Соотношение международного и внутригосударственного права постсоветской России
Вопрос о характере взаимосвязи и взаимодействия международного и внутригосударственного права фактически всегда находился в поле зрения отечественных исследователей. Об этом свидетельствуют как многочисленные публикации по данной тематике, так и проводившиеся научные дискуссии.
Интерес к проблеме взаимоотношения международного и внутреннего права России сильно возрос после принятия Конституции 1993 г. Статья 15 Конституции России впервые за всю историю развития конституционного права в нашей стране закрепила положения, которые вызвали неоднозначную реакцию среди наших специалистов в области международного и внутригосударственного права и послужили причиной многочисленных научных дискуссий. В Конституции сказано: "Общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры Российской Федерации являются составной частью ее правовой системы. Если международным договором Российской Федерации установлены иные правила, чем предусмотренные законом, то применяются правила международного договора" (п. 4 ст. 15).
Принятие данной статьи свидетельствовало о том, что Россия прошла огромный эволюционный путь в осознании сути международного права и в решении вопроса о характере его отношений с внутренним правом. Отправной точкой на этом пути было безусловное признание приоритета отечественного права над международным. Широко распространенными являлись суждения о том, что международное право "должно быть включено в систему советского права как его отрасль"*(978), а также размышления о советском международном праве*(979) и приоритете советского права над международным правом*(980).
|
|
|
Промежуточной стадией на данном пути было признание в 60-е годы приоритета норм международного "договорного" права и появление в 70-е годы под влиянием прозападных настроений сначала весьма робких, а позднее и более открытых суждений о необходимости признания примата международного права над национальным. При этом некоторые авторы методично проводили мысль о том, что поскольку международное право не отделено от национального права "китайской стеной", постольку нет и смысла говорить об относительной самостоятельности и независимости этих двух правовых систем. Примат должен быть у международного права.
Выступая против такого рода воззрений, известный ученый-международник Е.Т. Усенко вполне резонно замечал, что "возражения против самостоятельности двух правовых система научно необоснованны. Они строятся на аргументах, которые в науке логики именуются аргументами ad hominem, то есть на таких доводах, которые адресованы к чувствам и впечатлениям человека, не исходят из анализа существа дела, не являются аргументами ad rem"*(981).
|
|
|
Наконец, последним этапом на пути выработки представления о международном праве и о характере его отношения с российским правом стало усиленное формирование во второй половине 80 - начале 90-х годов мнения о необходимости и важности признания безусловного примата международного права не только в сфере договорных отношений государства Российского, но и в других областях взаимодействия международного и внутригосударственного права*(982).
Апофеозом всей этой своеобразной "кампании" явилось принятие положения о включении значительной части норм международного права во внутригосударственное и его законодательное закрепление сначала в Конституции, а затем и в других нормативно-правовых актах. В частности, со ссылкой на Конституцию России Гражданский кодекс Российской Федерации почти текстуально повторил основное положение п. 4 ст. 15 Конституции. В п. 1 ст. 7 Кодекса говорится, что "общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры Российской Федерации являются в соответствии с Конституцией Российской Федерации составной частью правовой системы Российской Федерации".
|
|
|
В Гражданском кодексе вслед за Конституцией России повторилось положение, в соответствии с которым составными частями правовой системы России объявляются не только "международные договоры Российской Федерации", но и "общепризнанные принципы", а также "нормы международного права". Правда, в данном нормативно-правовом акте ничего не говорится о юридической силе международных договоров России по отношению к внутренним законам, как это делается в Конституции России, устанавливающей безусловный приоритет международных "договорных" норм перед нормами, содержащимися в законах. И это вполне понятно в силу конституционного закрепления данного общего для всех отраслей права положения.
Однако гражданское законодательство в решении вопроса о характере соотношения международного договорного права пошло дальше конституционного права. В развитие конституционных положений, закрепляющих примат международных договорных норм, Гражданский кодекс России установил также, что международные договоры Российской Федерации к ряду отношений, указанных в самом Кодексе (п. 1-2 ст. 2), применяются непосредственно, "кроме случаев, когда из международного договора следует, что для его применения требуется издание внутригосударственного акта". Речь при этом идет об отношениях, возникающих при определении правового положения участников гражданского оборота, оснований возникновения и порядка осуществления права собственности и других вещных прав, отношениях, касающихся исключительных прав на результаты интеллектуальной деятельности (интеллектуальной собственности), защиты неотчуждаемых прав и свобод человека и других нематериальных благ, "если иное не вытекает из существа этих нематериальных благ", и др. (п. 1 ст. 7).
|
|
|
Конституционное закрепление положений, в соответствии с которыми общепризнанные принципы и нормы международного права, а также международные договоры Российской Федерации объявляются составной частью ее правовой системы, равно как и положений о безусловном признании примата международных договоров России перед ее внутренними законами, вызвало неоднозначную реакцию со стороны исследователей. Спектр мнений был и остается весьма широким. Им охватываются позиции как традиционного плана, безусловно поддерживающие и защищающие официальную точку зрения на характер отношений международного и национального права, закрепленную в российской Конституции, так и мнения критического плана.
Представители первой точки зрения, отмечая, что, объявив общепризнанные принципы, нормы международного права и международные договоры Российской Федерации составной частью внутреннего права, "Конституция отдала должное международному праву". Одновременно в литературе встречаются критические замечания относительно включения в правовую систему страны общепризнанных принципов и норм международного права на том основании, что они предназначены для регулирования только межгосударственных отношений. С подобной позицией согласиться трудно прежде всего потому, что все без исключения нормы международного права, в том числе договорные, предназначены для регулирования только межгосударственных отношений. "Другое дело, что одни нормы реализуются только в международных отношениях, а другие подлежат реализации во внутренней сфере государств, пройдя соответствующую процедуру"*(983).
Позитивно оценивают конституционное положение, допускающее включение общепризнанных принципов, норм международного права, а также международных договоров во внутреннее право России, многие отечественные авторы. Некоторые из них считают, что это "является историческим шагом огромной важности"*(984). Такое включение "коренным образом меняет понятие правовой системы России, ее структуру, ставит по-новому вопрос о соотношении, иерархии правовых актов по их юридической силе и содержащихся в них правовых норм". Конституционное признание данных принципов, норм международных договоров составной частью правовой системы России - "это не просто отсылка Конституции к международному праву, это нечто большее, что качественно изменяет нормативное содержание нашей правовой системы".
Иного мнения по вопросу конституционного рассмотрения общепризнанных принципов, норм международного права и международных договоров России как составной части ее правовой системы придерживаются другие ученые. Е.Т. Усенко, например, считает, что "достаточно однозначным выглядит утверждение, что весь этот конгломерат принципов, норм и договоров является составной частью правовой системы России"*(985). Подобное резко критическое отношение автора к рассматриваемой конституционной новелле вызвано, во-первых, тем, что "далеко не все нормы международного права по своему существу - как регуляторы межгосударственных отношений - могут найти место во внутригосударственном праве", которое в основном направлено на регулирование не межгосударственных отношений, а отношений иного рода. А во-вторых, тем, что "не каждый международный договор может стать источником внутригосударственного права вопреки его национальному закону"*(986).
Не касаясь анализа приведенных и иных точек зрения относительно допустимости включения общепризнанных принципов, норм международного права и международных договоров России в ее правовую систему, следует, однако, констатировать, что речь по существу идет не столько о включении или невключении как таковом, сколько о последствиях этого процесса. А именно - о признании или непризнании безусловного примата международного права по отношению к национальному российскому праву. Это следует из логики рассуждений авторов, а также из их выводов и замечаний о том, что своим нововведением "Конституция России заложила основы для утверждения в правовой системе страны приоритета норм международного права, включая договорные"; что Конституция закрепила положение о "принципиальном решении в ней вопроса о соотношении международного права и внутригосударственного права, признании приоритета международных договоров Российской Федерации над ее внутренними законами"*(987); что "сегодня перед Россией возникает проблема выбора между прежней дуалистической доктриной и монистической концепцией, исходящей из признания приоритета международного права над внутригосударственным российским правом"*(988).
Следует заметить, что если в подобных суждениях звучат по преимуществу позитивные или по крайней мере "нейтральные" оценки самой идеи примата международного права над российским внутригосударственным правом, то в других просматриваются совсем иные, резко критические, негативные оценки. Пора откровенно признать, пишет по этому поводу Е.Т. Усенко, что "обнаружившиеся еще в 70-е годы попытки внедрить в нашу международно-правовую доктрину концепцию примата международного права под флагом якобы нового слова в науке были одним из симптомов и проявлений начала разложения советской государственности". Субъективно они представляли собой реакцию на "идеологизированную выхолощенность" нашего законодательства в области политических прав человека, трудовых отношений, многих гражданских прав. Объективно же "они были направлены против государственного суверенитета страны". Международное право может весьма позитивно воздействовать на развитие национального права и национальную государственность, "если это воздействие осуществляется через и при посредстве самого национального права". Но международное право (его "стандарты") может использоваться и "как идеологическое средство расшатывания, и даже разрушения государственно-правовой системы страны, чему новейшая история, в том числе история нашей страны, дает убедительные примеры"*(989).
Указывая на теоретическую несостоятельность и научную бесплодность доктрины примата международного права, Е.Т. Усенко в то же время акцентирует внимание на том, что в практическом плане она может сыграть и в действительности играет негативную роль по отношению к национальному праву. Она ограничивает активность национального права "во всех тех многочисленных областях внутригосударственной жизни, куда проникает международное право"*(990), сводит его, по образному выражению Я. Броунли, "до положения пенсионера международного права"*(991).
Решая вопрос о характере отношений современного международного и внутригосударственного права России вообще и о примате международного права в частности, необходимо исходить из двух взаимосвязанных, взаимодействующих и в определенной мере дополняющих друг друга факторов-посылок: а) из факта все более глубокой и разносторонней включенности Российского государства и его правовой системы в мировое государственно-правовое сообщество; б) из фактора его неотчуждаемой суверенности, с учетом которой международное право, "закрепив право государства определять свою правовую систему", вместе с тем установило, что "при осуществлении суверенных прав, включая право устанавливать законы, государства сообразуются со своими обязательствами по международному праву"*(992).
При решении данного вопроса с учетом этих факторов-посылок не следует отходить от реальной, далеко не всегда согласующейся с теоретическими построениями действительности. Это означает прежде всего необходимость избегать какой бы то ни было идеализации международно-правовой жизни и международно-правовых отношений, участником которых является Российская Федерация, а также преувеличения, а тем более абсолютизации фактора включенности в мировое сообщество и реальной роли в нем современной России.
Современная Россия, как это ни прискорбно, далеко не та экономически, политически и в других отношениях сильная держава, которая могла бы на равных с другими мировыми державами, и прежде всего с США, вести свои международно-правовые дела, как это было до распада Советского государства. В силу этого она фактически, а не формально-юридически не может оказывать на процесс формирования и реализации норм международного права такое же влияние, как, например, Соединенные Штаты или другие экономически и финансово независимые государства. Элементарная логика подсказывает, а современная международно-правовая практика подтверждает (например, расширение в Европе "зоны ответственности" НАТО, попытки подмены миротворческих функций ООН, "гуманитарные" бомбардировки Югославии и т.д.), что в жизни процесс формирования и реализации международного права - это не всегда процесс согласования действий и воль всех суверенных государств, к тому же равных партнеров.
Теоретически и формально-юридически все государства - участники данного процесса выступают как равные партнеры и как носители равноценных государственных воль. Фактически же воля каждого государства, ее реальное содержание, стоящие перед ней цели и задачи, ее назначение, наконец, ее реальные возможности и нереализованный потенциал предопределяются реальными возможностями и нереализованным потенциалом ее носителя - конкретного государства. Вполне понятно, что чем сильнее государство, тем тверже, масштабнее в плане реализации своих устремлений его воля.
Исходя из этого, не будет преувеличением сказать, что процесс согласования в формально-юридическом отношении равноправных и равноценных государственных воль, лежащий в основе международного права, - это лишь некая теоретическая схема, своего рода международно-правовой идеал, который не всегда согласуется с действительностью. А действительность эта такова, что нередко в процессе формирования и реализации международного права более точным было бы говорить не о согласовании, а о прямом или косвенном (с использованием финансово-кредитных и иных рычагов при заключении стратегически важных международных договоров) давлении более сильных в финансово-экономическом и других отношениях государств на более слабые. Примеры подобного "согласования" воль государств - творцов международного права далеко не единичны. Они встречаются практически в каждой сфере жизни мирового сообщества и соответственно в каждой области межгосударственных отношений.
С учетом не только теоретических конструкций, повествующих о сути международного права как о результате согласования государственных воль, но и международно-правовых реалий в современной ослабленной в финансово-экономическом отношении России и следует решать вопрос о характере взаимоотношений ее внутреннего права с международным правом вообще и о примате международного права в частности. Важно при этом прислушаться к мнению тех специалистов в области международного права, которые совершенно справедливо утверждают, что все существующие концепции соотношения международного и внутригосударственного права "возникли не случайно". Каждая из них несет определенную социальную нагрузку. Все они "отражают не только личные позиции тех или иных авторов, но и вполне реальные интересы тех или иных государств". Можно даже проследить сложившуюся в рассматриваемой сфере общую тенденцию, суть которой заключается в том, что "сторонники примата международного права чаще всего представляли интересы сильных держав, которые в течение длительного времени оказывали значительное влияние на развитие международного права и в силу этого в определенном смысле являлись международными законодателями"*(993).
Данная тенденция в определенной степени сохраняется и в современном международном праве, в период существования однополюсного мира и неизбежного при этом финансово-экономического и иного давления одних "ведущих мировых держав" на все другие, включая Россию. Как показывает современная международно-правовая, политическая и финансово-экономическая практика взаимоотношений различных государств, в том числе России, это отнюдь не аномалии в мировом сообществе, как бы последние ни характеризовались теми или иными политологами и идеологами.
Конечно, это не означает, что Россия как активный участник процесса международно-правового нормотворчества и как субъект международного права должна стремиться к самоизоляции от мирового сообщества и не признавать в каких бы то ни было формах и в каких бы то ни было сферах свободы граждан, международную торговлю, кредитно-финансовую и другие сферы, где существует примат международного права. Это отнюдь не отвечало бы интересам Российского государства и не стимулировало бы развитие его внутригосударственного права. Однако во избежание нарушения суверенных прав России важным в плане признания примата международного права представляется следующее.
Во-первых, чтобы трактовка примата международного права заключалась не в понимании "главенствующей роли норм международного права" и, в частности, договора и возможности их прямого действия во внутреннем законодательстве, а в необходимости приведения национальных правовых норм в соответствие с международными соглашениями, обязательными для каждого государства, и согласовании внутригосударственного права с общепризнанными принципами международного права*(994).
Во-вторых, чтобы отнесение общепризнанных принципов и норм международного права, равно как и международных договоров России, к его внутреннему праву, а следовательно, и к его правовой системе в обязательном порядке сопровождалось их трансформацией. На современном этапе развития Российского государства и общества обязательная трансформация - это не просто пожелание, субъективно воспринимаемая необходимость, а обусловленная непростыми для современной России внешнеэкономическими, внешнеполитическими и иными факторами объективная целесообразность.
Дата добавления: 2018-10-26; просмотров: 405; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!