным восприятием «не убий, не обмани, не прелюбодействуй».
Все вышеперечисленное подтверждается колоссальным множеством источников, в том числе не относящихся к художественной литературе. Вот, например, мемуары Николая Егоровича Врангеля, отца того самого П.Н. Врангеля («Воспоминания. От крепостного права до большевиков.» Берлин, 1924). В них автор, в частности, живописует изумление своего родителя при словах о том, что у крестьян тоже есть душа и что они способны, например, испытывать горе: «Одна из камеристок после смерти моей матери была отцом подарена в память о матери моей тетке, ее сестре. Но сын этой горничной — десятилетний казачок Васька, которого отец жаловал за его смышленость, был оставлен у нас. Некоторое время спустя тетка, женщина чуткая и гуманная, что было более характерно для следующего поколения, упросила отца взять дареную женщину обратно, мотивируя просьбу тем, что мать горюет о сыне. Отец призадумался. “Кто бы мог это подумать. Да, ты права; как-никак, а в сущности, тоже люди”. Подчеркнем, что речь, судя по всему, идет о лучших представителях помещичьего сословия; о поведении прочих свидетельствует не только Пушкин, но и масса других публицистов.
|
|
|
Отметим, что в конце 1825 года на кирпичном заводе Александро-Невской лавры был сожжен весь тираж только что отпечатанного Пятикнижия с приложением книг Иисуса Навина, Судей и Руфи (9 000 экземпляров). Как пишет митрополит Волоколамский Иларион: «Эти книги являлись Синодальным переводом Библии с церковнославянского (старославянского) на русский. Дело в том, что со времен Кирилла и Мефодия, как и любой живой человеческий язык, русский язык менялся. И к началу XIX века разрыв между старославянским языком и языком повседневного общения увеличивается настолько, что славянские тексты стали малопонятны. Многие представители аристократии — например, Пушкин или император Александр I — если хотели читать Библию, то вынуждены были читать ее на французском. На русском Библии не было, славянский же был уже труден для понимания. В ноябре 1824 года, вскоре после приезда в Михайловское, Пушкин пишет брату в Петербург: «Библию, Библию! И французскую непременно!». Иными словами, Пушкин [образованнейший человек своего времени, 29 тысяч используемых уникальных слов] специально просит прислать ему не малопонятную церковнославянскую Библию, а написанную на понятном для него языке французскую.» (Митр. Илларион, «История и значение Синодального перевода Библии», 4.10.2016, Патриархия.ru).
|
|
|
Официальная мотивация сожжения: на старославянском языке текст Священного Писания звучит пусть и почти непостижимо, но несоизмеримо более торжественно («Иже херувимы»), чем на этом, как его – на действующем русском. Авторы настоящего исследования скромно полагают, что причина несколько иная: в оных книгах содержится предельно внятная моральная оценка деяньям «доброго барина Кирилла» и большинства его сословия. Полезно ль было правящему классу, чтобы ее могли самостоятельно прочесть и осознать, скажем, отцы, матери и братья тех самых «горничных» – вопрос вполне наивный. А потому – в печь все девять тысяч экземпляров, пусть даже это есть чистой воды святотатство.
Далее, дети, появлявшиеся на свет в итоге таких «занятий рукоделием», часто рассматривались «господами» как обычные «дворовые». Которых можно было пороть на конюшне, менять на собак или просто продавать. (Объявление в газете «Киевские губернские ведомости» за 1838 год: продается « 1) Дворовая девка с малолетним ее сыном – 50 руб. серебром + 10 руб. ассигнациями. 2) Мальчик-подросток – 100 руб. серебром. + 10 руб. ассигнациями. 3) Дворовая девка – 130 руб. серебром + 10 руб. ассигнациями.») Торговать собственными единокровными чадами, пусть даже незаконнорожденными – это, очевидно, означало то, что не прощается вовеки: полное и необратимое расчеловечивание «сословия господ». К большинству из которых относились как к хорошо одетым, порою даже и культурным, нелюдям. (В современном понимании, примерно как к псайклам из голливудского фэнтези «Поле битвы – Земля».)
Поэтому неудивительно, что огромная масса народа, всегда воспринимавшая мир сквозь призму Десяти заповедей, смотрела на всех этих «Салтычих обоего пола» как на обыкновенных выродков. Разумеется, это ощущение сохранилось и после реформы 1861 года, со всеми ее «временнообязанными», выкупными платежами и прочими феодальными мерзостями. Как бы то ни было, но в 1918 году были живы миллионы людей, которые отнюдь не забыли времена «флигелей с горничными». И в момент начала Гражданской войны, сопровождавшейся масштабной интервенцией с непрерывными тогдашними Одессами, Донбассами и Горловскими мадоннами, все вышеуказанное сразу всплыло в массовом сознании.
И на острие этого воспоминания, к несчастью своему, почти наверняка оказались Николай II и его семья. Просто как символ воплощения всего того, что ранее возглавляло и охраняло противоестественную практику расчеловечивания. Собственно, в качестве одного из оснований для ареста Николая II и его семьи в Царском селе и последующей «эвакуации» в Сибирь Временным Правительством (как полагали поначалу, «до переправки в Англию») были обозначены именно защита от разгневанного революционного народа и обеспечение безопасности бывшего царя и его семьи.
Дата добавления: 2018-10-27; просмотров: 166; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!