Глава XV. Право в системе других социальных норм
Особенности и виды неправовых социальных норм
Общественные отношения регулируются с помощью не только норм права, но и других социальных норм. Под термином "социальные" имеются в виду такие нормы, или правила поведения, которые регулируют отношения между индивидами, между индивидами и социальными группами, между индивидами и обществом. Где есть общество, писал Г.Ф. Шершеневич, там должны быть и правила общежития, или социальные нормы. Социальные нормы определяют поведение человека в обществе, а следовательно, отношение человека к другим людям*(881).
Кроме социальных, в обществе существуют технические нормы. Они определяют отношение людей к различным средствам производства, орудиям труда, к природе, животному миру. Это, например, нормы выработки на производстве, правила эксплуатации сельскохозяйственных машин или любой иной техники, всевозможные технические и технологические стандарты.
Разумеется, технические нормы, как и сама сфера их приложения, не могут существовать изолированно, в отрыве от социальных норм и сфер их непосредственного применения. Все нормы взаимосвязаны, взаимодействуют, оказывают постоянное влияние друг на друга. Опосредованно воздействуют технические нормы и на все общество, а также на возникающие в нем между людьми и образуемыми ими группами и ассоциациями отношения. В этом смысле данные нормы имеют не только технический, но и социальный характер.
|
|
|
Однако социальность технических норм весьма условна по сравнению с собственно социальными нормами, ограниченна и проявляется как в специальных нормативно-правовых актах, в которых излагается содержание различных технических правил (например, касающихся охраны труда или техники безопасности), так и в актах, содержащих отсылки к техническим нормам.
В отечественной и зарубежной юридической литературе, особенно на рубеже XIX-XX столетий, далеко не всегда четко и последовательно проводилась градация социальных и технических норм. Обычными и широко распространенными были, например, споры по поводу того, следует ли рассматривать в качестве технических или социальных нормы, опосредствующие отношения человека к Богу, к животному миру, наконец, к самому себе.
Нередко вопрос ставился таким образом: можно ли считать социальными нормы или правила поведения, которые устанавливаются человеком по отношению к самому себе, нормы, с помощью которых человек возлагает на себя добровольно определенные обязательства и ответственность перед самим собой? Ответы были разные. Но общий смысл их нередко сводился к следующему. Человек может относиться "с большим или меньшим вниманием к состоянию своего здоровья, может уважать себя или глубоко презирать, может высоко ставить свои способности и нравственные качества или ценить их очень низко, - все это отношения, которые не могут быть определяемы социальными нормами".
|
|
|
И дальше шло вполне логичное пояснение. Устанавливаемые самим человеком "правила отношения к самому себе обязательны для него лишь настолько, насколько это ему угодно. Он может не соблюдать их вовсе, нарушать когда угодно, изменять, когда ему вздумается... Подобная независимость совершенно не согласуется с представлениями об обязательности, которая присуща социальным нормам"*(882). Иными словами, любые правила или требования, устанавливаемые человеком по отношению к самому себе, нельзя рассматривать в качестве социальных, ибо последние в обязательном порядке предполагают обращение человека не только и даже не столько внутрь самого себя, сколько вовне, к другому человеку.
Конечно, в жизни встречается множество правил, о которых порой трудно сказать, являются ли они социальными или же определяют отношение человека к самому себе. Некоторые из них, например, те, которые связаны с пьянством, мотовством и другими человеческими пороками, только на первый взгляд кажутся отражающими сугубо личное дело подверженного им человека, лишь его личное отношение к самому себе. По существу же они затрагивают не только личные, но и социальные проблемы и отношения, касаются взаимоотношений человека со всем обществом и с другими людьми. Пьянство, мотовство, праздность, "противоестественные пороки, - резонно отмечал Шершеневич, - осуждаются, сознательно или бессознательно, со стороны интересов общества, которому грозило бы разрушение, если бы такие наклонности получили значительное распространение среди его членов"*(883).
|
|
|
Помимо этого, в научной литературе активно велись актуальные и поныне на Западе дискуссии относительно характера взаимоотношений человека с животным миром. Некоторыми авторами (например, известным английским ученым Бентамом) предпринимались настойчивые попытки распространить социальные (в частности, нравственные) нормы и отношения за пределы человеческого общества - не только на людей, но и на животных.
При этом противники соответствующих норм в качестве социальных вполне логично исходили из того, что для возникновения последних необходим не только факт существования предполагаемых субъектов этих отношений, но и их разумное сознание и понимание всего происходящего. Сторонники же трактовки данных норм и отношений в качестве социальных придерживались иного мнения. А именно, они исходили из того, что для возникновения социальных норм и отношений между потенциальными субъектами вовсе не обязательно их осознание и понимание, но достаточно их восприятия на подсознательном уровне, на уровне чувствования или же страдания.
|
|
|
Однако, как справедливо писал Шершеневич, Бентам и его сторонники упустили из виду одно весьма важное обстоятельство: вопрос как раз в том и состоит - способны животные усваивать нормы поведения, устанавливаемые людьми в интересах общежития, или нет. Социальные нормы, обращаемые к сознанию, продолжал автор, "не могут быть постигаемы животными, потому что их пониманию остаются чуждыми требования нравственного и правового порядка"*(884).
Таким образом, для процесса возникновения и существования социальных норм и отношений необходимы прежде всего их осознание и понимание. Это касается всех без исключения социальных норм и отношений, как правовых, так и неправовых.
В чем же заключаются особенности неправовых социальных норм по сравнению с правовыми? Какова природа и причины этих особенностей?
Отвечая на эти и подобные им вопросы, следует исходить из природы и особенностей существующих в обществе экономических, политических, социальных, идеологических и иных отношений, которые регулируются с помощью различных социальных норм. Многообразие отношений, существующих в обществе, порождает соответственно многообразие опосредующих их социальных норм. Причем речь идет о многообразии не только правовых, но и неправовых социальных норм. Это прежде всего нормы морали, или нравственности. Это и обычаи (неправовые), и традиции. Это, наконец, нормы, содержащиеся в актах (уставах, положениях, решениях, постановлениях и т.п.), принимаемых различными партийными и общественными органами и организациями.
Каждый вид неправовых социальных норм опосредует вполне определенный крут общественных отношений и имеет свои особенности по сравнению как с другими видами неправовых норм, так и с правовыми нормами. Наиболее важны следующие различия правовых и неправовых социальных норм.
Во-первых, это характер отношений, на которые "накладываются" правовые и неправовые социальные нормы. Нормы права (например, конституционного, административного) закрепляют прежде всего основные, жизненно важные для всего общества, государства и граждан общественные отношения. Неправовые социальные нормы, опосредуя зачастую эти отношения, все же большей частью регулируют весь остальной круг общественных отношений - межличностные, межгрупповые и др.
Во-вторых, это порядок и способ установления правовых и неправовых норм. Неправовые нормы возникают в результате нормотворческой деятельности политических партий, различных общественных объединений и организаций или же складываются (как, например, нормы морали, обычаи) в процессе самой общественной жизни, общественной практики, а также в быту. В отличие от них нормы права, как известно, содержатся в актах, устанавливаемых или санкционируемых государством, а точнее, уполномоченными на то государственными органами.
В-третьих, это формы или способы выражения правовых и неправовых норм. Если нормы права всегда содержатся в конкретных правовых актах и излагаются в письменной форме, то неправовые нормы (кроме норм, содержащихся в актах - решениях партийных органов или в актах общественных организаций), как правило, не облекаются в такие формы. Пронизывая собой все сферы духовной и общественной жизни, опосредуя их и оказывая на них регулирующее воздействие, неправовые социальные нормы содержатся лишь в сознании людей и передаются в устной форме из поколения в поколение.
В-четвертых, это формы и средства обеспечения правовых и неправовых норм. Основными формами и средствами обеспечения норм права, кроме материальных, организационных и иных форм и средств, которые свойственны и неправовым нормам, являются такие специфические средства, как юридические. Они могут выражаться, например, в указаниях на санкции, применяемые к нарушителям норм уголовного или других отраслей права, в обеспечении свободы выбора той или иной модели поведения участниками гражданско-правовых и иных правоотношений, наконец, в простой констатации того факта, что государство гарантирует соблюдение норм права и содержащихся в них велений. Так, в ст. 17 Конституции Российской Федерации закреплено, что в России "признаются и гарантируются права и свободы человека и гражданина согласно общепризнанным принципам и нормам международного права и в соответствии с настоящей Конституцией". В ст. 19 Конституции констатируется, что государство гарантирует равенство прав и свобод человека и гражданина независимо от пола, расы, национальности и иных обстоятельств. Аналогичные указания на государственные гарантии содержатся и в других статьях Конституции Российской Федерации и иных правовых актах. В отличие от норм права неправовые нормы не обеспечиваются и не могут обеспечиваться в прямой форме юридическими средствами. Однако в тех довольно многочисленных для демократических государств случаях, когда одни и те же общественные отношения опосредуются нормами не только права, но и морали или другими социальными нормами, юридические средства обеспечения норм права (в прямой форме) в силу сложившихся обстоятельств распространяются (косвенно) на неправовые социальные нормы.
В-пятых, это характер и степень определенности мер воздействия, применяемых в случае нарушения содержащихся в социальных нормах велений. При нарушении неправовых социальных норм следуют меры общественного воздействия. Причем эти меры далеко не всегда строго определенны. Об определенности можно условно говорить лишь относительно мер воздействия, применяемых партийными органами и различными общественными организациями к лицам, нарушающим правила поведения. Что же касается, скажем, нарушений норм морали, нравственности или же норм, содержащихся в обычаях, то здесь никакими актами не предусматриваются какие-либо установленные ими меры общественного воздействия. Иначе обстоит дело, когда нарушаются нормы права*(885). В данном случае не исключаются меры общественного воздействия в виде общественного осуждения, партийного или профсоюзного взыскания и пр. Однако на первом плане стоят, имеют решающее значение все же меры государственного принуждения. Они могут облекаться в различные формы и выражаться по-разному, но независимо от своих особенностей должны быть четко сформулированы в санкциях правовых норм и иметь строго определенный характер.
Следует заметить, что не все авторы - юристы и философы разделяют мнение о том, что отличительной чертой норм права по сравнению с неправовыми нормами является их обеспечение и охрана от нарушений с помощью мер государственного воздействия. Известный русский философ И.А. Ильин писал по этому поводу, что государственное принуждение ("внешнее принуждение"), тем более "меры подавления и расправы, к которым государственная власть бывает вынуждена прибегать, совсем не определяют сущность государства", а вместе с тем и признак права. По его мнению, государственное принуждение есть не что иное, как "внешнее проявление" государства и права. "Это есть дурной предрассудок, вредное недоразумение, распространенное близорукими и поверхностными людьми"*(886).
Аксиоматичен, с точки зрения И.А. Ильина, тот факт, что право и государство возникают из внутреннего, духовного мира человека, создаются именно для духа и ради духа и осуществляются через посредство правосознания. Государство совсем не есть "система внешнего порядка", осуществляющаяся через внешние поступки людей. Оно совсем не сводится к тому, что "кто-то написал", "подписал", "приказал"... На самом деле государство творится внутренне, душевно и духовно; и государственная жизнь только отражается во внешних поступках людей, а совершается и протекает в их душе; ее орудием, или органом, является человеческое правосознание, но отнюдь не система мер государственного принуждения.
И еще: "Государство, в его духовной сущности, есть не что иное, как родина, оформленная и объединенная публичным правом; или иначе: множество людей, связанных общностью духовной судьбы и сжившихся в единство на почве духовной культуры и правосознания"*(887).
Разумеется, о государстве, а вместе с ним и о праве, основанных на духовной и "душевной" общностях его граждан, сложившихся "на почве духовной культуры и правосознания" членов общества, можно только, идеализируя государственно-правовую действительность, мечтать.
Однако, как показывает тысячелетний опыт существования и деятельности государственно-правовых систем в разных странах и на разных континентах, в мире не было еще таких государств и таких правовых систем, которые строились бы и функционировали без опоры на государственное принуждение. Последнее непременно "сопровождало" и оберегало от неприятных неожиданностей любое государство и право. Принуждение неизменно оставалось атрибутом правовых норм и служило в качестве одной из основных особенностей, отличающих нормы права от всех других, моральных, нравственных, содержащихся в актах негосударственных органов и организаций, и иных социальных норм. Такое же положение дел сохраняется и поныне.
Несомненно, прав был Г.Ф. Шершеневич, когда писал еще в начале XX в., что "общество, установив нормы поведения в своем интересе, не может относиться безразлично к тому, соблюдаются ли они или нарушаются. Оно не просит своих членов сообразоваться с ними, не советует только, - оно требует, чтобы поведение всех индивидов согласовалось с установленными нормами, а требование должно всегда сопровождаться угрозою"*(888), включая угрозу применения мер государственного воздействия.
Кроме названных особенностей, отличающих различные виды неправовых социальных норм от правовых, существуют и иные. Однако они не имеют принципиального значения, поскольку не касаются сущностной или содержательной сторон социальных норм, а отражают лишь внешние формы их изложения, доведения до сведения исполнителей и их применения.
Право и мораль
Среди многочисленных социальных норм, существующих в каждом обществе, особое место занимают нормы морали. Что они представляют собой и как соотносятся с нормами права?
Слово "мораль" происходит от латинского "moralis" - нравственность. Она является одной из форм общественного сознания. В морали отражаются представления людей о добре и зле, справедливости и несправедливости, об общественно полезном или вредном для общества поведении.
В отличие от права, оперирующего такими терминами и критериями оценки поведения людей, как, например, "правомерное" или "неправомерное" поведение, "юридические права" и "юридические обязанности", "правонарушение" и "юридическая ответственность", в нормах морали отражаются совсем иные оценочные категории и критерии: "добро" и "зло", "честь" и "бесчестие", "гуманное" и "негуманное", "добропорядочное" и "постыдное", "справедливое" и "несправедливое" и др.
Опираясь на эти категории и критерии и используя свои собственные методы и средства, право и мораль выполняют в обществе одинаковые по своим конечным целям и задачам регулятивные и воспитательные функции. Они выступают в качестве важнейших составных частей механизма социального регулирования любого локального социального организма (например, региона, субъекта федерации, трудового коллектива), а также всего общества.
Мораль, как и право, всегда имела и имеет социальный характер. Это означает, что с помощью ее норм регулируются такие отношения и связи, которые возникают между людьми, а также между человеком и обществом. Все иные связи и действия индивидов, которые не затрагивают интересы других людей, нравственно безразличны или, точнее, нравственно нейтральны. Это касается также внутреннего мира человека и отношения его к самому себе*(889).
Несомненно, прав был Г.Ф. Шершеневич, когда, полемизируя с авторами, придерживающимися мнения, что человек "извлекает" нормы своего поведения из самого себя, дает оценку своим действиям только "в себе, в глубине своего сердца", критически воспринимал утверждения о том, что "человек, взятый отдельно, изолированно, вне его отношений к другим людям, может руководствоваться нравственными правилами"*(890).
Справедливое и вполне обоснованное мнение самого Шершеневича сводилось к тому, что "нравственность представляет не требования человека к самому себе, а требования общества к человеку". Развивая данный тезис, автор писал, что "это не человек определяет, как он должен относиться к другим, а общество определяет, как один человек должен относиться к другому человеку. Это не человек оценивает поведение, как хорошее или дурное, а общество. Оно может признать поступок нравственно хорошим, хотя он не хорош для индивида, и оно может считать поступок дурным с нравственной стороны, хотя он хорош с индивидуальной точки зрения". Человек считается нехорошим торговцем, потому что он сбывает плохие товары, хотя он хорошо торгует и получает значительные барыши.
В каких же случаях поведение человека является в моральном отношении нейтральным? Когда его поведение не поддается нравственной оценке? Тогда, когда оно не затрагивает волю, интересы и поведение других людей. Человек гуляет и наслаждается видом окружающей природы, человек питается, отдыхает, читает газету - все это, делал вывод Шершеневич, действия нравственно безразличные, "пока они с той или другой стороны не затрагивают других людей. Следовательно, о нравственной оценке действий человека можно говорить только тогда, когда последствия его поведения способны отразиться на интересах других людей"*(891).
Мораль и право имеют общие сферы распространения и регулирования. Это особенно верно и значимо, как было уже отмечено, для демократических политических режимов. Здесь сферы "приложения" права и морали в максимальной степени совпадают. Однако максимальное, самое широкое совпадение вовсе не означает их полного слияния.
Сфера регулятивного воздействия норм морали неизменно шире сферы, на которую распространяются нормы права. Последние, как и само государство, имея дело с жизненно важными для всего общества и индивидов интересами и отношениями, не могут тем не менее проникать во все поры общества, регулировать все межличностные и подобные им отношения. Отношения дружбы, любви, многие семейные и другие отношения могут регулироваться лишь нормами морали или иными социальными нормами, но не нормами права.
Указывая на объективно ограниченный характер правового регулирования, Л. Гумплович резонно отмечал, что правовые "регламентирующие очертания" не могут охватить "всего нравственного порядка в государстве", не могут "объять тенденции, в нем лежащие, духа, в котором он живет". Равным образом они не могут регламентировать "и целевой жизни личности со всевозможными проявлениями ее деятельности"*(892).
Из государственной и личной жизни можно "выхватить лишь отдельные моменты" и относительно них только дать правовые "постановления". И дальше: "Между этими начертанными постановлениями, - лучше сказать, - между отдельными нормированными или жизненными отношениями во всех сферах, как народной, так и индивидуальной жизни, повсюду обнаруживаются пробелы, на которые не распространяются никакие государственные регламентации". Над всеми этими пробелами, как и "над всем вообще кругом индивидуальной и государственной жизни, царит то начало, из которого вытекает нравственный порядок. Дух, живущий в этом нравственном порядке, сообщен всему народу или, по крайней мере, господствующим классам. Они присущи им в качестве руководящего начала и в тех случаях, для которых не начертано никакой правовой нормировки"*(893). Иными словами, нравственный дух, нравственные нормы и начала действуют не только тогда, когда общественные отношения регулируются нормами права, но и когда они не охвачены правовым регулированием.
Нормы морали (нравственный дух, по Гумпловичу) не только пропитывают собой все сферы жизни общества, но и выступают, как "никогда неиссякаемый, как сама жизнь, неисчерпаемый источник права... Что теперь является правом, то некогда было лишь нравственностью, и всякая нравственность имеет тенденцию стать правом". Право, утверждал автор, есть "кристаллизовавшаяся в закон нравственность. Нравственность же - это как бы покоящееся еще в фактических социальных отношениях народа и стремящееся к своему выражению право*(894).
Проводя, таким образом, различия между сферами "приложения" норм права и норм морали и совершенно справедливо считая, что круг отношений, регулируемых нормами морали, гораздо шире круга отношений, регулируемых нормами права, Л. Гумплович рассматривает в то же время мораль как основу любого права, а право как "кристаллизовавшуюся в законе" нравственность.
Такой подход к решению проблемы соотношения права и морали можно было бы считать идеальным с точки зрения гуманизма и справедливости, если бы право и мораль были способны выступать в качестве общесоциальных категорий и в равной мере удовлетворять волю и интересы не только правящих кругов, но и всех слоев и членов общества. Однако в жизни этого не бывает. И автор безусловно прав, когда пишет, что в любом государстве и при любом строе только "для господствующего класса существующее положение вещей является в высшей степени нравственным. Подвластные же классы, согласно своему положению и нуждам, нравственной считают такую идею долженствующего быть (des Seinsollenden), которая во многих пунктах расходится с существующим порядком"*(895).
Стоящий у власти класс, имея в своих руках законодательные рычаги, в процессе правотворческой и правоприменительной деятельности, естественно, стремится воплотить в законах и других правовых актах преимущественно свое, а не чужое (других классов и слоев) представление о нравственности - добре и зле, справедливости и несправедливости. Следовательно, Л. Гумплович в идеальном порядке решает проблему соотношения права и морали лишь в отношении господствующих слоев общества, но отнюдь не всего общества. По отношению ко всему обществу эта проблема решается по-иному, в другом ключе, имея в каждом обществе свои конкретные особенности.
Чтобы понять это, а вместе с тем глубже изучить другие аспекты соотношения права и морали, необходимо обратиться к истории развития государственно-правовых и моральных институтов. Важно иметь в виду, что мораль, так же как и право, никогда и нигде не бывает вечной и неизменной. Она возникает вместе с обществом, вместе с ним изменяется и развивается. Это историческое явление.
Чтобы убедиться в справедливости сказанного, достаточно поставить, например, такой вопрос: может ли мораль, оправдывающая рабство на ранних стадиях развития человечества, разделяться людьми на средних, а тем более на современной стадии его развития? Или: может ли средневековая мораль, бравшая нередко под свою защиту "святую инквизицию", считаться моралью в настоящее время? Нет, разумеется. И дело не только в том, хороша она была или плоха. Основная причина в том, что общество (или часть его), проповедовавшее эту мораль, осталось в прошлом. На смену ему по мере экономического и социально-политического развития приходили новые общества. Они вырабатывали и закрепляли в нормах морали свои, отвечавшие их интересам представления и взгляды о добре и зле, справедливости и несправедливости.
На всех этапах развития общества, где использовался и используется чужой труд, всегда зримо или незримо существовали и существуют по крайней мере две не совпадающие между собой системы морали. Это, скажем, мораль рабовладельца и раба, феодала и холопа, работодателя и работополучателя.
Существует ли такое поведение, задавался вопросом Г.Ф. Шершеневич на рубеже XIX-XX вв., "которое бы всегда и везде признавалось, как нравственное", и, напротив, "можно ли найти такое поведение, которое во все времена и у всех народов осуждалось бы как безнравственное?" И отвечал: "История и этнография разрушают иллюзию абсолютной нравственности и устанавливают изменчивость нравственных норм, относительность нравственных понятий"*(896).
В мире нет абсолютной и универсальной морали, делают вывод современные западные авторы, а есть лишь мораль, связанная с определенными профессиями, религиозная, политическая, мораль различных классов, социальных групп, наконец, мораль отдельно взятого в историческом плане общества и его членов - представителей, стоящих у власти или находящихся в оппозиции подвластных классов*(897).
Моральным представлениям рабовладельцев Спарты соответствовали, например, периодически проводившиеся здесь массовые убийства государственных рабов - илотов. Это позволяло держать их в постоянном страхе и повиновении. Чтобы придать таким бесчеловечным расправам видимость справедливости и законности, высшие должностные лица Спарты - эфоры - даже объявляли ежегодно илотам войну. И это соответствовало взглядам рабовладельцев на добро, гуманизм, справедливость, общественную полезность. Но соответствовало ли это взглядам на мораль рабов?
Возьмем другой пример. В Древней Индии, согласно Законам Ману, закреплявшим представления господствующих кругов о добре и зле, справедливости и несправедливости, население делилось на неравные во всех отношениях группы людей - касты. Первой и высшей из них считалась каста жрецов - брахманов. Закон о них говорит так: "Из живых существ наилучшими считаются одушевленные, между одушевленными - разумные, между разумными - люди, между людьми - брахманы". Рождаясь, брахман "занимает высшее место на земле как владыка всех существ".
Подобные правовые установления, естественно, отвечали интересам находившихся у власти слоев и соответствовали их морали. Но совпадали ли они с представлениями о морали - добре и зле, справедливости и несправедливости - других слоев общества, в частности низшей касты, именуемой в Законах шудрой? Ведь по закону и морали высшей касты они должны были оставаться полностью бесправными и вести нищенский образ жизни. Ибо "все, что существует в мире, - это собственность брахмана; вследствие превосходства рождения именно брахман имеет право на все это". На долю же шудры Законы Ману оставляли лишь право и обязанность "служения" высшим кастам "со смирением". В любом обществе господствующее положение всегда занимала мораль господствующих слоев и классов, мораль властвующих, но не подвластных. Это касалось взаимоотношений как внутри страны, так и на международной арене.
"Излишне говорить, сколь похвальна в государе верность данному слову, прямодушие и неуклонная честность", - писал его светлости Медичи Н. Макиавелли на тему о соотношении морали и права, морали и управления. Однако, продолжал он, мы знаем по опыту, что в наше время великие дела удавались лишь тем, кто не старался сдержать данное слово и умел, кого нужно, обвести вокруг пальца; такие государи в конечном счете преуспели куда больше, чем те, "кто ставил на честность".
И дальше. Разумный правитель "не может и не должен оставаться верным своему обещанию, если это вредит его интересам и если отпали причины, побудившие его дать обещание". Такой совет был бы недостойным, оговаривался Макиавелли, "если бы люди честно держали слово". Но люди, "будучи дурны", слова не держат, поэтому и с ними нужно поступать так же. А благовидный предлог нарушить обещание всегда найдется. Примеров тому множество: сколько мирных договоров, сколько соглашений не вступило в силу или пошло прахом из-за того, что государи нарушали свое слово, и всегда в выигрыше был тот, кто "имел лисью натуру". Однако натуру надо еще уметь прикрыть. Надо быть "изрядным обманщиком и лицемером". Люди же так "простодушны и так поглощены ближайшими нуждами, что обманывающий всегда найдет того, кто даст себя одурачить"*(898).
Кроме исторически преходящих норм морали и ее ценностей, носителями которых являются те или иные классы, социальные слои, правящие династии, группы, существуют и непреходящие, вечные, общечеловеческие ценности и элементы морали. Это не только "не убий", "не укради", "не обмани". Но это и "уважай ближнего как самого себя", "неуклонно следуй совету старших", "пожелай счастья другим, как самому себе" и др. Известный французский философ-материалист Гольбах, активно отстаивавший принципы всеобщей морали, не без оснований утверждал: "Все любят себя, все желают своего счастья, все нуждаются в помощи для достижения его; все стремятся к тому, что им представляется желательным, и избегают того, что им кажется вредным; все способны следовать опыту, размышлению и в большей или меньшей мере - разуму. Таким образом, все они способны узнать цену добродетели и опасность порока".
Обращаясь к сильным мира сего с призывом следовать принципам всеобщей морали, Гольбах писал: "Государи! Правьте на основании справедливости, морали и законов... Будьте великими, энергичными, справедливыми, творите добро, уважайте свободу и собственность гражданина, не позволяйте угнетать его от вашего имени. Дайте ему полезные и мудрые законы. Старайтесь о его нравственном воспитании..." Иными словами, воплощайте в издаваемых вами законах общечеловеческую мораль.
Общечеловеческие ценности и элементы морали закреплялись и закрепляются нормами права как в международных, так и в национальных правовых актах. Многочисленные подтверждения тому можно видеть на примере не только современных, но и многих ранее изданных, в том числе древних, правовых актов. Так, даже в Законах Ману, закреплявших неравенство и несправедливость, можно найти отражавшие общечеловеческую мораль статьи. Такова, в частности, ст. 51 (гл. III), в которой записано: "Разумному отцу не следует брать даже самого незначительного вознаграждения за дочь; ибо человек, берущий по жадности вознаграждение, является продавцом потомства". Или ст. 55 той же главы: "Девушки должны быть почитаемы и украшаемы отцами, братьями, мужами, а также деверями, желающими много благополучия". Или ст. 56: "Где женщины почитаются, там боги радуются; но где не почитаются, там все ритуальные действия бесплодны".
На основе данного и других примеров можно сделать вывод о том, что общечеловеческие ценности, заложенные на различных этапах развития общества в праве и морали, совпадают. Право в данном случае закрепляет и охраняет мораль. Последняя, в свою очередь, поддерживает право. Право морально, а мораль согласуется с правом. В этом заключается одно из проявлений их общего и особенного. Но всегда ли имеет место подобная гармония? Всегда ли мораль согласуется с правом? В чем еще, помимо сказанного, проявляются их общность и особенность? Отвечая на два первых вопроса, следует сказать, что далеко не всегда. Трудно себе представить, например, чтобы право, выражающее волю и закрепляющее интересы рабовладельца, соответствовало представлению о добре и зле, справедливости и несправедливости раба. Или право помещика отвечало требованиям морали крепостного. Несомненно одно - господствующие классы или слои всегда стремились закрепить свои моральные установки в праве, а праву придать моральный характер. И это им, как правило, удавалось, когда речь шла о закреплении в праве их моральных установок. Бесспорно и другое. Эти классы и слои всегда старались навязать свою мораль всему обществу, представить ее - в качестве морали всего общества и даже общечеловеческой морали. Теоретически, а точнее идеологически, им это тоже нередко удавалось. Однако в жизни, практически от этого ничего не менялось. Отвечая на вопрос, что же еще общего между правом и моралью, необходимо подчеркнуть, что они являются средством активного воздействия на поведение людей. Право и мораль содержат в себе оценку и нормы поведения людей не только в бытовых, семейных или иных отношениях, но и в отношениях к обществу и государству. Это важнейшие инструменты установления и поддержания в обществе дисциплины и порядка.
А в чем еще, кроме ранее отмеченного, заключаются различия права и морали?
Прежде всего в том, что они исторически возникают в разное время. Мораль зарождается уже в недрах первобытного строя. Право же возникает лишь с образованием государственного строя. Право формируется в результате правотворческой деятельности государства, а мораль - в результате активности различных социальных слоев, групп, классов, наконец, самого общества.
Выполнение предписаний, содержащихся в праве, по общему правилу, обеспечивается государственным принуждением. Выполнение требований морали гарантируется только общественным мнением, давлением со стороны общественной среды на индивида, допускающего нарушения моральных норм.
Восприимчивость одних людей к суждению, а тем более к осуждению со стороны других, к подчинению их общественному мнению может быть самой разной. Степень воздействия общественного мнения на поведение человека тоже далеко не всегда одинакова. Но это влияние всегда существует, и нет такого человека, который относился бы абсолютно безразлично к общественному мнению.
Одобрение или порицание общества, писал Шершеневич, "составляют важные двигатели деятельности всех людей". Для человека, стоящего на низшей ступени развития и культуры, мнение окружающей его общественной группы страшно тем, что может лишить его элементарных условий существования, изгнав его из своей среды. Чем выше в культурном отношении человек, тем большую ценность для него представляет общественная среда, "выдвигающая все новые и новые блага жизни: общественное положение, почет, уважение, авторитет, славу, власть. Но все эти блага находятся в прямой зависимости от общественного мнения. Отрицательное отношение общественной среды может довести до минимума ценности жизни. Положительное же отношение доводит их до максимума*(899).
К сказанному следует добавить, что нормы права отличаются от норм морали гораздо большей конкретностью и формальной определенностью.
Право и обычай
В системе неправовых социальных норм важное место занимают обычаи. Существует много различных определений понятия обычая и много разных представлений о нем.
В отечественной научной литературе обычаи рассматривают, например, в виде правил поведения, сложившихся в результате их фактического многократного применения, в виде таких норм, которые становятся обязательными для граждан и их объединений в силу многократности их повторения.
В зарубежной, в частности английской, литературе под обычаями понимают сложившиеся стереотипы или тенденции определенного поведения людей, имеющие, по общему правилу, подсознательный, автоматический характер*(900).
Существуют и другие в той или иной степени различающиеся определения понятия обычая и представления о нем. Однако все они сводятся к следующему.
Во-первых, обычаи - это правила поведения, которые никем сознательно, а тем более целенаправленно не устанавливаются и не санкционируются. Они складываются стихийно, в процессе общественной практики и повседневной жизнедеятельности людей.
Во-вторых, обычаи формируются в результате весьма длительного, частого, многократного повторения одних и тех же действий одними и теми же лицами или группами (группой) лиц. Одноразовые или эпизодически повторяющиеся действия не создают и не могут создать обычаев.
Л. Гумплович был прав, когда писал, что "согласно человеческой природе" частое повторение какого-либо действия или "продолжительное, терпеливое перенесение такового" создает у людей привычку как "к известному действованию, так и к перенесению чужих действий". Что человек делает сначала лишь в силу необходимости или "под давлением власти, то впоследствии становится у него уже обычным образом действия и нормальным перенесением такого давления, если необходимость эта постоянно повторяется, если сила эта воздействует на него в течение продолжительного времени"*(901).
В-третьих, обычаи относятся к такому виду неправовых социальных норм, которые связаны с общественной психологией. Наряду с традициями, нравами, обыкновениями и обрядами обычаи складываются и реализуются чаще всего импульсивно, на уровне эмоционального, психического, нежели рационального, глубоко осознанного, критического восприятия.
В-четвертых, обычаи соблюдаются не в силу опасения перед государственным принуждением или иными формами официального давления, а в результате выработанной привычки, естественной потребности человека в определенной, очерченной рамками этого обычая манере поведения. Привычка становится "второй натурой" человека (человек - "раб привычки"), его естественным желанием и потребностью вести себя так, как это предписывается обычаем, а не иначе.
Конечно, было бы упрощением считать, что в процессе становления и развития общества за обычаями не стояло и не стоит никакой государственной или общественной силы. Властвование, размышлял по этому поводу Л. Гумплович, действует сначала насильственно и "всеми соответствующими средствами порабощает человека", но с течением времени, когда данное господство сумеет утвердиться, он привыкает к этому и тогда уже считает свое положение вполне естественным. "Само собою разумеется, - продолжал автор, - что держащий в своих руках власть еще легче и скорее осваивается с милой привычкой господствовать. И вот со временем проявление этой приятной привычки представляется ему как нечто зиждущееся на высшем порядке вещей и установленное самим Богом"*(902).
Итак, делал вывод Л. Гумплович, "естественная сила привычки, захватывая людей и в радости и в горе, ведет к тому, что как властвующие, так и подвластные со временем считают естественным, соответствующим высшему порядку и угодным Богу то положение вещей, которое первоначально было создано насильственным путем"*(903).
Соблюдение норм, содержащихся в обычаях, на ранних стадиях развития общества обеспечивалось такими мерами общественного воздействия на нарушителей, как изгнание из рода или племени, лишение огня и воды, и пр. По мере развития общества и становления государства меры общественного воздействия качественно изменялись, частично трансформируясь в меры государственного воздействия.
На современном этапе развития общества те обычаи, которые служат одной из форм выражения норм морали, правил организационного характера или норм культурного поведения, обеспечиваются в случае необходимости мерами общественного воздействия. Что же касается других обычаев, называемых правовыми, то они, как и все иные правовые акты, обеспечиваются государственным принуждением.
Правовой обычай, о чем свидетельствует уже его название, является одной из форм (источников) права. Он органически сочетает в себе моральные требования, предъявляемые обществом и государством к поведению отдельных лиц и их объединений, с правовыми. Правовой обычай является своеобразным "нормативным актом", вбирающим в себя наряду с правовыми и моральные начала.
Независимо от видов и особенностей обычаи в любом обществе выступают как весьма важные и в то же время весьма консервативные по своей природе и своему характеру. Консерватизм обычаев проявляется в том, что в них закрепляется не только и даже не столько современная общественная практика, сколько социальный опыт давно минувших лет. Кроме того, в обычаях отражаются нередко не только общие моральные и духовные ценности народа, но и пережитки прошлого, предрассудки, национальная, расовая и религиозная нетерпимость.
Важность обычаев и их роль в жизни общества выражаются прежде всего в том, что обычаи вместе с другими неправовыми актами - регуляторами общественных отношений действуют как самостоятельные, причем весьма эффективные, средства воздействия на поведение людей и на возникающие между ними отношения. Будучи таковыми, они тесно взаимосвязаны и взаимодействуют с правом. Понятно, речь идет не о правовых, а о бытовых, гражданских, профессиональных и иных подобных им обычаях.
Что связывает эти обычаи с правом? Что служит основанием для их взаимосвязи и взаимодействия? Это в первую очередь однотипная экономическая, социально-политическая и идеологическая среда, в которой функционируют обычаи и право. Далее, это общие в конечном счете цели - установление и поддержание в обществе определенного порядка и стабильности, которые осуществляются в процессе реализации и норм права, и обычаев. Наконец, это общие регулятивные и воспитательные функции. Те и другие соответствующим образом воздействуют как на отдельного человека, так и на все общество и государство. Конечно, размышлял по этому поводу Л. Гумплович, сила и власть всегда в состоянии основать государство. Однако "поддержать его без помощи обычая они не могут". Обычай всегда является могущественным союзником государственной власти. Он "освящает всякие государственные установления" и дает государству возможность "справляться с высокой миссией воспитания человечества"*(904).
Можно спорить по поводу некоторых утверждений ученого. Так, в тоталитарном или авторитарном по своему характеру государстве далеко не каждый обычай "освящает" далеко не всякие "государственные установления". Здесь всегда существовал и существует глубокий разрыв между "демократической" по своей форме государственно-правовой теорией и возникающими при этом обычаями, с одной стороны, и жизнью, государственно-правовой практикой и конкретными "государственными установлениями" - с другой. Однако очевидно, что обычай дает возможность государству "справляться с высокой миссией воспитания человечества".
Каким путем это достигается? Через какие каналы осуществляется воспитательная роль, или воспитательная функция обычая?
Она осуществляется опосредованно, через право, путем воздействия на процесс правотворчества и правоприменения. При этом воспитательный потенциал обычая как бы сливается с воспитательным потенциалом (феноменом) права или передается ему.
Например, когда реализуются издавна установившиеся в России обычаи, связанные с проводами новобранцев на службу в армии, с посвящением в ту или иную профессию, с достижением совершеннолетия или вручением паспорта, то не просто отдается "дань моде" или совершается некий дежурный, полуофициальный ритуал. Совершаются действия, способствующие более глубокому усвоению гражданами своих прав и обязанностей и сопутствующие их строгому и неуклонному соблюдению и выполнению.
Однако воспитательная функция обычаев может осуществляться и непосредственно. На обычае прежде всего "зиждется всякое воспитание личности", - доказывали Гумплович и его сторонники. В самом деле, ставился ими вопрос, что собой представляет хорошее воспитание? Что иное, как не усвоение разных жизненных обычаев? Каким образом можно воспитать человека? "Не иначе, как, с одной стороны, путем непрерывно повторяемых указаний, направляя его поступки к тому, чего требует среди людей хороший обычай", а с другой стороны, приучая человека к этим "добрым нравам посредством постоянных примеров, которым он инстинктивно подражает". Эта же самая сила обычая, влияющая на личность, делается вывод, "проявляется и в целых племенах, сословиях и народных слоях"*(905).
Таким образом, независимо от формы и содержания, а также особенностей реализации обычаев, независимо от того, как они осуществляются - сами по себе или во взаимосвязи и взаимодействии с правом, каждый обычай выполняет в обществе весьма значительную регулятивную и воспитательную роль. Каждый обычай при этом выступает как неразрывная составная часть единой системы обычаев, всех социальных норм, существующих и функционирующих в обществе на том или ином этапе его развития.
Дата добавления: 2018-10-26; просмотров: 600; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!