ПРО ЛЮБОВЬ В ЭПОХУ ВОЗРОЖДЕНИЯ



 

Может быть, выпив поллитру,

Некий художник от бед

Встретил чужую палитру

И посторонний мольберт.

 

Дело теперь за немногим –

Нужно натуры живой, –

Глядь – симпатичные ноги

С гордой идут головой.

 

Он подбегает к Венере:

«Знаешь ли ты, говорят,

Данте к своей Алигьери

Запросто шастает в ад!

 

Ада с тобой нам не надо –

Холодно в царстве теней…

Кличут меня Леонардо.

Так раздевайся скорей!

 

Я тебя – даже нагую –

Действием не оскорблю, –

Дай я тебя нарисую

Или из глины слеплю!»

 

Но отвечала сестричка:

«Как же вам не ай‑яй‑яй!

Честная я католичка –

И несогласная я!

 

Вот испохабились нынче –

Так и таскают в постель!

Ишь – Леонардо да Винчи –

Тоже какой Рафаэль!

 

Я не привыкла без чувства –

Не соглашуся ни в жисть!

Мало что ты – для искусства, –

Сперва давай‑ка женись!

 

Там и разденемся в спальной –

Как у людей повелось…

Мало что ты – гениальный! –

Мы не глупее небось!»

 

«Так у меня ж – вдохновенье, –

Можно сказать, что экстаз!» –

Крикнул художник в волненье…

Свадьбу сыграли на раз.

 

… Женщину с самого низа

Встретил я раз в темноте, –

Это была Мона Лиза –

В точности как на холсте.

 

Бывшим подругам в Сорренто

Хвасталась эта змея:

«Ловко я интеллигента

Заполучила в мужья!..»

 

Вкалывал он больше года –

Весь этот длительный срок

Все улыбалась Джоконда:

Мол, дурачок, дурачок!

 

… В песне разгадка дается

Тайны улыбки, а в ней –

Женское племя смеется

Над простодушьем мужей!

 

1969

 

ОХОТА НА КАБАНОВ

 

Грязь сегодня еще непролазней,

С неба мразь, словно бог без штанов, –

К черту дождь – у охотников праздник:

Им сегодня стрелять кабанов.

 

Били в ведра и гнали к болоту,

Вытирали промокшие лбы,

Презирали лесов позолоту,

Поклоняясь азарту пальбы.

 

Егерей за кровожадность не пинайте,

Вы охотников носите на руках, –

Любим мы кабанье мясо в карбонате,

Обожаем кабанов в окороках.

 

Кабанов не тревожила дума:

Почему и за что, как в плену, –

Кабаны убегали от шума,

Чтоб навек обрести тишину.

 

Вылетали из ружей жаканы,

Без разбору разя, наугад, –

Будто радостно бил в барабаны

Боевой пионерский отряд.

 

Егерей за кровожадность не пинайте,

Вы охотников носите на руках, –

Любим мы кабанье мясо в карбонате,

Обожаем кабанов в окороках.

 

Шум, костер, и тушенка из банок,

И «охотничья» водка – на стол.

Только полз присмиревший подранок,

Завороженно глядя на ствол.

 

А потом – спирт плескался в канистре,

Спал азарт, будто выигран бой:

Снес подранку полчерепа выстрел –

И рога протрубили отбой.

 

Егерей за кровожадность не пинайте,

Вы охотников носите на руках, –

Любим мы кабанье мясо в карбонате,

Обожаем кабанов в окороках.

 

Мне сказали они про охоту,

Над угольями тушу вертя:

«Стосковались мы, видно, по фронту, –

По атакам, да и по смертям.

 

Это вроде мы снова в пехоте,

Это вроде мы снова – в штыки,

Это душу отводят в охоте

Уцелевшие фронтовики…»

 

Егерей за кровожадность не пинайте,

Вы охотников носите на руках, –

Любим мы кабанье мясо в карбонате,

Обожаем кабанов в окороках.

 

1969

 

ПЕСНЯ О НОТАХ

 

Я изучил все ноты от и до,

Но кто мне на вопрос ответит прямо? –

Ведь начинают гаммы с ноты до

И ею же заканчивают гаммы.

 

Пляшут ноты врозь и с толком,

Ждут до, ре, ми, фа, соль, ля и си, пока

Разбросает их по полкам

Чья‑то дерзкая рука.

 

Известно музыкальной детворе –

Я впасть в тенденциозность не рискую, –

Что занимает место нота ре

На целый такт и на одну восьмую.

 

Какую ты тональность ни возьми –

Неравенством от звуков так и пышет:

Одна и та же нота – скажем, ми,

Одна внизу, другая – рангом выше.

 

Пляшут ноты врозь и с толком,

Ждут до, ре, ми, фа, соль, ля и си, пока

Разбросает их по полкам

Чья‑то дерзкая рука.

 

За строфами всегда идет строфа –

Как прежние, проходит перед взглядом, –

А вот бывает, скажем, нота фа

Звучит сильней, чем та же нота рядом.

 

Вдруг затесался где‑нибудь бемоль

И в тот же миг, как влез он беспардонно,

Внушавшая доверье нота соль

Себе же изменяет на полтона.

 

Пляшут ноты врозь и с толком,

Ждут до, ре, ми, фа, соль, ля и си, пока

Разбросает их по полкам

Чья‑то дерзкая рука.

 

Сел композитор, жажду утоля,

И грубым знаком музыку прорезал, –

И нежная как бархат нота ля

Вдруг голос повышает до диеза.

 

И наконец – Бетховена спроси –

Без ноты си нет ни игры, ни пенья, –

Возносится над всеми нота си

И с высоты взирает положенья.

 

Пляшут ноты врозь и с толком,

Ждут до, ре, ми, фа, соль, ля и си, пока

Разбросает их по полкам

Чья‑то дерзкая рука.

 

Напрасно затевать о нотах спор:

Есть и у них тузы и секретарши,

Считается, что в си‑бемоль минор

Звучат прекрасно траурные марши.

 

А кроме этих подневольных нот

Еще бывают ноты‑паразиты, –

Кто их сыграет, кто их пропоет?…

Но с нами – бог, а с ними – композитор!

 

Пляшут ноты врозь и с толком,

Ждут до, ре, ми, фа, соль, ля и си, пока

Разбросает их по полкам

Чья‑то дерзкая рука.

 

1969

 

ЧЕЛОВЕК ЗА БОРТОМ

 

Анатолию Гарагуле

 

Был шторм – канаты рвали кожу с рук,

И якорная цепь визжала чертом,

Пел ветер песню грубую, – и вдруг

Раздался голос: «Человек за бортом!»

 

И сразу – «Полный назад! Стоп машина!

На воду шлюпки, помочь –

Вытащить сукина сына

Или, там, сукину дочь!»

 

Я пожалел, что обречен шагать

По суше, – значит, мне не ждать подмоги –

Никто меня не бросится спасать,

И не объявят шлюпочной тревоги.

 

А скажут: «Полный вперед! Ветер в спину!

Будем в порту по часам.

Так ему, сукину сыну, –

Пусть выбирается сам!»

 

И мой корабль от меня уйдет –

На нем, должно быть, люди выше сортом.

Впередсмотрящий смотрит лишь вперед –

Не видит он, что человек за бортом.

 

Я вижу – мимо суда проплывают,

Ждет их приветливый порт, –

Мало ли кто выпадает

С главной дороги за борт!

 

Пусть в море меня вынесет, а там –

Шторм девять баллов новыми деньгами, –

За мною спустит шлюпку капитан –

И обрету я почву под ногами.

 

Они зацепят меня за одежду, –

Значит, падать одетому – плюс, –

В шлюпочный борт, как в надежду,

Мертвою хваткой вцеплюсь.

 

Я на борту – курс прежний, прежний путь –

Мне тянут руки, души, папиросы, –

И я уверен: если что‑нибудь –

Мне бросят круг спасательный матросы.

 

Правда, с качкой у них перебор там,

В штормы от вахт не вздохнуть, –

Но человеку за бортом

Здесь не дадут утонуть!

 

1969

 

ПИРАТСКАЯ

 

На судне бунт, над нами чайки реют!

Вчера из‑за дублонов золотых

Двух негодяев вздернули на рею, –

Но мало – нужно было четверых.

 

Ловите ветер всеми парусами!

К чему гадать, любой корабль – враг!

Удача – миф, но эту веру сами

Мы создали, поднявши черный флаг!

 

Катился ком по кораблю от бака,

Забыто все – и честь, и кутежи, –

И, подвывая, может быть от страха,

Они достали длинные ножи.

 

Ловите ветер всеми парусами!

К чему гадать, любой корабль – враг!

Удача – миф, но эту веру сами

Мы создали, поднявши черный флаг!

 

Вот двое в капитана пальцем тычут:

Достать его – и им не страшен черт!

Но капитан вчерашнюю добычу

При всей команде выбросил за борт.

 

Ловите ветер всеми парусами!

К чему гадать, любой корабль – враг!

Удача – миф, но эту веру сами

Мы создали, поднявши черный флаг!

 

И вот волна, подобная надгробью,

Все смыла, с горла сброшена рука…

Бросайте ж за борт всё, что пахнет кровью, –

Поверьте, что цена невысока!

 

Ловите ветер всеми парусами!

К чему гадать, любой корабль – враг!

Удача – здесь, и эту веру сами

Мы создали, поднявши черный флаг!

 

1969

 

* * *

 

Долго же шел ты в конверте, листок,

Вышли последние сроки!

Но потому он и Дальний Восток,

Что – далеко на востоке…

 

Ждешь с нетерпеньем ответ ты –

Весточку в несколько слов…

Мы здесь встречаем рассветы

Раньше на восемь часов.

 

Здесь до утра пароходы ревут

Средь океанской шумихи –

Не потому его Тихим зовут,

Что он действительно тихий.

 

Ждешь с нетерпеньем ответ ты –

Весточку в несколько слов…

Мы здесь встречаем рассветы

Раньше на восемь часов.

 

Ты не пугайся рассказов о том,

Будто здесь самый край света, –

Сзади еще Сахалин, а потом –

Круглая наша планета.

 

Ждешь с нетерпеньем ответ ты –

Весточку в несколько слов…

Мы здесь встречаем рассветы

Раньше на восемь часов.

 

Что говорить – здесь, конечно, не рай,

Но невмоготу переписка, –

Знаешь что, милая, ты приезжай:

Дальний Восток – это близко!

 

Скоро получишь ответ ты –

Весточку в несколько слов!

Вместе бы встретить рассветы –

Раньше на восемь часов!

 

1969

 

ЦУНАМИ

 

Пословица звучит витиевато:

Не восхищайся прошлогодним небом, –

Не возвращайся – где был рай когда‑то,

И брось дурить – иди туда, где не был!

 

Там что творит одна природа с нами!

Туда добраться трудно и молве.

Там каждый встречный – что ему цунами!

Со штормами в душе и в голове!

 

Покой здесь, правда, ни за что не купишь –

Но ты вернешься, говорят ребята,

Наперекор пословице поступишь –

Придешь туда, где встретил их когда‑то!

 

Здесь что творит одна природа с нами!

Сюда добраться трудно и молве.

Здесь иногда рождаются цунами

И рушат всё в душе и в голове!

 

На море штиль, но в мире нет покоя –

Локатор ищет цель за облаками.

Тревога – если что‑нибудь такое –

Или сигнал: внимание – цунами!

 

Я нынче поднимаю тост с друзьями!

Цунами – равнодушная волна.

Бывают беды пострашней цунами

И – радости сильнее, чем она!

 

1969

 

* * *

 

Теперь я буду сохнуть от тоски

И сожалеть, проглатывая слюни,

Что недоел в Батуми шашлыки

И глупо отказался от сулгуни.

 

Пусть много говорил белиберды

Наш тамада – вы тамаду не троньте, –

За Родину был тост алаверды,

За Сталина, – я думал – я на фронте.

 

И вот уж за столом никто не ест

И тамада над всем царит шерифом, –

Как будто бы двадцатый с чем‑то съезд

Другой – двадцатый – объявляет мифом.

 

Пил тамада за город, за аул

И всех подряд хвалил с остервененьем, –

При этом он ни разу не икнул –

И я к нему проникся уваженьем.

 

Правда, был у тамады

Длинный тост алаверды

За него – вождя народов,

И за все его труды.

 

Мне тамада сказал, что я – родной,

Что если плохо мне – ему не спится, –

Потом спросил меня: «Ты кто такой?»

А я сказал: «Бандит и кровопийца».

 

В умах царил шашлык и алкоголь, –

Вот кто‑то крикнул, что не любит прозы,

Что в море не поваренная соль –

Что в море человеческие слезы.

 

Но вот конец – уже из рога пьют,

Уже едят инжир и мандаринки,

Которые здесь запросто растут,

Точь‑в‑точь как те, которые на рынке.

 

Обхвалены все гости, и пока

Они не окончательно уснули –

Хозяина привычная рука

Толкает вверх бокал «Киндзмараули»…

 

О как мне жаль, что я и сам такой:

Пусть я молчал, но я ведь пил – не реже, –

Что не могу я моря взять с собой

И захватить все солнце побережья.

 

1969

 

* * *

 

Нет меня – я покинул Расею, –

Мои девочки ходят в соплях!

Я теперь свои семечки сею

На чужих Елисейских полях.

 

Кто‑то вякнул в трамвае на Пресне:

«Нет его – умотал наконец!

Вот и пусть свои чуждые песни

Пишет там про Версальский дворец».

 

Слышу сзади – обмен новостями:

«Да не тот! Тот уехал – спроси!»

«Ах не тот?!» – и толкают локтями,

И сидят на коленях в такси.

 

Тот, с которым сидел в Магадане,

Мой дружок по гражданской войне –

Говорит, что пишу ему: «Ваня!

Скушно, Ваня, – давай, брат, ко мне!»

 

Я уже попросился обратно –

Унижался, юлил, умолял…

Ерунда! Не вернусь, вероятно, –

Потому что я не уезжал!

 

Кто поверил – тому по подарку, –

Чтоб хороший конец, как в кино:

Забирай Триумфальную арку,

Налетай на заводы Рено!

 

Я смеюсь, умираю от смеха:

Как поверили этому бреду?! –

Не волнуйтесь – я не уехал,

И не надейтесь – я не уеду!

 

1970

 

ВЕСЕЛАЯ ПОКОЙНИЦКАЯ

 

Едешь ли в поезде, в автомобиле

Или гуляешь, хлебнувши винца, –

При современном машинном обилье

Трудно по жизни пройти до конца.

 

Вот вам авария: в Замоскворечье

Трое везли хоронить одного, –

Все, и шофер, получили увечья,

Только который в гробу – ничего.

 

Бабы по найму рыдали сквозь зубы,

Дьякон – и тот верхней ноты не брал,

Громко фальшивили медные трубы, –

Только который в гробу – не соврал.

 

Бывший начальник – и тайный разбойник –

В лоб лобызал и брезгливо плевал,

Все приложились, – а скромный покойник

Так никого и не поцеловал.

 

Но грянул гром – ничего не попишешь,

Силам природы на речи плевать, –

Все разбежались под плиты и крыши, –

Только покойник не стал убегать.

 

Что ему дождь – от него не убудет, –

Вот у живущих – закалка не та.

Ну а покойники, бывшие люди, –

Смелые люди и нам не чета.

 

Как ни спеши, тебя опережает

Клейкий ярлык, как отметка на лбу, –

А ничего тебе не угрожает,

Только когда ты в дубовом гробу.

 

Можно в отдельный, а можно и в общий –

Мертвых квартирный вопрос не берет, –

Вот молодец этот самый – усопший, –

Вовсе не требует лишних хлопот.

 

В царстве теней – в этом обществе строгом

Нет ни опасностей, нет ни тревог, –

Ну а у нас – все мы ходим под богом,

Только которым в гробу – ничего.

 

Слышу упрек: «Он покойников славит!»

Нет, – я в обиде на злую судьбу:

Всех нас когда‑нибудь ктой‑то задавит, –

За исключением тех, кто в гробу.

 

1970

 

* * *

 

Переворот в мозгах из края в край,

В пространстве – масса трещин и смещений:

В Аду решили черти строить рай

Для собственных грядущих поколений.

 

Известный черт с фамилией Черток –

Агент из Рая – ночью, внеурочно

Отстукал в Рай: в Аду черт знает что, –

Что точно – он, Черток, не знает точно.

 

Еще ввернул тревожную строку

Для шефа всех лазутчиков Амура:

«Я в ужасе, – сам Дьявол начеку,

И крайне ненадежна агентура».

 

Тем временем в Аду сам Вельзевул

Потребовал военного парада, –

Влез на трибуну, плакал и загнул:

«Рай, только рай – спасение для Ада!»

 

Рыдали черти и кричали: «Да!

Мы рай в родной построим Преисподней!

Даешь производительность труда!

Пять грешников на нос уже сегодня!»

 

«Ну что ж, вперед! А я вас поведу! –

Закончил Дьявол. – С богом! Побежали!»

И задрожали грешники в Аду,

И ангелы в Раю затрепетали.

 

И ангелы толпой пошли к Нему –

К тому, который видит все и знает, –

А Он сказал: «Мне наплевать на тьму!» –

И заявил, что многих расстреляет.

 

Что Дьявол – провокатор и кретин,

Его возня и крики – всё не ново, –

Что ангелы – ублюдки как один,

И что Черток давно перевербован.

 

«Не Рай кругом, а подлинный бедлам, –

Спущусь на землю – там хоть уважают!

Уйду от вас к людям ко всем чертям –

Пущай меня вторично распинают!..»

 

И Он спустился. Кто он? Где живет?…

Но как‑то раз узрели прихожане –

На паперти у церкви нищий пьет.

«Я Бог, – кричит, – даешь на пропитанье!»

 

Конец печален (плачьте, стар и млад, –

Что перед этим всем сожженье Трои!):

Давно уже в Раю не рай, а ад, –

Но рай чертей в Аду зато построен!

 

1970

 

РАЗВЕДКА БОЕМ

 

Я стою, стою спиною к строю, –

Только добровольцы – шаг вперед!

Нужно провести разведку боем, –

Для чего – да кто ж там разберет…

 

Кто со мной? С кем идти?

Так, Борисов… Так, Леонов…

И еще этот тип

Из второго батальона!

 

Мы ползем, к ромашкам припадая, –

Ну‑ка, старшина, не отставай!

Ведь на фронте два передних края:

Наш, а вот он – их передний край.

 

Кто со мной? С кем идти?

Так, Борисов… Так, Леонов…

Да, еще этот тип

Из второго батальона!

 

Проволоку грызли без опаски:

Ночь – темно, и не видать ни зги.

В двадцати шагах – чужие каски, –

С той же целью – защитить мозги.

 

Кто со мной? С кем идти?

Так, Борисов… Так, Леонов…

Ой!.. Еще этот тип

Из второго батальона.

 

Скоро будет «Надя с шоколадом» –

В шесть они подавят нас огнем, –

Хорошо, нам этого и надо –

С богом, потихонечку начнем!

 

С кем обратно идти?

Так, Борисов… Где Леонов?!

Эй ты, жив? Эй ты, тип

Из второго батальона!

 

Пулю для себя не оставляю.

Дзот накрыт и рассекречен дот…

А этот тип, которого не знаю,

Очень хорошо себя ведет.

 

С кем в другой раз идти?

Где Борисов? Где Леонов?

Правда, жив этот тип

Из второго батальона.

 

… Я стою спокойно перед строем –

В этот раз стою к нему лицом, –

Кажется, чего‑то удостоен,

Награжден и назван молодцом.

 

С кем в другой раз ползти?

Где Борисов? Где Леонов?

И парнишка затих

Из второго батальона…

 

1970

 

* * *

 

Запомню, оставлю в душе этот вечер –

Не встречу с друзьями, не праздничный стол:

Сегодня я сам – самый главный диспетчер,

И стрелки сегодня я сам перевел.

 

И пусть отправляю составы в пустыни,

Где только барханы в горячих лучах, –

Мои поезда не вернутся пустыми,

Пока мой оазис еще не зачах.

 

Свое я отъездил, и даже сверх нормы, –

Стою, вспоминаю, сжимая флажок,

Как мимо меня проносились платформы

И реки – с мостами, которые сжег.

 

Теперь отправляю составы в пустыни,

Где только барханы в горячих лучах, –

Мои поезда не вернутся пустыми,

Пока мой оазис еще не зачах.

 

Они без меня понесутся по миру –

Я рук не ломаю, навзрыд не кричу, –

А то мне навяжут еще пассажиров –

Которых я вовсе сажать не хочу.

 

Итак, я отправил составы в пустыни,

Где только барханы в горячих лучах, –

Мои поезда не вернутся пустыми,

Пока мой оазис еще не зачах.

 

Растаяли льды, километры и годы –

Мой первый состав возвратился назад, –

Он мне не привез драгоценной породы,

Но он – возвратился, и рельсы гудят.

 

Давай постоим и немного остынем:

Ты весь раскален – ты не встретил реки.

Я сам не поехал с тобой по пустыням –

И вот мой оазис убили пески.

 

1970

 


Дата добавления: 2018-10-26; просмотров: 190; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!