БРАНЬ АРХИСТРАТИГА МИХАИЛА СО САТАНОЮ 11 страница

 

Глава 4-я ПРОДОЛЖАЕТСЯ СУД НАД ЗМИЕМ

Душа. Когда сей змий подвержен всемирному суду, тогда можем быть и мы над ним судьями. Не он ли есть оный Даниилов болван, философским, скажу лучше, израильским камнем стертый?.. Недавно я смеялась тому, что он до Авраама привел число троих гостей, а в Содом отправил только двоицу, а третий где? Из воза, по посло­вице, убился?.. Конечно, гости стояли на горе. «Трое мужей стояли над ним». Однако ж не сказал: явился ему бог у горы, но у дуба. Смешно и то: «Не минуй меня, раба твоего». Потом: «И омоются ноги ваши». Итак, у Авраама трое, двое и один гость есть то же. Не сие ли есть по-гер­мански шпицбуб, по-гречески — химера, химара, а у нас то же, что мара?..

Дух. Цысс-сысс-сысс!.. Тише, потише, голубка моя! Оглядайся, как притча учит, на задние колеса. Не спеши! Ах, да не пожрет себя дракон и потоп! Рыдает мать, ро­дившая дерзкого сына. О, дабы не рыдала и тебе! Невен­чанных оных страдальцев погубил кто? Суд наглый. Все­ленский всеродных бед вечно обуревающий все роды и все века и людей наводит потоп кто? Суд наглый. Спаситель­ную оную от потопа пирамиду совершить в столпотворении помешал кто? Языки слиял и речи замешал, источившие всех раздоров и разноверий ереси, кто? Суд наглый. Кто ли пресладчайший музыкальный богу орган, сиречь

164

Библию, дурногласною и бессогласною сотворил и рас­строил? Кто научил сию Еву петь песни не богу Иакова, но бездушному деирскому идолу, миру сему? Суд наглый. Поют в костелах в день святого духа: «Согласно восшумела пищальская песнь» и проч.

Но лучше было так петь: «Несогласно восшумела...» Сего ради изгнан из рая Адам, с расстроенною своею псал­тырью и с некрасивыми своими гуслями. Эй, душа моя! Избегай суда наглого, опасно суди суд божий. Знаешь ли, Библия есть что? Ведь она-то есть древний оный αφίγ; (сфинкс), лев-дева, или льводева. Вместе лев и дева. Се встречает тебя, обходя Вселенную, ищущий, как лев, дабы кого поглотить, а кто-то встречает? Давидов оный проказник, мор и бес полуденный. Вот тебе сфинкс! А ты дремлешь и играешь! Не слышишь ли Соломона: «Любя­щий беду достоин ее». Разумеешь ли, как ныне встречает и ожидает тебя или преблаженная победа, или совершен­ная беда? Если решишь гадание себе, если достанешь острогорний оный город, град Давир, город премудрости и грамоты ее премудрой, город оный апокалипсный, город драгоценнокаменный, единый, возлюбленный Давиду го­род оный, «кто введет меня в город утвержденный? — Се мир тебе и милость во все дни жизни твоей!..»

Знаю. Тебя ведь соблазнили Авраамовы гости. Прошу не уничижать и не ругаться им. Видно, что сие не дурь и не вздор, когда сказывают, что еврейская Библия сим же стилем начинается: «Вначале сотворил бог сие небо и сию землю». Разжуй! Сотворил? Сие значит один. Боги? Сие значит не один. Подобно пишется и о странниках оных: «Сойдя же, — странник говорит, — узрю». Потом: «Мы погубляем, — говорит тот же стран­ник, — место сие». Я и мы? Видишь, что здесь значит то же. Если кто с Пифагором раскусил фигурный треугол, обра­зующий истину, тот видит, что в нем 3, 2 и 1 есть то же 23.

Троица в единице и единица в троице быть не может, кроме единицы. Но кто же един, только един бог. Вся тварь есть то плоть — разумей: сплетенная сетка, склеен­ный песок, слепленный прах, разделяющийся в свою бес­конечность, разделением своим и сечением ответствуя противостоящему естеству божию, единицею своею в не­раздельную бесконечность и в бесконечную нераздель­ность простертому, ибо вся тварь есть-то секомая натура. Нет ей причастия со всеблаженною оною единицею: «Едино

165

есть на потребу». И опять со святою троицею нет части твари. Сия Агарь24 есть многая бедность и бедная оная многость. «Марфа! Марфа! Печешься и молвишь о много-сти...» Едино начало, а начальная единость всю тварь предваряет: се угол! Создавшая плоть, и вселившаяся в ней: се угол! Исчезнувшей плоти пребывающая же: се угол! Вот тебе, горлица моя, египетский треугол! Вот для чего влюбился в него мудрец самосский! 25 Не знающие себя и бога сим соблазняются и ругаются. Светлые же ангелы озаряют смыслы, веселясь, яко с нами бог. Треу­гол, квадрат, коло, солнце, просфорный хлеб с вырезан­ным среди него и вынутым через иерея квадратом или треуглом преломлен, просто сказать, растолкован Луке и Клеопе 26, все сие единость образует.

Душа. «Радуйся, ковчег, духом позлащенный!» Ныне слышу! Ныне вижу! Ты мать и дом... Се! Вижу духа божи-его, носящегося вверху потопных вод. Вижу одно, а то есть трое. Вижу трое, а то есть одно... Но как двое и одно?.. Недоумевает ум... Накажи меня, господи, и накажусь. Обличи меня, и возлюблю тебя.

Д у х. О несмышленна и косна! От лика буйных дев, дева! И сего ли не постигаешь? Положи во едино конец и начало. Эй! Будь мне прозорлива, как Ноева голубица, да не причтешься к несчастному оному хору и не погиб­нешь потопом. «Оскудели добрые девы». «Погрязли, как олово в водах».

Будь же и ты судьею, но смотри: праведен суд суди. Не на лицо одно взирай и не цени по углам горницы, а по позлащенной скорлупе ореха. Знаешь ведь, что змий есть, знай же, что он же и бог есть. Лжив, но и истинен. Юрод, но и премудр. Зол, но он же и благ. «Сколь благ бог Израилев к правым и мудрым девам!» Буде, в нем ста­нешь видеть одну злость и плоть, не перестанет тебя уяз­влять и питать оною, как пишется: «Приложи им зла, господи приложи». Кому? «Славным земли». Как может земля, плоть, гной славиться в доме божием? Весьма не советует Мойсею взирать на лицо свое бог. Сие значит видеть в Библии землю и тьму, а вкушать яд. Содомляне сплошь — юноши и старцы их — перед сном в вечер бро­дят около дома божиего, но алчут, как пес всегда.

Душа. Я рада очень, чтоб он не был язвительным. Тогда бы я не ругалась ему и не боялась бы смертного жала его. Но что с ним делать?

166

Дух. Произвести праведный суд ему — вот что! И точно узнать силу дела его. Тогда малое дитя поведет его. Душа. Как же сие делать?

Дух. Вознести и поднять его от земли вверх. Тогда явится спасительная сила его, как сам он признается: «Когда-де вознесете сына человеческого, тогда уразумеете, что я есмь». Правдиво сказать: что ли я значу? И что ли то есть? Ныне же сидите на седалище губителей моих и незлобиву мою невинность убиваете. Сия же то, нако­нец, есть не ложная печать веры, чтоб поднять змия чуд­ного сего, как пишется: «Знамения верующим; языками возглаголют новыми; змия возьмут, вознесут...»

Душа. Кто же может его поднять?.. А подняв, где его девать? Разве на шею повесить?

Дух. Горы преносит и змия поднимает кто? Вера. Подними прежде не змиино, но твое самого сердце, куда? К вечному, а змий во след твой самовольно вознесется в гору и повиснет на дереве, а тебе на шее.

Душа. Вот беда! Загрызет...

Д у х. О, дура! Не беда, но спасение... Он только тогда вреден, когда но земле ползает.

Душа. Скажи, отец, пояснее, как повиснет на дереве? Мы дерево разумеем то, что крест, висе­лица...

Д у х. Скажи лучше так: мы ползаем по земле, как мла­денцы, а за нами ползет и змий. И кто вас восставит? Да не выходит из памяти тебе пресветлая (слышь, дочь) божиих гор седмица! Они суть семь райских яблонь, семь же, как одна, рождающих плод вечной жизни. Теперь почувствуй сладкий сей глас невесты: «Как яблоня по­среди деревьев летних, так брат мой посреди сыновей». «Положите меня в яблоках; под яблонею возбудил тебя». «Там родила тебя мать твоя». Видишь ли, куда в гору воз­носится и на каком дереве вешается? Так же Исайя через райское древо жизни разумеет седмицу: «Как дни древа жизни, будут дни людей моих».

На сем насажденном при источниках вод дереве по­вешен, из нечестивого мужа блаженным, из ползущего божественным, из ядовитого делается спасительным, из мертвого живым... Послушай, как Исайя о всех Ноевых, или библейных, скотах, зверях и о самом змие благовес­тит: «Не повредят и не погубят?» Но внемли, где не по­вредят? «На горе-де святой моей». «Волки и агнцы должны

167

пастись вкупе». «Лев, как вол, съест Солому, а змея — землю».

Если же мне скажешь: он и без горы кушал землю и за то от бога проклят, затем же то он проклят, что жрал не на горе, но без горы, не на горах святых. Не за то, что ел землю. Вся система мира сего есть земля и прах, вода текущая и сень псам преходящая. Подобало ему есть и пить с Клеопою, а где? На пути субботнем, или с Петром на с небес ниспущенном ковре или скатерти, или с Павлом у стола семистолпного дома, или в горнице с ноги умываю­щими апостолами, то есть с Израилем. А где же? Там, пред богом. В то время был бы он благополучен, как на­писано: «От потока на пути пьет: сего ради вознесет главу», «Вознесу тебя, господи, как поднял меня ты».

Вознесши же главу свою, мог бы тогда приподнять и все свое туловище, как сам признается: «Если я вознесен буду от земли, тогда все привлеку к себе».

Душа. Почему светлая седмица есть путь и поток?

Дух. Потому что она есть лестница, все возводящая к богу. Он один благ и один высок. А поток потому, что наповает всю библейную землю, устраивая к плодоприно-шению всю неплодную фигуральных тварей тьмы тьму. Для того пишется: «Источник исходил из земли и напоил все лицо земли». Лицо есть то же, что фигура, эмблемат, образ: «Лицо мое да не явится тебе». «Просвети лицо твое, и спасемся».

Душа. Скажи же мне: когда просвещается лицо бо­жие? Ведь солнце и день есть сам собою светел.

Дух. Никак! Всякая стихия есть то тьма. А просве­щается лицо божие тогда, когда в сердце солнечной фигуры является слава божия. Во время оно светает в солнце свет невечерний, а во дне его мрачном зареет дневное утро незаходимого века. И сие-то есть: «Во свете твоем узрим свет».

Из седмицы дней семь проповедей выводит Давид богу. Так мудрствовать и прочим советует: «Благовестите-де день ото дня». Иоиль же: «Вострубите трубою в Сионе», «Проповедуйте в горе моей святой». А что проповедовать? Вот что: «И приходит день господень», «И близок день тьмы и бури, день облака и мглы».

Тьфу! Как же не близко? Он закрылся в нашем мрач­ном и бурном дне. Так он нашим днем пожерт, как Иона китом 2?. И будто закрыт стеною: «Се сей стоит за стеною

168

нашею». Но стены двигнутся прочь, а злой день изблюет благого: «День дню отрыгает глагол», сиречь мудрому из мрачного дня выходит разум вечного дня. Во время оно фигура, таящая в утробе своей одевающегося светом, как ризою, как роза и крын, дышит благовонные духи: «Пока дышит день, и двигнутся сени». «Смирна, и стакта, и касия от риз твоих».

Д у ш а. А я не угадаю ли? Наш темный день и солнце есть-то горестная гора. А день божий есть-то из горы мамрийский дуб. Знать-то он высок, когда авраамский пир под ним...

Дух. Вот тогда ж то просвещается лицо божие, сиречь солнце, когда из него проросло древо премудрости. Тут-то пир: «Как в сени его (то есть солнца) мудрость, как же скиния посребренная и источник разума премудрости, исходящий от нее, оживляет». В то время обновляется вся земля. «Далась мне всякая власть...» «Дунул и говорит им: примите дух святой». «Пока дышит день...»

Душа. Боже мой! Сколь я усладилась фигурою сею! Она мне мила. О благолепный образ! Прекрасное лицо вечного! Пресветлейшее око! Взирающее и озаряющее всю землю! Кто в сытость насладится тебя! О позлащенная вечностью скиния и ковчег божий, спасающий от потопа всемирного! Ты солнце, храм тайному солнцу и селение богу Иакова. Пой и воспой возлюбленному твоему, о прекрасная в женах! День и вечер пой! Ночь и утро пой! Вся тварь спит. Ты же и прекрасная сестра твоя луна не дремлете, поюще сию песнь: «Брат мой мне, и я ему...» Мило мне дивиться, что к верховной сей фигуре все прочие стекаются. А сия цариц царица ведет к брату своему бес­численное девиц стадо. «Отроковицы возлюбили тебя». «В благовоние мира твоего течем». «Приведутся царю девы во след ее».

Сии суть царицы и чистые наложницы царя небесного: «Возрадуемся и возвеселимся о тебе».

Дух. Хвалю твое мудрование, любезная моя голубица. Изнемогающий в вере да вкушает оное зелье и траву: «Всяка плоть — то сено». Но твоего возраста зубам стыдно со­сать молоко. Раскусывай и ищи в скорлупах зерно веч­ности. Дом божий не всуе наречен орешник, разумей: сад орешный. В нем-то Авраам и Иаков созидают жерт­венник и при трапезе оной беседуют с богом. Иной в свет­лой седмице через день разумеет просто день. А иной жует

169

каждый ее день, дабы почувствовать вкус животворящей правды и дня господнего, по-оному: «Соблюди нас в твоей святыне весь день поучаться правде твоей». И сие-то есть: «Один же рассуждает день через день, другой же судит на всяк день». Да пребывает ибо вкус и премудрость у совершенных, каков есть оный: «Господи! Очи твои зрят на веру». Если же семисолнечные очи седмицы смотрят на веру, а вера обличает невидимую и новую тварь, тогда видно, что Иеремия, сказавший сие, не был из числа сих: «Тот рассуждает день через день».

Душа. Но где мои дочери иерусалимские? Я соску­чилась без них. Где крынов краснейшая, сих девиц настав­ница? Куда она спешит? То желает прохладиться. Под сень-де его возжелала. То просит: «Введите меня в дом вина». То хвалится: «Пойду себе к горе Смирнинской», «Утвердите меня в мирах». Зачем ей в трактир ходить? Захотелось вина и благовонных помад?

Дух. Она прямо идет в горнее к отцу своему. Запалила се любовь. Желанием желаете ним повеселиться и напиться присного и свежего, нововыдавленного вина, назы­ваемого по-римски муст. Погулять ей хочется. Она идет к Лоту.

Душа. Да где же девался возлюбленный ее? Разве уже не наскучилося ей с ним? Зачем ей к Лоту?

Дух. Хочет поспать с батюшкою. Так, как девочки с Давидом, а Давид с вечным покоем. «И полечу, и почию». Первее его беспокоили девочки. «Поспал-де смущен». Жалеется, будто ожелчен. Потом радостно вопиет: «Сей покой мой!..» Вино и покой влекут старейшую дочь Ло­тову, а она и юнейших стадо сестер влечет сюда же. Но не почитай же чистую сию голубицу блудницею. Ее отец, и брат, и друг, и жених, и господин есть то же.

Душа. Что значит пещера Лотова?

Дух. Она есть солнечный чертог того: «Я цвет поле­вой и крын удольний». Лот, по-эллински — стакти, есть жир и клей из ароматных деревьев. Вспомни древо жизни. «Запах мира твоего паче всех аромат». «Возра­дуемся и возвеселимся о тебе». «Вы друзья мои». «Пили же и упились с ним». «Не должны пить из плода лозы, пока пью новое...»

Чувствуй, душа моя, что Иисус не пьет вина, но ожи­дает некоего дня Навинова, каков ни был, не будет дру­гой вовеки. В оный един день желает как пасху кушать,

170

так и пить муст, сиречь нехмельное, но сладкое и новогроздное вино, пресному приличное.

Душа. Вспомнила я ложь змиину, будто муст мог сделать пьяным Лота. Но где было взять старого вина беглецам? А диких гроздей довольно найти можно.

Д у х. Пожалуй, оставь ветхое и новое вино с опрес­ноками и пасхою! Да исчезнет, как дым, вся тлень от блистания сладчайшей истины! Царствие божие не пища и питье. Все тлень и ложь, кроме единой вечности. Она есть истина божия. Все жуй, вари и преобразуй в центр и в конец библейный: разумей, в сок твоего сердца. Вот как! Печаль сего мира подобна пьяному вину. Печальный, будто пьяный, бывает расслаблен, томный и унылый. Вот вино умиления! «Напоил ты нас вином умиления». Но вечная истина есть-то сладчайший муст и нектар, не во грусть, но в кураж и в крепость приводящий. Вот что значит: «Пока пью новое» и проч. Пьяны и слабы суть все фигуры без вечности. «Укрепитесь, руки расслаблен­ные». «Се бог наш суд воздает». «Тогда вскочит хромой, как олень...» Вспомни семистолпный дом премудрости. Как ты понимаешь фигуру дома сего?

Душа. Я доселе понимала, что сей дом на столпах облокотился или утвержден на них.

Дух. Не прельщайся же и знай, что здесь столп зна­чит не то, что у римлян columna, но то, что у них turris, а у эллинов — πύργος, сиречь возвышенное здание по об­разу круглого или квадратного столпа. У нас называется башня, бойница (propugnaculum), или терем, как видно из малороссийской песни:

По-над морем глубоким Стоит терем высокий 28.

Таков был столп древний, называемый Φάρος при устье реки Нила, над морем. Голова его дышала пламе­нем, в ночи из великой дальности видимым, путеведущим мореходцев к гавани. При сем столпе 70 толковников претолковали по-эллински Библию 29. Тут праздновалась ежегодно память столь великого дела. Чудо от семи древ­них чудес сей превыше облаков столп. Вот тебе твердые, утверждающие дом вечного столпы: семь дней, семь солнц, но едино, и семь очей, но едино, и семь огней, но един огонь, и семь столпов и один столп. «Столп крепости от лица вражьего». Сии семь теремов, главы свои выше облаков

171

возносящие, суть пресветлые чертоги вышнего, от бес­численных горниц избранные горницы, весь премудрого нашего Соломона храм, чудо Вселенной, просвещаю­щей и защищающей. «Семь сих очи господние суть...»

Благословил бог день седьмой. «В тот почил от всех дел своих». «О Израиль! Сколь велик дом божий! Велик и не имеет конца». Но не солнце ли есть нерукотворенный храм ему? «Какой дом созиждете мне?» — говорит гос­подь. В сем столпе, снизойдя, сделал смешение, а подув в сей же горнице благоуханною своею бурею, произвел разделение языков во всей сей земле. В сей куще наверху шел росоносный огонь и огненный холод духа святого на апостолов. Тут-то пьяны стали апостолы. «Пили же и упи­лись с ним». Напились они не на то, чтоб увянуть, падать, ползать и спать на земле. В плоть взбешены не были. Дух вечного согрел сердце их. Отсюда кураж, новые мысли, странные речи, чудная сила, ясен язык их... Вот род пьянства или вид его. А как учитель их не пьет вина, не дождав некоего дня, новому сему питью виновного: «До дня того, когда» и проч. и не ест пасхи без горницы не­коего человека, так и ученики пьяными показались на­роду вот когда: «Ибо есть час третий дня». Третий час, третий день есть то воскресения вечность и царствие.

Душа. Скажи же, отец мой, для чего там же кроме некоего дня великого и кроме дома некоего поминается и о царствии божием? «Не должен есть, пока скончаются в царствии божием».

Дух. Почему дремлешь? Не слышишь ли, что третий день и царствие есть то же. Не забывай, что светлая сед­мица есть столп, град, дом и престол митропольский. Тут сидит, судит и начальствует племенам земным тот: «Ты кто? И говорит им Иисус: начаток». Солнце есть день, столп — горница. Тут царствие божие, сиречь правление, власть и начало. «Даст ему господь бог престол Давида, отца его». «Се бог наш суд воздает!»

Душа. Я слыхала, будто лучше читать: «Говорил, что мустом наполнены суть», нежели так: «Что вином на­полнены суть».

Дух. Как хочешь, читай, но мудрствуй о боге. Ведь о вине можно сказать то же, что о воде: «Сие же говорит о духе».

Душа. Не сей ли есть оный столп облачный и огнен­ный, ночью и днем ведущий Израиля?

172

Дух. Сей есть оный самый.

Душа. Для чего же в римской Библии читают: in columna nubis, сиречь в столпе облачном, а не читают: in turri nubis?

Дух. Преткнулся толковник. Правда и приличность вопиет, да будет столп столповидным жилищем. Равно претыкаются иконописцы, вмещающие Симеона Столп­ника 30 на колонне, не на виноградной горничке с балконцем, как видно из притчи: «Создал точило и столп», си­речь горничку в винограде. Чему ты усмехнулась?..

Душа. Знаешь, господи, и тайны мои. В кафедраль­ном Софийском храме главная икона, образующая дом премудрости, выставила семь колонн, поддерживающих стену. Ныне вижу их обман. Сверх того смех мне сотворили книжники безминервные81. Они Диогена 32 загнали в бочку. Одно неразжеванное слово рождает смешные вздоры. Как можно жить в бочке или на колонне?

Д у х. Но не вельми будь любопытна в ветошах и в ру­бищах. Термин, или слово, есть рубище! Путь израиль­ский не к ним, но через них. Забудь столпы твои. Спеши к оным нерукотворенным: «Обилие в столпостенах твоих». Там пир, трапеза, хлеб, вино, и невестник, и невеста. «Ве­дите меня в дом вина». «Пойду себе к горе Смирнипской». Там Иерусалим. Там мне мир. «Возвеселился о сказавших мне: в дом господень пойдем». «Там сели престолы на суд». Из сей горы Девора изнесла суд на Сисару. Из сей кущи Иаиль, вырвав кол, пробила ему сквозь око голову. Из сего града Иудифь вышла и отняла голову Олоферну. Из сего столпа жена жерновым уломком сокрушила Авимелеху темя. Из сего дома принесла хлебы и вино, мясо и смоквы и муку чистую прекрасная Авигея Давиду возлюбленному 33. Видишь, душа моя, в какой дом желает невеста?

---

Дата добавления: 2018-10-26; просмотров: 144; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!