PS. Жора – Георгий Александрович Чуич ушел от нас в мае 2013 года. 60 страница



О третьем зайце, которого я хотел здесь подстрелить, мне даже думать не приходилось. Тину? Здесь? Подстрелить?..

Да какого рожна она здесь должна делать?

- Кап, - говорит Лена.

- Давай лей уже, - прошу я, - капаешь…

 

 

                                       Глава 25

 

- Все это очень интересно,- сказал Юра,- но как все-таки ты меня нашел? Ума не приложу, как тебе удалось выследить меня, я ведь почти каждый день меняю место своего пребывания не только в каком-то городе или стране – на планете. Ты же не случайно встретил меня на улице? Встретил бы – не узнал, но ты выследил, да? А это, замечу, не простое дело. За эти годы я научился заметать следы, вернее не оставлять их после себя. Могу себе представить твои возможности!

- Не можешь,- сказал я.

Мы сидели… Как он потом признался, у него была тысяча способов избавиться от меня, легко лишить меня жизни или на какое-то время обездвижить, как когда-то мы обездвиживали наших подопытных животных. Слава Богу, Юра ударил меня и потом узнал. Это было смешно слышать. Он, конечно, был ошарашен этой встречей. Зачем я здесь? Зачем я следил за ним? Что мне от него нужно здесь, в Иерусалиме, после стольких лет нашего отчуждения? Мы ведь, и правда, стали чужими. И главное – как я его нашел?

- Что, этот «Googlе» действительно так силен?- спросил он.

Я кивнул: да. В этом не было никаких сомнений.

В мистику он не верил, и все его умозаключения на этот счет трещали по швам. Как потом выяснилось, именно все эти вопросы и спасли меня от неминуемой гибели. Я, конечно, не имел никакого права так рисковать. Я надеялся, что наша встреча будет теплой и радостной, а трудность будет заключаться лишь в том, чтобы направить последующую его жизнь в русло спасения человечества. Именно такими высокими интересами я и хотел его прельстить – спасением человечества. Этот восхитительный на мой взгляд императив, я полагал, возьмет его за живое. Когда мы потом разговорились, и я рассказал ему идею пирамиды, и указал ему его место в ней, место спасителя, и убеждал, что то, чем он в жизни занят, такая дикая ерунда и чепуха, и недостойная его предназначения и смысла существования собачья чушь, он только удивился:

- Разве?

- Конечно! Ты же можешь спасать десятки, сотни тысяч людей…

- А я, по-твоему, чем занимаюсь?

- Но ты можешь нести людям добро, любовь, справедливость…

- А я что делаю?

Этими вопросами он ставил меня в тупик, но лишь до тех пор, пока не раскусил, не прочувствовал и не проникся нашей идеей. На это ушли считанные секунды. И все те годы, которые мы провели вместе.

- Пирамида, говоришь…- сказал он, покусывая нижнюю губу,- значит, пирамида.

- Ага,- сказал я,- нравится?

Он пристально и долго смотрел мне в глаза сквозь блики стекол своих роговых очков тяжелым воинствующим и всепобеждающим взглядом гипнотизера. Его черные глаза ни разу не моргнули. Затем он двумя пальцами правой руки аккуратно снял очки, опустил веки, а указательным пальцем левой поскреб переносицу. По всему было видно, как он сдерживал себя, чтобы не сорваться с петель.

- Да,- наконец произнес он,- твоя пирамида – это великолепно. Это даже, если хочешь, величественно!

Я знал, что ему понравится.

- Ты, значит, хочешь спасти этот мир?

Я молчал.

- Думаешь, он того стоит?

- Ага,- сказал я,- кури.

- Тебе не кажется, что проповедуя свою Пирамиду, ты мечешь бисер перед свиньями?- спросил он.

- Не кажется,- сказал я.

И бросил ему пачку его любимых сигарет («Кэмел»).

 

 

                                       Глава 26

 

Я рассказал ему и о виртуальном его прообразе, о том, с какими трудностями нам пришлось столкнуться, и сколько это стоило нервов и денег, о Сереже и Ларри и их «Google», и о том, как нелегко нам было с Жорой согласиться с выводами системы о роде его, Юры, деятельности.

- А чем занимается Жора?

- Ты так и не ответил, права ли наша «Шныра», вычислившая тебя, как киллера?

Юра молчал. Он подставил лицо остывшему вечернему солнцу, закрыл глаза и, казалось, уснул. Но он слышал мой вопрос.

- Я никак не могу взять в толк,- наконец произнес он, не меняя позы,- вы устроили на меня охоту, нет, вы развязали против меня целую войну. Но зачем? Согласись, ты воюешь ведь не против меня, а против чего-то в самом себе. Чего тебе в жизни недостает, и кого ты хочешь в ней победить?

Это был для меня неожиданный взгляд, я так никогда не думал, поэтому ничего ему и не ответил. Он открыл глаза и улыбнулся:

- Ладно, не думай над этим, лучше скажи, за что тебе дали Нобелевскую премию?

Об этом я мог рассказывать сутками.

- Мы создали способ,- сказал я,- продлевать жизнь людей путем модификации генома. Помнишь наши работы с модифицированной РНК, с наносомками? В этой премии, кстати говоря, есть и твоя доля. Мы искали тебя…

- Вы искали?…

Мне было жаль видеть кислую мину на его лице и не слышать ни слова в ответ. Видимо, я сказал ему то, чего не должен был говорить. Но я был твердо уверен, что и он своим усердием и кропотливым трудом участника наших экспериментов с генами имел полное право разделить с нами высокую международную награду и признание. Я так и сказал ему:

- Жаль, что ты тогда исчез.

Он не шевелился, темные очки прятали его глаза, но я знал, что они по-прежнему были закрыты. Он мог бы возразить, что исчез тогда я, а не он, и был бы прав, но он не возразил.

- И что же,- спросил он,- удалось вам продлить свою жизнь хоть на час?

Мышки жили вдвое дольше, а хомячки, те вообще…

- Хм!- хмыкнул он,- хомячки…

- Ну да, мышки и хомячки, не говоря уже о светлячках и дрозофилках!..

Юра снял очки и открыл глаза.

- Енох прожил 365 лет, Мафусаил и Иареб – более 900.

Это было сказано, как упрек: какие мышки, какие хомячки и дрозофилки!? Я не знал, что на это ответить.

- В Индии есть такой раджа – Тапасвиджи,- сказал Юра, держа свои очки большим и указательным пальцами и долго пристраивая их на переносице,- у отрогов Гималаев он встречал старика, прожившего 5000лет.

- Ты в это веришь?

- А сам прожил 186 лет. В 90 лет он принял эликсир Калиостро, вдвое удлинив свою жизнь.

- Этот эликсир мы изучили до атома,- сказал я,- он заметно удлиняет нить ДНК. И Калиостро, и Сен-Жермен, и служанка маркизы де Помпадур, ошибочно хлебнувшая из флакона эликсира бессмертия и превратившаяся в девочку, все они прожили так долго благодаря…

- Ты не назвал Сунь Мина, прожившего более пятисот лет, - сказал Юра.

- А наша Сэй Сенагон, - прихвастнул я, - совсем не стареет. Ей уже за семьдесят пять, а у нее даже выросли зубы. А недавно родила, представляешь!

- Я знаю, - сказал Юра, - что царь Давид спал с красавицей Ависагой Сунамитянкой и прожил…

- Да, - перебил я, - я знаю.

- А ты, - спросил Юра, - ты спишь с красавицами?

- Я пью «золотой эликсир» даосцев кин-тан, состоящий из 999 компонентов. Он не только повышает активность, но и…

- Ты так думаешь?

- Хочешь отпить? Держи…

Юра улыбнулся.

- Мне еще нет и...,- сказал Юра,- доживем до 90, вот тогда и выпьем. Но ты так и не ответил.

- Сплю-сплю, - сказал я, - как царь. А как же!

 

 

                                       Глава 27

 

- А вторая?- спросил он.

- Что «вторая»?

- Премия?

Я расхохотался.

- Вторую,- сказал я,- мы разделим с тобой, с Аней и Жорой… С Юлей!

Мой хохот его явно обидел, он встал и посмотрел на меня сверху вниз через свои черные стекла так, что мне стало не по себе. Я тоже поднялся, чтобы чувствовать себя поуверенней, а он снял очки и потер кулаком правый глаз. Затем улыбнулся.

- Вы что снова вкупе? - спросил он. - Что вы опять затеяли?

- Твои усики меня убивают,- сказал я.

- Ладно,- сказал он,- идем, дважды лауреат. Кто такая Юлия?

- Потом расскажу.

Через некоторое время мы уже брели по какой-то кривой узкой улочке, он шел впереди, я за ним. Солнце скрылось за стенами домов, но верхушки деревьев еще золотились, было тихо, дул встречный прохладный ветер.

- Зачем же теперь я тебе так нужен?

Он остановился и обернулся, дожидаясь меня.

- Может, ты хочешь поделиться со мной своей долей?

Хотя, казалось бы, ничего не произошло такого, что могло бы повредить нашему будущему, меня не покидало ощущение, что он не доволен той ролью, которая ему отводилась в нашем союзе.

- Ты только не сердись,- сказал я,- но…

- Я забыл, как это делается.

В его глазах я, по-видимому, казался ему чересчур успешным и самоуверенным. Но у меня не было никакого комплекса неполноценности в отношении собственных успехов, я шаг за шагом продвигался к намеченной цели и приглашал его перебраться на эту тернистую, но, я уверен, интересную для него тропу счастья. Он, как и Аня, колебался. Ему, по всей видимости, было что терять, а взамен не хотелось получить кота в мешке, это было ясно. Но я ведь не пустил в ход свои козыри, а они у меня были. Я даже не решался спросить, нравится ли ему сама идея пирамиды. Какие у него планы на ближайшее будущее, нашел ли он в жизни свое дело, есть ли у него семья, дети, любимая женщина или хобби? Что если он владелец небольшой солильни или пивного бара на Лазурном берегу? Я этого не знал. Но я уже твердо знал, что у него есть мечта, и он готов все отдать, чтобы она осуществилась. Оставалось сформулировать эту мечту. Я прикидывал про себя, что бы могло заинтересовать его больше всего на свете – деньги, слава, власть?.. Все это когда-нибудь должно интересовать мужчину. А пирамида вмещала в себя все земные и неземные ценности, она была всеядна, и каждому, кто участвовал в ее сооружении, находилось место по душе. Деньги и дух здесь служили друг другу, и счастье созидания можно было потрогать руками. Об этом я и хотел рассказать Юре.

И все же мы потихоньку продвигались навстречу друг другу.

- Теперь ты знаешь, зачем я за тобой охочусь вот уже несколько месяцев подряд.

Я хлопнул его по плечу.

- Нет,- сказал он,- пока нет.

Наступил вечер. Мы теперь сидели на зеленом диване, он курил. Это был долгий и нескучный разговор. Он неспешно, и я заметил, не без удовольствия, рассказывал историю за историей, а я, признаюсь, ловил каждое его слово. Это был прекрасный отчет с иллюстрациями и графиками, дебит, кредит, аванс, адреса и страны… У меня даже голова разболелась от избытка информации, пришлось принять таблетку. Кстати, многое из того, о чем он рассказывал, я уже слышал от него вчера в обрывках фраз, которые пытался самостоятельно слепить в его отсутствие в более отчетливые и понятные картинки из его жизни. О чем-то догадывался, что-то предполагал и домысливал. Не все у меня клеилось. Скажем, я четко не мог представить себе, чем он зарабатывает на жизнь. Убийствами? Он - киллер? У меня это не укладывалось в голове. Однажды я был свидетелем, как когда-то, дождь лил, как из ведра, он спасал муравья, уцепившегося за щепку, несущуюся в потоке воды. Меня поразило тогда, как он, с его-то диоптриями, заметил этого муравья. Мне запомнился этот случай, и теперь он приятно удивлял, радуя мою память, но и перечеркивал все мои представления о том роде деятельности, которым Юра занимается сегодня. Нельзя не признать, что жизнь-таки меняет людей.

Потом была жуткая, ледяная ночь, которая, казалось, просто съежилась от холода. Или от страха? Мне вспомнилась почему-то Тина. С нею страх показался просто дешёвкой, пустотой, мелочью…

 

                                       Глава 28

 

Речь зашла о судьбе ученого в нашей стране.

- Наши ученые,- сказал Юра,- сейчас продают трусики и лифчики или бегут с этой страны, как…

- Как крысы с тонущего корабля,- бросил я крылатую фразу.

- Да нет. Просто мозги всегда текут туда, где могут найти себе применение. Без работы мозги усыхают…

Он задумался на секунду и продолжал:

- Так вот, сегодня ученые в твоей славной стране или торгуют лифчиками, или утекают, или спиваются и дуреют, просто сходят с ума… Я расскажу тебе одну такую историю, хочешь?..

- Это меня огорчит?

- Мне кажется, что мы уже не способны огорчаться,- сказал он и добавил,- впрочем, как и радоваться.

Я не рискнул спорить с ним и кивнул, мол, валяй.

- История такая,- сказал он и упал в кресло.

Юра долго устраивался поудобнее, давая мне знать, что рассказ будет длинным, и мне понадобится набраться терпения, чтобы дослушать его до конца. Я растянулся во весь рост на диване. 

- Некий пасечник,- начал он.

- Пасечник?!.

Я аж подпрыгнул в кресле: пасечник, пчеловод!

- Да,- сказал он,- пасечник, а что?

Я был поражен, ошеломлен, ошарашен – надо же! Я был невероятно горд за нашу «Шныру», ведь она предсказала мне встречу с Юрой-пчеловодом. Уже было ясно, что он никакой не пчеловод, и его рассказ о каком-то пасечнике меня развеселил.

- Да нет, ничего… рассказывай,- сказал я.

Юра посмотрел на меня внимательно и продолжил:

- Так вот, этот самый пасечник, мужик лет тридцати трех, известный среди друзей, как человек благонадежный, беспримерно добрый, а в чем-то даже робкий и милый, совершил поступок…

Затем Юра на едином дыхании рассказал историю… Нечто страшное…

Я был потрясен. Мы сидели в тишине и молчали.

- Так вот, - сказал он в заключение, - они…

- Ясно, ясно, - остановил его я, - можешь не продолжать.

- Они расстреливали его в упор, как затравленного волка, сделали из него решето...

- Да, это ясно.

- Он умер улыбаясь...

- Да-да...

- Словно счастье вернулось к нему.

Я выждал секунду, а затем сказал:

- Ты никогда не был счастлив, ты просто не знаешь, зачем тебе жизнь...

- При чем тут я?

- Ты же про себя рассказал всю эту историю.

Юра помолчал, затем произнес:

- Я знал, что ты догадаешься. Вот только жив... И правда - зачем?

В наступившей тишине слышно было, как за окном пукали рассыпающиеся звездным дождем разноцветные шарики праздничного фейерверка, один за одним, один за одним…

- Извини,- сказал я,- я сначала не догадался…

- Страна, пренебрегающая интеллектом своего народа сегодня,- заключил Юра,- завтра будет мыть клозеты соседа. Всегда было так. Ведь до сих пор так и не находят пророка в своем отечестве…

 

 

                                               Глава 29   

 

Какое-то время мы молчали, потом он снова заговорил.

- Я тоже был близок к сумасшествию,- сказал он,- ведь если бы не случай… К счастью, мне удалось вырваться из страны, пришлось переквалифицироваться. Я не жалею. Я узнал другую среду, другие традиции и обычаи, другие правила жизни и игры, которую люди ведут непрестанно. От чего-то пришлось отказаться, но люди меня ничем не удивили – они везде одинаковые. Помнишь, мы в нашей бане проводили мальчишники, даже вели протоколы заседаний. Это была хорошая школа, ключевые моменты бытия мы понимали правильно: продолжение рода, еда, творчество. И все нанизано на стержень удовольствия. Вне зависимости от того, кто ты - араб или негр, коммунист или мусульманин.

- Помню, помню,- сказал я,- как же, как же…

Но он не слышал меня.

- И все же навыки, которые ты получаешь в молодые годы, во многом определяют твою судьбу, верно?

Я кивнул и не стал оспаривать его постулаты насчет стержня удовольствия и линии судьбы, я просто слушал и выжидал момент, когда он хоть словом обмолвиться о своей карманной лаборатории - невзрачном черном кейсе, который он все время таскал с собой. Портфель словно был приклеен к руке. Он как-то сказал, кивнув на него, что без него он, как без рук. Может быть, там минивинтовка с оптическим прицелом, спросил я. Он только хмыкнул. Теперь этот черный ящик лежал на соседнем кресле и отвлекал мое внимание. Мне все время чудилось, что он вот-вот откроется и из него выпрыгнет какой-нибудь современный джин. От Юрки всего можно было ожидать, хотя он и не был фокусником.

Я пил кофе, чашка за чашкой, и курил, сигарета за сигаретой. Я все ждал и ждал этой самой минуты появления чуда, но он говорил о земных проблемах, разные страны, какие-то немыслимые профессии (в Каннах, например, он собирал цветы жасмина, за что получал до двадцати франков за смену), изучал языки (японский так и не выучил) и даже какое-то время работал в цирке. Я вздохнул с облегчением, когда он из Китая перебрался в Европу, это случилось два года тому назад, и с тех пор, живя в Париже, мог позволить себе вылетать в другие страны только по собственному желанию, у него теперь был выбор.

- Ты в Париже живешь?!

Я был ошеломлен.

- Почему ты так удивляешься?

Я не удержался, чтобы не рассказать, как всего месяц тому назад, я бродил с Аней по Елисейским полям, как мы с нею путешествовали на автомобиле в Монако, были даже в Ницце и Каннах, и теперь я знаком даже с принцем Альбертом.

- С князем, - поправил он.

- Ну да – теперь, с князем.

- Я знаю,- сказал он, не меняя выражения лица.

А я потерял дар речи: как так «я знаю»! Я налил себе коньяку и сделал глоток.

- Ну-ка, ну-ка,- сказал я, встав и усаживаясь поудобнее на диване,- давай, рассказывай.

То, о чем он рассказал, меня поразило. Он давно поселился в Париже, и однажды, случайно, встретив Аню, ей не признался. На протяжении этих лет время от времени приходил в кабаре, чтобы видеть ее и, как он признался, наслаждаться ее обществом, разумеется, инкогнито, в парике и с усами, предаваясь ностальгии по прошлому.

- Почему же не подошел?

Никто бы не удержался и не смог сформулировать вопрос по-другому, но он не собирался на него отвечать. Он снова пропал в воспоминаниях, и мне уже трудно было следить за нитью его рассказа. А у него, так во всяком случае я определил, полетели тормоза, он не мог остановиться, его несло, как ту щепку с муравьем, которого он когда-то спас, и я старался помочь ему тем, что всем своим видом изображал внимательного слушателя. Я понимал: он никому так подробно не рассказывал о себе, а во мне он нашел того, перед кем можно было раскрыть хоть какие-то карты. Мне подумалось, что о его похождениях можно было бы написать роман. Мелькнула мысль и о возможном курсе психотерапии. У него и язык, и руки просто чесались. Минута, та злополучная минута в тот вечер так и не наступила. Жалея его, я так и не получил ответ на свой главный вопрос: чем ты живешь? К тому же и джин остался сидеть в своем кейсе. Мы снова ночевали в моем номере, а наутро пошли просто бродить по городу. И я, и он как-то попритихли, поуспокоились, как-то вдруг спало напряжение, и между нами установилась прежняя теплая и доверительная атмосфера. Мы поздно проснулись и поздно позавтракали, настроение было прекрасное, теперь мы брели, не зная куда, затем присели на камни. Он сам начал свое повествование. Он прочитал мне красивую, умную, строгую с приведением конкретного фактического материала лекцию о смерти.

- Я изучил самые знаменитые смерти – фараонов, царей… Александра, Цезаря, Тутанхамона, многих вождей, Ленина, Сталина… Ромео и Джульетты и Ивана Ильича, да, многих… Я добрался даже до Лазаря и до Самого Иисуса Христа. Это были прекрасные годы познания жизни. И смерти, конечно. Стремление познавать - наиудивительнейшая черта человека. Если ты любопытен к жизни, тебе никогда не будет скучно, и она никогда тебе не надоест. Мне надоело…

Юра неожиданно прервал свой рассказ, взял телефон и набрал номер.

- Алло, - сказал он по-русски, - все отменяется, я перезвоню.


Дата добавления: 2018-10-26; просмотров: 191; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!