Младенец: инструкция по применению
Мой сын вначале был младенцем и уже дожил до трех лет, никого не зарубив топором (насколько мы знаем). Кроме того, я много часов наблюдал за детьми в других машинах, пока стоял на светофорах. Поэтому я считаю себя достаточно подкованным в вопросе воспитания маленьких детей. Вот мои советы.
Как доставить новорожденного домой
Нет момента невероятнее, чем тот, когда пара покидает больницу характерной поступью молодых родителей, безумно боящихся уронить ребенка головой вниз. Ну наконец‑то! Вас теперь трое, и вы предоставлены сами себе!
Вы будете независимы в радиусе приблизительно восьми футов от больничных дверей, а затем вас атакуют сердобольные бабушки. Конституцией бабушкам присвоено право остановить на улице любого молодого человека с ребенком и дать ему совет. Они всегда произносят его таким тоном, что становится ясно – с их точки зрения, ваш ребенок вряд ли доживет до конца дня под опекой такого невежды, как вы. Получив совет случайной бабушки, желательно поблагодарить ее за заботу и сказать, что вы сами будете принимать решения о том, как растить своего ребенка. Если у вас ничего не выйдет, попробуйте отогнать бабушек палкой. Иначе они последуют за вами к дому и будут слоняться у вас под окнами.
Базовый цикл смены настроений младенца
Как только дети примиряются с тем, что родились на свет, они впадают в этот цикл.
|
|
|
Первое настроение: сейчас заплачет.
Второе настроение: Плачет.
Третье настроение: Только что перестал плакать.
Задача – поддерживать ребенка в третьем настроении как можно дольше. Вот традиционный способ. Когда ребенок начинает плакать, вам нужно ходить туда‑сюда и в унисон повторять следующие слова:
– Может быть, он голодный? Не может этого быть. Он только что поел. Может быть, ему надо срыгнуть? Нет, дело не в этом. Может быть, ему нужно сменить подгузник? Нет, он сухой. Как думаешь, может быть, он голодный?
Продолжайте, пока ребенку это не надоест и он не уснет.
Когда нужно кормить младенца
Днем кормите ребенка ровно перед тем, как у вас зазвонит телефон. Ночью – сразу после того, как уснете. После каждого кормления мягко хлопайте ребенка по спинке, пока он не срыгнет вам на плечо.
Что такое колики
Колики – это когда ваш малыш все время плачет, а окружающие рассказывают вам, что у их детей колики не проходили семьдесят один месяц кряду. Если у вашего ребенка колики, отвезите его к педиатру, который скажет:
– Беспокоиться не о чем.
И ему действительно не о чем беспокоиться, ведь у его ребенка нет колик и он живет за много миль от вас.
|
|
|
Развитие ребенка в первые шесть месяцев
Первые шесть месяцев ваш ребенок будет развиваться с невероятной скоростью. Он научится улыбаться, поднимать головку, сидеть, играть на виолончели и ремонтировать автоматическую коробку передач.
Ха‑ха. Шучу. Хочется подколоть молодых родителей, которые, как ястребы, следят за тем, чтобы у их ребенка все соответствовало Основным Этапам Развития Младенцев, хотя на самом деле первые шесть месяцев он в основном просто лежит и какает.
Дисциплина новорожденных
В 1950‑е и 60‑е родители разрешали детям все, и это привело к росту малолетней преступности, Уотергейтскому скандалу, видеоиграм, протестам в Калифорнии и т. д. Поэтому мы, эксперты, считаем, что нужно учить ребенка дисциплине сразу после рождения. В течение дня периодически подходите к ребенку строевым шагом и строго говорите:
– Юная леди, я даже слышать не желаю ни о каких ночевках у друзей!
Это может показаться вам пустой тратой времени, но ученые выяснили, что дети уже в трехдневном возрасте понимают по тону голоса взрослого, что им нельзя ночевать у друзей.
Няни
Нет лучшей няни, чем бабушка вашего ребенка. С ними можно надолго оставлять детей; именно поэтому большинство дедушек и бабушек сбегают во Флориду.
|
|
|
Если под рукой нет бабушки, придется нанять подростка. Вам не нужен современный подросток, который все время зависает у игровых автоматов. Нет, вам нужна старомодная ответственная девушка, которая ведет здоровый образ жизни и хочет стать монахиней. И даже тогда не стоит рисковать попусту. Когда в первый раз позовете ее присмотреть за ребенком, вообще не уходите из дома. Сделайте вид, что уехали на машине. Затем можно прокрасться обратно в дом и засесть в подвале, прислушиваясь, не случилось ли беды. Впоследствии, когда убедитесь в надежности няни, можете спокойно есть в подвале бутерброды и даже тихонько слушать радио. Это же ваше свободное время, которое можно провести в свое удовольствие!
Первый прикорм
Использование слова «прикорм» достаточно условно. Так называют те маленькие баночки в магазинах, на которых нарисован улыбающийся малыш и написано что‑то вроде «Сливы с тушеным луком». Дети этого терпеть не могут. Да и кто бы смог?
Пища впитывается в кровоток детей прямо с кожи лица. Таким образом, удобнее всего кормить ребенка, размазывая еду ему по подбородку.
|
|
|
К сожалению, многие неопытные родители настойчиво пытаются класть еду ребенку в рот. Им кажется логичным ложками вкладывать туда, скажем, свеклу. Однако фактически свекла в таком случае движется по Детскому Кругу Возврата Еды, который присущ всем человеческим особям вплоть до восемнадцати месяцев от роду. Закончив «кормить» ребенка, родители снимают с него слюнявчик и наводят везде порядок. Тут же после этого ребенок начинает яростно выплевывать свеклу изо рта, как маленький свекольный вулкан. Он будет делать это до тех пор, пока его лицо не покроется свеклой и он не сможет спокойно впитать ее через кожу.
Хождение
Большинство детей учатся ходить где‑то к одному году, хотя никто так и не понял зачем, ведь следующие двенадцать месяцев они будут ковылять в случайном направлении, пока не споткнутся о молекулы пыли и не упадут на попу. Их падение нельзя предотвратить. Они падают так быстро, что невооруженный взрослый глаз вообще этого не видит. Вот почему подгузники делают такими толстыми.
В этой фазе развития ребенка вы должны всюду следовать за ним, вытянув руки в Позе Родителя, которую популяризовал Борис Карлофф в замечательном фильме о воспитании детей «Мумия». Когда ребенок упадет, старайтесь немедленно его поднять, ведь чем дольше он остается на земле, тем больше вероятность того, что он отыщет что‑то ужасное и положит это в рот.
Колыбельные
Не пойте ребенку песню «Баю‑баюшки‑баю», потому что она какая‑то странная. Что это еще за волчок, кусающий за бочок? Мне кажется, что песня «Засыпай» гораздо лучше:
Засыпай,
Засыпай,
Поскорее засыпай.
И не просыпайся хотя бы до половины седьмого утра.
Дэйв Барри
Когда ребенок идет в колледж
Когда плод считается зрелым? Когда он покидает ветку.
Андре Жид
Мне казалось, мы едем в детский садик, как это нас занесло в студенческий городок? Разве это не то одеяльце, что я смастерила для нее? Почему я кладу его на эту странную кровать? Что мы здесь делаем? Она в таком восторге, а я – я притворяюсь, что у меня на сердце не лежит тяжелый камень. Как пролетели восемнадцать лет?
Что теперь поделать. Кровать заправлена, чемоданы распакованы, она уже развешивает на стенах плакаты и фотографии. Мне пора уходить? Я целую ее на прощание, улыбаюсь и желаю ей хорошо провести время – но пусть не забывает об учебе. Затем я выхожу в золотую осень, открываю машину, сажусь за руль и плачу.
Я отработала мамой восемнадцать лет. И в то утро меня внезапно сняли с должности.
Домой ехать долго и одиноко. Я вхожу в дом. Здесь так спокойно, будто жильцы ушли навсегда. Ее комната такая опрятная, тихая и – Боже мой – такая пустая! Не могу поверить, ковер ничем не завален! Ее кровать аккуратно заправлена, под покрывалом не видать ни бугорка от забытых носков. Шторы расправлены, а шкаф почти пуст. Но… что это? Под кроватью все еще валяется мусор!
Так вот куда подевались чашки и хрустальный стакан – они стоят на комоде в окружении фотографий ее старых приятелей. А в углу лежит ее любимая блузка. Она ее забыла.
Я слышу тарахтенье школьного автобуса, и мое сердце замирает, потому что на мгновение мне кажется, что она приехала домой. А затем я вспоминаю с горьким вздохом: школьный автобус здесь больше не останавливается. Водитель заворачивает за угол, переключает передачу и едет мимо, а я гляжу на пустую дорожку. Нет больше школьницы, вечеринок с друзьями, кучи хлама, беспорядка в ванной. Лишь чистота, скука, тишина.
Я отработала мамой восемнадцать лет. И в то утро меня внезапно сняли с должности. Что теперь делать? Кого растить? Я хочу, чтобы она была независимой, и я понимаю, что у меня свой путь, но почему никто не сказал, как тяжко мне будет в момент разлуки?
Ведь еще вчера она сидела у меня на коленях, а солнце сверкало в ее детских кудряшках. Потом она сделала шаг, и тогда самыми большими ее катастрофами были ободранные коленки и шатающиеся зубы. Теперь она пошла по новой дорожке, где ее ждут несчастья покрупнее – разбитое сердце, несбыточная мечта. И мне больше не исцелить ее боль поцелуем, пластыри и печенье с шоколадной крошкой уже не помогут. Я хочу спасти ее от слез и боли – но не могу. Она должна научиться всему сама, выплакать свои собственные слезы и разобраться со своей собственной сердечной болью.
Я думала, что подготовилась к этому моменту, что все спланировала заранее. Я возобновила карьеру, занялась проектами, заполнила ежедневник делами. Я не собиралась сидеть и горевать в опустевшем гнездышке. Только не я – я гораздо умнее. Я же «современная» женщина: умная, трудолюбивая, уверенная в себе. Так почему же я сжимаю в руках старую дочкину куклу и плачу?
Потом я вспоминаю. Другую осень, другое место. Юная я уезжала в колледж в погоне за мечтой, холодный воздух сверкал от предвкушения. Папа махал мне на прощанье, согнувшись от горя. Ох, папочка, наконец‑то я тебя поняла!
Закончилась часть жизни, ребенок вырос и больше не нуждается в тебе, он оставил пустое место в твоем сердце и распорядке твоих дней.
Я надеюсь ожить и потянуться к новой мечте, наслаждаться свободным временем, обожать постоянный порядок и чистые ванные. Но сейчас, на мгновение, в этот золотой осенний день я присяду здесь, в спальне юной девушки, буду сжимать в руках ее старую и любимую куклу, выплакивать свои слезы и предаваться воспоминаниям.
Филлис Волкенс
Мамина помощница
Приехав в Даллас, я узнала, что материнство – не только доля матерей. Я только что стала вести новости в прайм‑тайм в филиале Эн‑Би‑Си Даллас – Форт‑Ворт. В юности я получила титул Мисс Америки и знала, что люди думают о королевах красоты. Поэтому я стремилась работать вдвое усерднее, чтобы показать себя с лучшей стороны. Мне это было не в тягость – я любила работу, но семью я любила не меньше. Нагрузка на работе, новый дом, четверо детей и техасская жара вконец изнурили меня.
Тяжелее всего оказалось найти няню для трехлетнего Тайлера. В Оклахома‑сити с ним три года сидела чудесная семья, в которой к нему относились как к приемному члену клана. Для того чтобы спокойно жить в Далласе, мне нужны были такие же идеальные люди. Но проверка одних яслей за другими превращалась в ночной кошмар, а работа требовала постоянного внимания, и у меня закончились идеи.
Стоило мне решить, что я попала в безвыходное положение, как моя подруга Кармен пришла мне на выручку. У нее была тетка в Сан‑Антонио, которая хотела переехать в Даллас. Я как раз надеялась на личную рекомендацию и с нетерпением ждала встречи. Так что я тут же пригласила Мэри к нам и, пока дожидалась ее, успела размечтаться об идеальной няне.
Женщина, которая возникла у меня на пороге, совершенно не соответствовала образу, который сложился у меня в голове. Она была невысокого роста и довольно пожилая. На ней была рваная, плохо подобранная одежда, кое‑где прихваченная булавками. Она ужасно стеснялась, говорила на ломаном английском и почти всегда молчала, даже если я задавала ей вопросы. А когда она улыбнулась, по ее зубам стало ясно, что она прожила трудную жизнь в нищете. Как же я ее найму? Как мне давать ей поручения и доверить принятие решений? Хочу ли я заботиться еще и о ней?
Но Тайлер в одну секунду решил эти проблемы, развеяв все мои невысказанные сомнения. Он взял ее за руку, провел в дом и несколько следующих часов радостно щебетал, а Мэри слушала и улыбалась. Они устроились вместе в маленьком кресле и смотрели телевизор, а потом рисовали, сидя на полу. Она все время повторяла, что Тайлер «очень умный», но я видела, что они одинаково учатся друг у друга.
Слава Богу, что материнство дано не только матерям.
Мы купили Мэри хорошую одежду, но она убрала ее поглубже в шкаф «для особых случаев». Однако Тайлер не обращал внимания на необычный вид Мэри. А она гордилась своим другом. Каждый день без устали она шла к его школе, садилась на скамеечку в коридоре и смотрела на детей. Когда звенел последний звонок, Тайлер находил ее, и они вместе шли домой. Когда в первый раз пошел сильный дождь, я решила прислать за Тайлером машину, но он даже слушать меня не стал. Он хотел идти домой пешком с Мэри, чтобы поплескаться с ней в лужах. Даже в дождь, ветер и снег Мэри и Тайлер ходили домой вместе, наслаждаясь такой любовью и дружбой, о которой большинство людей могут только мечтать.
Об их близких отношениях хорошо говорит один случай, когда они вместе ходили к офтальмологу. Мэри сильно робела в общественных местах, и она очень волновалась из‑за поездки в большую глазную больницу. Но я настояла на проверке зрения, и мы отправились туда все вместе. В большом смотровом кресле Мэри казалась совсем маленькой и хрупкой, и Тайлер, наверное, почувствовал ее беспокойство. Я увидела, что он подвинулся к ней поближе, когда в кабинете погас свет. Пока доктор переключал буквы на стене, Мэри неуверенным шепотом читала верхнюю строчку и запиналась, когда шрифт становился все меньше. Уголком глаза я уловила какое‑то движение. Тайлер ухитрился прокрасться прямо к ее креслу. Он наклонился через подлокотник с широкой улыбкой на лице – и подсказывал ей правильные ответы!
Слава Богу, что материнство дано не только матерям. Слава Богу, что есть в мире мужчины и женщины, способные сопереживать, воспитывать и любить других людей. Как прекрасно, когда у детей есть несколько преданных взрослых – воспитателей, вожатых, бейсбольных тренеров, учителей, медсестер, соседей, теть и дядь. Слава Богу, что есть такие люди, как Мэри, – это ангелы, которых Он послал к нам.
Джейн Джейро
Мачеха
Мы с Эриком мирно развелись несколько лет тому назад и остались хорошими друзьями. Мы договорились, как воспитывать и как проводить время с нашим сыном Чарли, и он с удовольствием бывал дома у нас обоих. Он казался спокойным и счастливым ребенком.
Так что перед первой встречей с невестой Эрика, которая должна была стать мачехой моего сына, я, как ни крути, немного нервничала. Я не сомневалась, что Бонни повлияет на моего ребенка. Но в тот момент я еще не понимала, какое влияние она окажет на меня саму.
Когда мы встретились впервые, я поразилась тому, насколько мы с ней разные. Она была наряжена на выход, а я по привычке оделась небрежно. Она была привлекательной, невозмутимой и уверенной в себе, а я взъерошенной и нервной и болтала без умолку. Я с подозрением изучала ее манеры и интонации, пытаясь представить ее будущей мачехой моего ребенка. «Что она сделает с моим драгоценным малышом?» – без конца думала я.
До того я часто воображала, на ком однажды женится мой бывший. Я представляла себе злобную каргу, безумную мегеру, от которой мой сын в ужасе удерет со всех ног. И за утешением он побежит, конечно, ко мне, его маме, мудрой и терпеливой, какими бывают только настоящие мамы.
Другая фантазия пугала меня гораздо сильнее. В ней я представляла, что мачеха станет для сына каменной стеной, мостиком над бурным потоком, убежищем от занудной мамы, которая никогда его не понимает. Или еще хуже – она будет его лучшей подружкой, и он будет звонить мне со словами: «Мама, я сегодня не приду ночевать. Бонни заказала нам шикарный номер в гостинице, чтобы мы посмотрели чемпионат “Буллз”».
К сожалению, именно последний вариант воплотился в жизнь. Вторая мама моего сына будет идеальной, а мне остается лишь ждать и наблюдать.
Со временем я успокоилась и стала вести себя естественнее при Бонни. А она потихоньку начала доверяться мне. Мы вошли в режим и стали по очереди возить ребенка по делам, ходить на школьные собрания и футбольные матчи.
Однажды вечером после собрания мы с мужем пригласили Эрика и Бонни к нам домой на кофе. Чарли, который любил, когда мы все собирались вместе, был счастлив. В тот вечер все наши претензии растаяли, а напряжение улетучилось. Мы с Бонни сумели поговорить начистоту. Мы стали друг другу не бывшими и сводными, а просто друзьями.
Через несколько месяцев мы снова собрались вчетвером, чтобы обсудить оценки Чарли. Обычно Бонни для таких случаев готовила графики, списки, сводки данных и справочную литературу, как будто выступала с презентацией перед советом директоров. Но в тот раз она открылась мне и поделилась своими тревогами. Бонни сказала, что ее беспокоит переходный возраст Чарли. Она не понимала, много или мало требует от него. Может, она слишком строга с ним или, наоборот, слишком сильно его балует?
Я всем сердцем разделяла ее переживания. Те же самые мысли и мне не давали спать по ночам. Бонни думала, чувствовала и вела себя совсем как мама – ведь именно ею она и стала.
Так что вторая мама Чарли оказалась не злой ведьмой, которая хочет обидеть моего сына, и не феей‑крестной, которая планирует отнять его у меня. Это женщина, которая любит моего мальчика. Она беспокоится, борется за него и защищает его от бед.
Вначале я испытывала ужас перед появлением Бонни, а теперь благодарна за то, что она есть в нашей с Чарли жизни. Мне нравится ее жизненная позиция, ее идеи, – и даже ее графики. Я зря боялась поделиться с кем‑то своим ребенком, как любимой игрушкой. Может, я была первой, кто полюбил его, но это не значит, что я буду и последней. Теперь о нем заботится еще один человек. И за это я с радостью делю с ней титул мамы.
Дженнифер Грэм
Я лучше буду
Я лучше буду мамой,
Чем кем‑нибудь другим,
Растить детей ораву,
Быть лучшим другом им.
Я лучше буду нянчить
Румяного малютку,
Чем при дворе у короля
Плясать под чью‑то дудку.
Я лучше буду деток
Укладывать в кровать,
Чем в золотой короне
На троне горевать.
Я мировую славу
И мудрость вековую
Отдам за счастье деток
И радость их живую.
Мередит Грей
Глава 5. Стать матерью
Каждый рожденный ребенок – это мысль Бога, всегда новая и сияющая возможность.
Кейт Дуглас Уиггин
Радуйся, мир
Живот заныл, но я не обратила на это внимания. На носу Рождество, дел невпроворот, а ребенок должен родиться только в феврале. Наверное, что‑то не то съела, – подумала я.
Это был 1973 год. Мы с моим мужем Биллом праздновали наше первое Рождество в штате Мэн в нескольких милях от базы, где он служил военным летчиком. Наши родители были далеко, но я решила соблюсти традиции обеих наших семей: начинить гуся каштанами, как делает его мама, и испечь йоркширский пудинг, как моя; нарядить елку в канун Рождества, как делала его семья, и посетить полуночную мессу, как это было принято у нас.
Чего я не предусмотрела в тот день, так это погоды. Снег валил без перерыва огромными пушистыми хлопьями, усыпавшими все вокруг в холодной тишине. От нашего дома до базы было всего десять миль, но Билл добирался домой почти час сквозь густой туман. Мы решили не ходить на мессу, а посидеть дома у камина.
Дома пахло печеным гусем и еловой смолой. Мы слушали рождественские гимны на магнитофоне и веселый треск дров в камине.
Вечер был прекрасный, как на картинке. Меня беспокоили только две вещи: боль в животе и буран за окном.
Около семи часов мы с Биллом легко поужинали – я в основном пила лекарство от несварения. Потом мы начали украшать елку ярко‑красными и золотистыми шариками, которые я купила накануне. Я потянулась, чтобы украсить верхушку звездочкой, и тут мою спину пронзила такая резкая боль, что я закричала.
Билл помчался ко мне и помог дойти до ванной. У меня отошли воды, и роды начались.
– Но еще очень рано! – с недоверием пробормотала я, пока мой муж лихорадочно пытался засечь время между схватками. Они будто переходили одна в другую, безо всякой схемы.
– Надо бы поехать в больницу, пока еще можно, – сказал Билл, намекая на погоду.
– Может быть, это ложная тревога? – ахнула я, оправляясь от очередного приступа боли.
– Мы все равно поедем, – сказал он.
Билл помог мне надеть пальто и отнес меня к машине. К тому времени снег превратился в ледяной дождь. Я постелила в машину старые полотенца, муж укутал меня теплым шерстяным пледом и сел за руль. Двигатель гудел, но колеса несколько минут буксовали по гладкому льду.
Наконец машина сдвинулась с места, и мы отправились в путь. Билл включил радио, чтобы успокоиться. Машину заполнил бодрый знакомый мотив хорала «Радуйся, мир», словно незримый хор пел для нас в темноте, но даже эти звуки не помогали мне справиться с болью и побороть растущий страх.
До ближайшего городка было шесть миль. Оттуда до госпиталя военной базы было еще четыре мили, – и погода предала нас. Машина с трудом пробиралась сквозь туман и гололед вниз по холму. Мы двигались по двухполосной дороге, не видя ничего на фут впереди.
– Я не заехал на встречную полосу? – спросил Билл, выключая радио. Он наклонился вперед и вгляделся в темноту: – Господи, я ничего не вижу!
Потом‑то я поняла, что он обратился прямо к Господу, как в молитве. Ни позади, ни спереди мы не видели никаких машин, но вдруг, откуда ни возьмись, нас обогнал старый «универсал». Однако он не поехал дальше, а притормозил, освещая нам путь с холма. Мы поехали за ним – другого выбора у нас не было.
«Универсал» медленно увел нас с дороги на парковку церкви на окраине ближайшего города. Сквозь туман я различила припаркованные машины и размытый золотистый прямоугольник церковной двери. Мы проехали за «универсалом» через парковку и остановились у дома приходского священника. «Универсал» поехал дальше.
Я верю – Господь был с нами в ту ночь, когда родилась наша дочка Джой.
Билл выскочил из машины, чтобы позвать на помощь. Священники уже готовились к полуночной мессе в церкви, но матушка была на месте, и она точно знала, что нужно делать. Она вызвала скорую помощь, помогла Биллу уложить меня на заднее сиденье и уселась рядом со мной. Через пять минут под звуки «Радуйся, мир», раздававшиеся в церкви, наша маленькая дочка родилась на свет. К приезду скорой помощи ей было уже десять минут от роду, и она оказалась прекрасной крохой. Ее лысая головка выглядывала из свитера священника, в который мы ее укутали.
Строгая матушка настояла на том, чтобы поехать на скорой до больницы вместе со мной, а Билл последовал за нами на нашей машине.
– Папочка может и сам разок приготовить себе завтрак, – сказала матушка, подмигнув мне.
Она улыбнулась маленькому свертку у меня на руках.
– Назови ее Кэрол, – предложила она. – Или Ноэль, или Глория[1].
– Думаю, мы назовем ее Джой[2], – сказала я, думая о песне, сопровождавшей меня в ту бурную ночь. – И я хочу дать ей второе имя Дороти, в честь моей мамы.
Матушка одобрила мой выбор.
– Дороти означает «дар Божий», – сказала она.
Только через несколько часов, рождественским утром, я вспомнила, что нужно спросить ее о водителе, который помог нам спуститься с холма. Мы не успели поблагодарить его – он исчез, сотворив доброе дело.
– Интересно, кто это был, – сказала я матушке, описав приметный старый «универсал», надеясь, что она опознает автомобиль одного из прихожан.
Через пять минут под звуки «Радуйся, мир», раздававшиеся в церкви, наша маленькая дочка родилась на свет.
Но она такого не видела, как и все горожане, у которых мы потом спрашивали. Однако водитель явно хорошо знал дорогу.
Много лет спустя наши друзья предположили, что в ту ночь нас посетил ангел. Наверное, так и было. Есть на свете необъяснимые вещи. Кем бы ни был наш загадочный проводник, человеком или божественной сущностью, я верю – Господь был с нами в ту ночь, когда родилась наша дочка Джой.
У. Ширли Нунис
Неописуемый дар
В уютной простоте первых дней после рождения ребенка мы снова видим магический замкнутый круг, то волшебство ощущений, когда два человека живут лишь друг для друга.
Энн Морроу Линдберг
Она выскальзывает в наш мир, и мне кажется, что ее положили мне на руки сами небеса. Она явилась к нам прямо от Бога. Это неописуемый дар. Я гляжу на нее и вижу, что воздух вокруг нее наполнен умиротворением и чистотой. Сквозь слезы радости я шепчу ей на ухо:
– Мы рады, что ты здесь. Мы так долго ждали встречи с тобой.
Она открывает глаза, и я преображаюсь – этот момент неподвластен времени и наполнен бесконечностью самой жизни. В ее глазах я вижу полное узнавание, безусловную любовь и абсолютное доверие. Я – мама. В эту минуту я чувствую и знаю всем сердцем, как должна растить ее.
Она спит на кровати между мной и папой. Мы пересчитываем пальчики на ее ручках и ножках и восхищаемся ее крохотным совершенством. Мы ищем, чем она похожа на нас, а в чем – абсолютно неповторима. Нам нечего сказать, но наши сердца и умы полны мыслей – мы надеемся и мечтаем о том, кем она станет, как преобразит этот мир. Мы глядим на нее и, ощущая ее любовь и красоту, чувствуем, что гнет мира покидает наши плечи. Мы начинаем видеть самое важное и истинное в жизни – как будто нас посетил великий мудрец. Нам даже сложно закрыть глаза, чтобы поспать.
Дни и годы идут, и мы восхищаемся тем, как она преображается. Первая улыбка, первое слово, первый шаг – все идет по плану, но в свое время и по‑особенному. Она снова учит нас играть; останавливать бег и смотреть на мир, как в первый раз. Вновь открывать для себя то, что мы когда‑то видели и знали. Мы понимаем, что она помнит, чувствует и видит то, что мы уже не способны заметить, а может быть, никогда и не могли.
Она явилась к нам прямо от Бога. Это неописуемый дар.
Время пролетит. Однажды она станет взрослой девушкой, готовой выпорхнуть в мир и подарить ему то, зачем явилась. Нам будет мучительно тяжело расставаться с ней, но мы знаем, что нельзя оставить ее себе. Она пришла, чтобы научить нас, подарить нам радость, сделать нас цельными и воссоединить нас с Богом.
Джанет Лисефски
Чутье
Моя первая беременность подходила к концу, и я была прикована к постели. После того как у меня едва не случился выкидыш, мы решили не рисковать. Целые дни напролет я болтала со своей малышкой и наслаждалась ее движениями. Она приветствовала меня каждое утро в девять, как по часам, а потом двигалась, танцевала, искала удобное местечко для отдыха, а потом двигалась снова.
За две недели до предполагаемой даты рождения Анжелики я проснулась и ничего не почувствовала. В одной из моих книжек для беременных было написано, что такое возможно, поэтому я попыталась расслабиться. Но закончилась передача Фила Донахью, в десять утра на экране появилась Опра, а малышка все не двигалась, и я не на шутку встревожилась. Поэтому я позвонила доктору.
Что же заставило меня позвонить? Это чутье, шестое чувство, которым матери ощущают своих детей.
– Не волнуйся, – сказал он мне. – Такое постоянно происходит. Беспокоиться нужно, только если она не двигалась восемь часов.
То же самое было написано в книге.
И вот тогда сработала мое «чутье». Мне было плевать на мнение экспертов – я знала, что случилось неладное. Я сказала доктору, что еду к нему, чтобы проверить сердцебиение дочки. Я слушалась своего инстинкта, и мне было все равно, что меня сочтут истеричкой.
Муж приехал с работы в клинику, где медсестра уже подключала меня к монитору. Сердечко моего ребенка билось ровно, но слабо. В 11:30 ультразвук показал, что двигается только ее сердце!
Меня примчали в больницу в состоянии шока, доктор велел делать экстренное кесарево сечение. Неужели мой ребенок умрет? Медсестра провела нас мимо регистратуры.
– Для вас уже все готово!
Я как будто попала в сцену из сериала «Скорая помощь». Муж еще не успел припарковаться, как меня увезли на каталке в операционную с капельницей, подключенной к руке.
Во время операции я изо всех сил сжимала руки мужа – хоть бы Анжелика выжила! Когда ее вытащили, она была вся синяя. Доктор шлепнул ее раз, два, снова. Господи, пожалуйста, не забирай ее. А потом она закричала, и это был самый прекрасный звук на свете. Сквозь слезы мы поцеловали дочку и поприветствовали ее в нашем мире. Пуповина обвилась вокруг нее, и если бы я не позвонила вовремя, мы бы ее потеряли.
Что же заставило меня позвонить? Это чутье, шестое чувство, которым матери ощущают своих детей. Я бесконечно благодарна небесам за то, что мой материнский инстинкт включился еще до того, как я официально стала матерью, подсказав мне, что нужно сделать для спасения моего ребенка.
А что же моя Анжелика? Сейчас она – здоровая и не по годам развитая десятилетняя девочка. Угадайте, какая у нее любимая история.
– Мамочка, а расскажи еще раз, как я родилась.
Эми Хиллиард‑Джонс
Она похожа на нас
За три месяца до появления первенца я начала собирать детские вещички. Часть этих вещей принадлежала мне – их сохранила моя мама. Другая часть досталась от моего папы – их сберегла бабушка. А некоторые вещи мама и бабушка связали заранее, дожидаясь этого великого события.
У меня было несколько платьиц, одно из них папино – длинное, хлопковое, белое, – оно было самое красивое и изящное. А еще были две распашонки, ботиночки и крохотные шапочки, которые мы вначале примерили на кулак моего мужа.
Я не большая рукодельница, но мне было важно самой сделать подушки, лоскутные одеяльца и бордюр для колыбельки, в которой будет спать мой ребенок. Я видела свои детские фотографии в длинной белой ночной рубашке, и мне казалось, что младенцу будет правильно именно так начинать свою жизнь. Поэтому я смастерила одну ночную рубашку, украшенную белым узором из дырочек, атласными ленточками и бантиками. Это была первая вещь, которую я сделала своими руками, – и вышло прекрасно.
Затем я пошла за покупками. Подгузники, бутылочки, погремушки, соски, пеленки и коляска, детское автомобильное сиденье, правильно подобранные прорезыватели для зубов. Нужно много вещей, чтобы воспитывать современного ребенка так, как положено.
Мягкие новые вещи были разложены в бледно‑желтой комнате, которая скоро станет детской. Там уже попахивало детской присыпкой. Пока мы ждали, я сама играла с этими вещами.
Долго ждать не пришлось. Она родилась в назначенный день, тем же способом, которым на свет появился великий Цезарь. Ее личико было красным от того, что она двадцать один час силилась попасть в наш мир, зато у нее была прекрасная правильная лысая головка, которая выглядела великолепно. Восемь фунтов и полторы унции, девятнадцать с половиной дюймов, 12:53 пополудни 5 января 1980 года.
Зачем младенцу все эти подробности? Потому что все в них удивительно и важно, вот почему.
Когда ее положили мне в руки, я принялась разглядывать ее личико, а она открыла глазки, посмотрела мне в глаза и улыбнулась. Знаю, говорят, что младенцы не улыбаются. На это заявление я отвечаю: «Ха!» А ей я сказала: «Привет».
Еще во время сборов мы с мужем долго выбирали имена из длинного списка. Мы решили, что девочку назовем Кэтрин, а мальчика – Бенджамин. А второе имя ребенку достанется от моего папы: Линдси. И конечно, фамилия – Феррис.
Кэтрин Линдси Феррис.
Когда я по телефону объявила родителям о ее рождении и назвала им ее имя, папа попросил повторить его снова. Это очень обрадовало меня как новоиспеченную мать – ведь в тот момент мой образованный и красноречивый отец лишился дара речи.
Когда пришло время привезти малышку домой, мы нарядили ее в папино изящное платьице, маленькую симпатичную шапочку и пару кружевных ботиночек, которые оказались ей велики.
Когда первые друзья, с которыми мы поговорили, спросили, как она выглядит, я выпалила:
– Она похожа на нас!
Я даже не задумывалась об этом до того момента. Но через десять месяцев это заметил еще один человек – судья, который разрешил нам удочерить ее.
Джуди Феррис
Мама
Я стала мамой не так, как все. Я могла забеременеть, но мы с мужем решили вначале усыновить ребенка‑инвалида, желающего попасть в семью.
Мы знали, что на нас станут косо смотреть и донимать грубыми вопросами, но все же чувствовали, что это правильный путь. Я еще рожу ребенка, и это будет невероятный и особенный опыт. Я знаю это, потому что однажды вечером уже стала мамой.
Мы решили усыновить двух братьев – пятилетнего Джесси и четырехлетнего Марио. Нам показали фотографии этих мальчиков, сделанные в день, когда их нашли. Они выглядели такими истощенными и больными, что мы перестали сомневаться в нашем решении. Мы приняли их всей душой еще до нашей первой встречи. Но готовы ли они принять нас в свою жизнь?
Кто‑то купает ребенка в ванне или кормит его, а я сидела, скрестив ноги, на полу чужого дома, безуспешно пытаясь соединить два кусочка пластика, чтобы построить подводную лодку из «Лего» с одним из моих новых сыновей.
Я не могла отвести взгляда от лиц моих мальчиков. Руки Марио так и летали над катером, который он строил, поглядывая на меня, чтобы убедиться, что я все еще не ушла. Он был прекрасен – длинные ресницы трепетали на его щеках, огромные карие глаза пристально изучали игрушку, зажатую в руке. Я не могла поверить, что ему четыре года – он был таким крохотным, больше похожим на двухлетнего ребенка, а от воспоминания о фотографии, которую я видела раньше, мое сердце сжималось. Теперь он стал пухленьким – и резво передвигал своими крепкими ножками, бегая за игрушками, которые ему хотелось показать нам. Он был таким счастливым, таким доверчивым.
Джесси, напротив, казался намного старше своих пяти лет. Его день рождения был только через несколько месяцев, но его поведение больше соответствовало восьми– или девятилетнему. Он был очень серьезным и страшно переживал о благополучии и поведении своего брата. Несколько раз за вечер он поправлял Марио и заботливо крутился вокруг него, чтобы убедиться, что незнакомые новые родители не навредят братику, которого он защищал и растил всю свою еще недолгую жизнь.
Я поняла, что он подарил мне возможность стать мамой. И возможно, я смогу дать ему шанс побыть ребенком.
Неужели однажды он позволит нам взять всю ответственность на себя и станет вести себя как ребенок – не снова, а в первый раз в жизни? Я надеялась, что Джесси еще может довериться взрослым и впустить их в свое юное сердце. Неужели я взвалила на себя непосильную ношу?
– Мама, передай мне детальку, – услышала я тоненький голос.
Потом этот голос прозвучал вновь, уже громче:
– Мама, передай детальку, пожалуйста.
Опекунши Джесси как раз не было в комнате. Я повернулась, чтобы сказать ему об этом, но осеклась, когда поняла, что он смотрит на меня.
Мама?..
– Ты… ты это мне, Джесси? – тихонько спросила я.
Он кивнул головой и показал мне за плечо:
– Мне нужна вон та деталь, на столе.
Я потянулась за спину, взяла с кофейного столика синий кусочек пластмассы и передала ему. Джесси улыбнулся.
– Спасибо, – вежливо сказал он, ставя фрагмент конструктора на место.
– А можно я тебя обниму? Ты не против? – Мне было немного страшно просить его об этом.
Джесси засомневался, потом посмотрел на меня. Я видела, что он усердно раздумывает. Неужели он доверится мне?
Потом Джесси кивнул.
– Ладно, – сказал он, откладывая лодку в сторонку.
Я потянулась к нему, он подошел и уселся ко мне на колени. Я обвила его руками и крепко прижала к себе. В ответ он тоже обхватил мою шею и обнял меня.
И тут я поняла, что он подарил мне возможность стать мамой. И возможно, я смогу дать ему шанс побыть ребенком.
Барбара Л. Уорнер
Я не хочу нового ребенка
– Яне хочу нового ребенка.
Вот что ответил мой старший сын Брайан, когда я объявила, что у нас с его папой будет третий ребенок. Он страшно ревновал, когда родился его брат Дэмиен. Но теперь трехлетний Брайан был недоволен новым малышом, и ни логика, ни убеждения, ни уговоры не могли его сломить.
Я озадаченно спросила его:
– Почему же ты не хочешь нового ребенка?
Он посмотрел на меня глазами, полными слез, и сказал:
– Потому что хочу оставить себе Дэмиена.
Розмари Лори
Не в нашей власти
Вобед раздался звонок в дверь, и я ответила онемевшим голосом. Более неподходящего времени для мастера по ремонту нельзя было и представить. Я находилась на пятом месяце беременности и была на грани срыва, томясь в ожидании телефонного звонка. На самом деле, поломка системы сигнализации была крайне некстати в данный момент. Дело было не только в зашкаливающих эмоциях, но и в очередном чеке за ремонт.
Наше материальное положение было шатким. Меня терзал утренний токсикоз с момента подъема с постели, и состояние так ухудшилось, что пришлось бросить работу. Мы еще даже не подсчитывали, во что нам это выльется. И все‑таки, несмотря на трудности, мы пребывали в радостном волнении и не жаловались. На протяжении полутора лет мы пытались завести ребенка и даже прошли тестирование на фертильность, но без определенных результатов. Однако в следующем месяце раздался долгожданный телефонный звонок. Я была беременна!
Первый триместр прошел благополучно, за исключением утреннего токсикоза, лишившего меня сил, однако я знала, что это состояние временное.
Я с нетерпением ждала каждого визита к доктору, желая узнавать все больше и больше о нашем малыше. И когда мне, помимо обычных анализов, предложили сдать кровь на врожденную спинномозговую грыжу у эмбриона, я без промедления согласилась.
Доктор немедленно позвонил мне, когда пришли результаты. Профессиональным, но обеспокоенным голосом он сообщил, что количественные показатели пробы настолько низки, что выходят за пределы нормы. Вместо спинномозговой грыжи результат анализа крови предполагал синдром Дауна.
Мне незамедлительно назначили амниоцентез. Мы с моим мужем Робом пребывали в жутком состоянии, таким же жутким был и тот день. Я также прошла ультразвуковое исследование, и в первый раз мы увидели движение нашего малыша. Все это вдруг показалось мне таким реальным. Мы собирались стать родителями, и этот маленький человечек был мальчиком! Ведь не могло быть у него чего‑то плохого?
В действительности нам сказали, что результатов придется ждать две недели. И это последний срок для безопасного прерывания беременности. Но никакие диагнозы не могли нас заставить принять такое решение.
Ожидание продолжилось, и эти две недели показались бесконечными. Я старалась отвлечься, думать о других делах, но слова «за пределами нормы» вновь и вновь всплывали у меня в голове. И в это время наша встроенная система сигнализации вышла из строя. Вот уж о чем мы и подумать не могли. Роб каждый день уходил на работу, а я чувствовала себя одинокой и беспомощной.
Наконец настал день предполагаемого ответа. Мне никогда не забыть, насколько сильно я нервничала, находясь весь день дома в одиночестве в ожидании телефонного звонка. Но звонка все не было. Вскоре я не выдержала и позвонила сама, но медсестра сказала, что результатов до сих пор нет.
Утро перешло в обед. Когда позвонили в дверь, я была уже практически не в себе. На автопилоте я впустила мастера по ремонту, показала ему сигнализацию и быстро удалилась.
Переполненная эмоциями, я ловила себя на мысли: «Это действительно очень дорого для нас!» или «Неужели нельзя было выбрать еще худшего момента?». Не спасала и вера в «Благословенное время Божье».
Примерно через два часа позвонила медсестра. Начало разговора напомнило мне неудачную шутку: есть новость хорошая и плохая.
Хорошей новостью было то, что у нашего сына не выявили синдрома Дауна. Плохой – у него было две хромосомы, соединенные друг с другом. Медсестра объяснила, что если у нас с Робом есть такая же патология, то с ребенком все должно быть в порядке. Если у нас этого нет, значит, чего‑то не хватает в генетической карте ребенка.
– Чего‑то не хватает? – Я старалась не закричать. – Например, чего? Что это значит?
– Простите, миссис Хорнинг, но мы не можем объяснить, что не так с ним, пока он не родится. На данный момент лучшее, что вы с мужем можете сделать, – это немедленно сдать кровь на анализ.
– Немедленно? И мы сразу все узнаем?
– Мы можем сделать анализ сегодня. Результаты будут готовы через пять дней.
Пять дней?
В этот самый момент все рухнуло. У меня началась истерика. Я так не рыдала за все свои тридцать четыре года. Мне словно дали под дых, и я разевала рот, силясь вдохнуть.
В истерике я позвонила Робу на работу.
– Коллин, милая, послушай меня. Прошу тебя, иди к соседям. Прошу тебя, Коллин. Я приеду, как только смогу. Прошу тебя, не оставайся одна.
Но его неистовые призывы не действовали, и паника взяла надо мной верх. Я швырнула телефон в колыбель.
Пытаясь отдышаться после телефонного разговора, я осознала, что мастер по ремонту до сих пор работает в гостиной. Я не могла поверить, что он все это слышал. Расстроившись еще сильнее, я решила извиниться. Я вышла, сдерживая рыдания.
Мастер стоял в дверном проеме, словно ожидая меня. Не успела я открыть рот, как он подвел меня к стулу.
– Присядьте, – велел он. – Просто присядьте и восстановите дыхание.
Эти особые указания и мягкий тон застали меня врасплох. Присев и начав дышать, я стала успокаиваться.
Незнакомец устроился напротив меня. Тихим голосом он стал рассказывать, как они с женой потеряли своего первенца. Ребенок родился мертвым, так как они не знали о том, что у его жены во время беременности развился диабет. Им было невыносимо тяжело, но в результате они отпустили ситуацию, признав, что это было не в их власти.
Мастер внимательно посмотрел на меня:
– Я понимаю, как вам больно сейчас. Но вы не в силах ничего изменить. Остается лишь верить. И вы должны понять: все, что происходит с вашим ребенком, вы не можете контролировать. Чем сильнее вы попытаетесь взять все под контроль, тем больнее будет удар.
Он взял меня за руку и сказал, что их второй ребенок родился без осложнений, они с женой получили благословление – маленькую здоровую девочку.
Этот человек до сих пор думал о своем первом ребенке, маленьком мальчике, но, какой бы ни была причина, малышу не суждено было жить. Главное, – просил меня незнакомец, – верить, что все будет хорошо.
Затем так же тихо, как рассказывал свою историю, он встал и пошел к входной двери. А там обернулся и сообщил, что закончил работу и сигнализация отремонтирована.
Этот человек помог мне, как никто другой, – и что я могла ответить ему? Единственное, что мне удалось выдавить из себя, было кроткое «спасибо».
Потом я вспомнила, что не заплатила ему.
Мастер улыбнулся и сказал, что я ему ничего не должна. Все, о чем он просил, – это сохранять веру в лучшее.
Как оказалось, момент был идеальным.
Коллин Деррик Хорнинг
Примечание редактора: Ребенок Коллин и Роба родился спустя четыре месяца. Он весил 9 фунтов, 2,5 унции и был здоров.
Бесценное сокровище
Пять лет я ждала этого дня. Пять лет терпения, купания чужих детей и многозначительных вопросов друзей: «Ты еще не беременна?»
Я мечтала о собственном ребенке, и наконец это произошло. Его могли привезти в любую секунду. Мы с мужем с замиранием сердца ждали этого момента. Скоро он будет здесь, скоро! Нам сказали, что это мальчик. Наш собственный сын. Какая радость!
Несколько лет назад, еще до нашего долгого, мучительного пути к ребенку, я выбрала имя для мальчика. По не совсем понятной причине мы никак не могли определиться с именем для девочки, но что касается мальчика – все было быстро, без колебаний и сомнений. Нашего сына мы назвали бы Натан Эндрю, что означает «Дар Божий» на иврите. Я и не подозревала о значении имени, когда в первый раз произнесла его вслух на своем языке. Мне просто нравилось, как оно звучит – прекрасная, мужественная нота для моих ушей. Я выбрала имя для сына еще задолго до того, как он был зачат, когда он был лишь заветным сердцу желанием. Узнав о значении имени, я обрадовалась вдвойне. Насколько же оно подходит для такого ценного подарка от Бога.
И теперь мы ждали, когда привезут Натана Эндрю. Мучительные месяцы и годы ожидания скоро станут смутными воспоминаниями.
Автомобиль подъехал и припарковался напротив нашего дома. Мы приникли к окну, жадно наблюдая, как открывается дверца и выходит женщина с сумкой‑переноской, обернутой в одеяло. Она шла по дорожке, а я, затаив дыхание, провожала взглядом сверток в ее руке. Скоро малыш окажется у меня в руках. Да, Господь Бог дал ответ на наши молитвы.
Неожиданно все стало происходить как в замедленной съемке, и вопросы, подобно молнии, вспыхнули у меня в голове. Что с той девушкой, которая его родила? Что с тем парнем, который был его отцом? Чем они были заняты в этот день?
Всего лишь один порыв страсти вызвал череду событий, приведших к рождению этого невинного малыша. Невозможно представить, какие душераздирающие сцены разыгрывались в домах этих тинэйджеров спустя несколько месяцев после того порыва.
Я выбрала имя для сына еще задолго до того, как он был зачат, когда он был лишь заветным сердцу желанием.
Она могла бы сделать аборт. Несомненно, это было бы гораздо легче, чем терпеть весь тот стыд, что выпал на долю незамужней шестнадцатилетней матери. Гораздо легче, чем наблюдать, как упругая молодая кожа растягивается на огромном животе, внутренние ткани рвутся, оставляя шрамы на всю жизнь. Гораздо легче, чем переносить боль при рождении ребенка, когда сама еще, по сути, ребенок. Гораздо легче, чем вынашивать его девять месяцев, чувствуя толчки, движения, биение сердца, и поцеловать на прощание, перед тем как его заберут.
Я думала об этой молодой девушке, младше меня на десять лет. Она жила где‑то в городе, восстанавливалась после рождения ребенка, который больше ей не принадлежал. Наверняка гормоны у нее зашкаливали, слезы не высыхали на глазах, а руки были пусты.
После девяти месяцев ожидания она подарила жизнь маленькому мальчику. После пяти лет ожидания мы забирали этого мальчика и дарили ему жизнь, которую он заслуживал. Мы будем любить его и физически, эмоционально и духовно дадим ему все, что этой девчонке было бы не под силу.
Со слезами на глазах я молча поблагодарила незнакомку за ребенка, ставшего моим. На свой страх и риск она выносила и вскормила его в своем теле, перенесла боль при родах и теперь будет носить шрамы до конца своих дней. И после она отдала его мне.
Сейчас я была его мамой, и останусь ею на всю жизнь. Я потянула одеяло с ручки переноски и пристально посмотрела на лицо моего сына. На меня уставились огромные серые глаза с густыми черными ресницами. Я коснулась крошечных, идеальных по форме пальчиков на руках и ногах. Он был красивым!
Со словами благодарности, переполняющими сердце, я прошептала: «Спасибо тебе!» – не только Богу за ответ на наши молитвы и дар ребенка, но и той девушке, с которой никогда не встречусь. Подарок девушки стал бесценным сокровищем. Спасибо тебе!
Сандра Джулиан Баркер
Избранная
Ни клочка моей плоти,
Ни кусочка моей кости,
Каким‑то чудом, но ты мой –
Заполни этим разум свой.
Не вырос ты под этим сердцем,
Но ты в нем.
Автор неизвестен
Это моя самая любимая история на все времена. «Мы годами ухаживали за детьми, но спустя время им приходилось возвращаться к своим родителям. И тогда мы захотели собственного ребенка, которого оставим у себя навсегда».
Маленькой я обычно сидела у мамы на коленях, когда она начинала рассказывать эту историю, но, повзрослев, стала садиться напротив, чтобы видеть ее лицо. В фотоальбоме были фотографии и других детей: чернокожих, смуглых, белых – они выглядели грустными, хмурились и обнимали собаку. На самых последних страницах прямо в камеру улыбалась упитанная счастливая девочка, и это была я.
Мама продолжала историю: «Стоял пробирающий до костей ноябрь 1947 года. На самом деле это была самая холодная зима за последние сто лет.
Поезд уже стоял на станции, когда мы в него зашли, выдыхая огромные облака пара. Мы не ездили никуда годами из‑за войны и, оказавшись в вагоне, едва могли усидеть на месте, так велик был наш восторг. Мы даже не обращали внимания на холод. Все выглядело таким красивым. Казалось, что вся страна заморожена. Кругом было белымбело».
На этом моменте мама всегда останавливалась и улыбалась, а я представляла заснеженную сказочную страну, деревья, скованные льдом, капающие сосульки на крышах, яркий орнамент из снежинок на окнах поезда.
«Наконец мы приехали и сели на автобус, везущий к большому дому. Хозяйка ждала нас и напоила чаем, чтобы мы отогрелись. Потом она повела нас по дому. Там были десятки и десятки детей! Комнаты, заполненные ими! Мальчики и девочки со светлыми и темными волосами. Были голубоглазые и кареглазые, как ты. Мы долго осматривались – так много было детей, так много очень милых. Твой папа и я просто не знали, как нам выбрать».
«Мы выбрали тебя» – должно быть, самые сладкие слова на любом языке.
Если я сидела у нее на коленях, она крепко обнимала меня и затем, потянувшись губами, целовала в лоб. Если я сидела напротив, у нее был далекий взгляд, наполненный воспоминаниями. Я с нетерпением ждала продолжения и ерзала, как червяк.
«Вдруг, – продолжила она, – мы зашли в новую комнату и там во второй кроватке увидели тебя. Ты стала всхлипывать, как будто ждала нас всю свою жизнь, и мы сразу поняли, что ты была той единственной, которую мы так хотели и ждали. Ты со своей смуглой кожей и густыми черными волосами была самой красивой малышкой в этом доме. Нам сказали, что тебя зовут Сьюзан и тебе четыре месяца.
– Это она, – спросила хозяйка, и мы сказали:
– Да, определенно, она.
Мы запеленали тебя и вернулись на станцию.
В поезде люди подходили к нам.
– О, какая чудесная малышка. Она ваша? – спрашивали нас, и мы отвечали:
– Да, мы ее только что выбрали.
– Что же, – говорили нам, – вы выбрали лучшую. Сразу видно, стоит только бросить взгляд».
В этот момент я уютно усаживалась, поджимая пальцы на ногах, чувствуя себя особенной. Порой я испытывала жалость к детям из обычных семей. На протяжении многих лет, садясь в поезд, я думала, что перешептывающиеся в купе пары едут куда‑то, чтобы взять себе ребенка.
«Мы выбрали тебя» – должно быть, самые сладкие слова на любом языке.
Сью Уэст
Глава 6. Особенные моменты
Дети ваши пусть вас помнят,
И сердца их пусть заполнят
Не игрушки‑развлечения,
А особые мгновения.
Элейн Хардт
Дата добавления: 2018-09-23; просмотров: 227; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!