Симфония21, сиречь согласие священных слов со следующим стихом:

«Сказал: сохраню пути мои, чтобы не согрешать языком моим...»

 

Разговор: Памва, Антон, Лука и прочпе

Лука. Продолжай же прптчу твою, Памва...

Памва. Наконец, те два невольника пришли к ве­ликим горам. Они о своем освобождении благодарили бо­гу. Но голод и скука по отечеству их мучила. Как утих ветер, услышали шум вод и подошли к источнику. Ста­рейший из них, отдохнув несколько, осмотрел места около

6-

163

богатого сего источника, проистекающего из ужасных азиатских гор. «Копечно,— говорит,— недалече тут люди где-то живут».— «Не знаю, кто бы мог поселиться в сих страшных пустынях,— сказал молодой,— по крайней ме­ре виден бы был след какой-либо к источнику».— «Да, в близости его по камням не видать,— сказал старик,— но в дальней околичности приметил я след, весьма похо­жий на человеческий». Мало помедлив, поднялися узень­кою тропою по кручам. Она привела их к каменной пеще­ре с надписью сею: «Сокровище света, гроб жизни, дверь блаженства».

«Не знаю, какой дух влечет меня в темный сей вер­теп,— говорит старик.— Или умру, или жив буду. Ступай за мною!» Последуя предводительству духа, пошли оба внутрь. Молодой, не терпя больше глубокой тьмы: «Ах, куда идем?» — «Потерпи! Кажется, слышу человеческий голос». И действительно, стал слышен шум веселящихся людей. Приблизившись к дверям, начали стучать. За шу­мом не скоро им отперли. Вошли в пространную залу, лампадами освещенную. Тут их приняли так, как родст­венников, сделав участниками пира. А живут здесь не­сколько земледельцев с семьями. Отдохнув несколько дней у сих человеколюбных простаков, праздновавших шесть дней рождение своего господина, спросили путники у Конона, который был меж ними главою, как далече живет их господин? «Он нас всем тем, что к веселости принадлежит, снабжает,— сказал Конон,— однак мы к нему в дом никогда не ходим и не видим, кроме наших пастухов, которые ему вернее прочих. Они от нас носят ему поклоны. Если желаете, можете к нему идти. Он не смотрит на лицо, но на сердце. Вам назад возвращаться нельзя. Вот двери! Вам не страшен темного вертепа путь при факеле? Господь с вами! Ступайте!

Седьмого дня по входе своем в пещеру 1771-го года с полночи вступили чужестранцы в путь господский. На рассвете услышали хор поющий: «Смертию смерть по­прав...»

После пения вдруг отворились двери. Вошли в чертог, утренним светом озаренный...

Лука. Полно! Воскликните богу Иаковлеву ныне! Начинай петь псалом твой и веди хор, Памва! А мы за тобой, насколько можно.

164

ХОР

Памва. «Сказал: сохраню пути мои...»

Лука. Кажется, со стихом сим согласен тот: «Ска­зал: сохрани закон твой...» Отсюда видно, что Давидовы пути, которые он намерен сохранять, и закон божий — все то одно. Итак, второй стих есть истолкователь пер­вого.

Антон. Немножко есть сомнения в том, что Давид назвал своим то, что божие есть, а не его.

Квадрат. Для чего ж Давиду закона божия не на­звать своим путем: он, путь нечестивых оставив, усвоил и усыновил себе путь божий.

Антон. Не спорю. Однако лучше, когда бы третий стих разрешил сомнение, дабы твердое было в троих то­нах согласие.

Лука. Что ж сомневаться? Ведь Давид и бога своим называет. «Часть моя ты, господи. Ты мой, а закон твой есть мой же». «Сказал: сохраню пути мои...» — то же, что «Сказал: сохрани закон твой». Но для твоего удовольст­вия вот тебе третий: «Пути мои исповедал и ты услышал меня».

Антон. Я и сим недоволен. Сей стих изъясняется следующим: «Сказал: исповедую на меня беззаконие мое господеви». И так: «Пути мои исповедал», то есть безза­коние мое, а не закон божий. «И ты услышал меня», то есть: «И ты отпустил нечестие сердца моего». Сии два во всем с собою сходны. И как начало началом, так и конец концом второго открывается. Итак, несколько разпят два стиха спи: «Сохраню пути мои», «Сохрани закон твой...» Если бы сказал: «Сохраню пути твои», в то время совер­шенная была бы симфония с сим: «Сохрани закон твой».

Квадрат. Как же теперь быть? Слушай, Памва! За­вел ты нас в непроходимость. Ты ж сам и выведи.

Памва. Знаю. Для вас сомнительно то, что Давид как закон божий называет путем своим, так и беззаконие называет своим же. Не удивляйтесь. Один наш для всех нас есть путь, ведущий в вечность, но две в себе части и две стороны, будто два пути, правый и левый, имеет. Часть господня ведет нас к себе, а левая его сторона в тление. Сею стороною Давид прежде шествовал и, усмотрев обман, говорит: «Пути мои исповедал и ты» и проч. Потом, избрав благую часть, сказывает: «Сохраню

165

пути мои», сиречь стану беречь сию благую часть, дабы меня мой язык не отвел от нее в нетление. «Искуси меня, боже, и уведи сердце мое и, если есть путь беззакония во мне, тогда наставь меня на путь вечный».

Друг. Любезные друзья. Вы не худо на Давидовой арфе забренчали и, по моему мнению, не нарушили музы­ки. Но опустили самое нужное, а именно: «Сказал».

Антон. Сие, кажется, всяк разумеет.

Друг. А мне снится, будто нет труднее.

Антон. Конечно, ты шутишь.

Друг. Никак! Священное писание подобно реке или морю. Часто в том месте глубина и самим ангельским очам неудобозримая закрывается, где по наружности по­казывается плохо и просто. Примечайте, что Давид на многих местах говорит «сказал» и после сего весьма важ­ное следует, например: «Сказал: ныне начал...» и прочее. «Сказал: потом рождается сохранение закона». «Говорит: безумен в сердце своем»; в то время следует растление всех начинаний; «Сказал: ты бог мой». (Видите, что речь семенем и источником есть всему добру и злу, а вы сию голову опустили). Сей-то доброй речи просит у бога он же. «Скажи душе моей: Я спасение твое». «Господи, уста мои откроешь...» А как послал слово свое и исцелил, в то время Давид всему строению своему положил основание... Как же ты, Антон, говоришь, что всяк разумеет? Разуме­ешь ли, что такое есть речь?

Антон. По крайней мере вижу человеческие уста.

Друг. Бог знает... «Приступит человек и сердце глу­боко». Как же можешь видеть?

Антон. Сердце видеть не могу.

Друг. Так не видишь же ни уст его. Позабыл ты уже оное? «Глубоко сердце человеку и человек есть». Слушайте, любезные друзья! Запойте на Давидовых гус­лях. Обличите его невежество. Изгоните беса. Памва, на­чинай!

СИМФОНИЯ

Памва, «Согрейся, сердце мое». «Сказал языком моим».

Лука. «Дал ты веселие в сердце моем». Квадрат. «Отрыгну сердце мое, слово благо, язык мой — трость...»

Памва. «Возрадуется язык мой правде твоей». Квадрат. «Слово господне разожжет его».

166

Лука. «Возвеселйтйся в веселий языка твоего». Памва. «Разожжется сердце мое и утроба моя». Лука. «Возрадуются уста мои и душа моя». Квадрат. «Тебе говорит сердце мое: господа найду».

Друг. Полно! Слышишь ли, Антон, симфонию? По­нял ли ты, что язык со устами радуется, а сердце гово­рит? Признайся ж с Сираховым сыном, что «уста мудрых в сердце их». Но как сердца их не видишь, так ни уст их, ни языка, ни слова уст их, ни речи. Видишь, сколь труд­ное слово «сказал»1

Антон. А внешние уста и язык — что такое?

Друг. Онемей и молчи! Не слыхал ли ты, что на сих гуслях не должно петь для твоей земли, плоти и крови, но единому господу и его языку, о коем пишется: «Земля убоялася и умолчала тогда восстать на суд богу».

Антон. Новый подлинно язык.

Друг. Новый человек имеет и язык новый. Слушай, Памва! Запойте сему возлюбленному нашему человеку, сладости и желанию нашему. Но так пойте, чтоб сладка была ему ваша хвала. Воспойте умом, и не одним воздух поражающим голосом. Новому новую песнь.

симфония

Памва. «Пою тебе в гуслях, святой Израиль». Лука. «Красен добротою паче сынов человеческих». Квадрат. «Возлюбленный, как сын единорожденный».

Памва. «Сего ради помазал тебя, боже, бог твой». Лука. «Честно имя его пред ними и жив будет». Квадрат. «Обновится, как орлина, юность твоя». Памва. «Жезл силы пошлет тебе господь от Сиона». Лука. «Что есть человек, как помнишь его»» Квадрат. «Человек и человек родился». Памва. «Престол его, как солнце». Лука. «Восстань, почему спишь, господи!» Квадрат. «Десница твоя воспримет меня». Памва. «Не дашь преподобному твоему видеть не­тления».

Лука. «Еще же и плоть моя вселится на уповании». Квадрат. «И лета твои не оскудеют». Друг. Знаешь ли, Антон, сего блаженного мужа? Он не умирает, а плоть его не истлевает.

167

Антон. Признаюсь, не знаю. А что знаю, те все умирают и тлеют.

Друг. Так слушай же, что те все у бога непочетные. «Не соберу,— говорит господь,— соборов пх от кровей». Какая польза в крови их, когда они тлеют? Ищи, что то за человек, который в памятной записи у бога? Если сы­щешь, в то время и сам записан будешь на небесах. Ведь ты читал, что «единою говорит бога», а там ра­зумеется двое — человек и человек, язык и язык, «ска­зал» и «сказал», старое и новое, истинное и пустое, слово божие и смертное, глава и пята, путь и грех, то есть заблуждение... «Сказал». А потом что? «Сохраню пути мои». «Сказал беззаконнующим». А что такое? — «Не беззаконнуйте». «Сказал». Что ж то за речь? «Услышу, что говорит во мне господь?» «Мир! Яко говорит мир на людей своих». «Сказал: Вот же и речь». «Господи, уста мои откроешь». «Сказал: господь скажет слово благовествующим». «Сказал: послал слово свое и исцелил их». «Сказал: вначале было слово». «Сказал: бог, повелевший из тьмы свету воссиять». «Сказал: тот сотрет твою главу». «Сказал: говорит бог.— Да будет свет». «Сказал: просве­щаешь тьму мою». «Сказал: сердце чистое созидай». «Сказал: господи, во чреве нашем зачатый». «Сказал: вся­кая плоть — трава». «Сказал: клялся и поставил судь­бы...» «Сказал: живо есть слово божие». «Сказал: до­коле сечешь, о меч божий? Говорящий истину в сердце моем, бог сердца моего, доколе сечешь? Я уже скрыл сло­ва твои в сердце моем».

Антон. А я думал, что Давид обыкновенно сказал на­шим языком — «сказал».

Друг. Нет, но тайным, новым, нетленным. Он не лю­бил иначе говорить; слышь, что сказывает: «О господи, похвалю слово».

Антон. О, когда б бог дал и мне новый сей язык!

Друг. Если узнаешь старый, познаешь и новый.

Антон. Тьфу! Что за беда? Будто я уже и старого не знаю? Ты меня чучелом сделал.

Друг. Если б тебе трактирщик поставил один старо­го, другой стакан вина нового, а ты не знаток, то как можно сказать, будто знаешь? Ошибкою можешь почесть старое вместо нового.

Антон. Что же пользы видеть, не имея вкуса?

Друг. Самая правда. А я тебе говорю, что и о самом

168

старом языке не знаешь, где он, хотя б ты вкуса и не был лишен.

Антон. Что ты поешь? Ведь старый наш язык во рту.

Друг. А рот где?

Антон. Разве не видишь моего рта?

Друг. Полно врать, непросвещенная грязь! Преис­подняя тьма! Послушай Давидовых гуслей и прогони ду­ха лжи. Воспой, старик!

симфония

Памва. «Нет в устах их истины. Сердце их суетно».

Лука. «Уста льстивые в сердце».

Квадрат. «Говорит безумен в сердце своем».

Памва. «Труд и болезнь под языком их».

Лука. «Доколе положу советы в душе моей?»

Квадрат. «Болезни в сердце моем...»

Друг. Вот видишь, что и самый старый твой язык в ветхом твоем сердце, а не в наружности.

Антон. Как же наружный мой язык не говорит, ког­да он говорит? Ведь голос его слышен.

Друг. Мысль движет грязь твоего языка, и она-то говорит им, но не грязь; так как молоток часы на башне бьет, выходит из нутра часовой машины побудительная сила, коею нечувственный движется молоток. И посему-то Давид поет: «Помыслили (так вот уже) и сказали». Ста­рый, новый ли язык — оба закрылпся в бездне сердец своих. «Помыслил,— говорит,— пути твои», то есть «Ска­зал: сохраню пути мои». А опять о злом языке вот что: «Неправду умыслил язык твой», то есть «Сердце его со­брало беззаконие себе». А как в мертвость твоего наруж­ного языка, так во все твоей тленности члены выходит побудительная сила из сердечной же машины. Посему видно, что все они в той же бездне, как яблоня в своем семени, утаиваются, а наружная грязь о них только сви­детельствует. Певчие, поиграйте и сей песенки!

симфония

Памва. «Нога моя стоит на правоте». Лука. «Те же всегда заблуждают сердцем». Квадрат. «Неправду руки ваши сплетают». И а м в а. «В сердце беззаконие делаете». Лука. «Язык его соплетает льщение». Квадрат. «Возвел очи мои».

169

Памва. «К тебе взял душу мою». Лука. «Глянь и приклони ухо твое». Квадрат. «Преклонил сердце мое в откровения твои».

Друг. Разжуй силу сих слов и усмотришь, что нога гордыни и рука, и рога грешных, и зубы, уши, и око простое и лукавое — и все до последнего волоса спрята­лось в сердечной глубине. Отсюда-то исходят помышле­ния, всю нашу крайнюю плоть и грязь движущие. По­мышление, владеющее наружным твоим оком, есть глав­ное твое око, а плотское так, как бы одежда, последую­щая своей внутренности. То же разумей и о прочих частях.

Антон. Да ты ж говорил, что уста мудрых только одних в сердце их, а теперь говоришь то о всяких устах.

Друг. Весьма ты приметлив на мои ошибки. Вот Сирахов стих: «Сердце безумных в устах их, уста же муд­рых в сердце их». Пускай же и безумного уста будут в сердце. Но если ты сего не разумеешь, в то время мысль твоя будет в грязи наружных твоих уст. А о чем размыш­ляешь, там твое пустое и сердце. Оно думает, что плот­ская грязь сильна и важна. В сем ложном мнении оно пребывая, делается и само пустошью, так как и язык его есть суетный. Таков помысел есть устами твоими бренны­ми, а в них твое сердце дотоле будет, поколе не скажешь: «Сказал: сохраню пути мои». «Спаси меня от грязи, пусть не утону». Затем-то язык и головою называется, что за сим вождем все человеческое сердце идет. Желал бы я, чтобы тебе господь и всем нам дал новое и чистое сердце, стер главу языка змеиного, а заговорил в сердце нашем тем языком, о коем сказано: «Языка его же не видя, услышал». «Послал слово свое и избавил их от растле­ний их».

Антон. Теперь, кажется, и я разумею сии слова: «Возрадуются кости смиренные».

Друг. Когда все-на-все, то и самая кость в душе и в сердце заключается. «Как только,— говорит,— умолчал, обветшали кости мои».

Памва. «Онемел и умолчал от благ в то время, ког­да восстать грешному языку предо мною».

Друг. Подлинно. А как сей злой вождь и глава змиина приводит все сердечное сокровище в смущение, так, напротив того, веселый божий мир благовествующни

17Q

язык приносит всему сердцу, всей бездне нашей радость и свет. «Слуху,— говорит,— моему дашь радость и весе­лие». Для того как все мое, так и кости мои, прежде всего смирившиеся во нетление, теперь возрадуются. Сему мир­ному языку веровал, тем же и говорил. А что сказал? Вот что: «Всяк человек — ложь». «Всякая плоть — сено». «Плоть — ничто же». «Сказал: имя господне призову». «Сказал: сохраню пути мои». Пойду вслед за новым моим языком, за нетленным человеком. Не пойду во нетление за грешным языком. Закричу со Исаиею: «Божий есмь».

Памва. Вошли мы несколько во внутренность плоти нашей, будто в недро земное. Нашли, чего не видели. Лю­дей мы нашли новых, руки, ноги и все новое имеющих. Но еще не конец. Продолжим путь к совершенному миру нашему. Пренебреги, о душа моя, совершенно всю плоть видиму и невидиму! Отходи от нее и приближайся к гос­поду. Верою отходи, а не видением. Вера роет и движет горы. Вот светильник путям твоим, язык новый!

 

---

Дата добавления: 2018-10-26; просмотров: 198; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!