БРАНЬ АРХИСТРАТИГА МИХАИЛА СО САТАНОЮ 16 страница



Σος Γρηγώριος ό Σάββιν 8ϋ

22

[Октябрь — декабрь (?) 1762 г.]

Ода Горация (книга И, XVI) «О спокойствии души» (лат.)

Купец покоя сладка бога просит, Когда по морю его вихор бросит,

213

Как луну облак и звезды преясны Скрыл преужасный,

Просит покоя в войне турчин бешен И красным луком китаец обвешен, Но ни же, друг мой, драгая порфира Даст нам внутрь мира,

Не бо царска власть или злата полный Сундук усмирит души бедной волны, Не приутишит живущие вздохи В красном пороге.

Сладка покоя нищета есть мать, Где лишних в доме вещей не видать, Где не мешает ни страх сна сладка, Ни похоть гадка.

Почто столь много, сей червь, замышляешь? Зачем на воздух чужой поспешаешь? Что пользы бросить природные страны? Брось нрав твой странный.

Печаль глупа и на корабли восходит, И проницает на дальние походы, Оленей легких она всех быстрее, Ветров скорее.

Будь сыт тем, что есть, не печись на утро, Потешай смехом твою горесть мудро, Знай, что ничто не совсем есть блаженно, Но со злым смешенно.

Знай, что преславны пошли в прах герои И, сто лет живши, лежат в смертном гное, И, может, то твое, что слывется, Мне доведется.

Волов изрядных у тебя заводы И чужестранных лошадей природы, А на одежу тебе для прибора Сукна из-за моря.

А мне судьбина дала грунт убогой И от муз чистых греческих немного Духа напиться и пренебрегати Мир сей проклятый 90.

214

Драгоценнейший друг! Здравствуй, мой Михаил!

Это я перевел почти экспромтом, очень быстро, следя только за тем, чтобы, насколько это было для меня воз­можно, выразить дух автора, не заботясь о красотах стиля. Ты можешь, если тебе угодно, изменить и начать другими словами. Что касается перевода выражения: quod ultra est, oderit curare — словами «не печися на утро», то остерегись порицать его слишком поспешно, хотя я и знаю, что ты чужд предрассудков. Ибо если кто-либо, как говорят, подобно нильской собаке 91 отведал творения святых отцов, тот поймет, что «завтрашнее» я воспринял в смысле последующей жизни. Ибо если наша жизнь по­всюду в Священном писании уподобляется дню, первая же часть дня есть ночь, а вторая — свет, то весьма правильно ранний возраст, то есть юность, называть глупым, жизнью в настоящем, еще не освещенной солнцем истины. Другая часть жизни, уподобляемая свету, называется жизнь... так как оставляются дела тьмы. Итак, когда автор говорит: «Не заботься о завтрашнем дне», — он хочет сказать: не следует заботиться о том, что ты будешь есть или во что оденешься в старости. Ищи в настоящей жизни только царствия божия, заботься и беспокойся только о добро­детели и мудрости. Ибо если ты хорошо посеешь в настоя­щем, то хорошо пожнешь в будущем и никто из тех, чьи нравы святы, не будет лишен в старости пропитания. К этим словам имеет отношение изречение Платона, ко­торое мне недавно встретилось и которое поэтому я не по­ленюсь тебе сообщить. Это изречение таково: έμοι μεν ουδέν έστι πρεσβύτερον του ώς δτι βέλτιστον έμέ γενέσθαι 92. Смотри, О чем заботились высокие мужи — не о богатстве и т. д. Не уди­вительно поэтому, что они хорошо завершили жизнь. Как каждый сеет в юности, так пожинает в старости. Хочешь быть легким и здоровым старцем? Соблюдай в юности трез­вость и целомудрие! Подумай об этом!

Будь здоров, мой превосходнейший φιλόμουσε! 93

Твой Григорий Саввич

23

[20—23 декабря 1762 г.]

Итак, несчастны, о, трижды, четырежды несчастны те, Чье потомство родилось под звездой Фараона!

215

А если чувствуешь в себе плоды Βαβυλφνος 94,

О, разбивай их во всякое время о камень!

Люцифер — это σατανάς 95, если он блистает, не верь!

Ночное растение с восходом солнца вянет.

Под несчастливой звездой пусть ничего не рождается.

Вот день господень недалеко, вот он близко.

Дражайший Михаил!

Поистине мое уединение открыло мне небо. Задав мальчикам упражнение, я ушел в музей, где в связи с объяс­нением слова αστρολόγος96, видишь, к каким мыслям я при­шел. От рассмотрения видимого неба я перешел к вопросам духовным. Первое небо прекрасно, но гораздо более достой­но божественного созерцания второе. Теперь ты подумай о том, находятся ли в небе те, которые (хотя телом они и на земле) уклоняются от дел мертвой толпы для έν τοις ούρανοΐς 97. Разве не превосходно с Иеронимом 98 умст­венно прохаживаться по раю? Но я могу насытиться бе­седами с тобой. Одно только мне близко, воскликну я: ώ σχολίον, ώ βιβλίον 99. Будь здоров, дражайшая душа, и старайся подниматься в эти небеса!

Твой σύμμαχος 100 Григорий «Если око твое лукаво» и проч.

Под несчастной звездой, если времена луны плохи,

Рождается, как говорят астрологи, не все хорошее,

С землей сожительствуют άστρα 101.

ΓαΓα μεν έστι γυνή, ουρανός έστιν άνήρ 102.

Но ты оставь земное, взирай на τ αΰλα 103

И из видимого познавай невидимое.

И в небе нашего ума

Есть свои звезды, денницы, а также солнце и луна. Если светит дурная звезда, верь, родится все

дурное.

О несчастный род, родившийся под такой звездой! Слышишь ли, Михаил, о чем говорят священные книги? И понимаешь ли, что во чреве могут быть два рода? О красное небо, в котором блистает слава Христа! Звезда, которая указывала путь святым волхвам! Ибо тогда рождаются дети — священная поросль, —

Τον γ Ήρώδην και φαραφνα 104.

О несчастные!

2 4

[Начало января]

Здравствуй, приятнейший юноша и мне наиболее милый Михаил!

Вот начался новый год, поэтому пишу тебе по-гречески и считаю это хорошим предзнаменованием. Христос ска­зал в евангелии следующее: «Дух господень на мне» и проч. — да благословит тебя венец года этого и да хра­пит тебя в добром здравии и благополучии вместе с самыми дорогими тебе!

Об этом молится твой преданный друг

Григорий Сковорода. 1763 г.

25

[23—26 января 1763 г.]

Дражайший Михаил!

Иные, говорит Сократ 106, живут, чтобы есть и пить, а я — напротив. Далее, большинство совсем не знает, что значит жить, и хотя желает пользоваться питанием, чтобы поддерживать жизнь, однако не может жить, ибо самое великое и потому самое трудное искусство из всех — это научиться жить так, как этому искусству учит и его дает один Христос. Пока я буду знать, что ты жадно читаешь мои письма, я не перестану тебе писать и говорить подобно этому:

«Молчи, молчи: λεπτόν ίχνος 107.

Войди теперь на возвышенную башню и раскрой в своей душе то, что волнует чернь. Ты увидишь, что один страдает чесоткой, другой — лихорадкой, третий — подагрой, чет­вертый — эпилепсией, пятый — водянкой; у одного гниют зубы, у другого — внутренности; некоторые до того жалки, что кажется, будто они носят не тело, а живой труп. Я уже не буду говорить о более легком: о кашле, изнуре­нии, зловонном дыхании и подобном. Из таких-то и состоит мир, то есть из прокаженных членов. Ибо если ты и видишь среди них людей со здоровым телом, то эти последние при­надлежат к тем, которые, будучи недавно пойманы в сети, еще не дошли до того, о чем выше было сказано, однако к этому стремятся, даже бегут, подготовляемые фуриями к столь славным наградам. А мы этих больных избегаем и правильно делаем: чтобы они и нас не заразили своим

217

прикосновением; однако мы охотно продолжаем общение с теми, которые до сих пор здоровы, но умы которых по­вреждены и напитаны ядовитыми учениями. Но мы не за­болели бы телом, если бы не заболели ранее душой. Что пользы удаляться от нечистого и зловонного блудника, если общаешься С теми, КТО ομιλείς τνευμα πορνείας εχοντι 108. От первого становится худо телу, от второго заражается душа. Ты избегаешь того, который от пьянства становится μανίαν 109, и не остерегаешься чревоугодника, призывающего тебя своим примером к несвоевременному и неумеренному мясоедению и винопитию. Зачем же ты избегаешь реки, а к источнику приближаешься? Боишься пожара, а ищешь огня? Проклинаешь уголья и ходишь по искрам и горячей золе? Боишься прикосновения к ране, а ходишь среди мечей и скорпионов? Избегаешь водянки, подагры, галльской болезни 110 и не удаляешься от невоз­держания, матери всех этих бедствий? Но Сократ среди чумы остался невредим, привыкнув к святейшему образу жизни, к простой и умеренной пище. Послушай Плутарха, приписывающего причину всех болезней избытку влаги в теле: под влиянием внешних причин и условий избыток влажных материй в теле как бы замещает субстанцию и тело. Без упомянутого избытка эти причины не вызывают ничего дурного, а остаются без последствий. Но где и когда есть избыток влажных материй, там как бы возникает некоторая грязная нечистота... Огонь ищет только то место, где он чувствует присутствие нефти: так болезнь, всякая зараза и воспаление не могут пристать, когда тело про­хладно, лишено слизи и наподобие пробки легко. Боль­шинство людей до безумия нагружается мясом, всякого рода напитками. И удивительно ли, если за причиной следуют действия? Именно от этой «бесподобной» мате­рии произошли все ранее упомянутые несчастья. «Молчи, молчи: тонкий след». Избегай мирского άν&ρω~όκτονον 111 духа, избегай этих скорпионов, не вреди, не разрушай своего тела (чтобы не погрешить в чем-либо), но утончай его, сокращая неумеренную пищу и избегая огня, вызы­ваемого вином; отсюда все пороки души, а из последних в свою очередь — все болезни тела. Не тот убивает коня, кто питает его простым кормом, а тот, кто дает много овса и не соблюдает умеренности в езде. Мы отягчаемся пищей и вином и подолгу останавливаемся на каком-нибудь тре­вожном размышлении. Отсюда преждевременная старость,

218

если не еще что-либо. Я потому останавливаюсь на этом довольно подробно, что, как я вижу, весьма многие, даже облеченные властью, не удовлетворяются тем, что соблаз­ном примеров и приманкою слов и красноречия портят юношей и побуждают их προς την γαστριμαργίαν 112, но пользуются при этом местами, взятыми из Священного писания. Если ты желаешь послушать нас немного, то будешь уверен в том, что, пока ты соблюдаешь трезвость, у тебя сохраняются и здоровье, и стыдливость, и репута­ция — ценнейшие θησαυρούς113. Подстрекают к невоз­держанности? Но ты отбрось порочный стыд, не осмеливаю­щийся ответить отказом, теперь уже приучи себя к этому святому упорству и скажи: мне это не полезно, хотя вы и говорите, что для чистых все чисто. И если Павел говорит, что ему непозволительно есть мясо из-за любви к другим, то разве я не могу из-за любви к самому себе хранить пост или выбирать пищу? Так устраняй ты желчь и яд их слов, подслащенных медом. Скука влечет тебя к роскоши? Возьми святую книгу, пой священные гимны, молись; если это окажется недостаточным, позови порядочного товарища, займись веселым и хорошим разговором, приди к нам или нас к себе пригласи. Чего тебе бояться? Если постыдно судишь, остерегайся делать; если же этого нет, победи дурной стыд и страх, отвлекающие от порядочных дел... О, если бы мы были так стыдливы и робки в постыд­ных делах, как часто мы бывали боязливы и превратно стыдливы в осуществлении порядочных поступков! Хрис­тос да сохранит столь великий твой дар незапятнанным от мирской заразы и да приготовит тебя для своей обители! Будь здоров, дражайший!

К тебе безмерно расположенный Григорий Саввич

26

[1763 г.]

Плутарх говорит: «Как поддельные предметы, выда­ваемые за золотые, подражают блеску и сиянию золота, так и льстец, подражая приятности и прелести друга, всегда представляется веселым и сияющим а, никогда не оказывая сопротивления, никогда ни в чем не отказывая». Поэтому не тотчас мы должны подозревать в лести тех, кто

а Блестящий — то же, что и сияющий.

219

хвалит: своевременная похвала прилична другу не менее, чем порицание. Тем более угрюмость и склонность все порицать есть нечто чуждое дружбе и приятельским отно­шениям. Кто же, доброжелательно к нам относясь, сво­бодно и решительно отзывается с похвалою о том, что достойно похвалы, — от этого человека мы легко перено­сим и принимаем и порицание, полагая, что тот, кто свободно высказывает похвалу, выражает порицание лишь под давлением необходимости (чем ты блистаешь, то и отра­жаешь).

Дражайший мой Михаил!

Так как в настоящее время мне нечего тебе сказать, то через мое посредство с тобою будет беседовать наш Плу­тарх — муж, исполненный веры и очарования, и глава тех, которые посвятили себя γνησίαις ταις Μούσαις 114, этим очаровательным Каменам и небесному Геликону 11δ. Но неужели тебе не кажется παράδοξον116 даже παραδ-οξότατον 117 то, что у меня, друга, не хватает слов, в особенности для тебя? Что касается меня, то такого че­ловека я считаю κενότερον 118, чем самую философскую пустоту. Но разумеется, когда я принимаюсь писать тебе, я стараюсь держать себя в рамках, а не стремлюсь к мно­гословию. Я принадлежу к тем, которые настолько ценят друга, что ставят его превыше всего и признают друзей, как говорит твой Лелий 119, лучшим украшением жизни.

Каждого влечет свое пристрастие.

Я презираю Крезов, но завидую Юлиям, равнодушен к Демосфенам 120, жалею богатых: пусть приобретают себе, что хотят! Я же, если у меня имеются друзья, чувствую себя не только счастливым, но и счастливейшим. Что же поэтому удивительного в том, что для меня нет ничего сладостнее, как болтать с другом? Лишь бы бог укрепил меня в своей добродетели, лишь бы он сделал меня достой­ным человеком, себе дружественным, ибо добрые люди являются друзьями божиими и только среди таких хра­нится высший дар, разумей — истинная дружба. Ко всему прочему мне ουδείς κατχ παροιμίαν λόγος 121.

Будь здоров, дражайший, и люби источник всякой сла­дости — добродетель вместе с добрыми науками, и возда­вай нам любовью за нашу любовь!

Твой Григорий Саввич В праздник Иоанна Златоуста, января 27

220

27

Επίγραμμα 122

Когда Венера, сопровождаемая своим Купидоном, Встретилась однажды с девятью музами, Она обратилась к ним с такими словами: «Меня чтите, о музы: я первая из всех богов, Мою власть признают все боги и люди». Так сказала Венера. А музы: «Но над нами ты

не властна.

Музы чтут святилище Геликона, а не твое царство»

Дражайший мой Михаил! Χόρευε έν τω χυρίφ! 124

Встав за два часа προαναστάς των όρ&ρινών ευχών125 и сам с собою ομιλών 126 между прочими благочестивыми размышлениями, составил я επίγραμμα127. Помню, среди греческих επιγράμματα 128 я читал такую, когда находился в монастыре св. Сергия. Будучи не в силах ее припомнить, я своими словами выразил тот же смысл. Мне кажется, она прекрасно и возвышенно говорит о τό άδυτον 129 муз и до­стойна быть спетой сегодня, когда мы чтим память των τρειών τών μεγάλων της οικουμένης διδασκάλων 130. О если бы и нам, мой Михаил, удалось достигнуть такой же вер­шины добродетели!

Ταΰτα εύχεται σοι σος Γρηγώριος 131

Января 30

Если в греческих словах, как они здесь написаны, я до­пустил ошибку, исправь и сообщи мне. Ουδέν τούτοο φιλότερον 132 и знай это: χειρ χείρα νίπτει 133. 1763, в день трех святых: Василия, Григория, Иоанна.

28

[1763 г.]

Из тысяч пословиц Эразма 134. Аристотель, Большая Этика, гл. 2 135.

"Οταν βουλόμεθα σφόδρα φίλον είπεΐν, μία φαμέν ψυχή ή έμή καί ή τούτου — когда мы хотим выразить высшую сте­пень дружбы, мы говорим, что моя душа и его душа —

221

одно. То же говорится в другом месте той же книги: "Εστι γαρ, ώς φαμέν, όφίλος έτερος εγώ — Друг, как МЫ гово­рим, — наше второе я.

Но послушай и из Плутарха 136. Рассказывают, что обе­зьяны, пытаясь подражать людям, перенимают их движе­ния и воспроизводят их пляски. Льстец же, подражая дру­гим, их обманывает, прельщает, но не всех одинаково. С одними он пляшет и поет, к другим присоединяется в ка­честве товарища по палестре 137 и по физическим упраж­нениям. Если он имеет дело с юношей, преданным лите­ратурным и научным занятиям, он весь в книгах, отпускает бороду (философскую) до самых пят, носит плащ, оставляет развлечения, на устах у него числа и прямоугольники да треугольники Платона 138.

Желаннейший Михаил!

Так как из всех потерь потеря времени наитягчайшая, то даже одно мгновение из этих ангельских дней так ценно, что превышает все, что мы имеем, даже самое себя, настоль­ко, насколько время превышает другие владения. Теперь наконец наш внутренний человек, не отягченный плотью, как бы освободившись от оков или получив новые крылья, поднимается высоко наподобие του άετου 139, парит, носится и летает в неизмеримых небесных просторах, как по рав­нине открытых полей, стремясь проникнуть и достигнуть προς τό κάλλος τό θείον140, где ангелы непрерывно взирают на τό πρόσωπον του πατρός 141, радуясь человеческому жребию. О, эти дни приятные, нектарные, никаким делом не нарушающие ценность всего, даже и ценность дней! О трудный первый и суровый пост, куда ты нас ведешь? Так всякая добродетель и всякое благо вначале представ­ляются горькими, а под конец услаждаются. О мой дра­жайший Михаил! Остерегайся эти деньки расходовать на пустое! Познай сокровища, познай удел свой, который намного лучше удела персидских царей. Чего нам бояться, если мы здесь отдыхаем? Временем покупается небо, даже сам бог. Я никогда не перестану убеждать тебя, чтобы ты посвятил себя не вульгарным музам, а прекрасным делам, презираемым толпою, тем книгам, которых, как говорит Мюре 142, «редкая касается рука». Не могу не воспользо­ваться, как шпорой, следующими словами нашего Эразма: «Помышляй о том, что нет ничего более преходящего, чем


Дата добавления: 2018-10-26; просмотров: 162; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!