Модальная интенсивность. Чудо и воздержание 12 страница



О том, насколько архетипически глубока и устойчива эта схема творческого акта, свидетельствует то, что впоследствии она многократно воспроизводилась в светской культуре, особенно в идеологиях, сконструированных по образцу теологий. Например, поэма В. Маяковского «Хорошо!» своим заглавием и рефреном последней части воспроизводит ту же библейскую формулу «и увидел, что это хорошо». Революция – сотворение нового мира, который «удался», вышел на славу по слову  и делу  основоположников – теоретиков и практиков коммунизма. Теперь он подлежит оценке и удостоверению самого поэта как «третьей ипостаси» этого «коммунного» божества (Маркс – Ленин – Маяковский).

 

*Божествовать , Есмь-истина, Радостники, Своечуждость, Селф-эмоция, Творчество , Эдемизм

Эссе.  С. 396–402.

Религия. С. 241–245.

 

 

САМЬ

 

САМЬ  (selfness). Абсолют в его внутреннем измерении; Единое и Бесконечное в его обращенности на себя; Первоначало, осознающее собственное бытие.

Словом «самь» можно перевести «Атман», одно из центральных понятий индуизма, буддизма и индийской философии. Самь  открывается каждому существу в самом себе, и именно через субъекта она выходит в окружающий мир и преображает его.

Следует отличать «самь » от «самости». «Самость» – это обращенность и погруженность в себя конкретного существа, его эгоцентрическая замкнутость на себе, как категория этики и психологии. Самь – это не индивидуальное, а космическое и даже религиозное измерение субъектности, категория метафизики, «яйность» как свойство мироздания.

 

*Есмь-истина , Лирическая философия, Персоналистический аргумент, Самобытие

Дар.  Вып. 305. 15.10.2012.

 

 

СВЯТОБЕ СИЕ

 

СВЯТОБЕ СИЕ (sacromania; ср. «мракобесие»). Одержимость своей святостью или святостью своих принципов и убеждений; агрессия против инакомыслящих на религиозных основаниях. Святобесие ищет повсюду ереси и еретиков, использует любые поводы для демонстрации своих «оскорбленных религиозных чувств» и разжигает в обществе дух злобы и нетерпимости. Святобесие близко фанатизму, но если фанатик готов принести себя в жертву во имя своих убеждений, то «святобес» приносит в жертву только других, сам готов сажать и казнить. Это смесь фанатизма с фарисейством, нарциссизмом и садизмом.

В эпоху воинствующего и политизированного фундаментализма появляется все больше «святобесов» – людей, знающих твердо, в чем спасение для других. На первом месте здесь не убеждения, а религиозно мотивированная разрядка агрессивных инстинктов, выплеск ненависти и гордыни под видом защиты святынь. «Почему вы так ненавидите американцев, европейцев, евреев, кавказцев, католиков, либералов, волонтеров, оппозиционеров, сексуальные меньшинства?» – «Мы не за себя, мы за Бога!» Так агрессия ищет излияния и находит благовидный предлог именно в святыне. Святобесие представляет Бога жестоким судьей, карателем и исключает такие качества веры, как любовь, прощение, смирение, милосердие.

Близко к святобесию стоит святозлобие   – злоба, которая воодушевляется и оправдывает себя высочайшими идеалами и святынями, в чем бы они ни заключались. Выражение «святая злоба» памятно по блоковской поэме «Двенадцать»: «Черная злоба, святая злоба… Товарищ! Гляди в оба!» У злости, как энергии разрушения, есть много спусковых механизмов, но самый опасный из них и приводящий к наибольшим жертвам – это злоба «во имя святого», которая все готова сокрушить на своем пути. Как проявление гордыни, она нервически взвинчивает себя мелкими грехами, отступлениями от правил и обрядов в поведении других людей [193].

 

*Злобро, Панфобия , Поп-религия, Психократия, Шизофашизм

ЖЖ.  29.4.2012.

Политика.  С. 119–122.

 

 

СОВЕ РИЕ

 

СОВЕ РИЕ  (co-faith). Религиозно-моральное сообщество, объединяемое типологическими признаками общей веры, без прямой коммуникации между ее представителями. Такие виды сообществ развивались в СССР, где преследовалось всякое вероисповедание, поэтому прямые контакты и объединения верующих, особенно вне традиционных конфессий, были крайне затруднены. Соверие – не столько реальная, сколько идеальная общность верующих, которая может не осознаваться ими, – своего рода религиозный тип, конструируемый его проповедником или исследователем.

Так, приверженцы *доброверия , или «спонтанной доброты» (random acts of kindness), представляют собой пример именно «соверческого» движения – они организационно не объединены, наоборот, предпочитают изолированную и чисто индивидуальную деятельность.

Однако у доброверия есть свое «учение», свои теоретики, которые отмечают у ряда людей такие признаки самосознания, как стремление оказывать посильную и ненавязчивую помощь ближним, не делая при этом плодов своей деятельности видимыми для окружающих, «добротворствуя украдкой» (их еще называют «воры навыворот», имея в виду анонимную манеру совершать благодеяния). Соверия – не реально действующие организации или коллективы, а идейно-духовные общности, состоящие из «многих одиночеств».

 

*Бедная вера , Доброверие, Комос, Потенциальные сообщества, Совестники, Транссоциaльное

Сектантство.  С. 27–30.

Cries.  Р. 25–30.

 

 

ТЕОВИТАЛИ ЗМ

 

ТЕОВИТАЛИ ЗМ (theovitalism). Утверждение жизни и представление о ее вечности в теистических религиях. Виталистической подход в богословии можно передать греческим словом «palingenesis» (по-старославянски – «пакибытие»), буквально «вновь-бытие», которое приходит из небытия; это избыток бытия после его смерти и восстановления. Утверждение жизни как высшей ценности и ее приоритета даже перед моральными категориями добра и зла, вины и справедливости содержится в Ветхом Завете: начиная с Книги Бытия («древо жизни» как центр рая) до Книги Иова, с ее *космопоэтическим ответом Бога Иову и призывом вернуться к древу жизни, и до Книги Екклесиаста и Песни Песней (где жизнь прославляется в образах любви и возвращенного рая).

Теовитализм занимает критическую позицию по отношению ко всем учениям, противопоставляющим веру и жизнь, духовное и живое, жизнь небесную и жизнь земную. Так, для А. Шопенгауэра отрицание жизни и той всемогущей, слепой, стихийной воли, которая втолкнула нас в нее, составляет достоинство христианства (как и буддизма). Для Ф. Ницше христианство – это нигилизм, завороженность царством «ничто», отрицание всего могучего и красивого, «Бог, объявляющий войну жизни, природе, воле к жизни!». Однако, с позиции теовитализма и вопреки Шопенгауэру и Ницше, само Евангелие утверждает волю к жизни, причем столь последовательно, что жизнь перерастает свои временны е пределы и претворяется в жизнь вечную. И буквально, и переносно, в притчах, Иисус освящает рост, плоды, восхождение семян, претворение воды в вино, умножение хлебов, исцеление больных, воскресение мертвых. «Я пришел для того, чтобы имели жизнь и имели с избытком» (Иоан. 10: 10).

Жизнь освещается в Евангелии иначе, чем в философии Ницше: это жизнь не столько властвующая, присваивающая, вожделеющая, сколько дающая и способная к бесконечной жалости, снисхождению и умилению, то есть постижению силы в слабом, величия в малом, благодати в униженном и обиженном. Жизнь утверждает себя самоотдачей и жертвой, и слабейший оказывается сильнейшим. «Сила Моя свершается в немощи» (2 Кор. 12: 9). Одно из глубоких проявлений теовитализма  – роман Б. Пастернака «Доктор Живаго», где христианство толкуется как «высший вид живой энергии, переполняющей сердце человека и требующей выхода и расточения, и затем это главные составные части современного человека, без которых он немыслим, а именно идея свободной личности и идея жизни как жертвы» [194].

Критики христианства отмечают в нем непоследовательность. Если высшая цель – Царство Небесное, то стоит ли заботиться о жизни земной, о здоровье, сытости, нарядах, имуществе? Об этом говорится во многих поучениях Иисуса: не накопляйте сокровищ, не заботьтесь об одежде, отбросьте попечение о завтрашнем дне… Цель – спасение души, в жертву которому нужно принести всякое земное благополучие, и вообще «царство мое не от мира сего». Вместе с тем главные чудеса Иисус совершает, исцеляя больных, насыщая голодных, оделяя, делясь, то есть заботясь именно о здоровье и насыщении ближних. То же самое противоречие проявляется и в жизни христиан, в их молитвах. С одной стороны, «не уповай, душа моя, на телесное здравие и на скоромимоходящую красоту…» («Три канона»). А вместе с тем молятся о здравии своем и ближних, о хлебе насущном, об избавлении от врагов и злых обстояний, то есть о мирском благополучии.

Но суть в том, что и здоровье в этой жизни, и спасение в иной – одно и то же: способы выживания личности, ее неуничтожимости. Вот почему молитвы за здравие тела и за спасение души не противоречат друг другу, это одна молитва: Господи, даруй мне вечную жизнь, как Ты подарил мне эту жизнь. Христианская весть – именно преемственность земной и небесной жизни, усиление жизненности как таковой, в ее возрастающем торжестве и победе над смертью. Поскольку небесное царствие дальше отстоит от живущих, чем земное, то приходится часто напоминать о том, что нужно поступиться чем-то в жизни временной, чтобы обрести жизнь вечную. Евангелие озабочено тем, чтобы правильно выстроить перспективу, и поэтому ставит главный акцент на «жизни будущего века», несколько принижая ценности этой жизни, которые и без того значимы для нас, поскольку мы здесь, а не там. Но это та же самая жизнь, досмертная и посмертная, и стремление к бессмертию не исключает, а предполагает здоровье, радость, красоту, изобилие здесь, на земле. Поэтому ницшевская философия жизни, вопреки своей антихристианской направленности, по сути вписывается в более объемную теологию Жизни , которая сложилась в христианстве и не сводится к морали воздержания и аскетизма.

 

*Виталистика , Витоверификация, Биософия, Боживо, Космопоэзис , Ноовитализм, Техновитализм, Эдемизм

Теология Книги Иова // Звезда. 2006. № 12. С. 191–199.

Жизнеутверждающий пессимизм: О Книге Екклесиаста // Звезда. 2011. № 1. С. 194–202.

Теология жизни: Как Ницше, убивая Бога, воскресил Его // Звезда. 2015. № 5. С. 247–254.

Религия. С. 223–293 (раздел «Теология жизни»).

 

 

ТЕОЛО ГИЯ ВОСКРЕСЕ НИЯ

 

ТЕОЛО ГИЯ ВОСКРЕСЕ НИЯ (theology of resurrection). Теология новой жизни Бога и в Боге после его смерти (в евангелии и в истории). После «смерти Бога», провозглашенной Ницше, а также Фейербахом, Марксом и Фрейдом, и после массовых атеистических и коммунистических движений XX века, начинается «воскресение Бога», как *постатеистическое жизнечувствие и мировоззрение, причем именно в той стране, которая первой в ХХ веке «распяла» его. Возрождение религиозного сознания началось в России в 1960–1970-е годы, когда на Западе, наоборот, обозначилась «постхристианская» эпоха и возникла «теология смерти Бога» (Томас Альтицер, Уильям Хамилтон и их предшественник Дитрих Бонхоффер).

Теология воскресения как одно из направлений постатеизма – это теология новой жизни Бога за пределом его церковно-исторического тела. Это не то же самое, что традиционная теология жизни Бога (в исторической церкви) или радикальная теология смерти Бога (в «постхристианском» мире). Нулевой градус – безбожие, безверие – пройден, и начинается новое возрастание веры, теистическое осмысление и преодоление самого атеизма, причем этот процесс умирания и воскресения Бога может повторяться в истории опять и опять.

Слово «воскресение» порой воспринимается односторонне, как только возобновление или повтор прежней жизни. Но приставка воз-/вос– имеет смысл не только возрождения/повтора, но и вос-хождения, воз-несения, вос-шествия на новую, высшую ступень. По словам Карла Барта, «Бог не животворит того, кого не умертвил еще прежде» [195]. Жизнь после воскресения отличается от жизни до смерти, она углубляется опытом и личной смерти Христа на кресте, и исторической смерти христианства в ХХ веке.

История жизни, смерти и воскресения Иисуса – это история каждой души, которая проходит через свой Гефсиманский сад, свою скорбь и томление, и затем через свою Голгофу. Гегель так передает ужас богооставленности, переходящий в благую весть: «Бог умер, Бог мертв – это самая страшная мысль: все вечное, все истинное не существует, само отрицание заключено в Боге ; с этим связана высшая боль, чувство совершеннейшей безнадежности, утрата всего высшего. Но процесс здесь не останавливается, наступает обращение , а именно Бог сохраняет себя в этом процессе, который есть только смерть смерти » [196]. С позиции теологии воскресения смерть послана в мир для того, чтобы жизнь не просто рождалась, но и воскресала , то есть восходила на новую ступень.

 

*Бедная вера, Биософия, Постатеизм, Смертствовать, Теовитализм , Теомонизм

Религия.  С. 26–31, 370–372.

 

 

ТЕОЛО ГИЯ СЛУ ХА

 

ТЕОЛО ГИЯ СЛУ ХА  (theology of hearing). Представление о слухе Бога как о проявлении его «присутствующего отсутствия» в современном мире.

В Библии много говорится о Божьем слухе, который не оставляет неуслышанным ни один вопль, ни даже шепот человеческий. Господь выдвигает пророков своих не только для того, чтобы говорить народу, но и чтобы слушать народ – и Сам слушает пророков, говорящих от имени народа. «И выслушал Самуил все слова народа, и пересказал их в слух Господа. И сказал Господь Самуилу: послушай голоса их…» (1 Царств, 8: 21–22). Первое, что мы узнаем об Иисусе Христе, – это об его умении слушать. «Нашли Его в храме, сидящего посреди учителей, слушающего их и спрашивающего их» (Лука, 2: 46).

Теология слуха  – тема, созвучная «постхристианской» эпохе, когда молчание Бога становится камнем преткновения для веры. Есть два объяснения долгому молчанию Бога сквозь человеческие вопли и моления, слезы младенцев, войны и революции, Освенцим и Колыму. Одно объяснение состоит в том, что Бога нет, молчание – знак его отсутствия. Второе состоит в том, что Бог молчит, потому что слушает человечество. Он изрек свое первое слово через ветхозаветных пророков, второе – через своего Сына. После того как само Слово обрело плоть, и жило среди людей, и было распято, и воскресло – какое еще слово мог обратить Бог к людям? Теперь слово – за человеком. Бог молчит, чтобы слушать нас. В этом молчании готовится его последнее слово, которое явится во славе, чтобы судить мир.

Однажды верующие окружили мать Терезу и спрашивали, как она общается с Богом.

– Что ты говоришь Богу во время молитвы?

– Ничего, – ответила мать Тереза. – Я просто слушаю Бога.

– И что же Он говорит тебе?

– Ничего, – ответила мать Тереза. – Он просто слушает меня.

Таков один из образов современной святости. Общение человека с Богом – это два слуха , взаимно проникающие друг в друга. Все нужное для увещевания людей уже было сказано Словом распятым, а все нужное для приговора будет сказано Словом грядущим. Между этими двумя явлениями Слова и помещается в истории явление Слуха. В слухе Бог умаляется даже более, чем в образе нищего, бездомного Слова, учителя человеческого, ибо пребывает безгласным среди людей, пустым, как соты, чтобы быть наполненным премудростью из человеческих уст. Любое слово можно перетолковать, извратить, опредметить – но нельзя опредметить слух. Безбожие борется со словом Божьим, а Бог побеждает его своим слухом.

Церковь доносит слово Божье – но как донести глубину его слуха, у которого нет проявлений, нет слов, хотя всем словам он дает тот последний смысл, ради которого они звучат? С позиции данной теологии религия Слова переживает падение и новый подъем, превращаясь в религию Слуха. У религии Слуха нет пророка и провозвестника, потому что она живет и движется не Словом, которое было в начале, а именно Слухом, которому люди отвечают в конце.

 

*Амбитеизм, Ангелизм, Апофатизация , Бедная вера, Постатеизм, Теомонизм, Теоморфизм

Соловьев И.  Мессианские речи / Сост. и предисл. М. Эпштейна // Октябрь. 1998. № 7. С. 148–167.

Религия. С. 31.

 

 

ТЕОМОНИ ЗМ

 

ТЕОМОНИ ЗМ  (theomonism; от греч. theos, бог и monos, один, единственный). Единство всех религий в Боге, объединение разных вер на основе единобожия. Слово «теомонизм», букв. «богоединство », состоит из тех же частей, что и «монотеизм» – единобожие, но в обратном порядке: не единый Бог, а единство в Боге. Теомонизм означает не просто веру в единого Бога, а объединение самих вер на основе общего предмета веры.

Иудаизм, христианство и ислам, а также их многочисленные ответвления представляют разные формы единобожия, которые исторически враждовали между собой. Общая любовь к единому Творцу оборачивалась ревнованием друг к другу – какая вера «вернее» Богу и пользуется большей взаимностью? Но если Бог един, то и вера должна быть едина. Наличие многих вер в единого Бога, многоверие – промежуточная стадия между многобожием и единобожием , когда единство уже достигнуто в предмете, но еще не в способе веры. Многоверие было естественно лишь в условиях многобожия, единобожие же по сути предполагает единоверие. К нему ведет историко-эсхатологический процесс, сводящий разные по истокам религиозные традиции в единстве конца истории. История монотеизма завершается в теомонизме ; вера в единого Бога – в единстве самой веры.

У каждой религии, деноминации, секты – свои откровения, основатели, особое историческое время и место возникновения… Но последнее откровение может быть только одним и общим для мира, иначе оно не было бы последним. Как Бог-Творец един перед лицом первочеловека, так Он един и перед лицом человечества, завершающего мировой процесс. Отсюда эсхатологическая перспектива: от монотеизма – к теомонизму, от веры в единого Бога – к единству вер в Боге. Единоверие – отказ от веропоклонства, ибо поклонение разным верам и их уставам вместо единого Бога может рассматриваться как один из видов идолопоклонства. Формула теомонизма дана в Новом Завете: «Один Господь, одна вера, одно крещение, один Бог и Отец, и над всеми, и чрез всех, и во всех нас» (Евр. 4: 5–6). Как бы ни разнились предположительные сроки конца мира, несомненно, что с каждым часом исторического существования мир становится ближе к концу, чем к началу, и это выражается в постепенном усилении объединительных движений, в частности в росте христианского экуменизма.

В основном теомонизм – это интеграция монотеистических вер, имеющих общий Авраамов корень. В этом существенное отличие теомонизма от протестантского модернизма, ориентированного только на христианство, причем строго евангельского, «очищенного», демифологизированного толка. Теомонизм скорее ориентирован на Книгу Бытия и Откровение Иоанна, в которых раскрывается единство человечества на доисторической и сверхисторической границах его бытия во времени.

В отличие от традиционных религий, имеющих богатую историю, теомонизм живет не столько памятью, сколько надеждой. Есть прошлое, где разделились источники всех вер: одна идет от Моисея, другая от Кришны, третья от Будды, четвертая от Христа, пятая от Магомета… И есть будущее, где сходятся пути разных вер, где сам Творец завершает путь Земли и является как «всё во всем». Такое Богоявление не может состояться отдельно для разных стран или вер. Учредители религий различны, а Бог, которого они исповедуют и прихода которого ожидают, – един. Начала у религиозных традиций разные, а эсхатологическая перспектива – общая.


Дата добавления: 2018-09-23; просмотров: 162; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!