Легенда о прожорливом младенце 7 страница
Понаблюдав за парой инопланетных животных в бинокли и разглядев их чудовищные морды: скалогрыэ представляет собой двадцатиметровую круглую «трубу» в ромбовидной зеркальной броне, а голова у него – жуткий нарост в форме сросшихся слоновых хоботов, каких‑то грибообразных выступов, воронок и рогов, причем она светится даже днем, – Ратибор и Анастасия отыскали бункер управления сектором с небольшой исследовательской лабораторией, которой заведовал доктор экзобиологии Герман Лабовиц.
К удивлению Насти, но не Ратибора, хозяин лаборатории уже работал, несмотря на ранний час. Был он высок, гибок, смуглолиц и черноволос, скуп в движениях, в карих глазах стыла усмешка.
– Ранние гости – к теплому лету, – пошутил он, не удивляясь, радушным жестом приглашая гостей сесть в удобные кресла у прозрачной стены комнаты, сквозь которую открывался потрясающе красивый вид на каньон Утла‑Донга. – Визит опера «Шторма» для меня честь. – Он уселся напротив, обхватив колено длинными сильными пальцами. – Чем же заинтересовала безопасников моя скромная персона?
– Так уж и скромная, – усмехнулся Ратибор, не отвечая на вопросительный взгляд спутницы. – Настя, скажите, пожалуйста, кем был Герман Лабовиц, родившийся двадцать второго мая две тысячи сто сорок восьмого года в Копенгагене?
– Охотоведом на Быстрой, второй планете дельты Орфея,ответила Анастасия, не задумываясь.
|
|
|
– А где он сейчас?
– Похоронен на Земле, на рододе, в две тысячи сто восемьдесят шестом году.
– Ну, а кто же тогда вы? – Ратибор, прищурясь, оглядел сидевшего перед ним Лабовица. – «Дельфийский оракул»?
– Догадался? – На лице хозяина лаборатории не отразилось ни капли смущения, ни тени удивления или угрозы. – Молодец, опер. Не тяжела «шапка Мономаха»? – Он кивнул на клипс антенны пси‑рации в ухе Ратибора.
– Вы не ответили на вопрос.
– Отвечу. – Лабовиц вздохнул. – Я – Герман Лабовиц. И меня действительно едва не похоронили в Копенгагене в ноябре сто восемьдесят шестого. Но отсутствие дыхания и остановка сердца – не есть факт смерти. Врачи, констатировавшие смерть, не учли, что я побывал в объятиях сверхоборотня. Я очнулся буквально за несколько минут до кремации. А в памяти компьютера колумбария остался «факт» моей смерти. С вашего разрешения я продолжу, чтобы не было лишних вопросов? Похоронив родных, жену, детей – всех пришлось пережить – я улетел с экспедицией Лема и пробыл на других мирах в общей сложности сорок лет. Потом прилетел и обосновался здесь. Точка.
– Значит, я прав, и вы экзосенс?
– Совершенно справедливо. – Лабовиц вежливо улыбнулся.Как и Ли Грехов, и кое‑кто еще из той команды, что принимала роды Конструктора на Марсе.
|
|
|
– Зачем вы звонили мне? Хотели пошутить? Или посмеяться?
– Ни боже мой! Просто хотел убедиться, хватит ли тебе пороху взяться за это дело и довести до конца – встретить Конструктора.
– Вы убеждены, что БВ – именно Конструктор?
– Большой Выстрел – это еще не Конструктор, это его взгляд, если говорить образно. Ты мне симпатичен, опер, поэтому скажу тебе то, что не сказал бы другому. Ты не справишься со «Штормом», если не станешь таким же, как твой начальник Железовский. К счастью, как говорят спортсмены, и разбудить твой резерв может только один человек. Вот Настя знает. – Лабовиц кивнул на Демидову.
– Вы знакомы? – Ратибор посмотрел на девушку.
– Нет, – повела плечом та. – Но ты же сам сказал, что он экзосенс.
– Понятно. Последний вопрос. Вы знали Эрнеста Гиро?
Лабовиц кивнул.
– Пограничник из команды крейсера «Сташевский». Он погиб в тот же день и час, что и я.
– Есть сведения, что он жив.
Лабовиц слегка нахмурился, покачал головой.
– Насколько я помню, он был похищен сверхоборотнем, а оттуда не возвращаются.
– Конструктор вернул всех «съеденных» им, вернее – их информкопии, псевдолюдей, так сказать. Я грешным делом считал, что вы тоже из их числа.
|
|
|
– Поэтому и приготовил на всякий случай группу захвата?
Ратибор улыбнулся, скрывая смущение.
– У меня неограниченные полномочия, и я должен был предусмотреть все. Извините. Как вы думаете, зачем Конструктору понадобилось возвращать псевдолюдей на Землю? В качестве жеста доброй воли, мол, я не желаю вам зла? Или за этим стоит какой‑то расчет, тонкий замысел?
– Ты меня озадачил. – Лабовиц задумался. – Дай мне время поразмыслить. Возможны варианты. Хотя ты, как опер «Шторма», должен приготовиться к худшему из этих вариантов. – Экзобиолог встал. – Удачи тебе, мастер.
Ратибор, не колеблясь, пожал протянутую ладонь.
Уже когда они выходили из помещения, Лабовиц сказал им в спину:
– Учти еще одно обстоятельство, мастер: здесь у нас на территории заповедника законсервирован морг «серых людей».
Ратибор едва не споткнулся, останавливаясь, оглянулся.
– Не понял! Разве их не?.. Аристарх сказал, что небольшая их группа осталась в лаборатории ИВКа, остальные умерли.
– Дело в том, что слово «смерть» к «серым людям» неприменимо. В них выключены все программы, вот и все, но в таком состоянии они могут находиться неограниченно долго. Это клан существ‑чистильщиков, прошедших эволюцию приспособления к утилизации любого рода отходов, и он может быть включен дистанционно и в любое время. Не людьми. Мы, к сожалению, ключа к их включению не нашли. Говорю это, как специалист. Я занимался ими… вместе с другими экзобиологами и медиками года три, но…– Лабовиц развел руками. – Их оставили для будущих поколений ученых.
|
|
|
– Спасибо, – сказал Ратибор, – я учту.
Весь их разговор слышал и Умник, поэтому, выйдя из бункера управления, Ратибор сказал только одно слово: проверить,остальное было заботой оперативной обоймы.
– Я боюсь, – проговорила Анастасия, когда они подходили к залу метро заповедника; глаза ее блестели, словно она собиралась заплакать. – Над нами сгущаются тучи, и неизвестно, откуда ждать опасность, и каков ее облик, и как помочь тебе, если ты отказываешься от помощи…
Ратибор насупился. Он до сих пор не знал взаимо‑. отношений Анастасии и Грехова, и это злило его и сбивало с естественного тона.
Внезапно пошел слепой дождь: солнце сияло вовсю, на небе всего одно облачко, – и дождь! Даже ливень!
Они было побежали, как и другие пассажиры метро, застигнутые врасплох и пытавшиеся найти прибежище кто где, но на Ратиборе был непромокаемый кокос, а Настя не боялась промокнуть, и дальнейший путь они проделали неторопливым шагом, не обращая внимания на веселые возгласы пробегавших мимо парней.
– Ты что, в самом деле хотел его… задержать? – помолчав, спросила Анастасия; мокрые волосы облепили ее лицо и плечи, подчеркнув гордую посадку головы, высокая грудь рельефно выступила под блузкой.
Ратибор спохватился.
– Отбой захвату и персональной «ово»! Старшим обойм – обычные темпоритмы. – Посмотрел на девушку. – Ты домой, русалка?
Настя задумчиво изучала его лицо огромными глазами.
– Не думала, что ты…
– Так осторожен?
– Нет, быстр. Поспешные решения часто приводят к ошибкам, тем более в преддверии «роковой черты», как сказала твоя приятельница Боянова. А если бы он начал сопротивляться? Что вы знаете о возможностях экзосенсов, мастер?
Ратибор остановился, запрокинул лицо, поймал губами несколько капель дождя.
– Все данные об экзосенсах, равно как и об интрасенсах – здесь. – Он постучал пальцем по лбу. – Ошибаться я не имею права, ни как опер, ни даже как кобра безопасности. Во‑вторых, моя скромная персона сейчас на особом контроле – и ультраподстраховке. Это что касается поспешности. А вот о морге с «серыми людьми» ты мне ничего не говорила. Не знала сама?
Анастасия виновато опустила голову и тут же подняла, бесстрашно глядя в глаза спутнику.
– Знала. Но не думала, что это знание представляет ценность. Да и сейчас так не думаю.
– Настя. – Ратибор подумал, тщательно подбирая слова. – Волей случая ты один из экспертов «Шторма», и опыт твой еще хил, но все же и ты должна знать, что в нашем положении нет не относящихся к делу фактов. И кто знает, какой из них окажется важным, а какой нет. Прошу тебя, поразмысли и вспомни, что ты мне еще не рассказала о Конструкторе, об его окружении, о людях, которые работали с ним, даже о вещах, имеющих к этой теме косвенное отношение. Договорились?
Девушка кивнула.
У Ратибора вдруг одеревенела спина, показалось, что сзади кто‑то противно хихикнул. Быстро обернувшись, он увидел спину поспешно уходящего человека в голубом кокосе транспортной инспекции. Человек посмотрел через плечо, зашагал быстрей и свернул в одну из аллей парка. Дождь кончился, солнце светило вовсю, и Ратибор отчетливо увидел родинку на щеке и щеточку усов.
– Что с тобой? – Настя тихонько погладила руку Ратибора.
Тот расслабился, задумчиво потрогал мочку уха. Вспомнил, как штудировал литературу и видеотеку по цнтрасенсам. Термин «интрасенс» лишь недавно, лет двадцать назад, заменил понятие интуитив, хотя многие специалисты Продолжали им пользоваться. В свою очередь слово интуитив заменило когда‑то слово экстрасенс, корни которого уходили в седую древность, в двадцатый, а может быть, и в девятнадцатый век. Особенности экстрасенсов – людей с обостренной чувствительностью к колебаниям физических полей, к излучению, медленному и почти неощутимому приборами изменению внешних условий, в те времена практически не исследовали, информация того периода была скудна и мало подтверждена фактами. В двадцать первом веке биологи спохватились, начался взрывоопасный бум по выявлению, изучению и развитию интуитиврезерва у людей с гиперчувствительностью и необычными способностями к врачеванию или физическому воздействию на расстоянии – психо– или, как потом стали называть, паракинезу. Спустя еще столетие «спящие» гены в организме человека стали пробуждаться все чаще, и людей с врожденными способностями к экстрасенсорному восприятию стали называть иитрасенсами, а общественное мнение от полного неприятия таких феноменов сделало крутой зигзаг к полному признанию: человечество поняло, что эволюция сделала новый шаг к хомо супер, человеку всемогущему, способному жить в космосе, как в родном доме.
Что касается самого термина, то были попытки заменить слово интрасенс или хотя бы сократить его, но сокращенное – интрас не прижилось, история, к сожалению, знавала такие словечки, как контрас, и от сокращения интрас отказались.
– Как у вас, интрасенсов, срабатывает интуиция? Что вы чувствуете? – спросил наконец Ратибор.
– У кого это «у вас»?
– А ты думаешь, я не догадался, что ты интуитив?
– Давно?
– Ты не ответила на вопрос.
Анастасия прикусила губу, вытерла мокрое лицо ладонью, потом то же самое сделала Ратибору. Ладони у нее были на удивление сухие и теплые.
– В общем‑то, у каждого интрасенса это чувство проявляется по‑своему, ведь мы не только «читаем» мысли, но чувствуем эмоции, психо‑фон. Отрицательные эмоции окружающих у меня, например, чаще всего вызывают ощущение злобного шепота, а положительные – видения весенней капели, паутинки, летящей по ветру, или цветущего луга… по‑разному.
– Понятно. А сейчас ты… когда я оглянулся, ничего не почувствовала?
Девушка посмотрела за спину Берестова.
– Ты… поэтому оглянулся?
– Показалось, что кто‑то странно так хихикнул, знаешь, с насмешкой и пренебрежением.
Не сводя с Ратибора взгляда, Анастасия поднялась на цыпочки и поцеловала его в переносицу, отвернулась.
– Извини, это я так… идем, на нас все смотрят.
– Это потому что ты мокрая, – сказал Ратибор хмуро, чтобы скрыть поднявшееся волнение.
Уже в зале метро рация в ухе безопасника вдруг пискнула голосом Умника:
– Оперу‑прима от опер‑секунды: перекличка служб в двадцать ноль‑ноль по средне‑солнечному. Персональные контакты нежелательны.
Ратибор подобрался, с сожалением освобождаясь от приятных грез, и привычно глянул на браслет; рубиновые цифры высветили одиннадцать сорок семь по средне‑солнечному времени, у него оставалось до указанного срока еще тринадцать минут.
– Что, запас времени иссяк? – спросила Настя.
– На поцелуй хватит, – ответил Ратибор серьезно.
Часть вторая.
ВЕЧНОСТЬ ОТКРЫВАЯ.
Железовский
Предел допустимой обороны
Прошло несколько минут, прежде чем Железовский перестал хватать воздух ртом, зелень в глазах исчезла, а в тело, рыхлое и легкое, вернулись вес и сила.
Старею, подумал он флегматично, год назад я бы увернулся от такого выпада. Или переборщил с настройкой ответных программ?
Он поглядел на застывшего в двух метрах тренера‑инка, улыбающегося вполне естественно, виновато и смущенно, как человек, искренне осознающий свое превосходство.
Нет, старею. И никакой оптимайзинг уже, наверное, не поможет дотянуть до былых кондиций.
Железовский вызвал в стене зеркало, поднял руку, глядя, как буграми вспухают мышцы. Усмехнулся, вытягивая губы трубочкой. «Роденовский мыслитель»… Интересно, кто первый назвал меня «мыслителем»? Слава богу, парень был с головой, могли ведь прилепить и кое‑что похлеще… Эрберга его профессионалы за глаза прозвали «статуей командора», а Кий‑Короната в разговоре величают просто и со вкусом; «корочун»{50}! Железовский снова усмехнулся. Интересно, почему у Ратибора нет клички? На самом деле, почему?
Наверное потому, ответил он сам себе, что все чувствуют в парне дремлющую силу. Пока дремлющую, может быть, но силу. И вообще в человеке, в мужчине, окружающими наиболее ценится сочетание интеллекта и действия, счастлив тот, у кого гармония в этом смысле от природы. У Ратибора, правда, иногда случаются перегибы в действии, но это по молодости лет…
– Что разулыбался? – проворчал Железовский, поворачиваясь к партнеру. – Сгинь, исчадие ада!
Тренер‑инк – «динго», конечно, с наведенной сенсомоторикой, сгинул. Аристарх взглядом привел помещение в порядок, снял трико и стал под душ. Через несколько минут вылез, пшикнул озонной струей и прошел на рабочую половину служебного модуля, сел за рабочий стол. Выбрал программу и превратил помещение в беседку в парке. Еще через минуту в «беседку» вошла Забава Боянова. Села напротив, нога за ногу, Улыбнулась глазами, окидывая взглядом глыбу за столом.
– Поднимал тонус?
– Старею, – вместо ответа буркнул Железовский. – Как‑никак девяносто восемь.
– Не прибедняйся, старик. В пересчете на годы хомо ординарис тебе около сорока, это возраст не мальчика, но мужа.
Железовский ухмыльнулся, представив чувства Берестова, узнай тот, что возраст начальника – без малого век.
– Я знаю, о чем ты подумал, – кивнула Боянова. – Не пора ли на покой или, по крайней мере, в синклит старейшин? Ты прав, мне – самое время. Закончу работу с Конструктором и уйду… А на свое место буду рекомендовать тебя.
Железовский долго сидел неподвижно и молча, как изваяние.
Думал. Пси‑обмен собеседников продолжался, их пси‑поля были близки по оттенкам эмоций в нюансам содержания, и поэтому они понимали друг друга без слов, хотя «чтением мыслей» назвать этот «разговор» было нельзя. В обычном порядке и Забава, и Аристарх пользовались для мысленных переговоров – наиболее оперативного способа связи – пси‑рациями, как и остальные оперативники безопасности и все люди вообще, но если случалось что‑нибудь экстраординарное, могли общаться и без помощи аппаратуры, мысленно, при сосредоточении и большом расходе нервной энергии.
– Как там твой опер? – прервала молчание Боянова.
– Нормально. Изредка пытается выйти за рамки оператора – из‑за избытка сил и желания быть на острие атаки. Справится.
– Он в самом деле не понимает, что самостоятельные действия для опера такого масштаба исключены?
– Понимает, но…– Железовский хмыкнул. – Мало кто знает, кроме тех, кто прошел это, насколько скучна работа опера! У Ратибора больше возможностей, чем у простого координатора тревоги, вот он и находит себе оперативные ходы вроде похода к Гиппарху или к «серым людям» в Такла‑Маканский заповедник. Кстати, на заседании Совета ты промолчала, когда обсуждали кандидатуру.
– Подумала – пусть попробует этого хлеба, может, ты и в самом деле видишь дальше?
– Иногда, – серьезно кивнул Железовский. – Интрасенс в нем растет, хотя и медленней, чем хотелось бы.
– Боюсь, когда мы вплотную подойдем к «роковой черте», он будет не готов, и тогда за работу ответишь ты.
– Отвечу. – Слово, тяжелое и твердое, под стать облику комиссара отдела безопасности, упало, как глыба камня.
Из панели стола вылез стержень с алой каплей света, в столе тихо просвистел вызов. Железовский оторвал от стержня алую каплю и посадил на ухо, вытянул из стола клипс пси‑рации «спрута», подцепил на второе ухо, «ушел» в разговор с неведомым абонентом. Закончил разговор через минуту, глянул на гостью:
– Нужен твой совет. На том материке создано «Общество по спасению Конструктора» со штаб‑квартирой в Нью‑Потомаке, активно включившееся в кампанию по запрещению строительства Т‑конуса. Инициатор создания «общества» неизвестен, но предполагается, что это один из наших новых подопечных, так сказать, «возвращенцев с того света».
– Экзосенс?
– Этот термин применим только к людям, получившим свои экстраспособности под воздействием внешних факторов, а «возвращенцы» – не люди, информкопии… хотя с другой стороны нет смысла затевать схоластические споры – кого и с какой натяжкой можно называть человеком.
– Ну, инки – во всем индентичны человеку, кроме скорости мышления и способа размножения, и тем не менее мы их людьми не называем. Господи, ну и окружение: «серые люди», чужане, вообще не люди!.. Кошмар!
Это «кошмар» прозвучало так испуганно и беспомощно, чисто по‑женски, что Железовский, давно знавший твердый характер Забавы, характер мужской, непреклонный, даже крякнул.
– Поговори по этому поводу с Греховым, – продолжала Боянова, заметив секундное замешательство собеседника, но никак не реагируя на это, – он контактирует со всеми экзосенсами и знает их слабые и сильные стороны.
– Твой Грехов, к сожалению, занят какими‑то своими делами и в помощи отказал.
– Странно. – Боянова нахмурилась. – Он же проконсул с официальным статусом, то есть ответственное лицо… Хорошо, я сама его разыщу. Что еще?
– Кроме «Общества» в подготовку строительства Т‑конуса вмешались те члены Совета, которые голосовали против резолюции. Очень умело они раскрутили колесо, и в результате линия материалоснабжения и техобеспечения строительства конуса не запущена до сих пор.
– Саботаж, – задумчиво и с некоторым удивлением произнесла Забава. – Надо же, какое древнее слово, а все еще применимо в наше время! Как они могут не понимать, что роют могилу не кому‑нибудь, а самим себе?!
Железовский набычился.
– Ты излишне категорична в формулировках. Я, конечно, всего‑навсего исполнитель, жестко подчиненный Совету безопасности и Управлению, и обязан выполнять их решения, но и я не могу не отметить, что кое в чем наши оппоненты правы, особенно в определении предела допустимой обороны.
Забава покачала головой, глядя на «роденовского мыслителя» с какой‑то неопределенной жалостью.
– Да, ты постарел, комиссар, теперь и я вижу. Неужели и тебе необходимо доказывать, что хуже преступления может быть только попытка его оправдать? Если мы не остановим БВ – это будет преступлением против человечества, ты это понимаешь?
Дата добавления: 2018-10-26; просмотров: 127; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!