ПЕСНЯ О ДВУХ КРАСИВЫХ АВТОМОБИЛЯХ



 

Без запретов и следов,

Об асфальт сжигая шины,

Из кошмара городов

Рвутся за город машины, –

И громоздкие, как танки,

«Форды», «линкольны», «селены»,

Элегантные «мустанги»,

«Мерседесы», «ситроены».

 

Будто знают – игра стоит свеч, –

Это будет как кровная месть городам!

Поскорей – только б свечи не сжечь,

Карбюратор… и что у них есть еще там…

 

И не видно полотна –

Лимузины, лимузины…

Среди них как два пятна –

Две красивые машины, –

Будто связанные тросом

(А где тонко, там и рвется).

Аксельраторам, подсосам

Больше дела не найдется.

 

Будто знают – игра стоит свеч, –

Только б вырваться – выплатят всё по счетам!

Ну а может, он скажет ей речь

На клаксоне… и что у них есть еще там…

 

Это скопище машин

На тебя таит обиду, –

Светло‑серый лимузин, –

Не теряй ее из виду!

Впереди, гляди, разъезд, –

Больше риска, больше веры!

Опоздаешь!.. Так и есть –

Ты промедлил, светло‑серый!

 

Они знали – игра стоит свеч, –

А теперь – что ж сигналить рекламным щитам?!

Ну а может, гора ему с плеч, –

Иль с капота… и что у них есть еще там…

 

Нет, развилка – как беда:

Стрелки врозь – и вот не здесь ты!

Неужели никогда

Не сближают нас разъезды?

Этот – сходится, один! –

И, врубив седьмую скорость,

Светло‑серый лимузин

Позабыл нажать на тормоз…

 

Что ж, съезжаться – пустые мечты?

Или это есть кровная месть городам?…

Покатились колеса, мосты, –

И сердца… или что у них есть еще там…

 

1968

 

* * *

 

Марине

 

То ли – в избу и запеть,

Просто так, с морозу,

То ли взять да помереть

От туберкулезу,

 

То ли выстонать без слов,

А может – под гитару?…

Лучше – в сани рысаков

И уехать к «Яру!»

 

Вот напасть! – то не всласть,

То не в масть карту класть, –

То ли счастие украсть,

То ли просто упасть

В грязь…

 

Навсегда в никуда –

Вечное стремленье.

То ли – с неба вода,

То ль – разлив весенний…

 

Может, эта песня – без конца,

А может – без идеи…

А я строю печку в изразцах

Или просто сею.

 

Сколько лет счастья нет,

Впереди – все красный свет…

Недопетый куплет,

Недодаренный букет…

Бред!

 

Назло всем – насовсем

Со звездою в лапах,

Без реклам, без эмблем,

В пимах косолапых…

 

Не догнал бы кто‑нибудь,

Не почуял запах, –

Отдохнуть бы, продыхнуть

Со звездою в лапах!

 

Без нее, вне ее –

Ничего не мое,

Невеселое житье, –

И былье – и то ее…

Ё‑моё!

 

1968

 

* * *

 

Мне каждый вечер зажигают свечи,

И образ твой окуривает дым, –

И не хочу я знать, что время лечит,

Что все проходит вместе с ним.

 

Я больше не избавлюсь от покоя:

Ведь все, что было на душе на год вперед,

Не ведая, она взяла с собою –

Сначала в порт, а после – в самолет.

 

Мне каждый вечер зажигают свечи,

И образ твой окуривает дым, –

И не хочу я знать, что время лечит,

Что все проходит вместе с ним.

 

В душе моей – пустынная пустыня, –

Ну что стоите над пустой моей душой!

Обрывки песен там и паутина, –

А остальное все она взяла с собой.

 

Теперь мне вечер зажигает свечи,

И образ твой окуривает дым, –

И не хочу я знать, что время лечит,

Что все проходит вместе с ним.

 

В душе моей – всё цели без дороги, –

Поройтесь в ней – и вы найдете лишь

Две полуфразы, полудиалоги, –

А остальное – Франция, Париж…

 

И пусть мне вечер зажигает свечи,

И образ твой окуривает дым, –

Но не хочу я знать, что время лечит,

Что все проходит вместе с ним.

 

1968

 

ПЕСЕНКА ПРО МЕТАТЕЛЯ МОЛОТА

 

Я раззудил плечо – трибуны замерли,

Молчанье в ожидании храня.

Эх, что мне мой соперник – Джонс ли, Крамер ли, –

Рекорд уже в кармане у меня!

 

Замётано, заказано, заколото, –

Мне кажется – я следом полечу.

Но мне нельзя, ведь я – метатель молота:

Приказано метать – и я мечу.

 

Эх, жаль, что я мечу его в Италии:

Я б дома кинул молот без труда, –

Ужасно далеко, куда подалее,

И лучше – если б враз и навсегда.

 

Я против восхищения повального,

Но я надеюсь: года не пройдет –

Я все же зашвырну в такую даль его,

Что и судья с ищейкой не найдет…

 

Сейчас кругом корреспонденты бесятся.

«Мне помогли, – им отвечаю я, –

Подняться по крутой спортивной лестнице

Мой коллектив, мой тренер и – семья».

 

1968

 

ОЛОВЯННЫЕ СОЛДАТИКИ

 

Будут и стихи, и математика,

Почести, долги, неравный бой, –

Нынче ж оловянные солдатики

Здесь, на старой карте, встали в строй.

 

Лучше бы уж он держал в казарме их,

Только – на войне как на войне –

Падают бойцы в обеих армиях,

Поровну на каждой стороне.

 

Может быть – пробелы в воспитании

И в образованье слабина, –

Но не может выиграть кампании

Та или другая сторона.

 

Совести проблемы окаянные –

Как перед собой не согрешить?

Тут и там – солдаты оловянные, –

Как решить, кто должен победить?

 

И какая, к дьяволу, стратегия,

И какая тактика, к чертям!

Вот сдалась нейтральная Норвегия

Ордам оловянных египтян.

 

Левою рукою Скандинавия

Лишена престижа своего, –

Но рука решительная правая

Вмиг восстановила статус‑кво.

 

Где вы, легкомысленные гении,

Или вам являться недосуг?

Где вы, проигравшие сражения

Просто, не испытывая мук?

 

Или вы, несущие в венце зарю

Битв, побед, триумфов и могил, –

Где вы, уподобленные Цезарю,

Что пришел, увидел, победил?

 

Нервничает полководец маленький

Непосильной ношей отягчен,

Вышедший в громадные начальники

Шестилетний мой Наполеон.

 

Чтобы прекратить его мучения,

Ровно половину тех солдат

Я покрасил синим – шутка гения,

Утром вижу – синие лежат.

 

Я горжусь успехами такими, но

Мысль одна с тех пор меня гнетет:

Как решил он, чтоб погибли именно

Синие, а не наоборот?…

 

1969

 

ПОЕЗДКА В ГОРОД

 

Я – самый непьющий из всех мужуков:

Во мне есть моральная сила, –

И наша семья большинством голосов,

Снабдив меня списком на восемь листов,

В столицу меня снарядила.

 

Чтобы я привез снохе

с ейным мужем по дохе,

Чтобы брату с бабой – кофе растворимый,

Двум невесткам – по ковру,

зятю – черную икру,

Тестю – что‑нибудь армянского разлива.

 

Я ранен, контужен – я малость боюсь

Забыть, что кому по порядку, –

Я список вещей заучил наизусть,

А деньги зашил за подкладку.

 

Значит, брату – две дохи,

сестрин муж – ему духи,

Тесть сказал: «Давай бери что попадется!»

Двум невесткам – по ковру,

зятю – заячью икру,

Куму – водки литра два, – пущай зальется!

 

Я тыкался в спины, блуждал по ногам.

Шел грудью к плащам и рубахам.

Чтоб список вещей не достался врагам,

Его проглотил я без страха.

 

Помню: шубу просит брат,

куму с бабой – всё подряд,

Тестю – водки ереванского разлива,

Двум невесткам – по ковру,

зятю – заячью нору,

А сестре – плевать чего, но чтоб – красиво!

 

Да что ж мне – пустым возвращаться назад?!

Но вот я набрел на товары.

«Какая валюта у вас?» – говорят.

«Не бойсь, – говорю, – не доллары!»

 

Растворимой мне махры,

зять – подохнет без икры,

Тестю, мол, даешь духи для опохмелки!

Двум невесткам – все равно,

мужу сестрину – вино,

Ну а мне – вот это желтое в тарелке!

 

Не помню про фунты, про стервинги слов,

Сраженный ужасной загадкой:

Зачем я тогда проливал свою кровь,

Зачем ел тот список на восемь листов,

Зачем мне рубли за подкладкой?!

 

Где же все же взять доху,

зятю – кофе на меху?

Тестю – хрен, а кум и пивом обойдется.

Где мне взять коньяк в пуху,

растворимую сноху?

Ну а брат и с самогоном перебьется!

 

1969

 

НОЛЬ СЕМЬ

 

Для меня эта ночь – вне закона.

Я пишу – по ночам больше тем.

Я хватаюсь за диск телефона,

Набираю вечное ноль семь.

 

«Девушка, здравствуйте! Как вас звать?» – «Тома».

«Семьдесят вторая! Жду дыханье затая…

Быть не может, повторите, я уверен – дома!..

Вот уже ответили.

Ну здравствуй, это я!»

 

Эта ночь для меня вне закона,

Я не сплю – я кричу: «Поскорей!..»

Почему мне в кредит, по талону

Предлагают любимых людей!

 

«Девушка, слушайте! Семьдесят вторая!

Не могу дождаться, и часы мои стоят…

К дьяволу все линии – я завтра улетаю!..

Вот уже ответили.

Ну здравствуй, это я!»

 

Телефон для меня – как икона,

Телефонная книга – триптих,

Стала телефонистка мадонной,

Расстоянье на миг сократив.

 

«Девушка, милая! Я прошу – продлите!

Вы теперь как ангел – не сходите ж с алтаря!

Самое главное – впереди, поймите…

Вот уже ответили.

Ну здравствуй, это я!»

 

Что, опять поврежденье на трассе?

Что, реле там с ячейкой шалят?

Мне плевать – буду ждать, – я согласен

Начинать каждый вечер с нуля!

 

«Ноль семь, здравствуйте! Снова я». – «Да что вам?»

«Нет, уже не нужно, – нужен город Магадан.

Не даю вам слова, что звонить не буду снова, –

Просто друг один – узнать, как он, бедняга, там…»

 

Эта ночь для меня вне закона,

Ночи все у меня не для сна, –

А усну – мне приснится мадонна,

На кого‑то похожа она.

 

«Девушка, милая! Снова я, Тома!

Не могу дождаться – жду дыханье затая…

Да, меня!.. Конечно я!.. Да, я! Конечно дома!»

«Вызываю… Отвечайте…» – «Здравствуй, это я!»

 

1969

 

ПЕСЕНКА О ПЕРЕСЕЛЕНИИ ДУШ

 

Кто верит в Магомета, кто – в Аллаха, кто – в Исуса,

Кто ни во что не верит – даже в черта, назло всем, –

Хорошую религию придумали индусы:

Что мы, отдав концы, не умираем насовсем.

 

Стремилась ввысь душа твоя –

Родишься вновь с мечтою,

Но если жил ты как свинья –

Останешься свиньею.

 

Пусть косо смотрят на тебя – привыкни к укоризне, –

Досадно – что ж, родишься вновь на колкости горазд.

А если видел смерть врага еще при этой жизни –

В другой тебе дарован будет верный зоркий глаз.

 

Живи себе нормальненько –

Есть повод веселиться:

Ведь, может быть, в начальника

Душа твоя вселится.

 

Пускай живешь ты дворником – родишься вновь прорабом,

А после из прораба до министра дорастешь, –

Но если туп, как дерево, – родишься баобабом

И будешь баобабом тыщу лет, пока помрешь.

 

Досадно попугаем жить,

Гадюкой с длинным веком, –

Не лучше ли при жизни быть

Приличным человеком?!

 

Так кто есть кто, так кто был кем? – мы никогда не знаем.

Кто был никем, тот станет всем, – задумайся о том!

Быть может, тот облезлый кот – был раньше негодяем,

А этот милый человек – был раньше добрым псом.

 

Я от восторга прыгаю,

Я обхожу искусы, –

Удобную религию

Придумали индусы!

 

1969

 

* * *

 

И душа, и голова, кажись, болит, –

Верьте мне, что я не притворяюсь.

Двести тыщ – тому, кто меня вызволит!

Ну и я, конечно, постараюсь.

 

Нужно мне туда, где ветер с соснами, –

Нужно мне, и всё, – там интереснее!

Поделюсь хоть всеми папиросами

И еще вдобавок тоже – песнями.

 

Дайте мне глоток другого воздуха!

Смею ли роптать? Наверно, смею.

Запах здесь… А может быть, вопрос в духах?…

Отблагодарю, когда сумею.

 

Нервы у меня хотя луженые,

Кончилось спокойствие навеки.

Эх вы мои нервы обнаженные!

Ожили б – ходили б как калеки.

 

Не глядите на меня, что губы сжал, –

Если слово вылетит, то – злое.

Я б отсюда в тапочках в тайгу сбежал, –

Где‑нибудь зароюсь – и завою!

 

1969

 

* * *

 

Не писать мне повестей, романов,

Не читать фантастику в углу, –

Я лежу в палате наркоманов,

Чувствую – сам сяду на иглу.

 

Кто‑то раны лечил боевые.

Кто‑то так, обеспечил тылы…

Эй вы парни мои «шировые»,

Поскорее слезайте с иглы!

 

В душу мне сомнения запали,

Голову вопросы мне сверлят, –

Я лежу в палате, где глотали,

Нюхали, кололи всё подряд.

 

Кто‑то там проколол свою душу,

Кто‑то просто остался один…

Эй вы парни, бросайте «морфушу» –

Перейдите на апоморфин!

 

Тут один знакомый шизофреник –

В него тайно няня влюблена –

Говорит: «Когда не будет денег –

Перейду на капли Зимина».

 

Кто‑то там проколол свою совесть,

Кто‑то в сердце вкурил анашу…

Эх вы парни, про вас нужно повесть.

Жалко, повестей я не пишу.

 

1969

 

Я НЕ ЛЮБЛЮ

 

Я не люблю фатального исхода,

От жизни никогда не устаю.

Я не люблю любое время года,

Когда веселых песен не пою.

 

Я не люблю холодного цинизма,

В восторженность не верю, и еще –

Когда чужой мои читает письма,

Заглядывая мне через плечо.

 

Я не люблю, когда – наполовину

Или когда прервали разговор.

Я не люблю, когда стреляют в спину,

Я также против выстрелов в упор.

 

Я ненавижу сплетни в виде версий,

Червей сомненья, почестей иглу,

Или – когда все время против шерсти,

Или – когда железом по стеклу.

 

Я не люблю уверенности сытой, –

Уж лучше пусть откажут тормоза.

Досадно мне, что слово «честь» забыто

И что в чести наветы за глаза.

 

Когда я вижу сломанные крылья –

Нет жалости во мне, и неспроста:

Я не люблю насилье и бессилье, –

Вот только жаль распятого Христа.

 

Я не люблю себя, когда я трушу,

Досадно мне, когда невинных бьют.

Я не люблю, когда мне лезут в душу,

Тем более – когда в нее плюют.

 

Я не люблю манежи и арены:

На них мильон меняют по рублю.

Пусть впереди большие перемены –

Я это никогда не полюблю!

 

1969

 

* * *

 

Ну вот, исчезла дрожь в руках,

Теперь – наверх!

Ну вот, сорвался в пропасть страх

Навек, навек, –

Для остановки нет причин –

Иду, скользя…

И в мире нет таких вершин,

Что взять нельзя!

 

Среди нехоженых путей

Один – пусть мой!

Среди невзятых рубежей

Один – за мной!

А имена тех, кто здесь лег,

Снега таят…

Среди непрощенных дорог

Одна – моя!

 

Здесь голубым сияньем льдов

Весь склон облит,

И тайну чьих‑нибудь следов

Гранит хранит…

И я гляжу в свою мечту

Поверх голов,

И свято верю в чистоту

Снегов и слов!

 

И пусть пройдет немалый срок

Мне не забыть,

Что здесь сомнения я смог

В себе убить.

В тот день шептала мне вода:

Удач – всегда!..

А день… какой был день тогда?

Ах да – среда!..

 

1969

 

К ВЕРШИНЕ

 

Памяти Михаила Хергиани

 

Ты идешь по кромке ледника,

Взгляд не отрывая от вершины.

Горы спят, вдыхая облака,

Выдыхая снежные лавины.

 

Но они с тебя не сводят глаз –

Будто бы тебе покой обещан,

Предостерегая всякий раз

Камнепадом и оскалом трещин.

 

Горы знают – к ним пришла беда, –

Дымом затянуло перевалы.

Ты не отличал еще тогда

От разрывов горные обвалы.

 

Если ты о помощи просил –

Громким эхом отзывались скалы,

Ветер по ущельям разносил

Эхо гор, как радиосигналы.

 

И когда шел бой за перевал, –

Чтобы не был ты врагом замечен,

Каждый камень грудью прикрывал,

Скалы сами подставляли плечи,

 

Ложь, что умный в горы не пойдет!

Ты пошел – ты не поверил слухам, –

И мягчал гранит, и таял лед,

И туман у ног стелился пухом…

 

Если в вечный снег навеки ты

Ляжешь – над тобою, как над близким,

Наклонятся горные хребты

Самым прочным в мире обелиском.

 

1969

 

ПЕСЕНКА О СЛУХАХ

 

Сколько слухов наши уши поражает.

Сколько сплетен разъедает, словно моль!

Ходят слухи, будто все подорожает –

абсолютно, –

А особенно – штаны и алкоголь!

 

Словно мухи, тут и там

Ходят слухи по домам,

А беззубые старухи

Их разносят по умам!

 

– Слушай, слышал? Под землею город строют, –

Говорят – на случай ядерной войны!

– Вы слыхали? Скоро бани все закроют –

повсеместно

Навсегда, – и эти сведенья верны!

 

Словно мухи, тут и там

Ходят слухи по домам,

А беззубые старухи

Их разносят по умам!

 

– А вы знаете? Мамыкина снимают –

За разврат его, за пьянство, за дебош!

– Кстати, вашего соседа забирают,

негодяи,

Потому что он на Берию похож!

 

Словно мухи, тут и там

Ходят слухи по домам,

А беззубые старухи

Их разносят по умам!

 

– Ой, что деется! Вчерась траншею рыли –

Откопали две коньячные струи!

– Говорят, шпионы воду отравили

самогоном,

Ну а хлеб теперь – из рыбной чешуи!

 

Словно мухи, тут и там

Ходят слухи по домам,

А беззубые старухи

Их разносят по умам!

 

Закаленные во многих заварухах,

Слухи ширятся, не ведая преград, –

Ходят сплетни, что не будет больше слухов

абсолютно,

Ходят слухи, будто сплетни запретят!

 

Словно мухи, тут и там

Ходят слухи по домам,

А беззубые старухи

Их разносят по умам!

 

1969

 

* * *

 

«Рядовой Борисов!» – «Я!» – «Давай, как было дело!»

«Я держался из последних сил:

Дождь хлестал, потом устал, потом уже стемнело…

Только я его предупредил!

 

На первый окрик “Кто идет?” он стал шутить,

На выстрел в воздух закричал: “Кончай дурить!”

Я чуть замешкался и, не вступая в спор,

Чинарик выплюнул – и выстрелил в упор».

 

«Бросьте, рядовой, давайте правду, – вам же лучше!

Вы б его узнали за версту…»

«Был туман – узнать не мог – темно, на небе тучи, –

Кто‑то шел – я крикнул в темноту.

 

На первый окрик “Кто идет?” он стал шутить,

На выстрел в воздух закричал: “Кончай дурить!”

Я чуть замешкался и, не вступая в спор,

Чинарик выплюнул – и выстрелил в упор».

 

«Рядовой Борисов, – снова следователь мучил, –

Попадете вы под трибунал!»

«Я был на посту – был дождь, туман, и были тучи, –

Снова я устало повторял. –

 

На первый окрик “Кто идет?” он стал шутить,

На выстрел в воздух закричал: “Кончай дурить!”

Я чуть замешкался и, не вступая в спор,

Чинарик выплюнул – и выстрелил в упор».

 

… Год назад – а я обид не забываю скоро –

В шахте мы повздорили чуток, –

Правда, по душам не получилось разговора:

Нам мешал отбойный молоток.

 

На крик души «Оставь ее!» он стал шутить,

На мой удар он закричал: «Кончай дурить!»

Я чуть замешкался – я был обижен, зол, –

Чинарик выплюнул, нож бросил и ушел.

 

Счастие мое, что оказался он живучим!..

Ну а я – я долг свой выполнял.

Правда ведь, – был дождь, туман, по небу плыли тучи

По уставу – правильно стрелял!

 

На первый окрик «Кто идет?» он стал шутить,

На выстрел в воздух закричал: «Кончай дурить!»

Я чуть замешкался и, не вступая в спор,

Чинарик выплюнул – и выстрелил в упор.

 

1969

 

* * *

 

Подумаешь – с женой не очень ладно,

Подумаешь – неважно с головой,

Подумаешь – ограбили в парадном, –

Скажи еще спасибо, что – живой!

 

Ну что ж такого – мучает саркома,

Ну что ж такого – начался запой,

Ну что ж такого – выгнали из дома,

Скажи еще спасибо, что – живой!

 

Плевать – партнер по покеру дал дуба,

Плевать, что снится ночью домовой,

Плевать – в «Софии» выбили два зуба, –

Скажи еще спасибо, что – живой!

 

Да ладно – ну уснул вчера в опилках,

Да ладно – в челюсть врезали ногой,

Да ладно – потащили на носилках, –

Скажи еще спасибо, что – живой!

 

Да, правда – тот, кто хочет, тот и может,

Да, правда – сам виновен, бог со мной,

Да, правда, – но одно меня тревожит:

Кому сказать спасибо, что – живой!

 

1969

 

СТАРАТЕЛЬСКАЯ

Письмо друга

 

Друг в порядке – он, словом, при деле, –

Завязал он с газетой тесьмой:

Друг мой золото моет в артели, –

Получил я сегодня письмо.

 

Пишет он, что работа – не слишком…

Словно лозунги клеит на дом:

«Государство будет с золотишком,

А старатель будет – с трудоднем!»

 

Говорит: «Не хочу отпираться,

Что поехал сюда за рублем…»

Говорит: «Если чуть постараться,

То вернуться могу королем!»

 

Написал, что становится злее.

«Друг, – он пишет, – запомни одно:

Золотишко всегда тяжелее

И всегда оседает на дно.

 

Тонет золото – хоть с топорищем.

Что ж ты скис, захандрил и поник?

Не боись: если тонешь, дружище, –

Значит, есть и в тебе золотник!»

 

Пишет он второпях, без запинки:

«Если грязь и песок над тобой –

Знай: то жизнь золотые песчинки

Отмывает живящей водой…»

 

Он ругает меня: «Что ж не пишешь?!

Знаю – тонешь, и знаю – хандра, –

Всё же золото – золото, слышишь!–

Люди бережно снимут с ковра…»

 

Друг стоит на насосе и в метку

Отбивает от золота муть.

… Я письмо проглотил как таблетку –

И теперь не боюсь утонуть!

 

Становлюсь я упрямей, прямее, –

Пусть бежит по колоде вода, –

У старателей – всё лотерея,

Но старатели будут всегда!

 

1969

 


Дата добавления: 2018-10-26; просмотров: 238; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!