Социальные предпосылки экологической этики
Как указывалось выше, современное состояние цивилизации представляется как кризис, соответствующий эпохе перехода из одного типа культуры – рационального – в другой – иррациональный. Этот кризис выражается в тройственном нарушении жизни человечества: нравственном кризисе человека, кризисе отношений между людьми и кризисе взаимоотношений человека с природой.
В почти трехтысячелетней негласной конкуренции восточного и западного мироощущений в современном глобализирующемся обществе видимое преимущество находится на стороне Запада. Это стало возможным, потому что на внутреннем плане победа досталась внешнему, рациональному, нацеленному на покорение мира человеку. «На Западе внешний человек забрал такую власть, что она заставила его отвернуться от своей сокровенной сущности и глубинного бытия»[528]. Отпавший от целого – Бога, Единого, Универсума – человек, возомнивший себя центром, пытается занять место этого целого. На самом деле, потеряв опору, дробный, «атомизированный», он не может сохранить и свою внутреннюю эгоцентрическую неделимость. Распад продолжается теперь уже внутри личности, вынося на поверхность безобразные осколки агрессивности и отвлеченных от духа рассудка и чувственности.
Ощущая себя центром видимого мира и расширяя свое влияние на окружающее пространство, человек невольно приходит в состояние взаимоотталкивания с другими субъектами. Такое взаимодействие людей Н. Ф. Федоров удачно назвал «неродственностью», а Вл. Соловьев – «тяжелым и мучительным сном отдельного эгоистического существования»[529]. Глубинные причины неродственного существования скрыты, конечно же, в самом человеке, в трех составляющих его психической природы – инстинкте, чувстве и разуме, точнее, даже не в них самих, а в том, что разрушена их целостность. Целостный человек не состоялся, и мы видим недоброкачественные обломки «невоссоединенного» целого – инстинктивную агрессию, отвлеченную чувственность и отвлеченную рациональность.
|
|
|
С точки зрения современной науки, агрессивность человеки является биологической чертой его природы. У высших животных агрессия инстинктивно уравновешивается ее торможением, а «эгоизм» индивидуального существования находится в гармонии с альтруизмом, возникающим в сообществе. У человека это равновесие нарушено. Его превосходство над всеми другими видами, отсутствие конкурентов и врагов запустило механизм внутривидового отбора, который ведет человеческую культуру не в сторону прогресса, а к деградации. «В наше время спешка, которой охвачено индустриализованное и коммерциализованное человечество, являет собой прекрасный пример нецелесообразного развития, происходящего исключительно вследствие конкуренции между собратьями по виду. Нынешние люди заболевают болезнями бизнесменов – гипертонией, сморщенностью почек, язвами желудка, мучительными неврозами… И все это без всякой необходимости: ведь они вполне бы могли договориться работать впредь поспокойнее – т. е. теоретически могли бы, ибо на практике это им, очевидно, не легче, чем петухам‑аргусам договориться об уменьшении длины маховых перьев»[530].
|
|
|
Внутривидовой отбор в далекой древности вполне мог снабдить человека такой мерой агрессивности, для которой не находится адекватного выхода при современной организации общества. О возможности внутрипопуляционных различий в уровне агрессии у людей говорят, например, такие данные, приведенные К. Лоренцом. Индейцы прерий, которые несколько столетий до завоевания Америки европейцами вели дикую жизнь, состоящую из грабежей и войн, тяжко страдают в условиях урегулированной спокойной жизни нынешней резервации в Северной Америке. Неврозы у них наблюдаются чаще, чем это можно обнаружить у каких‑либо других групп людей. Насилие и убийство по отношению к другим в порядке вещей, по отношению к соплеменникам, напротив, оно крайне редко, поскольку ему препятствует табу. Убивший соплеменника был обязан, согласно традиции, покончить с собой. На этом примере отчетливо видны те же самые тенденции, что действуют в животном мире: инстинктивные запреты на внутривидовом уровне (в данном случае на уровне племени) тем выше, чем агрессивнее вид (племя).
|
|
|
В отличие от животных человек может контролировать свою агрессивность, но блокировка разумом легко снимается долей «горячительного агрессива» – алкоголя и наркотиков, и тогда человек опускается на биологический уровень поведения, на котором уже не работает социальный запрет, а биологический утерян.
Если агрессивность человек «получил» от природы, то другое, столь же сильное проявление бессознательного – страх, прапереживание, лежащее в основе его существования, является чисто человеческим. «Человек… впервые является жизнью, которая осознает самое себя… Человек видит свою вовлеченность в ужасный конфликт – он пленник природы, но, несмотря на это, свободен в своем мышлении. Это осознание самого себя сделало человека чуждым в мире, обособленным от всех, одиноким и преисполненным страха»[531]. Люди создают вокруг себя стерильное пространство без микрофлоры, насекомых и животных. Урбанизированный человек ощущает скрытую опасность, исходящую от природных объектов. Он не может остаться один на один с природой. По мнению Н. А. Бердяева, человек не страшится уже духов природы, но страшится мертвого механизма природы, которую он сам лишил духа жизни[532].
|
|
|
Аналитическое расчленение природы в процессе рационального познания «мертвит природу», а лишенный природной основы дух человека не может укрепить свою целостность. Слабый дух распадается на отвлеченную рациональность и отвлеченную чувственность.
Все формы отвлеченной рациональности и отвлеченной чувственности роднит сходное отношение к окружающему: бездуховность смотрит на все вокруг как на лишенное духа, бездушность как на лишенное души; видит объекты, которые могут стать предметами вожделения или стороннего познания, которыми можно наслаждаться и управлять, но которые не являются субъектами любви. Отвлеченный рационализм формирует среду для отвлеченной чувственности, а та стремится использовать в своих интересах разум. Но их единство никогда не представляет органической целостности, но лишь рядоположенность двух обломков расщепленной личности: человек одновременно и бездуховен, и бездушен. Пиком отвлеченного рационализирования является современная научно‑техническая революция (НТР), которая одновременно свидетельствует о нравственном кризисе науки и техники.
Аналитичность и обобщенность науки представляют собой две стороны развития ее абстрагирующей направленности – и как первое в большей мере ответственно за создание атомной бомбы и экологического кризиса, так второе в большей мере ответственно за тоталитарные устремления нашего века, ведущие к тоталитарной глобализации. В силу своей аналитической, редукционистской направленности наука неизбежно, по самой логике своего развития, стремится к тому, чтобы за живым и индивидуальным увидеть неживое и общее, а так как наука определяет стиль мышления нашего времени, то она способствует «овеществленному» мироощущению. Овеществляя все вокруг и продвигаясь к изучению элементов, к которым все меньше можно испытывать живые человеческие чувства, наука становится все более отвлеченно‑рациональной и все более теряет моральный статус. Надежды на науку, которые питали просветители и гуманисты Нового времени, не оправдались. Избыточные материальные силы, которыми овладело с помощью науки «все еще ветхозаветное человечество» (по определению Н. А. Бердяева), нуждающееся больше в запретах, чем в свободном проявлении внутреннего потенциала, привели к экологическому и другим кризисам цивилизации. Все более ясной становится мысль Г. Гегеля о том, что предпосылкой и следствием научного познания мира выступает его разрушение. Аналитичность и обобщенность, достигнутые за счет потери конкретности и предсказуемости последствий применений научных открытий, не могут привести ни к чему иному как к термоядерному и экологическому кризисам, так же как в социальной сфере применение ложно понятой идеи глобализации не может привести ни к чему иному как к кризису социально– политическому, который распространяется ныне на все человечество. Две отрасли отвлеченно‑рациональной деятельности – наука и техника, смыкаясь воедино и взаимно усиливая недостатки друг друга, образовали в середине XX в. феномен НТР. Сущность НТР определяется тем обстоятельством, что в разумной деятельности современного человека преобладает отвлеченное от чувств рационализирование, а чувственная деятельность отвлечена от разума.
Основными формами проявления отвлеченной чувственности становятся воля к власти, потребительство и сексуальная революция. Бездуховность бытия современного человека является основой его отвлеченной чувственности. Воля к власти – это самая сильная форма проявления отвлеченной чувственности человека, отказавшегося от творчества и любви, но не переставшего желать, чтобы его любили. Одна из главных причин, почему расщепленный человек стремится повелевать, заключается в его неуверенности в том, что другой вообще способен его полюбить, тем более по собственной воле, и что сам он достоин любви. Но чем больше насилия и чем оно откровеннее, тем меньше шансов на любовь в этом мире.
Воля к власти над другими порождает другой феномен отвлеченной чувственности – потребительство. Потребительство – это такое состояние, когда желание иметь преобладает над желанием быть, созидать. Жажда приобретательства, как и воля к власти, модифицирует самое отношение к человеку. Раз над личностью нельзя властвовать и ее нельзя потреблять – долой личность, да здравствует вещь, объект. Вместо народа нарождается масса, а вместо личности – массовый человек. Овеществленный, обезличенный массовый человек, с одной стороны, теряет внутреннее ощущение полноты и радости жизни, а с другой – становится легкой добычей разного типа властей и «учителей». Сферы материального потребительства и избыточных чувственных наслаждений становятся для него отдушинами от чрезмерно формализованной жизни. В наш нелюбовный век люди не любят, а занимаются любовью. Человек не хочет больше тратить силы на любовь, потому что боится ответной нелюбви. Полнота взаимного общения подменяется стремлением к отдыху и развлечениям, отнюдь не потому, что современный человек много трудится. Это лишь жалкая попытка уйти от бессмысленности жизни и скуки однообразного времяпрепровождения. Человечество не хочет больше осознавать трагичность своего существования и отказывается от поиска смысла жизни. Все попытки осознания глубинного смысла бытия признаны западной культурой утопическими, и на них как бы стоит клеймо чудачества и нецелесообразности.
Расщепленность человека порождает расщепление его культуры. Трагедия современного познания, будь то познание ученого или человека искусства, состоит в том, что им, как и обычным людям, свойственна вера в бытие вещей‑в– себе, но как познающие субъекты они должны отрицать эту веру, поскольку наука ничего о вещах‑в‑себе сказать не может. Попытка проникнуть в глубины мироздания уводит от мира. «Когда живопись достигает той предельной изощренности в изображении реальности, к которой она так страстно стремилась на протяжении шести веков, от этой самой реальности остается одна лишь неосязаемая пыль»[533].
Расщепленность современной культуры определяет то, что преобладают в ней отвлеченно‑рациональные и отвлеченно‑чувственные формы – идеология с опекаемой ею наукой и техникой и так называемая массовая культура, а преобладание именно этих форм детерминируется следующим из расщепленности человека свойством, которое можно назвать массовидностью. Человека массы раздирают два противоположных ощущения: как замкнутый на себе, нарциссический тип, он склонен испытывать излишнюю самоуверенность, но, с другой стороны, в глубине души он осознает свою духовную слабость и ничтожность, и все надежды возлагает на нечто внешнее, что придет и спасет его. В таком состоянии он легко становится добычей идеологии, а попытка избавиться от ее влияния загоняет его в лоно массовой культуры, также насквозь идеологизированной и лишь с виду сохраняющей беспристрастность. «В период, когда появляется и растекается по общественному телу масса, идеология становится главной формой культуры, а отдельные виды объединяются под названием массовой культуры – некоего суррогата, призванного развлекать и отвлекать массы от настоящего дела»[534]. Идеологическая связь людей не истинна, поскольку она внешняя, рационально‑чувственная, а не внутренняя духовно‑душевная. Идеология подстраивается под материальные потребности человека и входит в доверие к нему, а затем начинает искусственно создавать потребности и держит человека за веревочку этих искусственных потребностей. Она стремится создать как можно больше потребностей, чтобы больше было веревочек, за которые можно дергать, и чтобы таким образом человек крепче был привязан и лучше манипулируем.
Наиболее явная связь между расщеплением человека и расщеплением культуры прослеживается в развитии искусства. Тенденции современного искусства говорят о прогрессирующем расщеплении человеческой личности. «С появлением импрессионистов равновесие между данными чувств и законами мышления оказались окончательно разрушенными»[535]. Будучи отражением деградирующей жизни, само искусство стало как бы изнутри приходить в упадок. Н. А. Бердяев в «Смысле истории» пишет, что для всех форм современного искусства характерно «глубокое потрясение и расчленение форм человечества, гибель целостного человеческого образа, разрыв с природой. Искусство уже не ищет совершенно целостного человека, оно потеряло способность к целостному восприятию, оно срывает покров за покровом, чтобы обнаружить внутреннее стремление природного существа, идя все дальше и дальше вглубь и открывая образы настоящих чудовищ». Таким образом, источник кризиса современной культуры также находится внутри человека: люди потеряли способность душевно‑духовного общения, а без этого нормальное развитие культуры невозможно.
Переломной точкой развития западной цивилизации стал экологический кризис. Он подкрался к человечеству незаметно и разразился тогда, когда ощущение царственного господства человека над природой было в зените. Оказалось, что безудержный экономический рост потребительского западного общества грозит экологической гибелью цивилизации. Помимо чисто экологических причин кризиса, безусловно, существует связь между загрязнением природы техногенными продуктами и загрязнением человеческого тела и души. «В современном человеке актуализируется противоречие между разумом и чувствами, которое проецируется во внутриразумное противоречие между рассудком как слугой тела и душой. Рассудок как форма реализации противоречия между разумом и чувством через подчинение разума хотению стремится творческие потенции, содержащиеся в разуме, поставить на службу телу. Тем самым рассудок создает препятствия как свободному развитию разума в единстве с чувствами, так и одухотворению природы, представляющему процесс проникновения в природу человеческого духа»[536]. Все следствия расщепленности человека ответственны за экологический кризис – наука и техника как формы проявления отвлеченной рациональности, воля к власти и потребительство как формы проявления отвлеченной чувственности. Потребительский эгоизм человечества ставит его даже не на уровень животного, а гораздо ниже, так как стремление животных к выживанию не разрушает биосферу в целом.
Указанный тройственный духовный кризис в материальном смысле выражается в возрастании некоторых тенденций, которые представляют угрозу для будущего Земли. Шесть из них могут быть названы основными: 1) демографический взрыв; 2) нехватка продовольствия; 3) истощение природных ресурсов; 4) глобальное разрушение среды; 5) злоупотребление ядерной энергией; 6) неуправляемость науки и техники[537]. «Самая многосведущая из всех эпох приходит к сознанию своего полного бессилия, своего неведения и своей беспомощности»[538].
Дата добавления: 2018-09-23; просмотров: 245; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!