Шесть из семи чудес моего мира
– Это – из списка всех тех вещей, которые я никогда бы не сделала, если бы у меня не было семерых детей, – повернувшись, сказала мне мать, когда мы проезжали через пустыню Нью‑Мексико в нашем кабриолете «шевроле». Двумя днями раньше она приехала в Тусон, чтобы составить мне компанию в поездке в Вашингтон, округ Колумбия. Когда я рассказала об этой поездке, мама не стала ждать моего призыва о помощи. Она просто взял отгул на работе, сделала все необходимые приготовления и прилетела из Чикаго.
Со временем пришло понимание, что мама будет со мной всегда .
Я часто слышала, что в семьях, где семеро детей, всегда кто‑то остается позади. Если следовать математической формуле, количество часов, разделенное на количество детей, равно количеству внимания на одного ребенка. Но это было не про нас. Не знаю, как это удавалось моей матери, но я никогда не чувствовала, что для нее важнее кто‑то из моих братьев и сестер, или ее карьера, или даже отец.
Я помню, как ребенком сидела у нее на коленях и слушала о восьми равных частях ее сердца, по одной на каждого из ее детей и мужа, нашего отца. Я не могу понять, где были мои братья и сестры, когда мы с мамой играли в «миссис О’Лири и мистера Фоли» – только нашу с ней игру, когда пили вкусный чай с печеньем и сплетничали о соседях. Или когда она читала мне на ночь и пела свою колыбельную: «Засыпай, моя маленькая тыквочка,/ Крепко засыпай./ И когда ты заснешь, моя маленькая тыквочка,/ Ты превратишься в розочку».
|
|
|
Когда я пошла в детский сад, мама сказала мне, что, если вдруг я почувствую себя одиноко, все, что надо сделать, – это послать ей воздушный поцелуй, она его поймает и вернет обратно. Я действительно верила, что мама получает все мои поцелуи, и чувствовала ее поцелуи в ответ. Я до сих пор в это верю. Каким‑то чудом телефон всегда звонил, когда она нужна была мне как никогда.
Где бы я ни находилась и что бы ни случалось в моей жизни, я первым делом делилась всем с ней. Это наводило на мысли, что я буду делать, однажды оставшись без нее, но со временем пришло понимание, что мама будет со мной всегда . Она отдала все самое лучшее, что было в ней, каждому из семерых детей, и я никогда не почувствую одиночество…
Когда мне нужна помощь в решении проблемы, я звоню своему брату Биллу, так как он перенял от матери ее мудрость и находчивость. Он смотрит на мир ее глазами.
Когда у меня слишком много дел и недостаточно времени, чтобы со всем справиться, и когда мне нужна сила матери и ее чувство юмора, я звоню Гей, которая умудряется воспитывать четверых детей и работать на трех работах, но всегда находит время поговорить, выслушать и посмеяться.
|
|
|
Когда мир вокруг становится серым и скучным, я звоню Джиму, чтобы получить каплю волшебства от матери. Как и она, Джим во всем видит чудо. И не важно, разговаривает он с ребенком или взрослым, Джим будет клясться, что на Рождество видел эльфа.
Если мне нужно сочувствие матери, если мне нужен человек, который бы выслушал меня без каких‑либо суждений, я звоню Мэри, которая без лишних слов сделает чай и позволит мне выплакаться.
И если мне нужна сила духа матери, когда я не в силах заставить себя сделать что‑то важное, я звоню Дойл, самой младшей в нашей семье. Она чувствует, что является правильным, и умеет убедить это сделать.
И вот мы с мамой едем через пустыню и говорим о чем‑то очень конкретном и важном, о том, что она не сделала бы, не имей семерых детей. Да, действительно, мы семеро не владели бы всеми этими удивительными качествами, если бы нас не было у нее. Мы – это главный дар от матери, посланный нам.
Джейн Харлесс Вудворд
Почтовый ящик
Семейный почтовый ящик находился в самом конце улицы, в полумиле от дома. Белыми заглавными буквами на нем было выведено: БУРРЕС. Для нас, детей, этот металлический контейнер на столбе был знаком свободы и безусловной любви, и мы отправлялись к нему, полные предвкушений.
|
|
|
Эта жажда приключений досталась нам от матери. Возможно, у нее и не было таких намерений, но она считала, что детям нужно познавать мир. Для мамы каждый момент жизни был уроком, и она была великолепным учителем.
Каждый день, примерно в полдень, мама шла к концу улицы, чтобы забрать почту. И мы, дети, бросали все свои занятия и бежали за ней, а за нами – наша собака. Мама улыбалась и радостно приветствовала нас. Путь в полмили и обратно был долгим путешествием для коротких ножек, но оно стоило того. Во время этих походов нас переполняло счастье, и мы купались в маминой любви.
Когда мы добирались до почтового ящика, мама доставала почту, сортировала ее и объявляла, что пришли письма, но при этом не говорила кому.
Поступая так, она держала нас всех в напряженном ожидании, пока мы не возвращались домой, где она раздавала каждому его личное письмо. Мама научила нас уважать личное пространство друг друга, а также не соперничать из‑за писем.
– Вот, – говорила она, – это для тебя.
Нам всем позволялось самим открыть письма, пришедшие на наше имя, и мама никогда не подсматривала.
|
|
|
Удивительно, но каждый ребенок время от времени получал письмо. И еще удивительнее, что письма для каждого из нас приходили примерно в одинаковых количествах. Иногда это был журнал, иногда записка от тети, дяди, бабушки, дедушки или от учителя воскресной школы (который к тому же был нашим соседом и другом мамы). Ни один ребенок не оставался без письма. Даже реклама приходила словно по команде. И не имело значения, написано письмо человеком или машиной, получать его всегда было приятно. Оно всегда вызывало восторг и повышало самооценку.
Для мамы каждый момент жизни был уроком, и она была великолепным учителем.
В этом семейном ритуале я принимала участие с того самого момента, когда осознала, что такое почта, и до дня, когда покинула дом. И только став взрослой, я поняла, что, пока мы, дети, забавлялись с письмами, мама преследовала более серьезную цель.
Во время этих коротких прогулок она иногда придумывала подходящую моменту историю. В следующий раз она рассказывала нам о Боге. Иногда все повторялось. Мама использовала любую возможность, позволяющую нам осознать чудо создания. Мы не проходили мимо птиц или пчел, любой флоры или фауны. Мы исследовали удивительные привычки животных на земле и в воздухе. Нас удивляли цвета, формы и ароматы растений. Нам было интересно смотреть, как пчелы садятся на цветы и собирают пыльцу. Нас поражало солнце, дающее тепло и яркий свет. И мы начинали ценить все, что показывала нам мама.
Мы обожали ее, и она была для нас целым миром. Мама всегда улыбалась и напевала какую‑нибудь песенку, она выговаривала слова легко и со смехом, из‑за которого ее длинные, мягкие каштановые волосы рассыпались по плечам.
И теперь почтовые ящики, стоящие в конце улицы, имеют для меня особое значение. Они напоминают о любви моей матери, обо всех ценностях и убеждениях, которые она с любовью передала нам. Мама воплощала в себе радость и любовь и привила это нам.
Бетти Б. Янгс
Богатство моей матери
Должно быть, есть что‑то особенное в матери, воспитавшей дочь в неведении относительно бедности, в которой жила семья. Я вообще не имела понятия, что бедна, до второго класса. У меня было все необходимое: девять братьев и сестер, книги и самодельный игрушечный друг, Рэггеди Энн. У меня всегда была чистая одежда, которую шила и чинила моя мама. Каждый вечер мне мыли и заплетали волосы, а мои коричневые ботинки были начищены до блеска. В школе я была невероятно счастливой, любила запах новых карандашей и плотной бумаги, которую нам выдавал учитель. Я впитывала знания как губка, заслужив столь желанную привилегию передавать сообщения директору школы целую неделю.
До сих пор помню, как меня распирало от гордости, когда я поднималась по лестнице к кабинету директора, чтобы передать сообщение о том, что начался ланч. Когда я возвращалась обратно в класс, мимо прошли две ученицы старше меня.
– Посмотри, эта девочка из бедной семьи! – прошептала одна другой, и они захихикали.
Мое лицо горело огнем, я еле сдерживала слезы. Остаток дня я провела как в тумане.
По дороге домой я пыталась усмирить противоречивые чувства, вызванные случайно услышанным комментарием.
Я не могла понять, почему эти девочки назвали меня бедной. Критично я осмотрела сверху донизу свое платье и в первый раз заметила, насколько оно изношенное. Рубцы на подоле говорили о том, что платье мне отдали доносить. Хотя тяжелые мальчишеские ботинки были единственной достаточно крепкой обувью, не позволяющей выворачивать ступни, неожиданно я испытала смущение из‑за их уродства.
К тому времени, когда я добралась домой, мне было жаль себя. Я словно заходила в незнакомый дом, критично осматривая все вокруг. Я увидела порванный линолеум на кухне, грязные отпечатки пальцев на выцветшей краске дверных проемов. Будучи в подавленном состоянии, я не ответила на радостное приветствие матери, готовившей на кухне овсяное печенье и молоко из сухого порошка. Я была уверена, что другим девочкам не приходится пить порошковое молоко. Я просидела у себя в комнате до самого ужина, обдумывая, как заговорить с мамой о бедности. Я не могла понять, почему она не рассказала мне. И почему мне пришлось узнать об этом от других.
У нас нет денег, но есть нечто большее.
Набравшись смелости, я зашла на кухню.
– Мы бедные? – выпалила я, словно обороняясь.
Я ожидала от нее отрицаний, оправданий или, по крайней мере, объяснений, которые успокоили бы меня.
Мама задумалась и ничего не говорила на протяжении минуты.
– Бедные? – повторила она, отложив нож, которым чистила картофель. – Нет, мы не бедные. Посмотри, что у нас есть, – указала она на моих братьев и сестер, играющих в соседней комнате.
Мамиными глазами я увидела дровяную печь, согревающую весь дом, яркие шторы и ковры, сделанные своими руками, блюдо с горой овсяного печенья на кухонном столе. Из окна кухни открывался вид на наш двор – место забав и приключений для десятерых детей.
– Возможно, кто‑то считает, что мы бедные. У нас нет денег, но есть нечто большее.
И с удовлетворенной улыбкой моя мать вернулась к приготовлению ужина для своей семьи, не осознавая, что в тот вечер насытила не только наши желудки. Она насытила мое сердце и душу.
Мэри Кеньон
Спасибо, я был не прав
Моя мать была простой, и это не означает, что я критикую ее или жалуюсь. На самом деле, мама была одной из тех женщин, которых не замечают. В мире полно «незаметных дурнушек».
Рожденная в семье алкоголиков, моя мать в семнадцать лет решила покинуть Сент‑Луис. Как говорила она сама: «Я больше ни минуты не могла выносить драки, пьянство и все это безумие». Мама переехала в Калифорнию к своему двоюродному брату и его семье в надежде начать новую жизнь. Это произошло в 1959 году.
В 1960‑м она вышла замуж за моего отца, военного, и в последующие четыре года у них появились Тэмми, Тина и я, Джерри. В 1967 году мои родители купили маленький дом в округе Ориндж. В 1975‑м их брак исчерпал себя, и они развелись, когда мне было двенадцать лет.
Вероятно, развод сильно повлиял на мать. Мне этого не узнать, но неожиданно я стал смотреть на нее как на личность, а не как на родителя. Я начал замечать, что ее лицо лишено выразительных черт. Под глазами у нее темнели круги, судьба была безжалостна к ее формам, испорченным родами. Мужчины не обращали на нее внимания. Они никогда не замечали огня в ее глазах, который и я увидел не сразу.
Как обычно это делают матери‑одиночки, моя мама нашла вторую работу и по вечерам разносила программы скачек по барам. Всякий раз она обещала мне рожок шоколадного мороженого из ресторана Foster’s Freeze, если я поеду с ней, так как, по ее словам, это было единственное время, которое мы могли провести вместе.
Мать раскладывала целые пачки программ в барах и не получала никаких знаков внимания от мужчин, сидящих за стойками. Казалось, она была для них невидимкой.
Я никогда не чувствовал себя так хорошо из‑за того, что оказался не прав. И злость покинула меня.
Повзрослев, я стал испытывать горечь из‑за отсутствия у людей какого‑либо интереса к моей матери. Я знал, что она обладает невероятным остроумием и огромными знаниями, полученными из книг. Это не было критикой, типичной для подростков, когда речь заходит об их родителях. Я просто видел, как жизнь моей матери проходит незаметно. Мне было больно от этого.
19 февраля 1986 года в середине дня мне позвонили на работу в оптовый магазин. Это была моя мать. Она сообщила, что инфекция, с которой ей не удавалось справиться два месяца, привела к развитию опухоли в левом легком. Через неделю ей сделали операцию, и оказалось, что опухоль разрослась вокруг аорты по направлению к миокарду. Хирург долго говорил о химиотерапии и облучении, но его глаза выдавали правду.
Моя мать боролась с опухолью как воин, и никто этого не замечал. Она перенесла лучевую терапию и справилась с побочными эффектами, из‑за которых не могла глотать и дышать. А после химиотерапии она купила ярко‑красный парик, пытаясь подбодрить семью. Но это не сработало. Мама повторяла, что уничтожит этого зверя, пока 2 февраля 1987 года не потеряла сознание и не умерла в присутствии своих троих детей, державших ее за руки и гладивших ее невыразительные щеки. Я разозлился.
Я был зол на весь мир, не замечавший ее. Я видел, как трудности и одиночество одержали над ней верх. Как могли не заметить, что эта физически непривлекательная женщина на самом деле была прекрасным человеком? Я был в ярости до похорон.
Маленькую церковь, где отпевали мою мать, стали заполнять люди. Многих я видел впервые. Пришли бывшие коллеги, с которыми она вместе работала больше двадцати лет назад и которые последний раз видели меня в подгузнике. Толпой вошли друзья с работы, о которой я и не слышал до того, как она заболела, и обняли меня и моих сестер. Появился даже ее босс по разноске программ для скачек, у которого она не работала уже восемь лет. Он пожал мне руку и сказал, что моя простая мать была «самой доброй женщиной из всех, что он знал».
Я стал смотреть на свою мать как на личность в двенадцать лет, и я чувствовал серость ее жизни. Я оглядел зал церкви и увидел, что она была полна хорошими людьми, которые заметили мою мать. Она оставила след в их жизни, и я этого не замечал. Я никогда не чувствовал себя так хорошо из‑за того, что оказался не прав. И злость покинула меня.
Джеральд Ю. Терстон‑младший
Великолепная женщина
Я встретил столько людей по всему миру, но никогда не видел более благородной женщины, чем моя мать. И если я достиг успеха, то только благодаря ей.
Чарльз Чаплин
Помню, когда я был в четвертом классе, ты не спала полночи, чтобы сделать мне костюм Зорро на Хэллоуин. Я знал, что ты была хорошей матерью, но не осознавал, какой великолепной женщиной ты была.
Помню, как время от времени тебе приходилось искать вторую работу, чтобы мы могли свести концы с концами. Тебе было тяжело, но ты всегда улыбалась. Я знал, что ты была трудолюбивой, но не осознавал, какой великолепной женщиной ты была.
Помню, как за полночь я подошел к тебе и сказал, что на следующий день должен играть короля в школьной постановке.
И ради этого события ты встала и сделала багряную королевскую мантию, украсив ее горностаем из ваты, покрашенной черным фломастером. На сцене я забыл повернуться, и никто так и не увидел твоих трудов. Но ты наслаждалась даже такими моментами. Я знал, что не было матери лучше тебя, но не осознавал, какой великолепной женщиной ты была.
Помню, как в школе я разбил голову. Когда позвонили тебе, ты спокойно сказала:
– С ним все будет в порядке. Просто дайте ему отдохнуть. Я позже приду и проверю.
Они знали, и я знал, что ты была стойким человеком, но я не осознавал, какой великолепной женщиной ты была.
Помню, как в последних классах ты помогала мне справляться с домашней работой, делала костюмы для особенных мероприятий в школе и посещала мои игры. Я знал, что ты сделаешь все возможное для меня, но не осознавал, какой великолепной женщиной ты была.
Помню, как однажды, работая в некоммерческой организации Young Life, я в 3.30 утра привел домой больше сорока детей, чтобы оставить их на ночь, и попросил тебя приготовить им завтрак. Помню, как ты встала в 4.30, чтобы совершить этот героический поступок. Я знал, что ты была веселым и щедрым человеком, но не осознавал, какой великолепной женщиной ты была.
Помню, как ты посещала мои футбольные и баскетбольные игры в старших классах школы и была в таком восторге, что однажды ударила человека напротив своими помпонами. Я даже на середине поля слышал, как ты болела за меня. Я знал, что ты была болельщиком всех времен, но не осознавал, какой великолепной женщиной ты была.
Я помню все, чем ты пожертвовала, чтобы я мог поехать учиться в Стэнфорд, все отправленные тобой посылки, все посланные письма, напоминавшие мне, что я не одинок. Я знал, что ты была настоящим другом, но не осознавал, какой великолепной женщиной ты была.
Помню, как окончил Стэнфорде и из‑за своей любви к детям согласился работать за двести долларов в месяц в Young Life. И хотя вы с папой подумали, что я тронулся умом, ты продолжала вдохновлять меня. И кстати, я помню, как ты приехала ко мне, чтобы помочь обустроиться. Ты внесла в мою ничем непримечательную квартиру что‑то особенное, сделанное с любовью. Я понимал снова и снова, что ты была творческим гением, но не осознавал, какой великолепной женщиной ты была.
Время летело, я стал взрослым, женился и завел семью. Ты стала бабулей и наслаждалась новой ролью, и все же ты не старела. Я понял, что Бог отвел тебе особенное место в жизни, но не осознавал, какой великолепной, невероятной женщиной ты была.
Со мной произошел несчастный случай, моя жизнь сбавила привычный темп, и мне было тяжело. Но ты была рядом всегда. Есть что‑то в жизни, что никогда не меняется, и я был преисполнен благодарности. В тот момент я понял, что знал очень давно, какой замечательной медсестрой ты была, но я не осознавал, какой великолепной женщиной ты была.
Я знал, что не было матери лучше тебя, но не осознавал, какой великолепной женщиной ты была.
Я написал несколько книг, и людям они понравились. Вы с папой были так горды, что иногда дарили их знакомым, чтобы показать, на что способны дети. Тогда я понял, каким отличным промоутером ты была, но я не осознавал, какой великолепной, невероятной женщиной ты была.
Время летело, и один из самых великих мужчин, что я знал, покинул нас. Я до сих пор помню, какой ты была на церемонии прощания. В своем невероятно красивом платье фиалкового цвета ты держалась уверенно и гордо, напоминая всем: «Как были мы благословлены, и как благодарны мы за хорошо прожитую жизнь». В этот момент я увидел уверенную в себе женщину, благодарную за все, несмотря на сложности жизни.
И я начал осознавать, какой великолепной, невероятной женщиной ты была.
В прошлом году, когда тебе пришлось вынести все трудности в одиночку, все, что я замечал и испытывал на протяжении многих лет, собралось в единое целое. Несмотря ни на что, сейчас твой смех еще более звонок, твоя сила приумножилась, твоя любовь стала глубже, и я осознаю на самом деле, какая ты великолепная, невероятная женщина.
Тим Хансен
Дата добавления: 2018-09-23; просмотров: 213; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!