Модальная интенсивность. Чудо и воздержание 15 страница



С религиозной точки зрения обычно считается, что духовность – категория более высокого порядка, чем душевность. Дух – богодухновенное начало в человеке, тогда как душа, хотя и сотворенная Богом, принадлежит земной природе. Сначала Бог вдунул в первочеловека Адама душу. «И создал Господь Бог человека из праха земного, и вдунул в лицо его дыхание жизни, и стал человек душою живою» (Быт., 2: 7). Но сам Бог пребывает един в трех лицах, одно из которых – Дух Святой; именно Дух Божий носится над водою при сотворении мира, и именно Духа Утешителя посылает людям второй и высший Адам, Богочеловек, перед своим вознесением [206]. При сопоставлении душевного и духовного часто ссылаются на ап. Павла: «сеется тело душевное, восстает тело духовное. Есть тело душевное, есть тело и духовное. Так и написано: первый человек Адам стал душею живущею; а последний Адам есть дух животворящий». Но из такого возвышения духовного над душевным вовсе не следует, что одно поглощается или замещается другим, что душевность в человеке должна раствориться в духовности. На это указывает следующий стих первого Послания к Коринфянам: «Но не духовное прежде, а душевное, потом духовное».

Человека подстерегает большая опасность, если в своем устремлении к духовному он упразднит в себе душевное. Сатана духовен, но не душевен. Образцы такой холодной, мрачной, демонической духовности, которая преодолевает душевность как «человеческое, слишком человеческое», можно найти у М. Лермонтова, Ф. Достоевского, Ф. Ницше, Вл. Соловьева («Повесть об Антихристе»), А. Блока. Попытки лермонтовского Демона, «духа изгнанья», слиться с душевно-телесным существом Тамары обрекают ее на смерть, а его на вечное проклятие. «Гордый дух / Презрительным окинул оком / Творенье бога своего». Гордость и злость – это преимущественно свойства духа, а не души, что интуитивно выражается в языке: словосочетания «злой дух» и «гордый дух» встречаются на порядок чаще, чем «злая душа», «гордая душа». Николай Ставрогин или Иван Карамазов у Достоевского – глубоко духовные существа, но, лишенные душевности, отвергнувшие «дыхание жизни», они кончают смертью или безумием.

Есть духовность высей и духовность бездн, «идеал Мадонны» и «идеал Содома». Но душевность не может быть идеалом. Душевность – это не цель, но начало, отрыв от которого делает невозможным движение к высшему, точнее направляет человека в другую сторону – к падению в бездны духа.

 

*Глубина, Душеедство, Живосердечие, Обаяние , Психонавтика

О душевности // Звезда. 2006. № 8. С. 208–216.

Тайна обаяния // Звезда. 2014. № 6. С. 216–222.

 

 

ДУШЕЕ ДСТВО, ДУШЕЯ ДНОСТЬ

 

ДУШЕЕ ДСТВО, ДУШЕЯ ДНОСТЬ  (animovorous, soul eating; ср. плотоядный, carnivorous). Психологическая воля к власти, стремление подчинить себе чужую душу и присвоить ее витальность. Признак душееда : вкрадчивый, испытующий подход к человеку, стремление войти в доверие, расположить к себе, вызвать на откровенность, забота о чужих душах больше, чем о собственной. Миссионеры и проповедники-душееды сами насыщаются тем пылом, верой, энтузиазмом, который вызывается их проповедью.

Образ душееда встречается в африканском и карибском фольклоре и часто сопряжен с мотивами зомбирования и черной магии. Сходные мотивы есть и в славянских народных поверьях, отраженных у Гоголя («Страшная месть», «Вий»). Классический душеед – подпольный человек Достоевского, для которого «дружба» – это опыт поглощения чужой души и воли: «…я хотел неограниченно властвовать над его душой… Я испугал его моей страстной дружбой; я доводил его до слез, до судорог; он был наивная и отдающаяся душа… он и нужен был мне только для одержания над ним победы, для одного его подчинения». Формы душеедства могут варьироваться от агрессивно-истязательных (Иудушка Головлев у М. Салтыкова-Щедрина) до кротко-деликатных (графиня Лидия Ивановна в «Анне Карениной» Л. Толстого). В новелле «Марио и волшебник» Т. Манн показывает, как душеедство в виде магически-политической манипуляции может воздействовать на целое общество.

 

*Душевность, Психократия , Психонавтика, Симпсихоз

 

 

ЗЛОБРО

 

ЗЛОБРО  (goodevil; зло + добро). Добро, переходящее в зло; насильственное или лицемерное добро, которое оборачивается злом. Злобро – ирония превращения добра в зло, которая заложена в самой бинарной структуре совместного познания «добра и зла».

Злобрым (или даже умильно злобреньким ) можно назвать щедринского Иудушку Головлева, который своими елейными словесами гноит ближних. Злобро было настойчивым мотивом советской идеологии, которая проповедовала «революционную нравственность», «насилие во имя добра» («добро должно быть с кулаками»). Примеры злобра – оруэлловские лживо-пропагандистское «министерство правды» и гэбистски-гестаповское «министерство любви».

На первый взгляд, добро выступает как антипод зла, но глубинно они взаимосвязаны, о чем повествует библейская притча о грехопадении. Одновременное «познание добра и зла» с запретного райского древа обнаруживает их неразрывность. Великий Инквизитор желает добра своим подопечным, облегчая им бремя свободы – и ведя насильственно ко всеобщей сытости. Самые страшные преступления против человечества, творившиеся тоталитарными режимами, оправдывались стремлением к «добру для всех», как оно понималось Лениным и Сталиным или Гитлером и Мао Цзэдуном. Злобро запрограммировано в механизме политических систем, которые, возвышая одних: богатых или бедных, рабочих или аристократов, – унижают других: бедных или богатых, аристократов или рабочих… Личности не приходится ждать пощады от философско-политических машин добра, рассчитанных на массовое действие, на «благоденствие миллионов».

 

*Благоподлoсть , Выверт, Гипер-, Ирония, Оксюмороним, Реверсивность, Святобесие

 

Добро и зло в зеркале русского языка // Континент. № 132. 2007. С. 369–382.

 

КОНТЕ КСТНЫЕ ОТНОШЕ НИЯ

 

КОНТЕ КСТНЫЕ ОТНОШЕ НИЯ (contextual relationship). Глубоко личные по сути отношения, такие как дружба или любовь, которые оказываются зависимыми от ситуации, от житейского контекста. Например, контекстом, задающим дружбу, могут быть соседство, совместная работа или учеба, политические, профессиональные или религиозные интересы. Настоящая дружба не сводится к отдельным интересам, она связывает двух личностей более глубоко и многообразно: они делятся самым важным и задушевным, во всем поддерживают друг друга. Однако во многих случаях стоит таким друзьям, например соседям или сослуживцам, разъехаться на какое-то время – и дружба между ними прекращается, они не испытывают потребности поддерживать эти отношения за пределом того времени или места, которое их сблизило. Потом снова съезжаются – и начинается новый период частых встреч, откровенности, душевных излияний. Такова контекстная дружба : люди искренне дружат, когда что-то наружное их связывает, и не дружат, когда эта связь обрывается.

В контекстной любви  страсть, нежность, ревность, вдохновение тоже оказываются зависимыми от ситуации. Об этой ломке чувств при перемене контекста – некоторые рассказы Юрия Казакова. «Осень в дубовых лесах»: она приезжает к нему в столицу из Поморья, где началась их любовь, но без белых ночей и вдали от моря они перестают чувствовать друг друга. «Адам и Ева»: москвичи, художник и студентка, потянувшись друг к другу, уезжают на далекое озеро, в северную глушь, в рыбацкие поселки, и там оказываются не просто чужими, но враждебными друг другу: отношения не выдерживают смены контекста.

В современной философии сознания внешние предметы и знаки, например книги, компьютеры, списки контактов в записной книжке, часто рассматриваются как расширительные компоненты самого ума («еxtended mind») [207]. В принципе не столь уж велика разница, в памяти или в телефоне содержатся адреса? Смартфон играет функционально ту же роль, что и клетки мозга; можно рисовать схему, чертеж в уме – а можно на экране. С этой, когнитивной точки зрения мозг, понятый функционально, а не субстанционально, включает в себя информационные источники из окружающего мира. Можно распространить эту теорию и на область чувств и личных отношений, предметный контекст которых является расширением нашего «сердца» (то есть нейробиологии эмоций). В этом случае мы не только мыслим посредством блокнота или компьютера, но и чувствуем и вступаем в отношения посредством тех ландшафтов, городов, зданий, интерьеров, которые окружают нас. Для соседей дружба включает их общую улицу или город; для влюбленных то место, где они привыкли встречаться, – тоже часть их отношений. Когда же изменяется обстановка, контекст, то это – как отмирание части расширенного мозга.

Вместе с тем очевидно, что по мере углубления дружба и любовь становятся надконтекстными или всеконтекстными . Людей объединяет не море, не побережье, не город, а вселенная, где они родились и встретили друг друга: трудно найти «другую вселенную».

Контекстную дружбу или любовь можно рассматривать как (1) парадокс, противоречие в понятиях; (2) когнитивную проблему «расширенного восприятия» или «дополненных эмоций»; (3) этическую проблему, свидетельство глубокой волатильности человеческих отношений или плюральности самой личности (*мультивидуум ).

 

*Альтер-эгоизм, Любовь, Мультивидуум

 

 

МЕТАМОРФЕ ЙЯ

 

МЕТАМОРФЕ ЙЯ  (metamorpheia; от Morpheus, Морфей, бог сновидений в греческой мифологии; греч. morphe, форма, фигура; ср. «метаморфоза»). Перевоплощениe из сна в сон, обратимость яви и сна; представление о бытии как о множестве переплетенных сновидений. Следуя аналогии сна и смерти, метаморфейя может рассматриваться как метемпсихоза (реинкарнация), только происходящая внутри жизни.

Пример метаморфейи – в притче китайского философа-даосиста Чжуан-цзы о том, как он видит себя во сне бабочкой, которая в своем сне видит себя Чжуан-цзы. И хотя между философом и бабочкой, несомненно, есть различие, нельзя с достоверностью установить, кто кому снится. В европейской традиции метаморфейя находит выражение у Шекспира: «Мы созданы из вещества того же, / Что наши сны. И сном окружена / Вся наша маленькая жизнь» («Буря»), у Кальдерона в пьесе «Жизнь есть сон»; у Э. По: «Все, что мы видим и чем кажемся, – не есть ли только сон во сне?» («Сон во сне»); у Лермонтова («Сон»). Метаморфейя может иметь смеховой, карнавальный эффект, как у Достоевского, где в снах персонажей переворачивается роль, присвоенная ими в яви. Нескончаемость сновидений, обессмысливающих реальность, толкает на самоубийство Свидригайлова.

Метаморфейя может иметь кольцевую или разомкнутую структуру, выпускать в явь или бесконечно сворачиваться в себя. В этом отношении противоположны А. Платонов и В. Набоков. По Платонову, «не существует перехода от ясного сознания к сновидению – во сне продолжается та же жизнь, но в обнаженном виде» («Чевенгур»). Сон не мешает действиям персонажей: это спящие воины, которые не осознают реальности мира, но упорно действуют в нем, сражаются, трудятся, строят новую жизнь, не приходя в сознание. Набоков, наоборот, старается зафиксировать момент, когда его персонажи осознают себя или окружающий мир «снящимся»: «“В хорошем сне мы живем, – сказал он ей тихо. – Я ведь все понял”. Он посмотрел вокруг себя, увидел стол и лица сидящих… и с большим облегчением добавил: “Значит, и это тоже сон? эти господа – сон? Ну-ну…”» («Защита Лужина»). Это сон пассивный, гипнотический, завораживающий – но отсюда и возможность проснуться, которой лишены герои Платонова.

Метаморфейя происходит и в обыденном опыте, когда в миг пробуждения люди не сразу осознают, какое из сновидений оказывается явью и не является ли она сама очередным сновидением.

 

*Ирреалия, Нега-, Не-небытие

Ирония.  С. 226–237.

 

 

МЕТАПРА КТИКА

 

МЕТАПРА КТИКА  (metapractice). Практическая жизнь как поле метафизических действий; медитация, включенная в деятельность; система поступков, обладающих свойствами метафизического высказывания.

Метафизика – это дисциплина осмысления основ бытия, первичных сущностей мироздания. Наряду с метафизикой как наивысшим умозрением о «сущем как таковом» возможна и метафизика действий, конкретных поступков. Метапрактика – это выполнение самых обыденных, житейски необходимых действий как условий решения метафизических задач. Метапрактика – это жизнь вдвойне , ее цель – много жизней, прожитых внутри одной , то есть параллельное наслоение многих смыслов на один и тот же поступок, метафизическое насыщение физического действия.

Обычно медитация предполагает уединение, созерцательность, отрешение от повседневной практики, сосредоточение на своем внутреннем «я», отключение от всех внешних, отвлекающих обстоятельств. Характерный отрывок из суфийского трактата: «Для медитации суфию следует: 1. Совершить ритуальное омовение. 2. Надеть мягкую и легкую одежду и расстегнуть пуговицы, чтобы тело было полностью расслаблено. 3. Сидеть на полу или на земле. 4. Воздерживаться от движения. 5. Держать глаза закрытыми. 6. Затворить окно мысли и воображения…» и т. д. [208] Суфийская медитация – это разрыв с привычным состоянием бодрствующего человека: от него требуются особая поза, неподвижность, отключение зрения и слуха. Это ситуация прекращенной жизни, тогда как метапрактика – медитация внутри продолжающейся жизни , более того, медитация посредством зрения и осязания, посредством движения и действия . Задача метапрактики не в том, чтобы отказаться от обычных действий, а в том, чтобы отрефлектировать их в контексте бытия как целого.

Метапрактика, в отличие от трансцендентной медитации, – это стратегия обращенности к абсолютному из любого положения, в которое нас ставит жизнь. Каждое действие, даже самое обыденное, может стать притчей о призвании человека, о его вечном уделе: сеять зерно, разливать вино, пасти скот, ловить рыбу, жаждать и насыщаться, трудиться и праздновать… Традиционное противопоставление медитации и практики преодолевается метапрактикой, для которой даже стояние в очереди есть упражнение в метафизике времени и чисел, этике стойкости и терпения.

К метапрактикам можно отнести метафизических экспериментаторов Достоевского, таких как Иван Карамазов, Раскольников или Ставрогин, тех, кому «не надобно миллионов, а надобно мысль разрешить». Само это противопоставление чуждо метапрактике, поскольку практическая цель не противополагается метафизической , и даже самое маленькое действие – не на миллион, а «на копейку» – тоже имеет свойство разрешать какую-то мысль или вопрошать о ней. Например, бросать рубль каждому нищему, встреченному на пути, или поливать цветы в засушливый день может быть выражением целой философии жизни.

Метапрактика определяет, насколько эта притчеобразность собственных действий осознается нами, насколько мы воспринимаем и переживаем второй план своего бытия, более того, формируем свои будни по образу притчей, как значимый текст. Тогда, выстояв в очереди за продуктами или вскопав огород, то есть совершив ряд житейских поступков, мы чувствуем, что создали некое произведение в жанре метапрактики, которое отличается смысловой законченностью. Это может быть одно предложение – афоризм или несколько мыследействий, образующих тезисы трактата. С семиотической точки зрения жизнь – текст, состоящий из поступков, продиктованных житейской необходимостью, но по смыслу к ним несводимый, иносказательный. Метапрактика расширяет значение повседневных действий, помещает их в бесконечно растяжимый смысловой континуум: от крошечных деталей повседневности до понимания вселенной и своего места в ней. Метапрактика соотносится с *действиями философскими , но если последние совершаются сознательно в контексте определенного мировоззрения, но метапрактика – это совокупность самых простых, житейских практик, которые «задним числом» осмысляются как философский текст.

 

*Действия философские , Жизнь как тезаурус, Мудрость, Мыследействие, Тривиалогия

Знак.  С. 707–711.

 

 

МИКРОПСИХОЛО ГИЯ

 

МИКРОПСИХОЛО ГИЯ (micropsychology). Исследование психических микрообъектов и микропроцессов: микроэмоций, микрочувств, микронастроений, которые по длительности и интенсивности отличаются от соответствующих макропроцессов. Микропсихология стоит в ряду таких научных дисциплин, как физика микромира, микросоциология, микроэкономика, которые исследуют первичные, наименьшие элементы природных и общественных явлений. У психических явлений есть свои элементарные частицы, «кванты». Таковы, например, внезапные и мгновенные «уколы» радости, единения с миром и постижения истины, которые изредка переживаются в потоке будничных состояний – «просветление», «озарение», «прозрение», «эпифания», «сатори». Практически для каждого чувства и состояния можно выделить его первоэлемент: микроэмоцию, микроаффект, микрочувство, микронастроение.

Особый интерес для микропсихологии представляют «рефлективные» эмоции, направленные на самих себя (*селф-эмоции ), такие как *хитрость желания , где самый элементарный инстинкт (половой) опосредуется волей и сознанием.

Микропсихология изучает элементарные *психемы на всех уровнях, причем остается в рамках субъективного опыта и стремится найти для него общезначимое основание внутри сферы собственно психического. Микропсихология использует методы интроспекции и интерспекции   (interspection), то есть сравнительного анализа разных личностных опытов самонаблюдения.

Этим микропсихология как гуманитарная дисциплина отличается от нанопсихологии   (nanopsychology), которая работает с еще более дробными психическими микрообъектами, переходящими в физические микрообъекты, вплоть до квантовых структур нейронов. Нанопсихология выходит на уровень психики, связанный с физикой и химией мозговых процессов, и пытается решить «трудную проблему» сознания на путях преодоления декартовского дуализма психического и физического.

 

*Микрометафизика, Микроника, Психема, Селф-эмоция , Хитрость желания

 

 

МУЛЬТИВИ ДУУМ

 

МУЛЬТИВИ ДУУМ  (multividual; лат. multum, много + лат. individuum, индивид). Индивид, разнообразные «я» которого могут иметь самостоятельные воплощения, сохраняя при этом общее самосознание.

Современная цивилизация все еще онтологически бедна: подавляющее большинство объектов и субъектов имеют только одну форму существования. Разум существует в форме биологического вида homo sapiens и только начинает осваивать альтернативную форму (компьютерно-электронную). Каждый человек существует внутри биоформы, предзаданной ему природой, и не может ее менять по своей воле – за исключением редких случаев перемены пола. Дальнейшее развитие цивилизации ведет от универсума к мультиверсуму (*многомирие ), включая умножение альтернативных способов существования каждого индивида как мультивидуума , способного выбирать для себя разнообразные формы воплощения. Подобно тому как одна и та же информация может передаваться в виде устной речи, записи от руки, печатного текста, двоичного цифрового кода, аналоговой копии, так любой индивид, любой вид существования сможет менять свою форму, создавать множественные варианты себя («аватары», «клоны»). Все формы существования становятся более пластичными, включая полиморфность человеческого тела.


Дата добавления: 2018-09-23; просмотров: 176; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!