PS. Жора – Георгий Александрович Чуич ушел от нас в мае 2013 года. 61 страница



И выключил телефон.

 

КНИГА ТРЕТЬЯ

СТЕНА ПЛАЧА

                 Поднимитесь по ступеням материи, и вы найдете Дух.

                 Поднимитесь по ступеням сознания, и вы найдете Бога.

                                                                                      Эдуард Шюре

                                  

 

ЧАСТЬ ВОСЬМАЯ

НЕ РАВНЫЙ МНОГИМ

 

                                                                  Lato maestro                                                               

                                                                  Свободный художник (Лат.)

 

                                                   Глава 1

 

Ученый, с убедительными выкладками и ссылками на авторов, известных и незнакомых мне специалистов, он говорил теперь сухо и лаконично, только факты и факты, доказательства, статистика, безупречная и безукоризненная аргументация, академическая дотошность, даты, школы, имена, все о смерти, по-русски, с привлечением общепринятых в науке штампов на латыни и греческом, на английском (punctum no return), на немецком, на французском и даже на иврите. Все о смерти. Врач! С клятвой Гиппократа в сердце. Что мы знаем о смерти? Все. Или почти все. Я знаю, что существует ген смерти, что этот ген иссякаем, конечен, что в конце концов приходит время, когда с этого загадочного гена перестает считываться информация, необходимая для поддержания жизни клетки или организма, или популяции организмов, и - все, приходит конец. Конец света, конец существованию, конец всему – бедам и радостям, счастью и страстям, умирает боль и любовь. Смерть – причина многих огорчений, но и освобождение. Человек истаивает, как отгоревшая свеча, как вчерашний снег на ладонях Бога, которые на протяжении жизни грели и ласкали его.

- Ты меня слушаешь?- спросил он, когда я размышляя, задумчиво стал рассматривать свои ногти.

- В самом деле,- сказал я,- смерть не очень приятная штука.

- На свете нет ничего интереснее,- возразил он.- Грань между жизнью и смертью неуловима только на первый взгляд…

Как и вчера ярко светило солнце, стало тепло, я расстегнул даже молнию на куртке, в огромных стеклах его массивных очков отражалась улица, это был маленький черно-белый экран, там все жило, дышало, спешило… Никаких признаков смерти.

- Лучше инсульт, чем инфаркт или язва,- продолжал рассказывать Юра,- прицельный направленный выстрел. Разрыв сосуда должен произойти в ромбе продолговатого мозга. Выстрелить надо точно в дыхательный центр или в турецкое седло, или…

- Выстрелить?

- Лучом лазера по китайскому меридиану, по точке, например, су-ляо. Это не составляет большого труда: она ведь на самом выдающемся месте!

- На каком «самом»?

- На кончике носа. Или по точке шан-син…

- Я знаю,- сказал я,- что самые жизненно-опасные точки находятся в области сердца.

- Да, лин-сюй, жу-чжун, чжоу-жу… Это область левого внутреннего кармана пиджака. Как правило, сюда и кладут пластинку… Защитную металлическую пластинку.

Юра приопустил очки и внимательно посмотрел на меня поверх оправы, словно принимая решение: продолжать свою исповедь или достаточно и того, что сказал.

- Я работаю с точкой хуэй-инь. Это самая надежная точка.

Я выжидательно молчал. Он не удержался:

- Это точка в самом центре промежности, между…

- В самом центре? Но…

Я с недоумением смотрел на него.

- В том то и дело, что с голым человеком справиться проще простого.

- А король-то голый!- воскликнул я.

- Вот именно,- сказал Юра,- голый всегда менее защищен, если не безоружен. Ну, а попасть лучом в промежность – это уже дело техники.

- Представляю себе,- сказал я,- здесь нужна изворотливость и изысканная сноровка… Мне казалось, что c носом все проще.

- Как раз нет. С носом я зачастую оставался «с носом». А вот в сауне или в бассейне, на безлюдном пляже… Мои подопечные любили большей частью проводить свой доcуг в чем мать родила. Вот я и пользовался этой их слабостью…

Он рассказывал мне о способах убийства, как рассказывают сказку о белом бычке.

- Хотя все зависит от задачи: какая смерть тебе нужна - мгновенная или через час, или два, через сутки, или к празднику Святого Петра. В этом и есть профессионализм. Это как попасть в десятку. И совершенно не важно, это клетки мозга, сердца, кишки или крайней плоти: у каждой один и тот же геном, и ему предоставлено право решать: когда и где делать дырку в сосуде!

(Тина, вдруг подумалось мне, никогда бы так подробно об этом не рассказывала. Об убийствах, о смерти. Мне стало любопытно её отношение к смерти. Спрошу при встрече, решил я).

Мы брели по какому-то тенистому малолюдному скверу, неожиданно он остановился и засунул свой кейс между ног.

- Давай я понесу,- предложил я.

- Я сам. На-ка, примерь.

 

 

                                                 Глава 2

 

Он вдруг сдернул, как скальп, с головы свои черные с проседью кудри, оказавшиеся ничем иным как обычным париком, и протянул его мне. Я смотрел на его коротко стриженную белую голову, напоминающую матовый стеклянный плафон, едва сдерживая себя от того, чтобы не расхохотаться.

- Держи,- сказал он и расхохотался сам.

Еще бы! На моем месте каждый бы был удивлен. Мы стояли и просто ржали, как кони, хватаясь за животы и корячась от смеха. Я все-таки напялил на голову этот легкий еще теплый шлем из чужих волос, и первым моим желанием было посмотреться то ли в зеркало, то ли в какую-нибудь стекляшку, чтобы увидеть, на кого же я стал похож. Я даже подбежал к стоящему в двух шагах спортивному авто, за рулем которого вальяжно восседала прекрасная брюнетка, и, упав перед ней на колено, заглянул в боковое зеркальце.

- Окей! - проговорила она, улыбаясь и показывая мне свой прекрасный кулачок с оттопыренным вверх большим пальцем. - Ты смотришься очень хорошо! И нажала на акселератор.

Юра тем временем перестал улыбаться, снял очки и своими близорукими глазами уставился на меня, ожидая, когда я, наконец, подойду к нему. Без парика и очков он выглядел совсем чужим и, пожалуй, беспомощным. Он стоял, как слепой в ожидании поводыря. Потом все оказалось до смешного просто. Оказалось, что парик и очки представляют собой некое единое устройство, объединенное тончайшим, незаметным с виду, проводком, который связан с минигенератором СВЧ, пристегнутым к внутренней подкладке его кожаной куртки. Теперь мне стало ясно, почему он не снимает ее, даже когда лежит на диване.

- Не шевелись,- сказал Юра и выждал секунду-другую, пока я осознавал происходящее.

Он подошел почти вплотную и, с той же нерешительностью, как и минуту тому назад, замер, как бы соображая про себя, совершать ли задуманное или повременить.

- Смелее,- поторопил я его, и он согласился:

- Ладно.

Я хотел было взять очки, но Юра, как и в прошлый раз, когда я пытался сдернуть их с него, чтобы заглянуть в глаза, ловко перехватил мою руку и увел в сторону.

- Я сам.

Я только пожал плечами. Он сам водрузил очки на мою переносицу, и только теперь я смог оценить всю полноту той несвободы, которая преследует каждого, очутившегося не в своей тарелке. Я был пойман и взнуздан, как дикий скакун лассо, затягивающимся на шее при любой попытке высвобождения. Невозможно рассказать, какое было первое впечатление от тех красот, вдруг заполнивших мир, в котором я очутился. Сначала я, признаюсь, испытал чувство страха. Оказавшись во власти этих волшебных стекол, я погрузился в мир непередаваемых радужных красок, которые в первый момент меня ошеломили и, конечно же, напугали.

- Поправь, если испытываешь какие-то неудобства.

Этого поправить не мог никто. Тот мир, где я жил до сих пор, тотчас поблек, растворился и умер. Здесь же господствовала безбрежная сказочная пульсирующая стихия световых переливов и волшебный калейдоскоп нежных акварелей. Я понимал, что все дело, так сказать, в шляпе, в Юрином парике и очках, которые и обездвижили меня, послав в глубокий нокаут.

- Сейчас это пройдет,- услышал я его голос,- не волнуйся, это бывает с каждым, кто не подготовлен.

Я повернул голову в его сторону и едва не ослеп. В глаза ударило пламя огня, как из-за внезапно открывшейся заслонки мартеновской печи. Я отшатнулся назад и прикрылся рукой. Как от удара.

- А теперь убери руку и смотри на меня!

Его голос меня успокоил, я медленно отвел руку в сторону, готовый тут же прикрыть глаза. Я никогда не забуду этот миг, я забуду свой первый поцелуй, свой первый прыжок с парашютом, я забуду Париж, Рим и атолл нашего острова, но не этот чудесный миг. Юра сиял и светился, и мерцал, как мерцают в ночи светлячки, фосфоресцировал, как море в теплом ночном сентябре, а вокруг его головы, дрожа и переливаясь красками, сиял золотисто-оранжевый бархатный серп, ясный и нежный, как у всех святых, как у Иисуса Христа, завораживающий нимб. Я стоял, каменный, очарованный этой красотой, и не мог вымолвить ни слова, ни звука. Я не мог даже выдохнуть – у меня перехватило дыхание.

- Я знал, что тебе понравлюсь,- сказал Юра.

Когда он произносил эту фразу, я видел его шевелящиеся толстые, как пиявки, фиолетовые губы и сощурившиеся в улыбке бездонные глаза – два завораживающих и затягивающих тебя колодца, как две манящие пустоты, наполненные магией покоя и неги. Я не мог оторвать от них глаз.

- Дыши,- сказал Юра и снова улыбнулся.

 

 

                                       Глава 3

 

- Здесь очень важно выбрать мишень. Найти жертву не составляет труда, - сказал он. В мире много людей, у которых есть много денег. Как правило, все они больны. Выбирать нужно тех, в ком уверен. И тут не обойтись без моих очков. С их помощью я вижу ауру жертвы, компьютер ее анализирует, я получаю точный диагноз. Если возникают сомнения, я прибегаю к изучению радужки, слюны, мочи, крови, да чего угодно, могу даже выкрасть историю его болезни с тем, чтобы не было никаких ошибок. Само собой разумеется, что нельзя оставлять никаких следов. Я работаю сам, инкогнито, используя совершенные способы коммуникации и расчета со своими сподвижниками. Меня никто никогда не видел, у меня нет друзей и знакомых, нет…

- Как ты можешь взять кровь?

- Я стараюсь без нее обходиться, только раз мне пришлось…

Скарификаты кожи, слюна, волосяная луковица… У меня есть аналитический экспресс-центр. По клеткам луковицы или крови, или любым другим мы проводим анализ ДНК, и я узнаю траекторию дальнейшей жизни своего пациента.

- Траекторию жизни?

- Мы тогда так и не смогли создать лабораторию. Тот пожар…

- Да пожар подпортил нам жизнь,- согласился я.

- Так было суждено, и жалеть об этом смешно. В нашем деле ведь что главное?

- Не укакаться,- нашелся я.

- Верно! Это верно. Так вот, главное – диагностика! Скажем, по радужке глаза…А помнишь, как мы по набуханию митохондрий или по густоте рибосом на ретикулуме определяли живучесть клеток?

- Жизнеспособность.

- Ну да. Ты это помнишь?

Я кивнул: помню, конечно! Такое - не забывается!

- Верный и точный диагноз – это сигнал к действию, начало операции по захвату противника. Как на войне.

- В этом,- сказал я,- я разбираюсь. Мы с Мак Нейлом научились диагностировать рак по состоянию всего лишь одной молекулы.

- Этим сегодня никого не удивишь.

Я был удивлен тем, что он сказал. Нам не просто было этого добиться. А его это не удивляло! Что еще он умел?

- Что такое траектория жизни? Ты меня интригуешь.

- Это наука хитрая, тонкая, прецизионная,- сказал Юра, и, по всей видимости, хотел было ознакомить меня с ее основами.

- Это поиск конца генетического кода?- спросил я.

Мы ведь с Жорой тоже прошли этот путь! Мне было бы жаль, если бы Юра стал наполнять этими скучными подробностями наш разговор. Но он сделал вид, будто не заметил моего вопроса.

- Поиск конца кода,- сказал он,- это начало конца поиска истины…

Теперь я переваривал сказанное.

- Мы с Жорой тоже,- заметил затем я,- долго мучились…

Юра улыбнулся.

- Да,- сказал он,- теперь ясно всем: это просто!

- Да,- сказал я,- вот тогда-то мы с Жорой и вспомнили тебя…

Юра посмотрел на меня и улыбнулся. Он вдруг умолк. И запал его спал. Мы молчали. Но я знал, что у его еще много невысказанного и такого, что уже не вмещается в его голове. И Юра этим тревогам и мыслям давно ищет выход. Кому же рассказывать, как не мне?! Я видел, как думали его глаза: продолжать рассказ?

- Выбирать мишень самое трудное,- сказал я, чтобы сдвинуть его с мертвой точки.

Он кивнул, посмотрел мне в глаза и сказал:

- Трудно промахнуться. Они все отвратительны…

- Все?

- Выбирать легко. У каждого Александра Македонского есть свой Аристотель, но нет такого Цезаря, у которого не было бы своего Брута.

Я подумал и согласно кивнул: нет!

- В окружении толстосума, - продолжал Юра, - есть люди не только обиженные, завидующие ему, но и ненавидящие его. Они без труда сделают для тебя за какие-то тридцать сребреников все, что ты пожелаешь. Чтобы насолить или даже усыпить шефа. Как пса. Двух-трех фраз мне достаточно, чтобы выбрать маршрут следования или вечеринку, или что-то еще, что помогает мне приблизиться к своему объекту. И тут, ты теперь понимаешь, дело не в деньгах…

Я снова кивнул: это ясно!

- От смерти уйти нетрудно, - вдруг произнес Юра.

К чему он это сказал, я так и не понял. Поэтому мы просто молчали…

- Как ты представляешь себе свое будущее?- наконец, спросил я.

Юра поставил чашечку с кофе на стол, облизнул кончиком языка верхнюю губу и произнес:

- Будущее всегда неизвестно. Хотя, знаешь…

Мы даже и предположить тогда не могли, что готовило нам наше будущее. И тут уж Тиночка постаралась! Я уверен! А кто мог так ещё?

 

 

                                       Глава 4

 

Я давно хотел задать ему свой вопрос, упрекнуть что ли:

- Но ты же убиваешь людей?

- Разве они этого не заслуживают? Люди, и только слепой этого не видит, а ты знаешь это не хуже меня: люди – это враги жизни…

Юра взял со стола зажигалку и привычным движением чиркнул по ней, сотворив маленькое чудо – сизый вьюнок.

- И ты не видишь среди них никого, кто мог бы…

- Вижу. Не слепой. Но, знаешь…

Юра пристально посмотрел мне в глаза, затем:

- Они враги всей планеты Земля,- сказал он, любуясь дрожащим пламенем.- Из-за них в этом мире все наши беды. Уже нет признаков цивилизации – вот что страшно! Они ее уничтожили. А ведь здесь только мы, люди, и среди нас я мало встречал таких, кому можно доверить продолжение рода. Неужели ты этого не видишь?

И словно в подтверждение абсолютной безнадежности добиться от людей понимания, он швырнул зажигалку на стол, чтобы пламя ее больше никогда не вспыхнуло.

- Это тебя шокирует?- спросил я.

- Меня трудно шокировать. Я умею брать нервы в кулак. Первое время было, конечно, непросто.

- Только не говори, что ты не мучился угрызениями совести!

- Я всегда готовил себя делать добро.

- И поэтому ты так жесток!

- Не более, чем племя твоих сослуживцев, умертвляющих стада экспериментальных животных ради познания какой-то надуманной истины. Чушь собачья! Нельзя познать человека через петуха или крысу, экстраполяция результатов на человека – бред сивой кобылы! Марш Мендельсона или корзина роз по-разному воспринимаются годовалым бычком и невестой.

- Возможно,- согласился я,- но, знаешь, твое, так сказать, творчество киллера…

- Ты не поверишь,- перебил он меня,- но это такой креатив!

- Разве?

Он не ответил.

- Но люди достойны лучшей участи,- сказал я,- и отстреливать их, как бродячих собак…

Он только хмыкнул и ничего не сказал. Затем:

- Тогда живи себе и дальше в стране самодовольных уродов и деланных святош. Можешь и дальше холить и пестовать своих кретинов.

Я продолжал наступать.

- Но люди в большинстве своем добрые, и тупо отстреливать…

- Я не боюсь добрых людей,- сказал тогда Юра,- и всегда был справедливым.

Он был готов еще что-то сказать, но раздумывал. Затем все-таки произнес:

- И мне, повторяю, не нужен отстрел, как акт развлечения, как охота, мне нужна смерть как явление. Для ее изучения я отбираю людей, что похуже.

Его не смущало такое, на мой взгляд, довольно циничное отношение к жизни других.

- Но как можно знать, кто лучше, кто хуже?

- Я – знаю. И еще никогда не ошибся в выборе.

Юра сделал глубокий вдох и затем, глядя мне в глаза, на едином выдохе, чеканя каждое слово, произнес:

- Я вижу всюду заговор богачей, ищущих своей собственной выгоды под именем и предлогом – «для общего блага».

Он по-прежнему смотрел на меня гипнотизирующим взглядом змеи, в ожидании моей реакции на сказанное. Я молчал.

- Это Томас Мор. По-моему, прекрасная формула для оправдания любых телодвижений сытых и жирных, не так ли? Однажды наступил поворотный момент в моей жизни, и тогда я легко смирился…

- Оставим этот спор на потом,- сказал я.

- Какой же тут спор,- сказал он,- правда жизни. И тут уже дело совсем не в деньгах…

Он замолчал, затем:

- Как раз ДНК и является для меня той дичью, которую я уже на протяжении стольких лет выслеживаю.

- У тебя просто нет сердца!

- К счастью, зло имеет свои границы.

Так прошла эта ночь. Жуткая. Ледяная. Полная потного страха.

                                                 Глава 5

 

Я его не узнавал. Таким Юра никогда не был. Каким?- спросил я себя, и ответил: бездушно жестоким! И, пожалуй, ханжой, а заодно и циником. Если ты так легко отбираешь жизни, то мораль всегда найдет себе оправдание в выборе выражений: ты не только жесток и ханжа, и циник, ты, по всей вероятности, и урод. Выродок. Да ты просто животное, овощ, существо без проблеска света в глазах. Сознавать это было ужасно. Я терялся в догадках, и уже не в состоянии был ответить себе: нужен нам такой Юра?

Мы долго спали…

Позавтракав в ресторане, мы вернулись в номер. Он продолжал:

- Однажды,- сказал он, усаживаясь в кресло,- я был приглашен на вскрытие знаменитости и известного богатея. Воспользовавшись тем, что вокруг никого нет, я взглянул на него через свои очки: россыпь родинок на лице, невидимая простым глазом, Козерог (меченный!). Высвеченные полем моего генератора, эти китайские точки еще были живы, и стоило мне уколоть их лучом лазера - он открыл глаза. У каждого человека есть свой знак зодиака, и каждый носит на себе его печать. У каждого есть точки активности жизненной силы... И, скажем так, точки пассивности, точки, воздействуя на которые известным образом, можно не только угрожать жизни того, кто у тебя на прицеле, но и лишить его этой самой жизни. Нужно просто знать…

- Потрясающе!- воскликнул я.- Он открыл глаза и?..

- И я их закрыл. Эти точки, Стрелец, Рак, Весы, Водолей - окна в мир. Через них мы связаны с Небом. Глаз, лицо, ухо, кисть, стопа…

- Я все это знаю,- сказал я.

- Все? Мне понадобились годы…

- Мы тоже дурака не валяли,- сказал я.

- Они - как ставни на окнах: можно дать свет, а можно не дать.

- И никаких следов?

- Никаких. Если надо, я надеваю свои очки и вижу их даже на телеэкране.

- Это ново!


Дата добавления: 2018-10-26; просмотров: 184; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!