БРАНЬ АРХИСТРАТИГА МИХАИЛА СО САТАНОЮ 9 страница



Се домочадцы!

Вопрос. Какую же тот дом

Вкушает пищу?

Разве имеет

Трапезу нищу?

Ответ. Пища в зелье,

В млеке, в зерне.

Се стол ранний и вечерний

В том чудном доме.

Вопрос. Музыка там ли

Модна и лестна

Увеселяет

Царя небесна?

 Ответ. Пастырский сонм на свирелках

Хвалит его на сопелках

Препростым хором.

Вопрос. Какие же ризы?

Мню, златотканны

У сего сына

Марии-панны.

Ответ. Баволнаа и лен, и шерсть;

а Баволна значит от древа рожденная шерсть; это есть слово немецкое бау.чволле; баум — дерево, волле — шерсть.

144

Сим нищета предовольна В наготе своей. Хоры поют совокупно:

О нищета! Блаженна, святая!

Открой нам дверь твоего рая.

Какой бес сердце украл наше?

Какой нас мрак ослепил,

Даже чуждаться тебя?

О нищета! О дар небесный!

Любит тебя всяк муж свят и честный.

Кто с тобою раздружился,

Тот в ночи только родился,

Не сугубый муж.

Мир сей являет вид благолепный,

Но в нем таится червь неусыпный.

Се пещера убога

Таит блаженного бога

В блаженном сердце.

Ах, благая ярость есть паче смеха,.

Как в лице злом тайна утеха,

Се бо нищета святая

Извне яра, внутри златая

Во мирной душе.

Горе тебе, мир! Смех вне являешь,

Внутрь же душою тайно рыдаешь,

Украсился ты углами,

Но облился ты слезами

Внутри день и ночь.

Зависть, печаль, страх, несыта жажда,

Ревность, мятеж, скорбь, тяжба и вражда

День и ночь тебя опаляют,

Как сионский град, пленяют

Душевный твой дом.

Возвеселимся, а не смутимся!

Днесь непрестанно все христиане!

Там, где бог наш нам родился

И пеленами повился,

Хвала день и ночь!

 

ДИАЛОГ.

ИМЯ ЕМУ - ПОТОП ЗМИИН

Беседует Душа и Нетленный Дух

1791 года, августа 16

Любезный друг Михаил! 1

Древний монах Эриратус все свои забавные писульки приносил в дар другу и господину своему, патриарху Софронию 2, а я приношу тебе.

Ты мне в друге господин, а в господине — друг.

Я сию книжечку написал в Бурлуке, забавляя празд­ность. Она украдена. Но я, напав на список, исправил, умножил и кончил.

Потоп змиин, Ноев, божий и Библия есть то же.

Если она море, как же пе потоп? Взгляните на Назонову картину потопну 3.

Nat lupus inter oves... 4

Не в сем ли море обуревается вся Вселенная?

Ей, в сем! Ей, вся! «Погрязли, как олово в воде...» Один мой Израиль, сию пучину перелетая, переходит. Один он уловляет жалостную ревность Варуха.

«Кто перейдет на ту сторону моря и обретет премуд­рость?»

Что есть Библия, если не мир? Что есть мир, если не идол деирский? 5 Что есть златая глава ему, если не солнце? Что есть солнце, если не огненное море?

Не оно ли заступило нашу нам гавань ту:

«Се сей стоит за стеною нашею и говорит: «Лицемер! Почему усомнился ты?»

Не все ли не переплывшие мучатся в огненной бездне? Не все ли блеют о пекле? И кто уразумел пекло? Не смешно ли, что все в пекле, а боятся, чтоб не попасть?

Вот точный сфинкс, мучащий не решивших гадания. «Возволнуются и почить не смогут». «Ходите в пламени огня вашего».

А мой Ной радугу видит, и потоп прекращается. Что есть прекрасная радуга? Не радость ли есть радуга? 6

146

Не солнце ли видит свой образ в зеркале вод облачных? Не солнце ли глядит на солнце, на второе свое солнце? На образ образуемый, на радость и на мир твердый? Не туда ли глядит сей вождь наш, не туда ли волхвов ведет?

Останься ж, солнце и луна! Прощай, огненная бездна! (Прости, западное солнце). Мы сотворим свет получший. Созиждем день веселейший. Да будет свет! И се был свет. Да станет солнце и луна! Да станет и утвердится! Да све­тит во веки веков! И се стало солнце и луна! Новая луна и солнце. От бога божественное.

Воспой же, о Исайя! Воспой нам песнь победную. Се Израиль перейдет море!

Не зайдет бо солнце тебе, И луна не оскудеет. Будет господь тебе свет твой. И совершатся дни твои, Дни рыдания твоего.

Воспою ж и я с тобою, любезный мой Исайя: «Дугу мою полагаю в облаках». Сие есть: мир утверждаю внутри себя.

Солнце всю тварь презирает. Взор дугою утешает. Бездна — сердце, о проснись! Будь себе друг и влюбись!

Весь тогда потоп исчезнет. Радуга же вечна блеснет. Враз отреши твои все слезы. Внутрь все упокоишь стези.

Само будь себе дугою

И расстанешься с тугою.

Се тварь вся не насыщает!

Бездна бездну удовляет.

Пустынник Григорий Bapcasa Сковорода

(Д. Мейнгард)

Insuperabili loco stat animus, qui externa deseruit. Nunquam major est, quam ubi aliena deposuit, et fecit sibi pacem, nil timendo... (Seneca, Epistola, 79) 7.

Сие есть то же: «Разумный праведник себе друг будет» (Притчи, гл. 12-я).

147

 

Глава 1-я ПРИТЧА: СЛЕПОЙ И ЗРЯЧИЙ 8

Два пришельца вошли в храм Соломона: один слепой, другой зрячий. Слепой без пользы возводил очи и водил веки свои по стенам храма. А зрячий, видя стень, представ­ляющую человека, зверей, птиц, горы, реки, леса, поля, цветы, солнце, звезды и драгоценные камни, и приводя во всем безизменную меру, называемую живописцами рисунок, ненасытною забавлялся веселостью. Паче же любопытною зеницею прозирал он семилампадный свеч­ник и сень херувимов. «Я не вижу веселости в сем хра­ме», — сказал слепой... «О бедный! — вскричал зрячий. — Пойди домой и вырой зеницы твои, погребенные в мехе твоем. Принеси оные сюда. В то время обновится тебе храм сей, и почувствуешь услаждающее тебя твое бла­женство».

 

Глава 2-я ДИАЛОГ, ИЛИ РАЗГЛАГОЛ

Особы в разглаголе: Душа, Нетленный Дух

[Душа]. Всяка невкусность дает для меня питатель­ный сок. Если только благоволишь, о нетленный дух, скажи мне, что значит: два пришельца?

Дух. Всяк рожденный есть в мире сем пришелец, слепой или просвещенный. Не прекрасный ли храм пре­мудрого бога мир сей? Суть же три мира. Первый есть всеобщий и мир обительный, где все рожденное обитает. Сей составлен из бесчисленных мир-миров и есть великий мир. Другие два суть частные и малые миры. Первый — микрокосм, сиречь мирик, мирок, или человек. Второй мир символический, сиречь Библия. В обительном коем-либо мире солнце есть око его, и око сие есть солнце. А как солнце есть глава мира, тогда не дивно, что чело­век назван микрокосм, сиречь маленький мир, А Библия есть символический мир, затем что в ней собраны небес­ных, земных и преисподних тварей фигуры, дабы они были монументами, ведущими мысль нашу в понятие вечной натуры, утаенной в тленной так, как рисунок в крас­ках своих.

Душа. Что значит вырыть погребенные в мехе зе­ницы?

148

Дух. Начало вечного чувства зависит оттуда, дабы прежде узнать самого себя, прозреть таящуюся в теле своем вечность и будто искру в пепле своем вырыть. Сия искра — прочие миры, и сия мысленная зеница провидит в них вечность.

Душа. Разве вечность и бог есть то же?

Дух. .Конечно, вечность есть твердь, везде, всегда, во всем твердо стоящая, и всю тлень, как одежду носящая, всякого разделения и осязания чуждая. Она-то есть истина и нетление. Видишь, что свет премудрости тогда входит в душу, когда человек два естества познает: тленное и веч­ное. А о неразумеющих есть пословица: «Двоих насчитать не умеет».

Душа. Но скажи мне, какая польза видеть везде два естества, а не одно? И какое в сем утешение?

Дух. Сие изображу тебе подобием. Прехитрый живо­писец написал на стене оленя и павлина весьма живо. Сими образами сын его — младенец несказанно веселился. И старший сын взирал с удивлением. Живописец со време­нем стер краски, животные с виду исчезли. О сем мальчик рыдал неутешно, а старший смеялся... Теперь скажи мне причину смеха и рыдания?

Д у ш а. О, не могу сказать, но от тебя слышать жажду.

Дух. Конечно, мальчик думает, что погибли живот­ные, того ради плачет.

Душа. Как же не погибли, если исчезли?

Дух. Ах, не называй краску образом. Она есть одна только тень в образе, а сила и сердце есть рисунок, сиречь невещественная мысль и тайные начертания, к которым то пристает, то отстает краска так, как тень к яблоне своей, и краска есть как плоть, а рисунок — как кость в теле. Сего ради не разумеющий рисунка не приложит краски. Сие старший понимает и смеется. Самые точные образы еще прежде явления своего на стене всегда были в уме живописца. Они не родились и не погибнут. А краски то, прильнув к оным, представляют оные в вещественном виде, то, отстав от них, уносят из виду вид их, но не уносят вечного бытия их так, как исчезающая тень от яблони не рушит яблоню. И тогда-то бывает прямая пиктура, когда она согласна с вечною сущих образов мерою, а со свойством их согласны суть краски.

149

Душа. Верую, что слово твое не ложное, но для меня несколько темно.

Дух. Внемли же второму подобию! Напиши циркуль, сделай из дерева или вылепи его из глины. Потом опять его затри, а прочие разори... Теперь скажи мне: погиб ли циркуль...

Душа. Погиб писаный, деревянный и глиняный...

Дух. Прав суд твой! Погиб, видно, видимый, но не­вещественный и сущий циркуль нетленен пребывает в со­кровищах ума. Сей, как не создан, так и разориться не может. Вещественные же циркули суть, но, прямее ска­зать, ложная тень есть и одежда циркулю истинному.

Душа. К чему же твоя речь течет?

Д у х. К тому, чтоб понять во всем два естества: бо­жие и вещественное.

Душа. А сие понятие куда выходит?

Дух. Туда, что не может ничто погибнуть, а только тень свою теряет.

Душа. Что же далее из сего следует?

Дух. Ничего! Кроме неустрашимости, благодушия, упования, куража, веселья и благовидного ведра, того сердечного мира, который у Павла всяк ум превосходящим нарицается. Рассуждай о теле твоем то же, что о помяну­тых образах и циркуле. Считай все мирское естество крас­кою. Но вечная мера и присносущные руки божий, как кости прильнувшую к ним плоть, всю стень поддерживают, пре­бывая во всем главою, а сверх непостоянной своей сени древом вечной жизни. Не на подлые, видно, кости и руки смотрит Библия словом сим: «Кость не сокрушится от него». «Не бойся, Иаков, се на руках моих написал стены твои!..» И догадался древний Платон9, когда сказал: θεός γεομετρεΓ — «бог землемерит». Не будь, душа моя, из числа тех, которые вещество за точность почитают. Они не исповедуют естества божиего. Отнимают силу и честь, бытие и славу невещественному и благому духу, а вместо его воздают мертвым и грубым стихиям. Сие-то значит: осудить и приговорить к смерти начальника веч­ной жизни и всеобщего всякой твари жизнедавца. Бога, видно, убить нельзя. Но нечестивую мысль их правда бо­жия в дело ставит. Тогда отняли от бога жизнь и силу, как только присудили ее тлению. И тогда же отдали тлен­ности жизнь, как только отняли ее от бога. Вот суд, во-царивший раба вместо господина, испросивший себе раз-

150

бойника Варавву 10. Сии отцеубийцы и слепые стен ося-затели называются у Платона подлостью, в мрачном рве и аду сидящею, одну темную тень видящею и ничего за сущую истину не почитающею, разве одно то, что ощупать и в кулак схватить могут. Сей есть источник безбожия и сердечному граду разорения. Ползущая сия и поедающая землю подлость, прилепившись к брению, стала и сама грязью и возметаемым от вихря прахом. Прилепившие же сердце свое господу суть единого с ним духа и хва­лятся с Исаиею: «Божий я», «Путь благочестивых прав», «Не падем, но падут все живущие на земле». Все три мира состоят из двух едино составляющих естеств, называемых материя и форма. Сии формы у Платона называются идеи, сиречь видения, виды, образы. Они суть первородные миры нерукотворенные, тайные веревки, преходящую сень, или материю, содержащие. В великом и в малом мире вещественный вид дает знать об утаенных под ним формах, или вечных образах. Такое же и в символичном, или биб-лейном, мире, собрание тварей составляет материю. Но божие естество, куда знамением своим ведет тварь, есть форма. Ибо и в сем мире есть материя и форма, сиречь плоть и дух, стень и истина, смерть и жизнь. Например, солнечная фигура есть материя, или стень. Но понеже она значит положившего в солнце селение свое, того ради вторая мысль есть форма и дух, будто второе в солнце солнце. Как из двоих цветов два духа, так из двоих естеств две мысли и два сердца: тленное и нетленное, чистое и нечистое, мертвое и живое!.. О душа моя! Можно ли нам в сем похвалиться и воспеть: «Христово благоухание мы...»?

Душа. О дух мой! Блаженна та душа... По крайней же мере можем о нас сказать: «В благовоние мира твоего течем». Наконец, научи меня, что значит семилампадный светильник?

Дух. Значит седмицу бытейскую, в которой весь символический мир создан.

Душа. Что такое слышу? Ты мне насказал чудное и безвестное.

Дух. Уже сказано, что солнечная фигура есть мате­рия и стень. Семь дней и семь солнц. В каждом же солнце есть зеница: второе прекрасное солнышко. Сии солнышки из своих стеней блистают вечности светом, так, как горя­щий елей сияет из лампад своих.

Душа. О божественное, о любезное, о сладчайшее солнышко!.. Еще же мне скажи: что то есть херувимы?

Дух. Седмица и херувимы, то есть колесницы и пре­столы — то же.

Душа. О херувимах. Почему они престолы?

Дух. Солнце есть храм и чертог вечного, а в горницах тут же стулья, где субботствует. Колесница тоже, есть она дом ходящий. Ведь солнце есть огненный шар и ни­когда не стоит, а шар состоит из многих циркулей, будто из колес. Ибо солнце не только есть чертог и вечно бро­дящая авраамская скиния, но и колесница, служащая нетленному нашему Илье, могущая возить вечное наше солнышко. Сии солнечные субботы, сиречь чертоги и покои вечного, называются тоже седмицею коров или юниц и седмицею пшеничных Колосов, а у Захарии — седмицею очей. Слепые и гадательные сии очи сидящий на херуви­мах открывает тогда, когда из внутренностей их вечные зеницы, как из солнцев солнышки, нетленным воскресения светом блистать начинают.

Душа. Прочее: херувимская сень, что ли она есть?

Дух. Сень, тень, краска, абрис, одежда, маска, тая­щая за собою форму свою. Идею свою, рисунок свой, вечность свою — все то есть херувим и сень вместе, то есть мертвая внешность.

Душа. На что Иезекииль приправил им всем кры­лья, дабы сверх орлов быки и коровы по поднебесной летали?

Дух. На то, дабы воз летал и к единому началу, си­речь к солнышку. Он не приправил, но провидел, что они все крылатые.

Душа. Что значат крылья?

Дух. Вторые и вечные мысли, перелетающие от смерти в жизнь, от материи к форме. Вот тебе пасха, сиречь пере­ход. О душа моя! Можешь ли от мертвых тварей и от сени херувимской перебраться к господу твоему и к осуществующей тебя форме твоей? «Крепка, как смерть, любовь». «Крылья ее — крылья огня».

Душа. О отец мой! Трудно вырвать сердце из клей­кой стихийной грязи... Ах, трудно! Я видела написанный образ крылатого юноши п. Он пялится лететь в горнее, но нога, прикована цепью к земному шару, мешает. Сей образ — мой образ. Не могу, а только желаю. «Кто даст мне крылья?..» Для облегчения, отец мой небесный, го­

152

рести мои услаждающего, продолжай беседу. Открой мне: для чего Давид желает крыльев сих? Ведь ты сказал, что одни только солнца есть херувимы.

Дух. Солнце есть архитипос3, сиречь первоначаль­ная и главная фигура, а копии ее и вице-фигуры суть бес­численные, всю Библию исполнившие. Такая фигура называлась антитипос (прообраз, вице-образ), сиречь вместо главной фигуры поставлена иная. Но все они, как к своему источнику, стекаются к солнцу. Такие вице-фигуры суть, например: темница и Иосиф, коробочка и Мойсей, ров и Даниил6, Далила и Самсон, сиречь сол­нышко, кожа и Иов, ясли и младенец, гроб и воскресший, вериги и Петр, кошница и Павел, жена и семя, Голиаф и Давид, Ева и Адам... 12 Все сие то же есть, что солнце и солнышко — змий и бог. Краснейшая всех и мать прочим есть фигура солнечная. Она первая благословляется и ос­вящается в покой богу. «Благословил бог день седьмой». По сей причине прочих тварей вице-фигуры, в силе ее поставляемые, все бытие свое приемлют в днях светлой сед­мицы, как в ней вся тварь рождается; сама же прежде всех созидается.

«Да будет свет!» И был свет. Свет, утро, день всегда около лучей, а лучи при солнце. И так не дивно, что Давид, находясь херувимскою копиею, желает крыльев, имея ту же силу и мысли с седмицею. «Помыслил-де дни первые и лета вечные помянул и поучался».

Всем тварям дает толк и свет светлая седмица. «Семь их очей господних суть, взирающих на всю землю». Когда они слепы, тогда вся Библия есть тьма и Содом. От нее и Давид учится. Там семь солнцев, а у Давида очи. Солнце почивающего в солнце на себе возит. И Давид то же: «Терпя-де, потерпел», «Поднимая, поднял», «Вознесу тебя, господи, как поднял меня ты». Солнце есть заходящая стень, но сила и бытие его в солнышке своем. И Давидовы очи есть исчезающий прах, но тень их востекает туда, дабы, исчезая, преобразиться в вечную зеницу, во второй разум и в животворящее слово божие: «Исчезли очи мои в слово твое».

Херувим есть и Захария. И сей взирает на седмицу и то же, что она, мыслит: «Лета вечные помянул...» «Ви-

а Архитипос — архиобраз.

б Авраамова сень и гости, ковчег и Ной, колода и Иеремия, море и Израиль, Далила и Самсон.

153

дел, — вопиет Захария, — и се свечник золотой весь!» Куда кто смотрит, туда и идет. К летам вечным! Туда ему путь! К светлой седмице летит, орлиными крыльями парит. А где его крылья? «Вот они! Говорит ко мне ангел, говорящий во мне». Во внутренности крылья его. Сердце его пернатое. «Крепка, как смерть, любовь». «Крылья ее — крылья огня...»

Херувим есть и предтеча. «Был свечник горящий и све­тящий». Был значит не то, что был, но то, что сделан и создан светильником. Звезды прелестные и лжеденницы: горят, но не светят. Иоанн же истинная есть денница.

Душа. Пожалуйста, отец небесный, скажи, что есть, что значит лжеденница? Горю и воспламеняюсь знать.

Дух. Лжеденницы суть то же, что лжехерувимы.

Душа. Да где же они таковы? Я их вовсе не пони­маю. Открой!

Дух. Любезный мой друг! Иуда-апостол, тот тебе да откроет. Вот тебе лжехерувимы, вот и лжеденницы! «Ан­гелы, не соблюдшие своего начала»; «звезды прелестные»; «телесные, то есть душевные или скотские, нетленного духа не имущие». Кратко сказать: заблудившие от светлой седмицы, которая есть гавань всем. И сие-то значит: «Не соблюдшие начала». Бог, начало, вечность, свет есть то же. Сей свет освятил есть селение свое в седмице; седмица же есть то главизна книжная. «Во главизне книжной пи­сано есть о мне», — говорит. Христос. Начало и главизна то же. Сюда-то мой Иуда блистает словом сим: «Ангелы, не соблюдшие своего начала». «Звезды прелестные: им же мрак тьмы вовеки блюдется». Вот ниспадшие с небесной седмицы лучиферы! Денница — по-римски лучифер, то есть светоносец, или день за собою ведущий. Денница бо есть солнцу предтеча и предвестник дню. Взгляни! Се прекрасная тебе денница! «В утро видел Иоанн Иисуса, грядущего к себе, и сказал: «Се агнец божий!»» Где же твой день нам, любезная наша денница? Дай нам! Ведь ты не прелестная, во мрак влюбившаяся звезда. Уже нам ночь мерзкая омерзела.

«Сей есть! По мне грядет муж, который предо мною был...» И так сын Захарии есть светильник, или лампада, горящая и озаряющая, елей вмещающая, и сотворен, как око, внутри зеницу свою заключающее. У древних све­чою, лампадою и оком Вселенной называлось солнце. «Не был тот свет, по да свидетельствует о свете». Вот тебе


Дата добавления: 2018-10-26; просмотров: 178; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!